Глава 19
Замок Фремлингем, Саффолк, январь 1207 года
Подвенечное платье Махельт было из дамасского шелка, расшитое серебряной нитью, кристаллами и жемчужинками. Оно очень шло к ее фигуре и медно-каштановым волосам. Серебряный пояс подчеркивал тонкую талию и мягкие изгибы юного тела.
Изабель с гордостью наблюдала, как Махельт танцует первый танец со своим новоиспеченным мужем. В двадцать три года Хью Биго возвышался над своей тринадцатилетней женой, как башня. Однако он не выказывал никакого неудовольствия по поводу их разницы в возрасте или росте; впрочем, у него у самого были младшие сестры, и он привык к обществу таких молоденьких девушек. Он обращался с Махельт как с королевой, а она от его внимания расцветала, словно роза. Изабель была до слез счастлива за них, но одновременно в ее сердце жила тревога.
Рядом с ней Вильгельм наблюдал за танцующими с ничего не выражающим лицом, хотя, когда Махельт встречалась с ним взглядом, улыбаясь, он отвечал ей улыбкой и ободряющим жестом. В честь их свадьбы он надел все свои графские регалии, что делал крайне редко, а его голову украшал венец с драгоценными камнями. Изабель знала, что ему тяжело видеть, как его дочь выходит замуж, да еще так скоро, возможно, это было даже тяжелее, чем отдать сына в заложники. Махельт была его старшей дочерью и всегда занимала в его сердце совершенно особое место. Она больше не прибежит к нему с приветствием, когда он будет возвращаться с войны, не покажет ему, что у нее новенького, не попросит вечером у камина научить ее какой-нибудь песне. Теперь все это принадлежало ее мужу и его семье.
— Нужно было сыграть свадьбу сейчас, — произнес он с сожалением. — Жаль, мы не можем взять ее с собой в Ирландию, но мы не знаем, как долго там пробудем. Возможно, для нее безопаснее оставаться здесь во Фремлингеме в качестве жены Биго.
Изабель смолчала о том, что сейчас он, наверное, чувствует то же, что она испытала, когда он отдал их сына Иоанну. Это было бы ударом ниже пояса, да и ситуация была другая. Вильгельм тоже переживал из-за сына, и она сама страшно будет скучать по Махельт. Но, по крайней мере, их дочь будет взрослеть в доме, где ее любят и где есть строгие моральные устои. Саффолк был достаточно далеко от дворца, и Махельт могла не появляться при дворе, если только ей самой этого не захочется, а Фремлингемский замок был новым, удобным и хорошо укрепленным. К тому же Ида была чудесной свекровью. Она была настоящей матерью, но не подавляла своей опекой и была счастлива разделить свои заботы и радости с женой старшего сына.
Изабель коснулась рукава Вильгельма. На нем был серебристый наряд, который переливался, когда к нему прикасались.
— Теперь у нее есть время, чтобы познакомиться со своей новой семьей, прежде чем она примет на себя все супружеские обязанности, — резонно заметила она.
Его веки дрогнули при словах «все супружеские обязанности».
Изабель крепко сжала его руку:
— Она унаследовала от тебя храбрость и решимость поступать правильно, а Хью добрый.
— Я был на свадьбе Иоанна и его королевы, — пробормотал Вильгельм. — Она была примерно того же возраста, что и Махельт, и так же развита. — По его лицу пробежала волна отвращения. — Я знаю, что Иоанн с ней сделал, и если бы я думал…
— Вот и хорошо, что ты не думал, — перебила его Изабель. Она снова устояла перед искушением упомянуть об их сыне, но Вильгельм должен был и сам видеть сходство ситуаций, если он не был совершенно слеп. — Это приличный дом, такой же, как наш, и они позаботятся о ней. Ида и Роджер защитят Махельт. Гуго — достойный юноша, ты и сам это говорил, и это было одной из причин, почему мы согласились на этот брак. И ты сейчас оскорбляешь его своими замечаниями… и самого себя оскорбляешь тем, что допускаешь такие сравнения.
Вильгельм поморщился.
— Ты права, и разумом я это понимаю, но даже так… — он покачал головой и, извинившись, удалился в личные покои.
К Изабель тут же подошла Ида Норфолкская в великолепном наряде из синей шерсти и в сапфировых украшениях.
— Граф Маршал хорошо себя чувствует? — обеспокоенно спросила она.
Изабель улыбнулась, чтобы успокоить хозяйку:
— Он переживает, что мы оставляем Махельт, а она еще очень молода. Думаю, я тоже за нее волнуюсь, хотя и понимаю, что лучшего дома для нее не найти.
Ида взяла Изабель за руку.
— Разумеется, вы волнуетесь. Вы ее мать, и она действительно еще слишком молода для брака. Но я буду заботиться о ней как о родной дочери. Мой сын поклялся, что и пальцем ее не тронет, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы разделить с ним брачное ложе. У Махельт будет столько времени, сколько ей понадобится.
— Я это знаю, мы и мечтать не могли о лучшем муже для нее, — сказала Изабель, проявляя вежливость, но при этом говоря искренне. Она была рада, что Вильгельм ушел в личные покои. Мужчин всегда обвиняют в грубости и неотесанности, но в некоторых ситуациях они становятся нежными как ягнята. Он, возможно, не вынес бы этого разговора о дочери.
— Иоанн действительно согласился отпустить вас в Ирландию? — поинтересовалась Ида, сменив тему, поскольку Вильгельм вернулся в зал.
Изабель покачала головой:
— Он все еще медлит с ответом, но в конце концов Вильгельм получит его согласие. Он не может отказывать нам вечно, а мы пока готовимся к путешествию.
Она снова взглянула на танцующих. Махельт, с раскрасневшимися щеками, блестящими глазами смотрела на Хью и смеялась. Для нее это будет легко, подумала Изабель. Она влюбилась в него, и, если он не будет дураком (а она знала, что не будет), она так же легко окажется в его постели, когда придет время.
Заметив отца, Махельт, извинившись, выпустила руку своего новоиспеченного мужа и, бросившись к Вильгельму с резвостью ребенка, которым до сих пор наполовину была, втянула его в кольцо танцующих. Он сначала танцевал рассеянно и неохотно, но потом Изабель заметила, что он улыбнулся Махельт и обнял ее.
