Солнце исчезло за плоскими крышами дворца Малькатта, и последние лучи света покидали долины. Длинное низкое плато западной пустыни за нашими спинами теплилось красным и золотым светом. Великое озеро было сверхъестественно плоским, его черная поверхность серебрилась, словно полированный обсидиан, отражая темное небо, лишь местами прерываясь вялой рябью от случайного плеска невидимой рыбы. Убывающая луна, словно изогнутая скорлупка белой лодки, висела в темнеющем густо-синем небе, где уже начинали появляться первые звезды. Слуги зажгли вдоль всего причала светильники и факелы, и вокруг запылали озера сумрачного оранжевого света.

Все необходимое для царского путешествия неспешно и старательно загружалось на огромный царский корабль — «Возлюбленный Амоном». Длинные изящные обводы судна поднимались к высоким носу и корме — прекрасных пропорций и украшенным резными фигурами; каюты были декорированы изображениями, на которых детально было показано, как царь попирает врагов в битве. Огромные паруса были убраны, и длинные весла до сих пор косо торчали в воздухе, опираясь на крышу кают; царские соколы на верхушках мачт простирали золоченые крылья в серебристом свете луны. Все сооружение, казалось, пребывало в совершенном равновесии на спокойной поверхности вод озера. Рядом с «Возлюбленным Амоном» был пришвартован другой корабль, почти столь же прекрасный — «Звезда Фив». Вместе они составляли замечательную пару — самый совершенный вид транспорта из изобретенных доселе любой цивилизацией, они были созданы для роскоши и построены с величайшим мастерством так, чтобы воспользоваться всеми существующими преимуществами ветра и воды: речными течениями, что вечно направлены вниз, к дельте, или же обратными северными ветрами, которые всегда смогут принести нас назад.

Я ощущал беспокойство. Событие, как я надеялся, недолгое и относительно небольшого масштаба, переросло в полную проблем политическую игру и демонстрацию власти. Мне следовало бы сразу понять, что ничего не будет просто. Проходили конфиденциальные заседания, где различные царские канцелярии, отдел безопасности и почти все прочие правительственные ведомства выдвигали всевозможные доводы о предстоящих мероприятиях, потом шел обмен посланиями. О чем только не заходила речь; сначала хотели отвлечь царя от его затеи и лишить даже видимости управления, а кончилось все длительными прениями между различными министерствами касательно списка пассажиров, необходимых припасов и мебели и официального графика. Все оказывалось предметом споров. Однако Эйе взял в свои руки контроль над хаосом. Я не видел его после заявления Тутанхамона в храме, но казалось, что идею об охоте он поддерживает. Также было решено, что Анхесенамон останется в Фивах, представляя царя в управлении страной. Эйе тоже должен был остаться. До сих пор ничто в его словах и делах не показывало, будто он в каком-то отношении не поддерживает сделанное царем заявление.

Я беспокоился также и из-за мальчика. Нахт сказал, что исцеление продвигается очень медленно и ничего лучшего ожидать не следует.

— Принимай худшее, довольствуйся лучшим из имеющегося и принимай успех как самозванца, — нравоучительно заявил он, когда я побывал в его городском доме, чтобы осведомиться о состоянии мальчика. Тот походил на мумию в лубках и холщовых повязках, которыми мой старый друг пытался вылечить его ужасные повреждения. Я заметил, что следы стежков на его лице, к счастью, зарубцевались и начали заживать. Конечно, видеть несчастный не мог, но когда я заговорил с ним, то увидел в его лице понимание.

— Ты помнишь меня? — спросил я тихо.

Он кивнул.

— Мне нужно уехать, но я оставляю тебя на попечении этого господина. Его имя Нахт. Он позаботится о тебе до моего возвращения. Не бойся. Он хороший человек. А когда я вернусь, мы с тобой поговорим. Ты меня понимаешь?

В конце концов он медленно кивнул еще раз. Я больше ничего не мог сделать, лишь надеялся, вопреки всему, что мальчик будет еще жив, когда я вернусь в Фивы.

От воспоминаний меня отвлекли крики, недовольное блеянье и испуганное кудахтанье и негодующее кряканье — на корабль живьем грузили уток, кур и коз. Команды рабов перетаскивали сундук за сундуком, ящики и коробки с уже разделанным мясом, присыпанным солью. Носили и целые туши: в мягких, темных пластах мяса виднелись белые кости. Горы фруктов и овощей, мешки с зерном, серебряные тарелки, тонкие льняные скатерти, кубки и чаши… Казалось, мы отправляемся в гости к вечности. За всем присматривал надсмотрщик, величественно вышагивая между бригадами рабочих, отмечая погруженное в длинном папирусе, где тщательно перечислялось все, что только могло понадобиться в пути. Я представился и попросил его рассказать о грузах на судне. Он кивнул и жестом пригласил меня последовать за ним в кладовые.

