17
Мон-жу-а. Мон-жу-шестая пуговица не поддавалась увещеваниям нетерпеливых пальцев слишком долго, увы, слишком долго, Тристан, спи-усни, о, усни, мой печальный Тристан, и вместе с треском, вместе с остатками нити была с наслаждением отторгнута – … – а! Ах, Тристан!
Герцог стремительно развернулся на каблуке, на одном каблуке, как заправский Тристан, и швырнул снятое в угол. Вот так. Так-то. Да.
Не сняв сапоги, в постель не ложись. С дамой ли, без дамы – в постель в сапогах не ложись.
Спальня невелика и в восемь шагов он вновь пересек её и вновь балетно развернулся. Так фуэтируют, когда танцуют, заводные танцовщицы в мавританских шкатулках. И его личная, уведенная из бани танцовщица в шкатулке слоновой кости, делает это так же. Интересно, как её зовут? Всякую женщину как-нибудь зовут, даже если она не живая.
«Динь-делень», – пропел герцог безымянной танцовщицей из мавританской шкатулки.
Динь-делень, динь-динан, весь в шелках на семьсот золотых золотых, мы павлин, мы роскошны, мы ходим.
Завязки на манжетах туги и завтра же, завтра, подлежат упразднению, немедленно, сейчас, завтра. Никаких но! Вы понимаете, монсеньор, о чём мы с вами говорим. Впрочем, с рубахой можно повременить. Повременим. Некто близок, некто войдет и не откажет в любезности помочь с завязками.
Мы присели на край кровати, утомлены. Наверное, это Филипп, де Коммин. Наш новый аппаратчик, скорый да ранний политиканчик. Пора бы уже приехать. Гонец, конечно, быстроног, но ведь и Коммин наверняка меняет лошадей как перчатки.
Это что же получается, а? Не перепроверь д’Эмбекур тайно счета Коммина, не попади его разоблачительное письмо вместе с этим расторопным бретонцем сюда в Перрон, опередив самого расторопного Коммина, так вышло бы, что пятьсот экю безнаказанно пошли этому сопливому назначенцу на бархат и золоченую сбрую? Молодец, конечно, что уломал англичан на двести, но они ведь и послужили так себе. Вот, имеем: Льеж, мятеж и скрежет зубов.
Если войдет не Коммин, а Жануарий – ему будет полезно послужить господину простым слугой, если дама – с ней в постель не ложись, позабыв сапоги. Но вот если Филипп – …мы ещё не знаем, что с ним сделать. В наши времена наблюдается повсеместный упадок нравов и оттого едва ли будет излишеством отеческое назидание юноше в годах Тимея. Минуя мозоли, сапог сошел. Нога вздохнула прелостью. Дверь за спиной бесшумно растворилась.