Ида похлопала Изабель по плечу.
— Не присоединиться ли нам к ним? — спросила она. — Я обожаю танцевать, а уж танцевать на свадьбе сына с лучшей невестой, какую только можно было найти!
Изабель улыбнулась.
— Вы правы, — она начинала обожать Иду за ее доброту и деликатность. — Что может быть лучше?
Иоанн изучал свиток пергамента, который держал в руках. Свиток был в водяных разводах: он путешествовал через болота Уэльса, а в прошедшую неделю там было очень влажно, и, хотя сумка гонца, спрятанная под плащом, защищала его и чернила были по-прежнему хорошо видны, он был все-таки влажным и выглядел неопрятно.
— Вильгельм Маршал уже в четвертый раз обращается ко мне с просьбой дать согласие на его отъезд в Ирландию, — сообщил Иоанн своему другу и родственнику Питеру де Роше, епископу Винчестерскому. — Дать ему это разрешение?
Слова были написаны цветистым слогом писаря Вильгельма Майкла, Иоанн узнал его стиль. Подчеркнутая витиеватость фраз и избыточные приветствия были явно не в духе Маршала. Король ковырял болезненный заусенец на большом пальце.
— С тех пор как я вернулся из Пуату, он был при дворе лишь один раз и лишь для того, чтобы убедиться, что его мальчишка цел и невредим, и снова спросить об Ирландии.
Де Роше рассеянно поглаживал вышивку своей украшенной драгоценными камнями верхней ризы с широкими рукавами — так, как обычные люди гладят домашних питомцев. Облачение принадлежало Хьюберту Вальтеру и было почти бесценным.
— Он определенно готовится к отъезду, сир. Я слышал, он собирает в Стригиле и Пемброуке людей и провизию. Теперь, когда его старшая дочь в подходящем возрасте, он в январе выдал ее замуж за сына Биго. По-моему, все выглядит так, будто он обрубает или завязывает болтающиеся концы и готовится к тому, чтобы исчезнуть на какое-то время, иначе зачем выдавать девочку замуж так скоро?
Иоанн задумался. Маршал и Норфолк. При мысли о таком союзе ему сделалось не по себе.
— Я не стану скучать по нему, если этот самоуверенный старый болван сгинет там в болотах, — прорычал он, — но я не хочу, чтобы он со своей самоуверенностью торчал в Ирландии, где я не могу его контролировать. Предок его жены называл себя королем Ленстера, и я не потерплю, чтобы Вильгельм Маршал начал думать о себе в том же роде.
При этих словах де Роше снисходительно улыбнулся, как будто Иоанн сказал какую-то глупость:
— Трудно найти человека, который был бы склонен к таким мыслям меньше, чем Вильгельм Маршал.
— Я тоже так думал, пока он не встал на колени перед королем Франции и не принес ему присягу вассала, а потом отказался из-за этого плыть со мной в Пуату. Я доверяю людям только для того, чтобы они прикрывали мои тылы. Ранулфу Честерскому, Захеру де Куинси, Вильгельму де Брозу… а де Броз — союзник Маршала.
Повисла многозначительная пауза. Де Роше был слишком честолюбив и слишком беспокоился о собственном будущем, чтобы напоминать о том, почему именно де Броз впал в немилость, а Иоанн не стал бы говорить об этом, потому что не хотел, чтобы прошлое разлагающимся вздувшимся трупом всплыло на поверхность и разрушило его будущее.
Напряжение разрядилось с приходом молодой королевы. Изабель вошла в покои мужа в сопровождении двух своих женщин, ее походка была легкой и грациозной. Ее правая ладонь покоилась на слегка выпирающем животе. Задержка составляла всего пять недель, но она старалась убедиться в том, что все окружающие знают о ее предполагаемом положении, а особенно Иоанн.
Король взглянул на нее. Он уже начал думать, не сыграл ли с ним Господь злую шутку, позволив плодить незаконнорожденных детей с другими женщинами, оставляя собственную жену бездетной. Однако оказалось, что семя в конце концов пустило корни. Пока она еще не начала нукать без остановки и выглядела светящейся, как Мадонна, увешанная драгоценностями. Он выпил за ее здоровье.
— Пусть королева решит, — произнес он с игривой улыбкой, — дать мне разрешение графу Пемброукскому уехать в Ирландию или оставить его при дворе, где он будет у меня на виду?
Изабель равнодушно пожала плечами:
— А есть какая-то разница, уедет он или останется?
— Это я и пытаюсь понять.
Она медленно подошла к сундуку, на котором стояла бутыль, и жестом велела слуге налить себе вина. Она начала понимать механизмы власти и то, насколько прочнее становилось ее положение вместе с растущим животом.
— Мне нравится графиня, — сказала она. — Она бывает мила со мной, когда приезжает сюда, и умеет выбирать одежду и предметы обстановки.
Иоанн фыркнул:
— Не уверен, что могу с тобой согласиться. Я считаю леди Маршал отменной стервой, да еще с диким ирландским темпераментом впридачу.
— Тогда, может, ей в Ирландии самое место? — Изабель лениво махнула рукой, давая понять, что вся эта шумиха совершенно ни к чему. — Пусть уезжает туда со своим мужем. У тебя же есть их сын, верно? И если они перестанут мозолить тебе глаза, они перестанут тебя так раздражать?
— Вот это вряд ли, — пробормотал он горько, но выражение его лица смягчилось. — Пусть будет так. При необходимости я могу вызвать его к себе, и, ты права, у меня его сын.
Подойдя к ней, он обнял ее за талию и положил другую руку ей на живот.
— А у тебя мой.
Де Роше благоразумно удалился.
Десять дней спустя Вилли играл в Мальборо в кости у королевских покоев с одним из рыцарей Иоанна, Томасом Сэнфордом, и Робертом Флемингом, молодым гонцом. Король рано отправился спать, и поэтому у Вилли, несмотря на то что он был на службе, выдалась свободная минутка.
