16. De consolatione pecuniae
СТЮАРТ: Если вы спросите меня – а у меня было время поразмышлять об этом, – любовь, или то, что люди под этим подразумевают, есть некая система, когда тебя после секса называют «милый».
Я пережил тяжелое время после этой истории. Не расклеился и не сломался, потому что я не из той породы. По-видимому, я и дальше буду жить как жил – заниматься более или менее тем же, чем занимался, и останусь тем, кем был, и, безусловно, под тем же именем. (Я имен не меняю, помните?), и так до тех пор, пока не уйду с работы, и старость начнет разъедать мою личность, и смерть в конце концов сотрет мое имя. Но эта история изменила меня, Нет, не придала мне зрелости, не сделала меня взрослым. Но изменить изменила.
Помните, я рассказывал, как у меня все время было такое чувство, что я не оправдал ожидания своих родителей? Я раньше считал, что так бывает только между детьми и родителями, а если повезет, то и между ними может не быть. А теперь думаю, что это всегда. Вопрос только в том, кто кого разочаровал. Например, когда история эта произошла и мы все проходили через испытание – как я теперь понимаю, не я один через него проходил, – я тогда думал, что не оправдал ожиданий Джилиан. Я думал: так и идет, я, в чем-то обманул ожидания родителей (они мне толком не объяснили, в чем), а теперь я обманываю ожидания моей жены, уже в чем-то другом, но тоже совершенно непонятном. Но потом, вскоре, я сообразил, что не я подвел ее, а они подвели меня. Жена предала меня, лучший друг предал меня, и только мой характер, моя глупая манера во всем винить себя помешали мне понять это раньше. Это они меня разочаровали, а не я их. И я сформулировал принцип. Не знаю, смотрите ли вы регби, но несколько лет назад была в ходу такая шутка: надо опередить и первым нанести ответный удар. Я теперь живу по этому же принципу: надо успеть первым обмануть ожидания. Обмануть их надежды до того, как они обманут твои.
Подмогой мне послужила работа. Сначала просто как место, куда можно уйти, как что-то еще заслуживающее уважения. Это отдельная система, она и без меня будет существовать всегда. Но она позволяла мне сидеть перед монитором и принимать в ней участие. И за это я своей работе, деньгам был благодарен. Я бывал подавлен, я напивался, конечно, я приходил в бешенство; но стоило мне сесть и заняться деньгами, и я становился спокойнее. Я относился к работе с почтением. Никогда накануне не пил, если утром идти в офис. Приходил обязательно в свежей рубашке, напивался исключительно по пятницам и субботам. Одно время это были каждая пятница и суббота. Но наступал понедельник, и я в белой рубашке, с ясной головой, садился на свое место и занимался деньгами.
А поскольку это мне давалось лучше всего в жизни, я стал усовершенствоваться, стал больше узнавать. В птицы высокого полета я никогда не метил. Я летаю на средней высоте. Я не сторонник рискованных операций с оффшорными саудовскими мегабанками. Я всегда выступал против, говорил, что не надо торопиться, лучше еще раз проверить, все ли учтено, помните, что сталось со Вторым Городским банком в кукурузном поясе? Я большой мастер произносить такие речи. Не всем же быть хлыщами в модных костюмах, набивающими карманы в благоприятные времена и прогорающими к двадцати пяти годам. Словом, когда мой банк открыл отделение в Штатах, меня как рассудительного служащего среднего звена отправили в Вашингтон, где я в настоящее время и нахожусь.
И опять же помогли деньги. Я относился к ним с уважением, и они отплатили мне добром. Помню первый случай, когда они мне помогли. Это было незадолго до того, как моя бывшая жена и мой бывший лучший друг причинили мне последнее, окончательное разочарование, вступив в брак между собой. Тяжелое было время, как вы можете себе представить. Я тогда никому не верил, даже в самых пустяковых делах. Откуда мне было знать, может быть, эти люди нарочно стараются, чтобы я к ним привязался, а потом вонзят мне нож в спину?
