ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

«Возлюбленный Амоном» в тишине вплыл в гавань Малькатта на следующий день, сразу после захода солнца. Темнеющее небо выглядело зловеще, что соответствовало общему настроению. Никто не говорил ни слова. Весь мир казался притихшим, единственным звуком был унылый, размеренный плеск весел, поднимаемых и опускаемых гребцами. На воде лежал странный тусклый шелковисто-зеленый отблеск, словно перед самумом. На длинной каменной набережной перед дворцом ожидало всего несколько фигур. Я заметил, что на всей пристани горел только один светильник. Мы выслали впереди себя гонца с вестями — самыми худшими вестями. Мы должны были вернуться вместе с царем в сиянии славы. Вместо этого мы привезли его домой, чтобы положить в усыпальницу.

Я стоял возле царского тела. Оно казалось таким маленьким и хрупким! Тутанхамона завернули в чистую белую льняную ткань; открытым оставалось только лицо, спокойное, неподвижное и безжизненное. Дух покинул его. Осталась лишь вот эта окоченевшая оболочка. Нет ничего более пустого в этом мире, чем мертвое тело.

Симут сошел на берег, я же остался с царем, ждать прибытия стражи. Я услышал шаги стражников на сходнях, а потом, в наступившей тишине, в царскую каюту вошел Эйе. Он склонился над телом Тутанхамона, удостоверяясь в реальности произошедшего несчастья. Затем, с усилием, он нагнулся еще ниже, к левому уху царя — уху, через которое вступает дыхание смерти. И я услышал, как он прошептал: «В жизни ты был никому не нужным ребенком. Смерть сделает тебя значительным».

Затем Эйе выпрямился и принял обычную чопорную позу.

Царь лежал на позолоченном смертном ложе, равнодушный к его словам. Эйе окинул меня коротким пронзительным взглядом — глаза, словно маленькие камешки, жесткое лицо не тронуто чувством. Затем, без единого слова, он сделал стражникам знак положить тело царя на похоронные носилки, и его вынесли наружу.

Мы с Симутом следовали за носилками по бесконечным коридорам и комнатам дворца Малькатта, совершенно безлюдного. Внезапно мне показалось, будто мы воры, возвращающие украденное сокровище в гробницу. Ладно хоть, мы пока еще не в оковах, подумал я. Впрочем, возможно, это только вопрос времени. Какова бы ни была правда, в смерти царя обвинят нас. Он находился под нашей ответственностью, и мы за ним не доглядели. Внезапно мне ужасно захотелось домой. Убраться прочь из этих покоев, подальше от равнодушных коридоров власти, переправиться через черные воды Великой Реки, тихо пройти по своей улочке к дому и закрыть за собой дверь, свернуться возле Танеферет и заснуть, а потом, проспав много часов, проснуться, увидеть честный солнечный свет и обнаружить, что все произошедшее было всего лишь сном. Реальность стала для меня пыткой.

Нас провели к царским покоям и оставили ждать снаружи. Время текло медленно, незаметно. Сквозь толстую деревянную дверь доносились приглушенные голоса, иногда на повышенных тонах. Мы с Симутом поглядывали друг на друга, но он ничем не выдавал ни своих мыслей, ни чувств. Затем двери внезапно растворились, и нас пригласили внутрь.

Тутанхамон, владыка Обеих Земель, лежал на своем ложе, его тонкие руки были скрещены на тощей груди. Его еще не обрядили в ритуальные погребальные одежды. Вокруг были расставлены игрушки и коробки с играми — друзья его одинокого детства. Сейчас они казались не столько личными вещами царя, сколько погребальными дарами — предметами, которые будут представлять для него истинную ценность в Ином мире. Анхесенамон смотрела на мертвое лицо мужа. Когда она подняла взгляд на меня, ее лицо было пустым от горя и чувства поражения. Разве могла она простить меня? Я предал ее так же, как предал царя. Теперь она одна в этом дворце, полном теней. Она осталась последним живым представителем своей династии. Никто не уязвим так, как овдовевшая царица, не имеющая наследника.