— Мой отец здесь вырос, — рассказывал он, погромыхивая костями в чаше из рога. — Маршалы были коннетаблями этого дворца.
Сэнфорд хмыкнул.
— Однако сейчас они здесь не хозяева, — произнес он с полуулыбкой, чтобы показать, что не собирался обидеть приятеля. Он был флегматичным, светловолосым парнем. Его младший брат жил у Маршалов.
Вилли пожал плечами и бросил кости.
— Его потерял мой дядя Иоанн, потому что поднял мятеж против короля Ричарда, и нашей семье его так никогда и не вернули.
— Мне кажется, ты против этого не возражаешь, — Флеминг оперся локтями о стол. — Твоей семье сполна возместили эту утрату, разве не так? Ты уверен, что это не утяжеленные кости? Ты третий раз подряд выбрасываешь по две шестерки.
Вилли залился краской.
— Я не жульничаю. Ты бросал те же, — он передвинул свою фишку на доске. — Мне кажется, моему отцу все равно хотелось бы, чтобы нам вернули Мальборо. Он рассказывал, что они с братьями спали в этих покоях, когда были детьми.
Флеминг похотливо хихикнул:
— Ты хочешь сказать, что королева сейчас спит в постели твоего отца? Да это скандал!
— Не обращай на него внимания, Вилли, — миролюбиво отозвался Сэнфорд. — Он пьян и вообще никогда не может вовремя остановиться.
— Я умею молчать, если надо, — ответил Роберт, — и вас обоих могу перепить.
Вилли не принял вызова, прозвучавшего в голосе молодого гонца, и передал ему кости.
— Вот они, твои кости, ты, пьянчуга и хвастун, — весело сообщил Сэнфорд.
Флеминг изобразил на лице насмешливую гримасу. Он потряс чашку и бросил кости. Одна отскочила от стола и исчезла в пыли на полу.
— Вот черт! — опустившись на колени, он принялся ползать по полу и шарить руками в поисках кости, в темноте, озаренной лишь светом свечей.
— Ты ее никогда не найдешь, — сказал Вилли и взглянул на двух рыцарей и гонца, которые вошли в комнату, отодвинув портьеру, закрывавшую вход. Рыцари несли тяжелый сундук, а гонец был в запачканной одежде, с растрепанными ветром волосами и как-то решительно трезв. Вилли рассматривал очертания большой походной сумки, проступающие из-под дорожного плаща мужчины, и тяжелый меч, пристегнутый к его бедру. То, что он появился так поздно вечером, никого не удивило. Гонцы часто приезжали в самый неожиданный момент, такая уж у них была служба, и он привык к этому еще в доме своего отца. Однако многие из тех, кто приезжал к Иоанну и уезжал от него, делали это втайне. Приказания часто отдавались вслух, но засекреченно, а то и вовсе тайными сигналами и рукопожатиями.
— Это что? — спросил Томас Сэнфорд, поднимаясь на ноги.
— Новости из Ирландии, — ответил гонец. Вилли навострил уши. Он знал, что отец собирается туда уехать, и ему было интересно, какие новости передали Иоанну ирландские лорды. Тамошний юстициарий короля, Мейлир Фицгенри, был врагом Маршалов. Сам сундук тоже вызывал интерес. Вилли сомневался, что в нем книги.
Томас подошел к двери и три раза постучал, одновременно прося разрешения войти и сообщая о своих намерениях. Флеминг, покачнувшись, тоже встал на ноги, потерянную кость он так и не нашел, Томас обратился к нему через плечо.
— Лучше давай трезвей скорее, — предупредил он, — тебе сегодня, может быть, придется скакать куда-нибудь, если нужно будет отвезти ответное послание.
Король отозвался, и Томас пропустил рыцарей и гонца внутрь. Вилли схватил с трехногого столика бутыль и кубки и проскользнул в закрывающуюся дверь. Томас бросил на него быстрый взгляд, давая понять, что ему известны его намерения, но выгонять не стал.
Иоанн сидел перед камином в свободной рубашке и читал роман Вейса.
Гонец встал на колени и передал пакет с письмами. Иоанн взял его, осмотрел болтающиеся печати и открыл первое. Вилли стоял у двери, беззвучно дыша и стараясь выглядеть как можно менее подозрительно, на случай если его заметят и захотят отослать.
Потирая подбородок, Иоанн быстро читал и хмурился. Он взглянул на гонца и рыцарей.
— Деньги? — спросил он.
Один из них достал ключ, отпер замки и откинул крышку сундука, чтобы продемонстрировать Иоанну бесчисленные кожаные кошельки с деньгами. Король взял один из них, подбросил на ладони, отчего монеты громко зазвенели, а затем уронил обратно в сундук. Он вернулся к письму, затем поднял голову и уставился прямо на Вилли, дав ему таким образом понять, что он находился в комнате, потому что Иоанн этого хотел, а не потому что остался незамеченным.
— Твой отец, — Иоанн скривил верхнюю губу. — Твой обожествляемый выскочка отец, этот всеобщий образец для подражания… и твоя высокомерная стерва мать тоже…
У Вилли все внутри перевернулось.
— Ну, — мягко произнес Иоанн, — любого, даже самого великого человека можно поставить на колени, а при желании даже втоптать в грязь… и их гордых высокомерных жен тоже.
Вилли сглотнул:
— Я не понимаю, сир.
— Ты нет, но я заставлю твоего отца это понять, поставив его на колени. Скажи мне, мальчик, почему он так отчаянно хочет отправиться в Ирландию?
У Вилли вспотели ладони.
— Тамошние владения — это приданое моей матери, и этим землям необходимо уделять внимание, сир.
— Неужели? — Иоанн бросил письмо на стол. — А почему он не может оставаться в Англии и позволить своим подданным распоряжаться там, а?
Вилли молча покачал головой.
— Маршал собирается бросить вызов моему юстициарию, а следовательно, и моей власти, при первой же возможности захватив правление в свои руки, я знаю его. Лорд Фицгенри пишет, что он прекрасно об этом осведомлен.