В один прекрасный день, вернее– вечер, если быть точным, я решил, что мне нужна женщина. Помимо всего прочего, что Джилиан надо мной учинила, она еще отвадила меня от секса. Я не испытывал потребности в сексе, когда я это надумал, понимаете? Просто я боролся против того, что они со мной сделали. И вот я стал думать, как бы это устроить? Потом сообразил, что ведь для внешнего мира я выгляжу бизнесменом в костюме, почему бы мне и не поступить так, как свойственно бизнесмену? Был субботний вечер. Я упаковал чемодан, доехал на такси до отеля на Бейсуотер-роуд, снял номер, потом вышел на улицу, купил журнал для бизнесменов и вернулся в отель.
Перелистал страницы объявлений и остановил выбор на учреждении, которое предлагало услуги: «образованные девушки, массаж и эскорт, в вашем отеле, кредитные карточки принимаются». Насчет кредитных карточек я задумался. Стоит ли? Такой возможности я не предусмотрел и прихватил с собой изрядную сумму наличными. Может быть, их интересует номер кредитной карточки, чтобы потом вас шантажировать? Но я теперь один из немногих людей в городе, кого никаким шантажом не возьмешь. Семьи у меня нет, не от кого таиться. А если в моем банке станет известно? Им может разве что не понравиться, если я соглашусь на такие проценты, которые бросят тень на мою профессиональную компетентность.
Потом, уже набрав номер, я вдруг испугался: что, если пришлют девушку, похожую на Джил? Это уже будет удар ниже пояса. Поэтому, когда там осведомились, нет ли у меня каких-либо особых пожеланий, я спросил, не найдется ли у них девушки восточного типа? И мне прислали Линду. Точнее, девушку, назвавшуюся Линдой. Она стоила сто фунтов. Это была ее цена. И это купили мне деньги. Я не намерен вдаваться в подробности, потому что я не из тех, кто вдается в подробности на такие темы, скажу только, что покупка того стоила, стоила каждого пенни. Девушка превосходно делала свое дело. Как я сказал, я не испытывал потребности в сексе, просто я решил, что так надо; но очень скоро я уже ощутил и потребность тоже и был рад, что я ее ощущаю. Когда она ушла, я посмотрел, что она записала на кредитном корешке в графе «Количество и название». Там стояло: «Товар». И больше ничего, просто – «товар».
Иногда пишут разные шуточные названия, например, «Оборудование для обслуживания». Или ничего. Или что их попросишь. Но я всегда буду помнить, что Линда написала просто– «Товар». Действительно, это была торговая сделка, бизнес, возразить нечего. С того времени было много таких девиц, как Линда, некоторые тоже Линды. Очевидно, они пользуются определенным набором имен. Я знал немало Линд, многих звали Ким, или Келли, или Лорэн, или Линзи. А вот Шарлотты и Эммы в этой профессии мне почти не попадались. И еще один плюс состоит в том, что при выборе имени никому из девиц не приходит в голову мысль назваться Джилиан в угоду бизнесмену в сером костюме с кредитной карточкой наготове. Во всяком случае, не в полной форме. Мне кажется, я бы этого не вынес. Была одна девушка – в Манчестере, по-моему, – которая сказала, что ее зовут Джил.
– Это полное имя? – спросил я, замерев. Я как раз доставал кредитную карточку.
– В каком смысле? – Она растерялась, словно я экзаменовал ее перед тем, как воспользоваться ее услугами.
– Как ты значишься в медицинских документах?
– Джил, конечно. Конечно.
Мне нравится в Америке. Нравится быть в Америке иностранцем. Иностранцем, но англоязычным. Даже англичанином. Американцы очень дружелюбны, как нам твердили тысячу раз, и действительно, те, с кем я знаком, держатся по-дружески, но когда они подходят ко мне слишком близко и я делаю шаг назад, они относят это на счет моего англичанства. Они думают, что я немного чопорный, слегка неконтактный, – и пусть себе думают. Я делаю шаг назад – первым причиняю им разочарование.
И девицы у них хороши. Я имею в виду – профессионалки. Эти зовутся Шелли или Марлен. Эмм и Шарлотт по ту сторону океана в этом бизнесе тоже не встретишь. И ни одной Джилиан. По крайней мере в полной форме.
