Глава 10

Крепко сжимая в одной руке обнаженный меч, а другой держа поводья, Вильгельм объезжал захваченные французские подводы с провиантом — несколько повозок, запряженных пони. На земле лежали трупы, кровь поблескивала на дороге пыльными красными ручейками и лужами. Более удачливые стояли, подняв руки за головы, и со страхом смотрели на нормандских захватчиков. Вильгельм коротко кивнул своему племяннику Джеку и убрал меч в ножны.

— Избавьте их от всего, что покажется вам ценным, а потом отпустите, — велел он. — Крови пролито уже достаточно, а удерживать ради выкупа нет смысла ни одного из них.

Он развернул коня и посмотрел на Жана Дэрли, который обследовал обозы с продовольствием.

— Здесь, в основном, строевой лес, милорд, — сказал Жан. — Правда, есть еще немного вина и солонины.

Вильгельм подъехал ближе, чтобы посмотреть на отесанные бревна, сваленные на подводах. Среди них лежали бочки со смолой, прочные веревки и тяжелые мотки железных цепей. Что ж, это, конечно, не караван с серебром, но то, что они утащили кое-что из осадного снаряжения короля Филиппа прямо у него из-под носа, было хорошим знаком, не говоря уже о том, что это изрядно способствовало поднятию боевого духа.

Он знал, что такое еда для людей, сидящих за стенами замка, подыхающих со скуки и ждущих, что случится хоть что-нибудь.

— Возьмем их с собой. Они нам точно пригодятся.

В хорошем расположении духа разведывательная группа собрала свои трофеи и повернула назад к нормандскому лагерю. Опасности не предвиделось, и Вильгельм снял шлем, однако все же предпринял обычные меры предосторожности, выслав вперед разведчиков. Возле французской границы всегда была вероятность наткнуться на вражеский отряд, подобный их собственному.

В одной из повозок, запряженной пони, Жан обнаружил два хлеба из овсяной муки и головку сыра с синими прожилками, сваренную из овечьего молока.

— Ужин, — бодро сообщил он.

Вильгельм взял один из хлебов, отщипнул ломоть, вынул кусок мякиша и положил в образовавшееся отверстие кусок сыра. После сражения жутко хотелось есть. И пить.

— Налей-ка мне вина в шлем, — сказал он, прекратив жевать. — И всем остальным. Хотя и в лагере для них еще много всего осталось.

— Милорд!

Когда он поел и попил, а отряд ровным шагом потрусил по зеленым летним дорогам, Вильгельм постепенно расслабился, возбуждение от сражения покинуло его, и напряжение ушло из его мышц.

Вильгельм не удивился, узнав, что семья Лузиньян восстала против Иоанна. Унижение от того, что невесту Гуго увели у них прямо из-под носа, заставило бы и менее воинственных людей принять ответные меры, а уж Лузиньяны и в лучшие времена миролюбием не отличались. А Иоанн, лениво потягиваясь, ответил на их протесты столь высокомерно, что они обратились к Филиппу французскому. Не в состоянии противиться такой самим Богом данной возможности напакостить Иоанну, Филипп вторгся в Нормандию, вступив в союз с бретонскими войсками, возглавляемыми принцем Артуром.

Иоанн назначил Вильгельма управлять в Арке и Ко. Э на их границах принадлежала Лузиньянам, поскольку Ральф Экзодунский был еще одним членом их семьи, а его ненависть к Иоанну была такой же неукротимой, как у остальных его братьев и сестер. Он захватил Дринкурт и Э, а также все земли между реками Брель и Бетюн. Вильгельм в ответ захватил Лилльбонн и земли графа Булонского.

Иоанн соизволил выдать Вильгельму деньги, чтобы заплатить войскам, но этого было недостаточно. Обозы с серебром приходили и уезжали. Вильгельму даже пришлось занимать деньги у мэра Руана. Наёмники, которым платили, вряд ли сбежали бы, в отличие от обычных людей, оголодавших и неспособных себя прокормить, но иногда он все же чувствовал себя маленькой птахой, кладущей червей в глотку прожорливому молодому кукушонку. Однако ему в любом случае нужно было раздобыть средства, особенно сейчас, когда король Филипп осадил Арк и намеревался взять его штурмом.