Взглянув на сундук с серебром, Вилли начал кое-что понимать. Ему было всего десять лет, когда они впервые приехали в Ирландию, но он помнил, как разозлился Мейлир Фицгенри, потому что ему их приезд показался вторжением на его территорию. Со временем его отношение явно не изменилось, и Вилли знал, что отец хочет поехать в Ирландию, чтобы расставить все по своим местам. В таком случае неудивительно, что Мейлир написал обо всем Иоанну и прислал сундук серебра, чтобы упрочить свою позицию в этом споре.
Ему стало не по себе, потому что Иоанн смотрел на него с видом волка, собирающегося напасть на овечье стадо.
— Ты хороший парень и хорошо справляешься со своими обязанностями, — произнес король. — Твой отец достаточно охотно отправил тебя сюда, но я должен потребовать от него большего.
Какое-то мгновение он рассматривал сундук с серебром, а потом поднял голову:
— Я слишком дешево продал свою благосклонность. Думаю, пришло время поднять цену.
Весеннее солнце заливало стены Тинтернского аббатства бледно-желтым золотом и затапливало неф теплыми, ласкающими лучами. Изабель стояла на коленях у могилы матери и молилась. Надгробие, вырезанное из пурбекского мрамора и расписанное насыщенными цветами, было закончено через год после смерти Аойфы. Возможно, в коротком носе и сжатых губах статуи было что-то от умершей, но, впрочем, это могла быть игра света, или просто желаемое выдавалось за действительное. Изабель подумала, что ее мать была бы довольна элегантностью платья, которое придумал для нее камнерез. Тщеславие всегда было ее отличительной чертой.
— Махельт сегодня здесь нет, — сообщила Изабель надгробию, обнимая руками сложенные в молитве руки статуи. — Во время праздника в честь святой Агнессы она вышла замуж за Хью Биго, наследника Роджера Норфолка. Я думаю, он бы тебе понравился, хотя он и нормандец, — она робко улыбнулась: — Она теперь тоже Биго, и мне будет страшно ее не хватать, но я знаю, что там о ней будут заботиться как о родной. Вильгельм не хотел ее отпускать. Она всегда была его любимицей. Она слишком на него похожа.
Холодный камень нагрелся от ее прикосновения, и, хотя безмятежное лицо Аойфы было обращено к небесам, у Изабель было чувство, что мать ее слушает.
Она высказала вслух свою обеспокоенность тем, что Вилли не отпускают из дворца, и промолчала о своих разногласиях с Вильгельмом. Было большим облегчением говорить о своих тревогах и знать, что она не поступает опрометчиво. Наконец, глубоко вздохнув, она поведала надгробию остальные новости, что приберегала напоследок.
— Мы возвращаемся в Ирландию, — сказала она, — как только погода установится. Вильгельм получил разрешение короля. Он говорит, что нужно сделать так, чтобы мое приданое могло обеспечивать меня на случай, если он… если я его переживу. Ты была графиней Иберийской. Теперь и я ею стану. Клянусь, что сделаю все, что смогу, как и мои дети после меня.
Она вдруг расплакалась, но это были исцеляющие слезы, слезы светлой грусти.
Впервые за последние месяцы почувствовав себя спокойней, Изабель перекрестилась и вышла из аббатства на весеннее солнце, в мир, наряжающийся в нежно-зеленый цвет. Белла, Сайбайра и малышка Ева ползали по траве, собирали первые маргаритки, обнявшись, с мокрыми от росы подолами платьев. Вильгельм, ожидая ее, со скрещенными на груди руками разговаривал с аббатом Юдо. Сыновья стояли рядом с ним. Он взглянул на нее, когда она подошла к нему, и, как всегда, у Изабель дрогнуло сердце. Даже сейчас, когда между ними появились пропасти там, где никогда раньше и трещины не было, от его взгляда у нее перехватывало дыхание. Она подошла, чтобы поговорить с аббатом Юдо и обменяться с ним любезностями. Она видела, что у ворот стояло блюдо с пожертвованиями, раздававшимися за упокой души ее матери, и передала аббату еще денег на будущее и два сундука с плащами и обувью для калек и нуждающихся. Вильгельм стоял рядом с ней, пока она отдавала распоряжения, следовал за ней, но не вмешивался, потому что Тинтерн был ее местом, аббатство было основано ее прапрадедушкой.
Когда они были готовы ехать обратно, Вильгельм взял из рук ее конюха поводья и сам подсадил жену в седло, его рука задержалась ненадолго на ее щиколотке.
— Ирландия, — пробормотал он. — Никогда не думал, что скажу это, но я буду счастлив увидеть ее берега. Мне нужно… — он посмотрел на нее и сделал успокаивающий жест: — Мне нужно время, которого, похоже, всегда не хватает.
— Время, проведенное вдали от короля Иоанна, вдвое прекраснее любого другого времени, — произнесла она и получила в ответ напряженную улыбку.
— Я собирался сказать то же самое о времени, проведенном с моей женой, — изящно вывернулся он и, перед тем как сесть на своего жеребца, погладил ее лодыжку большим пальцем. Изабель смотрела на него и чувствовала, что у нее подергиваются веки. Потом она усиленно заморгала, покачала головой и на прощание нежно улыбнулась аббату Юдо.
В Стригиле знамена Маршалов и Клеров развевались на оборонительных сооружениях, украшая свежевымытые стены. К амбразурам были прикреплены щиты с гербами родственников и союзников: алый крест на золотом фоне — Биго, голубой с серебром — Солсбери, серебряные раковины гребешков на красном — Дэрли. Это зрелище радовало глаз и согревало сердце. Внутренняя часть башни была битком набита солдатами и слугами, продовольствием и амуницией, готовыми к переезду в Ирландию. Внутренний двор был заполнен телегами с багажом и вьючными лошадьми, подготовленными к завтрашнему отплытию. Отсюда их перебросят в Пемброук, а затем в Ирландию. Сегодняшний день был предназначен для пиров и прощаний.
Рыцари Вильгельма в качестве сюрприза организовали небольшой турнир. Деревянный балкон украсили ветками вечнозеленых деревьев и знаменами и принесли туда скамьи, убранные подушками, чтобы Вильгельм и Изабель могли сидя наблюдать за соревнованиями. Молодой рыцарь, победивший соперников, краснея, приблизился к Изабель, чтобы она поздравила его, и та наградила его светящейся улыбкой и поцелуем в щеку.
