17
– Монсеньоры! – Карл немного отошел в тепле, в свежем белье, в обществе Жануария, без которого в последнее время чувствовал себя очень неуютно. – Сегодня мы одержали легкую победу и в том, что она была легкой, заслуги каждого из вас переоценить невозможно.
Иногда ба, ах и ка герцогского тела входили во взаимную гармонию и Карл струил мириады флюидов душевного тепла. Сейчас получилось не вполне и оттого встречные улыбки д’Эмбекура, Жануария, де Ротлена и Никколо вышли чересчур масляными. Но Карлу не было сейчас дела ни до своей, ни до чужой фальши. Прокрутив до конца все «спасибо за пожалста», «пожалста за спасибо» и «пожалста за пожалста», герцог выдержал паузу и, понизив голос, сообщил:
– Пришло время для решающего сражения, монсеньоры. Поэтому мы остаемся здесь, под Нанси.
Все, исключая Жануария, побледнели.
– Предвижу ваши вопросы и возражения, монсеньоры, – продолжал Карл, расставляя колени, наклоняясь вперед и тяжело опуская локти на стол со штабными картами. Все непроизвольно подались назад.
– Первое. Боевой дух у наших солдат впервые с начала похода не оставляет желать лучшего. Но ещё неделя бездеятельных маневров – и начнется разложение, как уже было там, где все мы помним.
(Слово «Нейс» последние полтора года было при бургундском дворе строжайшим табу.)
– Второе. Жануарий обещает послезавтра сильный мороз. В лафетных колесах замерзнет деготь и наша артиллерия из полевой превратится в крепостную. А наша единственная крепость – лагерь, в котором мы сейчас находимся.
– Третье. Все дороги в этой области идут мимо Нанси. Значит, тевтоны и англичане могут опоздать, но не могут с нами разминуться.
– Четвертое. Пока о поражении Рене Лотарингского узнают немецкие князья, пока они соберут войско, если они вообще отважатся выступать зимой – пройдет самое меньшее три недели. А французы будут здесь завтра-послезавтра. Уставшие с дороги, как и лотарингцы сегодня. Таким образом, если у нас вообще есть шансы победить в решающем сражении – так это здесь, под Нанси. Всё. Соображения невоенного характера приводить не буду.
"Конечно, «пятое» мы так и не услышим, – мысленно вздохнул д’Эмбекур, который в эту кампанию особенно остро тосковал по жене. – А ведь «пятое» – самое главное: «Так я хочу и велю, рассудок уступит хотенью.»
Воцарилось, натурально, молчание.
– А что сулят звезды? – осведомился наконец Никколо, практикующий аристотелианец, как и половина итальянских инженеров эпохи Quattrocento <название XV в. в историографической и искусствоведческой традиции (ит.).>. Визирная линия его острого носа уперлась в жануариев подбородок.
«Если бы ты знал, как сложились звезды, кудесник громобойной смерти, ты бы нанялся со своими канонирами на службу к венецианскому дожу, у которого сейчас вечный мир с турками», – так говорил Жануарий, говоря:
– Звезды сейчас сулят наилучшее из худшего, монсеньор. Но далее они грозят перемениться к наихудшему из худшего.
Карл, который нарочито не хотел слушать общие прогнозы Жануария и вот уже три месяца справлялся у него только о погоде, поежился. Герцог хотел объявить военный совет закрытым, но в этот момент по полотняным стенам шатра что-то застучало. Оказалось – многозначительный град размером с петушиное яйцо. Ну кто тянул за язык этого Никколо?