Вильгельм доел последние куски хлеба и сыра и запил их вином из рога, наполненного для него оруженосцем. И об Ирландии нельзя было забывать. Строительство нового города приостановилось, и он заменил де Кеттевиля новым рыцарем, Джеффри Фицробертом, который обладал более пробивным характером; но и он не был идеалом, так что эта мера была временной. Не далее как вчера до Вильгельма дошли тревожные слухи о том, что Мейлир Фицгенри вторгся на территорию севернее Килкенни, принадлежащую Маршалам. Ситуация требовала введения войск и выполнения каких-то ответных действий с его стороны, но он, несмотря на обещание, данное Аойфе, не мог сейчас ничего предпринять.

Их возвращение в лагерь было встречено криками восторга. Вильгельм поместил подводу с осадным снаряжением рядом со своим шатром и велел Жану проследить, чтобы вино и солонина были поровну поделены между людьми, принимавшими участие в вылазке. Снять кольчугу и кожаную поддевку было так приятно! Раздевшись, он почувствовал, как от него разит потом. Французы яростно сражались за свои осадные механизмы и провизию.

Слуга принес латунную миску с чуть теплой водой и кусок белого испанского мыла. Умываясь, Вильгельм обнаружил странный синяк и растянутую мышцу, но, в общем, ничего серьезного. В этот раз ему повезло. Ни он, ни кто-либо из его людей не получили ничего, кроме поверхностных ранений. Он вытирался куском грубого льна, когда вошел его казначей. Осберт явно занимался своими делами, торча на солнце без шляпы, потому что его лоб, щеки и похожий на клюв нос были алыми, как мак.

— Прибыла провизия из Лонгевиля, от графини, милорд, — сообщил он. — Я отправил свиней и гусей к мяснику, а сундуки с багажом и серебром поставил в вашей палатке. Гонец ждет у сержанта, на случай, если будет ответ… Да, и еще граф Ворренский просит Вас отужинать с ним и графом Солсберийским, как только вы сможете.

Вильгельм поблагодарил его и, откинув полы шатра, шагнул в свою палатку. Поскольку она была закрыта в течение дня, там было влажно и жарко и кисло пахло землей и травой. Возле его походного стола, на котором было разложено несколько пергаментных свитков, иллюстрирующих расположение французских войск, осадивших Арк, стояла дюжина маленьких бочек и пара больших дорожных кожаных сундуков. У Вильгельма поднялось настроение. Серебро позволит поддерживать боевой дух войск еще какое-то время, а он сегодня вечером сможет насладиться рассказом гонца, который привез новости из дома. Лонгевиль был не так далеко, день пути при хорошей погоде, но в сложившейся ситуации один Бог знал, когда он сможет там побывать.

Он открыл один из сундуков. Сверху, аккуратно сложенная, лежала мягкая светло-оранжевая саржевая рубаха. Рукава и горловину украшала простая вышивка в виде цепочки, выполненная желтыми и синими нитками.

— Графиня просила передать, что вышивку сделала ваша старшая дочь, милорд, — сказал Осберт.

Вильгельм улыбнулся. Казалось, тепло домашнего очага, его семьи, преодолело расстояние и достигло его. Вышивка была простой, но для восьмилетней девочки работа была выполнена великолепно. Он подозревал, что за ней скрывалась направляющая рука матери, но, тем не менее, был глубоко тронут. Он любил всех своих детей, но Махельт, его первая дочка, занимала в его сердце совершенно особое место.

Он надел новую рубашку и заколол ее у горла круглой фибулой. В сундуке еще был вышитый пояс и две пары штанов. Была коробочка засахаренных розовых лепестков и фиалок, а на дне лежала подушечка, пахнувшая розовым маслом, а в ее уголок был аккуратно вшит локон волос Изабель. Вильгельм рассмеялся и покачал головой. Его жена точно знала, что сможет его успокоить, когда он не дома. Он положил подушечку на свою походную койку, причесался, и, откусив маленький кусочек засахаренной фиалки, вынес коробочку своим оруженосцам, которые разбирали присланные ему инструменты.