— Хорошо, что я не ревнив, — пробормотал Вильгельм.
— А зря, — подкусила его Изабель, — он очень симпатичный, — она прикоснулась к своим губам. — И вполне зрелый для своих лет, судя по выпуклости его штанов.
— Никогда не суди о мужчине по выпуклости его штанов, — игриво отозвался Вильгельм, — там может быть подложено все, что угодно.
— Ну, надеюсь, этот не оплошает, — ответила Изабель, посадив Еву себе на колени. Белла с Сайбайрой тоже поздравляли победителей, краснея и беспрестанно хихикая.
— Это не залог того, что в будущем вы обручитесь! — предостерег Вильгельм молодого Томаса д’Эвро, сына Стефана, когда Белла обвязывала шарфом его рукав; от сосредоточенности она даже высунула маленький розовый язычок.
— Стыдитесь, — рассмеялся д’Эвро, — мы тогда просто сбежим.
Вильгельм фыркнул:
— В таком случае тебе лучше пойти поупражняться с мечом.
Д’Эвро поклонился.
— Милорд, — попрощался он, поцеловал руку Беллы и ушел.
Расслабившись впервые за долгое-долгое время, Вильгельм наслаждался бездельем и смотрел, как мужчины демонстрируют свое мастерство.
— И я когда-то был таким же, — произнес он с ностальгией, — пытался показать все, на что я способен, перед королевой Алиенорой или с гордостью носил платок, подаренный мне молодой королевой Маргаритой.
Он наблюдал за Ричардом, сражающимся с одним из их оруженосцев, и с гордостью отметил быструю реакцию и точность движений своего сына. Паренек казался мягким, как щеночек, но вовсе таковым не был.
— Это было так давно, — произнес Вильгельм и внезапно почувствовал тоску по тем временам.
Изабель положила руку ему на рукав:
— Не так уж и давно, милорд. Если бы они устроили это представление не ради тебя, ты бы и сейчас был среди них.
От улыбки в уголках глаз Вильгельма залегли морщинки:
— А ты бы позволила мне к ним присоединиться?
Она как раз подыскивала тактичный ответ, когда на галерее появился Осберт, один из казначеев. Казалось, он весь — одно напряжение, и при взгляде на него веселость пропала с лица Вильгельма.
— Что? — спросил он.
Осберт потер ладони.
— Милорд, миледи, прибыл сэр Томас Сэнфорд с поручением от короля.
У Изабель все внутри оборвалось. С бесстрастным выражением лица Вильгельм поблагодарил Осберта и тихо велел позвать Сэнфорда.
— Пресвятая Богородица, — пробормотала Изабель, когда Осберт ушел. — Неужели он не может оставить нас в покое? Какую подлость он на этот раз замыслил? Если он что-то сделал с Вилли…
Вильгельм схватил ее за руку, чтобы успокоить:
— Я не знаю, чего он хочет. Но смысла гадать тоже нет. Что бы ни случилось, ты не должна никак на это реагировать, Иоанн получает наслаждение, когда ему удается ранить кого-то особенно глубоко. Томас Сэнфорд — достойный человек, и его брат у нас служит. Но все равно он должен будет передать королю наш ответ слово в слово, так что осторожнее.
Изабель кивнула и собралась. Быстро, но без суеты она созвала своих женщин и велела им отвести детей в другое место, откуда будет удобно наблюдать за соревнованиями. Спустя мгновение на галерее появился Томас Сэнфорд в сопровождении Осберта.
— Добро пожаловать, Томас, — приветствовал его Вильгельм, когда рыцарь поклонился ему и Изабель. Он указал ему место на скамье.
— Милорд!
— Рад тебя видеть, но боюсь, ты проделал такой долгий путь не для того, чтобы попрощаться с братом или присоединиться к нам в нашем путешествии?
Сэнфорд отрицательно покачал головой:
— Милорд, я всем сердцем жалею, что это не так. Я не стану врать, что я принес добрые вести.
Вильгельм смотрел, как двое рыцарей сражались, нападая друг на друга и отступая, делая выпады мечами и прикрываясь щитами. Он следил за тем, как движутся их ноги. Весь фокус был в скорости и удержании равновесия — танец смерти.
— А я и не ожидал, что ты расскажешь что-то хорошее, Томас, — произнес он, не сводя глаз с рыцарей. — Вряд ли король стал бы посылать ко мне гонца, чтобы тот проделал такой путь только затем, чтобы пожелать мне попутного ветра. Говори же. Ты меня хорошо знаешь. Даже если новости хуже некуда, я не стану отыгрываться на тебе.
Сэнфорд совсем не выглядел успокоенным, скорее, его волнение усилилось.
— Милорд, король хочет, чтобы вы передали ему своего сына, Ричарда, в качестве подтверждения своих добрых намерений относительно Ирландии. Если вы этого не сделаете, он отзовет свое разрешение на вашу поездку туда.
— Понятно, — сказал Вильгельм без какого-либо выражения.
Вся краска схлынула с лица Изабель.
— Нет! — ее голос звенел от страсти, она ударила рукой по перилам галереи. — Я скорее сгорю в аду, чем отдам Иоанну и Ричарда тоже.
Вильгельм бросил в ее сторону предостерегающий взгляд.
— Мне жаль, миледи, — деревянным голосом сказал Томас. — Король настаивает на том, что это его условие для вашего отплытия в Ирландию.
Изабель застонала, зажала рот рукой и, извинившись, покинула галерею.
— Зачем ему понадобилось настаивать на этом, если я поклялся ему в верности? — спросил Вильгельм, не давая своему голосу дрожать. Лишь единожды взглянув в сторону удалявшейся жены, он притворился, что забыл, как она себя вела перед уходом.
Томас неловко пожал плечами:
— Потому что он передумал, милорд. Он не хочет, чтобы вы ехали. Если быть откровенным, Мейлир Фицгенри написал ему письмо, в котором говорится о том, что, если он позволит вам распоряжаться в Ирландии, он никогда не сможет восстановить там свою власть. В качестве доказательства своей собственной искренности он послал ему вместе с письмом сундук серебра.