Я вам, наверно, теперь не особенно нравлюсь. А может, и раньше не нравился. Ну и ладно. Я больше никому не обязан нравиться. Конечно, у меня в планах нет сделаться кровожадным мультимагнатом, который надо всеми измывается, – я никогда нарочно не обижаю людей, это мне не свойственно. Просто мне теперь уже мало заботы, любят меня люди или нет. Раньше я очень старался нравиться, заслужить похвалу. А теперь, смотрю, мне уже это более или менее все равно. Вот маленький штрих: я снова стал носить очки. Я перешел на контактные линзы ради Джилиан, думал, что так ей больше нравится.
Первое, что говорят про деньги, это что они – иллюзия. Условность. Если вы даете кому-то бумажку в один доллар, эта бумажка доллара не стоит, это всего лишь обрезок бумаги и чуточку типографской краски, но все условились между собой и поддерживают иллюзию, будто она стоит доллар, и поэтому она его и стоит. Все деньги в мире означают то, что они означают, только потому что люди согласились приписывать им некую иллюзорную цену. Точно так же и золото, и платина. Почему они высоко ценятся? Потому что все условились, что они стоят именно столько. И так далее.
Вы, наверно, уже поняли, к чему я. Другая всемирная иллюзия, другая вещь, существующая просто потому, что все согласились приписывать ей некую цену, – это любовь. Вы можете считать, что у меня завистливый взгляд, но к такому заключению я пришел. А ведь я столкнулся с ней вплотную. И получил по носу так, что не дай Бог. Я сунулся носом в любовь, как сую нос к самому дисплею, когда беседую с деньгами. Я нахожу, что тут можно провести параллели. Любовь – это всего лишь то, что люди условились считать существующим, чему условились приписывать некую вымышленную ценность. В наше время почти всеми она оценивается как предмет потребления. Но я не согласен. Если спросите меня, то, на мой взгляд, она идет сейчас по искусственно завышенным ценам. И в ближайшие дни можно ожидать обвала.
Когда-то Оливер повсюду таскал с собой книгу под названием «Утешение философией». «Ах, это так утешает, так утешает!» – манерно вздыхал он и снисходительно постукивал по обложке. Я никогда не видел, чтобы он эту книгу читал. Возможно, ему просто нравилось название. Но я человек с другой книгой, с другим названием, современным: «Утешение деньгами». Они действительно утешают, уж поверьте мне.
Теперь, когда у меня больше денег, меня стали находить интересным человеком. Ну, не знаю. Но отношение ко мне переменилось. И это утешает. Мне нравится покупать разные предметы и владеть ими, и выкидывать, если разонравились. Недавно вот купил тостер, а через неделю мне перестал нравиться его внешний вид, и я взял да и выбросил его вон. Тоже утешительно. Мне приятно нанимать людей, чтобы делали за меня то, что неохота делать самому, – мыть машину, убирать в квартире, покупать продукты. И это утешительно. У меня, конечно, много меньше денег, чем у некоторых, с кем приходится иметь дело, но, с другой стороны, и много больше, чем у большинства, с кем я сотрудничаю. Тоже утешает. И если заработки мои будут и дальше так расти и если деньги вкладывать разумно, то я смогу жить припеваючи и после того, как перестану работать, вплоть до самой смерти. Что касается этого, заключительного периода жизни, тут деньги, мне кажется, вообще гораздо более действенное утешение, чем философия.
Я материалист. А кем еще можно быть, если, конечно, ты не буддийский монах? Две великие религии, правившие миром в этом столетии – капитализм и коммунизм, – обе материалистические; просто одна работает лучше, чем другая, как показали последние события. Человека привлекают потребительские товары, всегда привлекали и будут привлекать. С этим надо сжиться. И любовь к деньгам – вовсе не корень всех зол, а наоборот, исходное условие человеческого счастья, общее утешение. Они гораздо надежнее, чем любовь.
Что видишь – можешь получить. Получаешь то, за что платишь. Это общее правило в мире, где обитают Ким и Келли, Шелли и Марлен. Я не говорю, что всегда без обмана. Конечно, бывает, что и обманывают, как бывают девицы, у которых болезни, и девицы, которые оказываются мужчинами; как во всяком бизнесе, встречаются мошенники, иной раз случаются неудачные покупки. Но обращайся к верным людям, плати верную цену, и тебе продадут, что тебе нужно. Обслужат надежно, профессионально. Мне нравятся условные фразы, которые они произносят, когда приходят. Чем могу быть полезна? Чего бы вы желали? Нет ли у вас особых предпочтений? Наверняка с другими клиентами за этим следует длительная торговля, пока наконец не проскрежещет машинка для кредитных карточек, – их носят в сумочке вместе с противозачаточными средствами. Но со мной торговля простая. Когда меня спрашивают, нет ли у меня особых пожеланий, я не морочу им голову школьными платьицами, плетками и проч. Я прошу, чтобы после всего меня назвали «милый». Всего один раз, и только. Больше ничего.