— Вот, Мэттью, Бартоломью, — сказал он, — подарок от моей жены, чтобы облегчить ваш труд.

Отзвуки восторженных возгласов еще звучали в его ушах, когда он, позвав Жана и Джека, направился к шатру Вильгельма, графа Ворренского, двоюродного брата короля Иоанна.

Граф недавно вступил в права наследования и вложил какую-то часть доставшихся ему средств в покупку новой палатки и бесчисленных предметов роскоши, чтобы возвысить свою значимость в глазах окружающих. Его новая палатка представляла собой большой круглый шатер из красного с золотом полотна, украшенный насадкой в форме рычащего золотого льва, который должен был напоминать о его принадлежности к королевской семье. Его постель скрывали от глаз искусно вышитые кроваво-красные занавеси. Солсбери и де Воррен уже ели, сидя за походным столом, но де Воррен, едва увидев Вильгельма, помахал ему рукой и щелкнул пальцами, чтобы подозвать своего оруженосца.

Вильгельм занял отведенное ему за столом место, вымыл руки в поднесенной ему чаше и вытер их полотенцем, которое подал уже другой оруженосец. Перед ним поставили блюдо с жареной петушатиной и маленькими булочками, а также зеленый салат, заправленный острым клубничным соусом.

— Мы слышали, у тебя выдался хороший день, — сказал Солсбери, когда Вильгельм приступил к еде.

— Можно и так сказать, — Вильгельм бодро пересказал графам историю сегодняшней вылазки. — Так что теперь у нас есть две осадные машины, которых так не хватает Филиппу, — заключил он, — да и наемники его поголодают, пока наши будут накормлены.

Солсбери потер руки.

— Это, разумеется, поможет нам в Арке. Твоих разведчиков можно наградить, Маршал.

— Я хорошо им плачу, — ответил Вильгельм. — Когда я учился своему делу, мне сказали, что больше всего шансов на победу у военачальника, имеющего лучший разведывательный отряд, умеющий быстро реагировать. А еще у того, кто лучше всех снаряжен и накормлен, а в этом моей жене нет равных.

Солсбери согласно хихикнул:

— Я видел, приехал обоз с твоим багажом.

Вильгельм ухмыльнулся:

— Она посылает мне надушенные подушечки, свежее белье и сладости. Она знает, что для нас по-настоящему важно.

— Жаль, что моя Эла не такая, — сказал Солсбери чуть завистливо.

Де Воррену все эти сравнения были неинтересны, он предпочитал сразу поговорить о делах.

— Будем надеяться, что король Филипп и эти зарвавшиеся бретонцы снаряжены хуже, — прорычал он, потянулся за кувшином с вином и выругался, обнаружив, что тот пуст, ткнул им в своего оруженосца в бок, чтобы тот наполнил кувшин заново. Едва тот ушел, у входа в шатер появился распорядитель де Воррена, за его спиной стоял монах-бенедиктинец, в одежде, испачканной дорожной грязью.

— Милорды, — поклонился слуга. — Брат Джеффри привез новости от короля.

Де Воррен кивнул, отпустил распорядителя и подозвал монаха.

— Говори, — велел он.

Человек встал на колени:

— Милорды, король одержал великую победу. Он велел передать вам, что захватил принца Артура, а также Гуго и Вальтера де Лузиньянов.

— Что? — Вильгельм жестом разрешил монаху подняться.

Монах встал.

— В Мирабо, милорды, где те пытались захватить королеву Алиенору.

Монах с благодарностью принял вино, которым Вильгельм велел его угостить.

— Я думал, король в Ле Мане, — нахмурился де Воррен. — А это далеко от Мирабо.

Монах оторвался от своей чаши.

— Восемьдесят миль, но король со своей армией преодолел это расстояние за два дня… они скакали день и ночь, — он по привычке вытер губы рукавом.

Солсбери выглядел озадаченным:

— А что там делала королева Алиенора?