Вильгельм вскинул бровь.
— Мне жаль, — повторил несчастный Томас. — Я рассказываю вам все это как друг, и потому что вы хозяин моего брата.
— Я по-настоящему благодарен тебе за твою дружбу, — Вильгельм задумчиво тер подбородок. — Мейлир Фицгенри считает Ленстер своим куском пирога и не хочет делиться им с какими-то англичанами. Я от своего племянника знаю, что он захватил Уи Ченнеслейг и строит другие козни на моей земле. — Он посмотрел на Томаса: — Если тебе в бок попала заноза, ты оставишь ее нагнаиваться или вытащишь?
— Вы хотите, чтобы я ответил на этот вопрос, милорд?
Вильгельм покачал головой:
— Нет, не хочу. Ступай, помойся и поешь, поговори со своим братом, если хочешь. Сегодня можешь переночевать в зале. Я хочу обсудить это со своими советниками… и с женой.
— Разумеется, милорд.
Он проводил взглядом Томаса Сэнфорда, потом закрыл глаза ладонью и шепотом выругался.
Изабель сидела в их личных покоях с несколькими старшими рыцарями, отозванными с турнира. На Жане Дэрли все еще была надета кольчуга. На колене у него было пятно от травы, а на щеке грязный след. Джордан де Саквиль и Стефан д’Эвро сняли свои доспехи, но были при мечах. Ральф Музар промакивал свежий порез на щеке. Она рассказала им новости, и после возмущенных и испуганных восклицаний они погрузились в молчаливое ожидание.
Вильгельм вошел в покои, тихо закрыл за собой дверь и сел на свой стул, тот, на котором он отдыхал после долгого дня, ожидая, пока заботы отступят от него. Но сейчас ему предстояло принять трудное решение и возложить на себя бремя ответственности за него.
— Я рассказала им новости, — произнесла Изабель голосом, в котором слышались недавние слезы, голосом, готовым в любой миг сорваться. — Этот сукин сын намерен уничтожить нас.
Вильгельм рассеянно потер место на бедре, где иногда ему чудилась боль от старой раны.
— Да, настроение его определенно переменчиво, — отозвался он.
— Откуда эта внезапная вспышка подозрительности? — поинтересовался Жан Дэрли. — Вы ничего не сделали, чтобы ее спровоцировать.
— Само то, что я еду в Ирландию, уже достаточно провоцирующе, — ответил Вильгельм. — Мейлир Фицгенри предупредил Иоанна, что его авторитет ослабеет, если мне удастся утвердить свою власть в Ленстере, и послал королю крупную взятку серебром, чтобы он держал меня подальше оттуда. Теперь Иоанн говорит, что, если я хочу туда поехать, я должен отправить к нему Ричарда.
Подвижный рот Жана скривился от отвращения:
— Вы не должны этого делать, милорд. Одного сына более чем достаточно. Это все равно, что бинтовать палец, который не ранен.
Изабель не могла больше сдерживаться и вскочила на ноги.
— Мое слово: давайте загрузим повозки и лошадей и поедем своей дорогой. Мы через неделю будем в Ирландии в безопасности, все, включая Ричарда.
Де Саквиль и Музар уставились в землю, а затем украдкой посмотрели на Вильгельма. Жан открыл рот, чтобы согласиться с ней, но ничего не сказал. Он почти всегда принимал ее сторону, но он так же почти всегда был осмотрительнее, чем она.
Вильгельм покачал головой.
— Как ты думаешь, далеко ли мы уедем, если выберем открытое противостояние? Иоанн был правителем Ирландии задолго до того, как он начал править хоть чем-то еще. Если мы будем махать своими знаменами у него перед носом, он не просто свою армию приведет в Дублин. Он хочет, чтоб мы отправили туда своих управляющих и те бы справлялись, как умеют, но для нас это плохо. Если лорд Мейлир будет продолжать в том же духе, у тебя скоро не останется земель, данных тебе в приданое. Земли необходимо обезопасить, особенно новый порт и аббатства, — он скрестил руки. — Иоанн требует к себе Ричарда. Пусть. Мое слово: нужно отправить его к нему, подчинившись приказу короля, а затем уехать.
— Нет! — Изабель заскрежетала зубами. — Я не сделаю этого. Сохрани меня Бог, Вильгельм, я не сделаю этого!
Он опустил руки:
— У тебя нет выбора, если только ты не хочешь остаться здесь, позволить Мейлиру Фицгенри проглотить Ленстер целиком и бросить земли, которые твои отец и мать оставили на твое попечение.
— Я не отдам ему ни Ричарда, ни Ленстер, — голос Изабель дрожал от переполнявших ее чувств. — Они мои. Оба мои. Я скорее дойду отсюда до Иерусалима по лезвиям ножей, чем отдам кого-либо из них адскому отродью, вроде Иоанна!
— В тебе говорят чувства, а от этого никому пользы нет, — нетерпеливо сказал Вильгельм. — Эту ситуацию необходимо обдумать. Если мы останемся здесь с Ричардом, король достигнет своей цели. Если мы уедем в Ирландию и возьмем Ричарда с собой, это даст Иоанну возможность превратить нас в преследуемых за то, что мы его ослушались. Я не дам ему возможности почувствовать удовлетворение. Ричард должен отправиться во дворец.
— Нет! — ошеломленная Изабель впилась в него взглядом.
— А ответ должен быть «да», — мрачно сказал он, — ради нашего общего блага.
— Он наш сын! Как ты можешь сидеть здесь и рассуждать об этом, как о том, стоит ли отдавать овцу на заклание или нет?! — закричала Изабель, не веря своим ушам.
Люди Вильгельма смотрели в пол, на потолочные балки — куда угодно, только не на них с Изабель. Их переживания были слишком болезненными и слишком личными, для того чтобы обсуждать их в комнате заседаний.
Он сжал свою переносицу большим и указательным пальцами:
— Мощи Господни, Изабель, неужели ты думаешь, что мне это легко? У меня сердце разрывается от того, что я должен принять это решение, но оно единственно правильное.