Внезапно Эйе резко стукнул своей тростью по каменным плитам пола:

— Мы не должны давать воли своей скорби! Сейчас нет времени горевать. Слишком многое нужно сделать. У людей должно быть впечатление, что этого события не происходило. Никому не позволено говорить о том, что они видели. Слово «смерть» не должно произносить. В переднюю будут по-прежнему приносить новую еду и чистое белье. Кормилица будет по-прежнему посещать его. Однако здесь, тайно, его тело будет очищено и сделано прекрасным, и поскольку его собственная гробница совершенно не готова, его похоронят в моей гробнице в царском некрополе. Она вполне подходит, и ее не придется долго переделывать. Золотые саркофаги уже готовы. Я сам определю и соберу его погребальные сокровища и похоронные принадлежности. Все следует сделать быстро, а главное — тайно. Когда он будет похоронен, — также тайно, — тогда и только тогда мы объявим о его смерти.

Анхесенамон, выведенная из своего горестного состояния этим удивительным предложением, нарушила воцарившееся молчание:

— Это совершенно неприемлемо! Похороны и погребальные обряды должны быть проведены со всем почтением и торжественностью. Почему мы должны делать вид, что он не умер?

Эйе гневно обернулся к ней.

— Как вы можете быть такой наивной? Неужели вы не понимаете, что на кону стоит спокойствие Обеих Земель? Смерть царя — самый уязвимый и чреватый опасностью момент в жизни династии. Наследника нет. Причем только потому, что ваше лоно не смогло породить ничего, кроме мертворожденных, изувеченных младенцев, — добавил он презрительно.

Я посмотрел на Анхесенамон.

— Так захотели боги, — ответила она, уставившись на него с холодной яростью.

— Мы должны взять ситуацию в руки прежде, чем нас всех поглотит хаос. Наши враги будут пытаться нас уничтожить. Я — Отец Бога, творящий Истину; как я решу, так и будет! Мы должны сохранить Маат, порядок, всеми возможными средствами. Уже сейчас подразделениям Меджаи даны распоряжения пресекать публичные и частные сборища и использовать любые средства, чтобы в зародыше подавить всякие признаки общественных беспорядков на улицах. Посты будут расставлены по всему городу, а также вдоль стен дворца.

Все выглядело как подготовка к введению чрезвычайного положения. Какие разногласия могли вызвать подобное беспокойство? Кого он имел в виду, говоря о врагах? Только Хоремхеба. Тот на данный момент был главной угрозой для Эйе — Хоремхеб, командующий армиями Обеих Земель, запросто мог организовать поход для захвата власти. Он молод, он командовал большинством армейских подразделений, он расчетлив и безжалостен. Эйе же был стар. Я поглядел на него, с его больными костями и зубами, с его неистовой страстью к порядку: его земная власть, так долго казавшаяся почти абсолютной, внезапно сделалась уязвимой и слабой. Однако недооценивать его не стоило.

Анхесенамон тоже все это видела.

— Есть и другой путь. Все эти проблемы могут быть решены при наличии сильного преемника, готового взять власть. Я — последняя из моего великого рода, и во имя моего отца и деда я заявляю свое право на Двойную корону! — горделиво возразила она.

Эйе посмотрел на нее с таким презрением, от какого увял бы и камень.

— Вы всего лишь слабенькая девочка. Не тешьте себя фантазиями. Один раз вы уже попытались мне противостоять, и у вас ничего не вышло. Необходимо, чтобы я как можно скорее короновался на царство, поскольку больше нет никого, кто был бы пригоден для управления государством.

Теперь она рассердилась.

— Нельзя провозглашать царя, пока не завершены Дни Очищения! Это кощунство!

— Не оспаривайте мою волю! Будет так, как я сказал. Это необходимо, а необходимость — самая непреодолимая из всех причин! — крикнул он. Трость дрожала в его руке.

— А как же я? — проговорила она напряженно и спокойно, принуждая себя подавить гнев.

— Если вам повезет, я сам женюсь на вас. Но это зависит от того, насколько полезным будет такой союз. Я совершенно не уверен в его ценности.

Анхесенамон насмешливо тряхнула головой.

— С какой это стати ты должен быть в чем-то уверен или не уверен? Царица здесь я.

— Только по названию. У вас нет власти! Ваш муж мертв. Вы совершенно одни. Подумайте как следует перед тем, как скажете что-то еще.

— Я не потерплю, чтобы ты обращался ко мне подобным образом! Я сделаю публичное заявление!

— А я этого не позволю и приму все необходимые меры, чтобы этому воспрепятствовать.

Они с яростью воззрились друг на друга.

— Рахотеп назначен моим личным телохранителем. Помните об этом.

Эйе лишь рассмеялся.

— Рахотеп? Человек, который охранял царя, а потом привез его домой мертвым? Послужной список говорит сам за себя.