— Начни с начала, — сказал Вильгельм. — Что случилось?

Монах сделал еще один глоток и собрался с мыслями.

— Принц Артур приехал к королю Филиппу и присягнул в верности Бретани, Аквитании и Мэну, а затем немедленно отбыл в Аквитанию с двумястами рыцарями короля Филиппа, чтобы захватить эти земли.

Солсбери выругался, и все трое переглянулись.

— Королева Алиенора узнала о его намерениях и покинула Фонтевро, чтобы отправиться в Аквитанию и настроить тамошних лордов против него, но вы знаете, что она в последнее время нездорова и потому была вынуждена сделать остановку в Мирабо, чтобы отдохнуть. Принц Артур и Лузиньяны прибыли туда и осадили замок.

— Отвратительно, — пробормотал Вильгельм, наполняясь праведным гневом: почти восьмидесятилетняя женщина должна терпеть оскорбления и унижения от собственного внука и его союзников, которые готовы чуть ли не собаками ее травить.

— Королева послала к королю за помощью, но надежды у нее было мало, потому что он находился в Ле Мане. Принц Артур пообещал отпустить ее, если она поможет ему заполучить Аквитанию. Чтобы выиграть время, она притворилась, что хочет обдумать это, но своим людям сказала, что скорее проползет на животе вдоль всей Аквитании по осколкам стекла, чем уступит ему хоть пядь этой земли. Артур и Лузиньяны захватили город и замок — все, кроме внутренних покоев, где она закрылась.

Не в силах усидеть на месте, Вильгельм вскочил на ноги и принялся ходить из одного конца шатра в другой. Он взглянул на раскинувшийся перед ним лагерь. Маршал знал, что сделает с Артуром и Лузиньянами, если их глотки когда-нибудь попадутся ему под руку.

— Они свое получили, — сказал монах с мрачной удовлетворенностью в голосе. — Как только мой господин король услышал от королевы мольбу о помощи, он тут же бросился ей на выручку. Он скакал всю ночь и весь день, а потом еще целую ночь и на рассвете прибыл в Мирабо. Принц Артур и Лузиньяны даже не поняли, кто на них напал. Только что они заканчивали трапезу и готовились к последнему штурму, а в следующее мгновение на них уже были направлены мечи. Трое братьев Лузиньянов были взяты в плен вместе с принцем Артуром и двумястами французскими рыцарями, для короля Филиппа и бретонцев это настоящая катастрофа.

— Ха! — воскликнул Солсбери, яростно стукнув по столу кулаком, так что тот подпрыгнул. — Я знал, что Иоанн велик! Я это знал! Эта победа не меньше тех, которые совершал Ричард! Пусть-ка они теперь посмеются, глядя в сторонку!

Прибыл новый кувшин с вином, и три графа подняли кубки за победу, а монаху было подано блюдо с жареной петушатиной и хлебом.

Вильгельм был возмущен. То, что случилось с Алиенорой, оставило в его душе дурной осадок. Он был теперь вдвойне доволен, что в свое время отговорил Хьюберта Вальтера поддержать Артура.

— Отдохнув, вы, возможно, согласитесь доставить еще одно послание, — мягко попросил он монаха.

— С радостью, милорд, — ответил монах, не отрываясь от еды.

Вильгельм подпер рукой подбородок.

— Монаха пустят туда, куда я не послал бы своего обычного гонца. Я прошу вас отправиться к Ральфу Экзодунскому во французский лагерь. Он должен узнать, что его братья в заточении.

Монах захлопал глазами.

— Я сделаю так, что ваше путешествие будет стоить того, — сказал Вильгельм, прежде чем удивление обернулось отказом. — Если вы не можете принять плату лично для себя, я сделаю щедрое пожертвование в ваш монастырь.

Загнанный в угол, монах растерянно согласился, хотя тяжелый кошелек с серебром, который дал ему Вильгельм, несколько скрашивал его огорчение.

— Я всегда возвращаю свои долги, — сказал Вильгельм, и монах подумал, что он говорит о серебре. Но его замечание относилось и к Лузиньянам.