— Нет, не единственное, и ты это знаешь! — Изабель угрожающе махнула рукой перед его лицом. — Ты граф Пемброукский! Ради Бога, используй этот титул, если он хоть что-нибудь да значит!
Он провел руками по лицу, будто натянув маску.
— И кто дал мне этот титул? — спросил он, и его взгляд был пустым. — Можешь сделать вид, что ты храбрая, перед нашим сыном, или оставайся здесь, но Ричард едет с Томасом Сэнфордом, и ты не станешь перед этим его отъездом стенать и рыдать.
— Так помоги мне, — произнесла Изабель, дрожа от ярости. — Если с ним хоть что-нибудь случится, я буду считать тебя виновным в этом… и тогда тебе ад покажется ледяной пустыней по сравнению с огнем моего гнева!
Она вылетела из комнаты с высоко поднятой головой, в ее глазах блестели сдерживаемые слезы.
Повисла неловкая пауза.
Жан прочистил горло.
— Графиня все поймет, — произнес он с преувеличенной сердечностью.
— Посмотрим, — устало отозвался Вильгельм. — Она права. Это действительно моя ответственность, и я готов взять ее на себя. Но это самое тяжкое бремя, какое мне когда-либо доводилось нести.
Вильгельм пристально вглядывался в лицо Ричарда, пытаясь понять его реакцию. Они находились в спальне мальчиков, и он только что рассказал ему, что завтра ему нужно будет отправиться с Томасом Сэнфордом во дворец, чтобы присоединиться к старшему брату.
— Это же отличная возможность отточить твое мастерство, верно? — Вильгельм прекрасно сознавал, что фальшь в его голосе от Ричарда не укрылась и тот прекрасно понимает, что все совсем не в порядке.
— Ты хочешь сказать, что я в Ирландию не поеду? — Ричард поднял на него большие серые глаза.
Вильгельм поднял меч, с которым Ричард до этого так ловко упражнялся. Он подавал такие надежды! И все теперь зависело от прихоти короля, который уже проявил себя как человек, способный на чудовищно несправедливые суждения о людях и звериную жестокость.
— Твой предок, отец твоей матери, в честь которого ты назван, отправился в Ирландию и сколотил себе состояние из ничего, — сказал Вильгельм. — Он был хорошим солдатом и человеком чести, настоящим смельчаком, который никогда не боялся смотреть врагу в глаза. Я его встречал несколько раз, когда был молодым рыцарем, он даже приглашал меня поехать с ним в Ирландию, но я к тому времени уже служил старшему сыну короля Генриха, иначе непременно принял бы его приглашение. И кто знает, куда бы меня оттуда завела судьба?
— Ты бы узнал, какой была мама, когда была маленькой, — сказал Ричард.
Это замечание вызвало у Вильгельма удивленную улыбку.
— Да, — мирно согласился он и опустил меч, — и мне сейчас нужно, чтобы ты был как твой предок.
Ричард кивнул.
— Я стану заложником, — он произнес это как нечто само собой разумеющееся, и сердце Вильгельма дрогнуло, а голова внезапно разболелась.
— Ты можешь так считать, если хочешь, а можешь думать об этом как о возможности научиться чему-то при дворе и снова увидеться с братом. Когда ты повзрослеешь, твоя жизнь будет связана с Нормандией, с Лонгевилем и Орбеком, Бог даст, вдали от короля Иоанна, но тебе все равно необходимо знать, как ведут себя при дворе. Я знаю, что тебя это пугает, но мне нужно, чтобы ты сейчас проявил мудрость, несвойственную твоему возрасту.
Ричард нахмурился и взъерошил свои медные волосы.
— Это я могу, — ответил он. — Я… я хочу поехать.
Его голос дрожал от волнения и ожидания чего-то нового.
Вильгельм задумчиво разглядывал его.
— С тех пор как Вилли и твоя сестра уехали, ты был чем-то вроде рыбы, выброшенной на берег, — произнес он. — Вальтер и Гилберт для тебя не подходящая компания, верно?
Ричард молча кивнул.
Вильгельм подозревал, что Ричард к тому же немного завидовал старшему брату, который отправился в свободное плавание или вроде того, а его оставил дома. Теперь, плохо это или хорошо, у него появилась возможность присоединиться к Вилли.
Изабель стояла рядом с Вильгельмом и смотрела вслед Томасу Сэнфорду, увозящему их второго сына. Ее улыбка и поза были настолько напряженными и застывшими, как будто она собиралась окаменеть и превратиться в собственное надгробие. А под этой застывшей оболочкой ее будто разорвало на тысячу осколков. Король намеревался разрушить их семью за то, что они осмелились защищать принадлежавшее им, и, возможно, еще из зависти: им удалось сохранить свои земли, а он потерял большую часть того, что досталось ему от предков, землю, что находилась за Узким морем.
Она всегда знала, что Вильгельма может зажать в себе чувства и действовать с холодной головой. Никто не мог бы достичь тех высот, что достиг он, не имея этих качеств, но до сих пор, несмотря на восемнадцать лет замужества, она не сознавала, насколько это качество в нем развито, потому что дома, в семье, он никогда не проявлял его в полную силу.
— Теперь оба наших сына отправились жить с волками, — безутешно произнесла она. Она любила всех своих детей, но двое старших были для нее особенными. Они родились во время ее первой влюбленности в их отца, когда она его просто обожала, когда она наслаждалась радостью свободы и училась пользоваться властью после многих лет, проведенных взаперти в Тауэре в качестве заложницы короля.
— Они вернутся, — отозвался он, его взгляд был прикован к спине Ричарда.
— Да, но они изменятся, и кто знает, к лучшему ли? Их заберет Иоанн и сделает из них, что захочет. Они должны бы быть здесь с нами, или о них должны заботиться люди, которым мы можем доверять. Когда нас не станет, они будут нашими наследниками в Стригиле, Нормандии и Ленстере. То, что происходит с ними сейчас, определит то, какими они станут людьми. А ты этого не понимаешь.
Лицо Вильгельма напряглось.
— Я все понимаю, — тихо ответил он. — Я знаю, что мы потеряли и что нам еще предстоит потерять, из-за того что мы отдали своих сыновей. Неужели ты так мало доверяешь тому, как мы их воспитывали до сих пор? Неужели ты такого низкого мнения и о них, и о нас?