— В том, что царь умер, нет его вины. Он предан мне, это самое главное! — возразила она.

— Собака тоже предана. Преданность не делает его ценным. Симут обеспечит вам охрану. Пока что вы можете оплакивать мужа в своих покоях. А я подумаю о вашем будущем. Что же до Рахотепа, на него была возложена определенная ответственность, и тем не менее произошло худшее. Я решу его судьбу, — небрежно бросил он.

Я знал, что услышу такие слова. Я подумал о жене и детях.

— А что насчет льва? — спросил Симут. — Нельзя, чтобы люди видели, что царь возвратился без добычи.

— Убейте ручного и покажите народу, — ответил Эйе, завершая тему. — Никто не заметит разницы.

С этими словами он удалился, настояв, чтобы царица сопровождала его. Мы с Симутом остались стоять возле худого тела царя — юноши, чья жизнь была нам доверена. Он был олицетворением нашего поражения. Что-то закончилось здесь, на этом мешке с кожей и костями. И началось нечто другое: война за власть.

— Сомневаюсь, что даже Эйе сумеет это скрыть, — сказал Симут. — Люди умеют понимать знаки, и отсутствие царя в общественной жизни будет замечено очень скоро. Учитывая, что это произойдет непосредственно после фанфар по поводу царской охоты и ожидания его торжественного возвращения, удержать слухи будет невозможно.

— Поэтому-то Эйе и стремится похоронить Тутанхамона как можно скорее и провозгласить себя царем, — ответил я. — Кроме того, ему нужно держать Хоремхеба на расстоянии как можно дольше.

— Но военачальник бдителен, словно шакал. Я уверен, он почует эту смерть и ухватится за возможность выступить против Эйе, — сказал Симут. — Не самая радужная перспектива.

Мы стояли, глядя на нежное мертвое лицо царя. Помимо прочего, в сказанном заключалось гораздо большее: возможная катастрофа для Обеих Земель, если борьба за власть не разрешится достаточно быстро.

— Меня больше всего беспокоит то, что Анхесенамон настолько уязвима для них обоих, — сказал я.

— Это вызывает серьезную озабоченность, — согласился Симут.

— Будет ужасно, если Хоремхеб прямо сейчас вернется в Фивы.

— И будет ужасно, если он вступит в этот дворец, — отозвался он. — Но как это можно предотвратить, если здесь находится его жена? Возможно, ее следует куда-нибудь отослать…

Услышанное было для меня новостью.

— Мутнеджемет здесь? Она живет во дворце?

Он кивнул.

— Но ее имя не произносилось ни разу за все это время, — удивился я.

Симут наклонил голову ближе ко мне.

— О ней никто не говорит прилюдно. Между собой люди говорят, что она безумна. Она живет в покоях, за пределами которых никогда не появляется. Говорят, все ее общение ограничивается двумя карликами — но по ее ли собственной воле или потому, что так повелел муж, я не знаю.

— Вы хотите сказать, что она здесь в заточении?

— Называйте как хотите, но свободы она не имеет. Она — семейная тайна.

Мои мысли понеслись вперед, словно пес, внезапно почуявший рядом с собой запах преследуемой дичи.

— Сейчас я должен заняться делами, но давайте поговорим потом, где-нибудь в другом месте. Что вы теперь будете делать? — спросил он.

— Ну, очевидно, будущего у меня нет, — отозвался я с легкостью, которой не чувствовал.

— Но вы еще не в оковах.

— Подозреваю, что если я попытаюсь покинуть дворец, то со мной приключится какое-нибудь странное происшествие.

— Тогда лучше оставайтесь. У вас здесь есть задача: охранять царицу. Взамен могу предложить вам защиту моей стражи и такую безопасность, какую способно обеспечить мое имя.

Я с благодарностью кивнул.

— Но прежде всего я должен сделать одну вещь. Мне нужно поговорить с Мутнеджемет. Вы знаете, где расположены ее комнаты?

Он покачал головой.

— Это держат в секрете, даже от меня. Но вам известен человек, который, вероятно, сможет провести вас туда.

— Хаи?

Симут кивнул.

— Спросите его. И помните: то, что произошло, — не ваша вина. И не моя.

— Вы думаете, люди этому поверят? — отозвался я.

Он покачал головой.

— Однако это правда, а это все еще кое-что значит, даже в нашу эпоху всеобщего обмана, — заключил Симут, повернулся и оставил меня одного в покоях царя, рядом с мертвым юношей.