Я не сыч какой-нибудь, не поймите меня неправильно. Я приезжаю на работу, на работе вкалываю по-черному и зарабатываю деньги. Живу в хорошей квартире вблизи Дюпон-серкл. У меня есть друзья, и мужчины, и женщины, я с ними общаюсь, схожусь с ними так близко, как хочу, но не ближе. Разочаровываю их первым. И приятельницы у меня здесь тоже имелись. С некоторыми я спал, некоторые называли меня «милый» – до, во время и после. Мне это, конечно, нравится, но веры я не придаю. Единственно в какого «милого» я верю, это «милый», за которого мною уплачено.
Понимаете, я не считаю себя завистливым, циничным, разочарованным и тому подобное. Я просто вижу теперь яснее, чем раньше. Любовь и деньги – это две большие голограммы, которые сверкают у нас перед глазами, гнутся и поворачиваются, словно настоящие трехмерные объекты. А протянешь руку, и она проходит насквозь. Я всегда сознавал, что деньги – иллюзия, но и будучи иллюзией, они обладают замечательным могуществом. Что любовь – тоже иллюзия, я не сознавал, не знал, что сквозь нее беспрепятственно проходит рука. Теперь знаю. Стал умнее.
Как видите, я в каком-то смысле перешел на точку зрения Оливера, которую он в оскорбительной форме пытался мне изложить, когда мы оба напились и я в конце концов нанес ему удар головой. Любовь функционирует по законам рынка, утверждал он в оправдание того, что увел у меня жену. Теперь, став чуть-чуть старше и чуть-чуть умнее, я склонен согласиться: любовь действительно имеет много общего с деньгами.
Из всего этого не следует, что я их обоих простил за то, что они мне сделали. И ничего еще не прошло. Ничего не кончено. Что делать, я не знаю. Как, когда… Я должен от этого освободиться… Но как?
По моим понятиям, существуют две системы: полная оплата на месте и рассрочка. Система оплаты на месте работает, как я выше описал, и работает надежно, при условии, что приняты нормальные экономические меры предосторожности. Система рассрочки именуется любовью. Меня не удивляет, что люди по большей части выбирают второй вариант. Нам всем нравится покупать в рассрочку. Но при оформлении покупки редко кто прочитывает мелкий шрифт внизу. О процентах мы не задумываемся… суммарную цену не подсчитываем… По мне лучше платить полную сумму на месте.
Иногда мне говорят, когда я выражаю свои взгляды на этот счет: «Да, я тебя понимаю. Это упрощает все дело. Но когда платишь за секс (мы, конечно, бываем уже пьяны ко времени такого братания), когда платишь за секс, – авторитетно говорят те, кто в жизни не платил за секс, – сложность в том, что шлюхи не целуют». Говорят это не без сожаления и тепло думают о своих женах, которые как раз целуют (но кого? кого еще? – подмывает меня спросить). Я киваю и не пытаюсь их разуверить. У людей такие сентиментальные представления о проститутках. Что будто бы они лишь изображают половой акт, а потом прячутся в скорлупу скромности и сберегают сердце и губы для возлюбленных. Возможно, что бывает и так. Но – шлюхи не целуют? Целуют за милую душу. Надо только заплатить за это. Подумайте, где еще вам могут дать губы в обмен на деньги?
Я не нуждаюсь в вашей жалости. Я теперь поумнел, и у вас нет основания относиться ко мне свысока. Возможно, я вам теперь не нравлюсь (а может, и никогда не нравился). Но, как я уже сказал, я больше никому не обязан нравиться.
Деньги не могут купить любовь? Очень даже могут. Любовь, как я уже говорил, это такая система, которая обеспечивает, чтобы после секса тебя называли «милый».