Она покачала головой.
— Нет, — сказала она, прежде чем ее горло сжалось от муки, — не о нас, а об Иоанне я такого мнения, и именно это заставляет меня страдать.
Иоанн поднял голову от освещенной светом свечей книги «История правления Британией», указательным пальцем он заложил титульный лист, на котором был изображен король с короной на голове.
— Ну? — требовательно обратился он к Томасу Сэнфорду, жестом веля тому подняться с колен.
Сэнфорд встал и нервно пробежал пальцами по краю дорожной шляпы, зажатой в руках. Он быстро скакал, чтобы попасть в Винчестер вовремя, он устал и хотел есть, но не это волновало его, когда он докладывал королю. Было сильно затемно, ужин уже окончился, но Сэнфорд готов был довольствоваться объедками с кухни.
— Сир, граф Пемброукский прислал к вам своего сына Ричарда, как вы приказали.
— Господи, в самом деле? — Иоанн убрал палец с картинки и захлопнул книгу. Его взгляд был острым, как янтарное стекло.
— Он… он сказал, что, поскольку вы дали ему свое согласие пересечь море, он все равно сделал бы это, в добром ли он здравии или в болезни, дела в Ленстере требуют его присутствия, и, чтобы подтвердить свои добрые намерения, он посылает к вам своего сына.
— А ты дал ему понять, что я не хочу, чтобы он туда ехал? — король тихо порыкивал.
Сэнфорд прочистил горло.
— Да, сир, но он был непоколебим. Он сказал, ему жаль, что вы ему не доверяете, но он с радостью доверит вам благополучие своих наследников, — он стал быстрее вертеть в руках шляпу. — Когда я выехал из замка с мальчиком, чтоб направиться к вам, его слуги и конюхи грузили телеги и вьючных лошадей для путешествия в Пемброук.
— А, так он мне доверяет да? — все больше раздражаясь, спросил Иоанн. — А что сказала графиня? Что сказала добродетельная леди Изабель?
Он не мог бы вложить в свой тон большего презрения, даже если бы говорил об уличной проститутке, и Сэнфорд инстинктивно подался назад.
— Графиня согласилась подчиниться воле мужа. Сперва она, как любая мать, не хотела отпускать мальчика, но в конце концов поступила так, как велел ей долг.
Иоанн вскочил на ноги, сделал три шага в направлении камина, а затем развернулся и шагнул назад.
— Господи, Христос на кресте, этот всеми обожествляемый Вильгельм, сын шлюхи и вора, Маршал! Всю жизнь я должен был терпеть и молча глотать то, что все мне рассказывали: он настоящий образец для подражания, он великий и достославный рыцарь! Моя мать считала, что его дерьмо источает солнечный свет, и Ричард разделял те же иллюзии. Но только не я, потому что я в состоянии видеть, что дерьмо — это лишь дерьмо, и ничего больше, — изо рта Иоанна летела слюна.
Томас ничего не ответил. Он думал о том, что, будь он на месте Иоанна, он бы тоже был раздражен. Вильгельм Маршал, для того чтобы сохранить свои земли в Нормандии, исчерпал весь запас привилегий и уважения, какие дает человеку его честное имя. Он был так популярен среди военачальников и обладал такой властью, что не была ничего удивительного в том, что Иоанна это раздражало. Вильгельм мог решить стать союзником французского короля или построить себе милое маленькое королевство в Ирландии, поскольку дед его жены принадлежал к ирландской королевской семье. Томас сомневался, что Вильгельм когда-нибудь сделает это: та честь, которую так поносил Иоанн, не позволит ему так поступить. Но подозрительность короля и его собственный способ решения проблем не давали ему поверить в то, что кто-то может поступать иначе.
— Где мальчишка?
— Ждет снаружи, сир. Если сейчас слишком поздно, я могу отвести его…
— Из тебя получается отличная нянька, Сэнфорд, — проворчал Иоанн, — но не бери на себя больше, чем положено. Час еще не слишком поздний, и тебе не удастся так вот легко спрятать его подальше от меня. Приведи его.
— Сир, — Томас вышел из комнаты, чувствуя странную тревогу, и мгновение спустя возвратился со своим юным подопечным.
Ричард хорошо знал, чего от него ждали. Его родители достаточно натаскивали его, да и Томас по дороге в Винчестер кое-что рассказал ему. Не сводя глаз с пола, он преклонил перед Иоанном колени. Король сгреб Ричарда за воротник и поднял.
— Значит, ты и есть второй щенок моего возлюбленного Маршала, а? — сказал Иоанн. — Ну, твои рыжеватые лохмы и веснушки явно от него, но это не обязательно тебе на руку. Знаешь ли ты, почему твой отец послал тебя ко мне, мальчик?
— Потому что вы его об этом просили, сир, — спокойно ответил Ричард, хотя сердце колотилось у него в груди как бешеное, готовое подскочить к самому горлу и выпрыгнуть наружу.
— А известно ли тебе, почему я попросил его об этом? Он тебе это объяснил?
Ричард покраснел.
— Нет, сир, — он слышал кое-какие разговоры родителей и старших рыцарей, но никто ему ничего в деталях не объяснил, кроме того, что ему нужно быть храбрым и не забывать того, чему его учили дома. — Он сказал, что для меня это будет отличной возможностью отточить свое мастерство и что я должен извлечь из этого как можно больше.
Иоанн неприятно рассмеялся.
— Что ж, похоже, твой отец действительно умеет извлекать максимум из того, что имеет, подходящий для этого момент или нет. Добро пожаловать в мой дом, мальчик, и будем надеяться ради твоего же блага, что ты быстро все схватываешь. Что до твоего отца… — он прикрыл глаза. — Возможно, ему придется напоминать о том, что, если кусать руку, которая тебя кормит, еды не получишь, верно, мальчик?
— Сир, — Ричард взглянул на Иоанна и сразу же отвел глаза. При взгляде в лицо короля ему сделалось страшно. Что-то ужасное должно было произойти с ним, или с Вилли, или с их родителями.