— Здесь провизия только для царя и его свиты — то, что предназначено для солдат и слуг, грузят на другое транспортное судно, которое поплывет впереди царских кораблей и каждый вечер будет готовить к прибытию царя все необходимое, — объяснял надсмотрщик.

Внезапно он свернул между двух стражников и вошел в доверху набитую кладовую.

— А вот тут — царское снаряжение.

Он стоял, уперев руки в бедра, обозревая кладовую хозяйским взглядом. Бесшумно вошедшие слуги, с его разрешения и по его указаниям, принялись выносить все наружу.

Здесь находились четыре колесницы, был также представлен широкий выбор оружия — инкрустированные золотом и деревом ящики со стрелами, луками, копьями, кинжалами, метательными палками, кнутами. Не забыли и об отдыхе царя и о его комфорте: веера, стулья, походные табуреты, кровати, ящики, троны, балдахины, алебастровые светильники, алебастровые чашки для питья, золотые кубки, шкафы с церемониальными одеждами, охотничья экипировка, льняные одежды для торжественных случаев, драгоценности, ожерелья, косметика, притирания и масла. Все было отделано самыми дорогими материалами, вырезано из наилучших сортов дерева. Однако здесь, сваленные в кучи на причале, в темноте, освещенные лишь факелами, дрожавшими на прохладном ночном ветерке с Красной земли, все эти вещи выглядели скорее скарбом какого-нибудь бездомного бога. Столько всяческой ерунды ради такого короткого путешествия — неудивительно, что Анхесенамон ощущала, как ее душит тяжесть царской власти и всего этого золота.

Я оставил грузчиков заниматься своим делом и вернулся на корабль, решив взглянуть на царского молодого ручного льва, которого вели на борт на цепи: он нюхал незнакомый ночной воздух и натягивал короткий поводок. Это было великолепное животное; пригнув голову и плечи, он бесшумно ступал по палубе к приготовленной для него на корме роскошной клетке. Оказавшись там, лев уселся и принялся вылизывать мягкие лапы, мрачно поглядывая на окружающую его ночь, столь близкую и тем не менее недосягаемую за прутьями клетки. Затем он зевнул, словно бы принимая свою судьбу в этой комфортабельной тюрьме, положил голову на лапы и задремал.

Но вдруг лев навострил уши и повернул голову — у причала возникла какая-то суматоха. Коротко взревела труба. Показалась хрупкая, изящная фигура царя, его сопровождали охрана и придворные. Следом за ними с покрытой головой шла Анхесенамон. Они с царем обменялись прощальными словами, вежливыми и официальными, и я увидел, как Эйе, наклонившись, что-то прошептал на ухо царю. Хаи вежливо стоял сбоку, словно надеясь, что он может понадобиться. Затем Симут, с ног до головы одетый по-военному, пригласил царя подняться на борт. Тутанхамон, в сопровождении своей маленькой золотистой обезьянки, грациозно ступил на сходни; в своих белых одеждах, худощавый и настороженный, он был похож на ибиса, бредущего по тростниковым болотам. Взойдя на палубу, он повернулся и сделал знак людям, еще остававшимся на твердой земле. Это был странный момент: как будто он хотел сказать речь или помахать им, как делают дети. Все стояли молча, чего-то выжидая. Затем, словно не сумев придумать ничего другого, царь просто кивнул людям на причале и быстро скрылся в своей каюте.

Пока Эйе разговаривал с капитаном судна, меня к себе подозвала Анхесенамон.

— Позаботься о нем, — тихо промолвила она, не переставая крутить золотые кольца на своих тонких, с безупречным маникюром пальцах.

— Меня беспокоит ваша безопасность во дворце. Здесь остается Эйе…

Она взглянула на меня.

— Я привыкла быть одна. А Эйе, по-видимому, решил поддержать то, чему он не может противиться, — вполголоса ответила она.

— Вот как?

— Разумеется, я доверяю ему не больше, чем кобре. То, что он вроде бы в числе моих союзников, смущает меня едва ли не больше, чем если бы он был явным врагом. Но он обеспечил мне сотрудничество канцелярий и поддержку жрецов. Думаю, он верит, что все еще способен управлять нами согласно собственным великим замыслам.

— Он в высшей степени прагматичен. Он должен был сразу понять, что противостояние создаст больше трудностей, нежели сотрудничество. Но у него в руках по-прежнему большая власть, — осторожно сказал я.

Анхесенамон кивнула.

— Я не стану делать ошибку, недооценивая его или доверяя ему. Но сейчас установилось равновесие. Публично свою власть ему придется теперь осуществлять через царя. И кроме того, у нас с ним есть общий враг.

— Хоремхеб?

— Именно. Царь по-прежнему слишком простодушно относится к нему. Я уверена, что, где бы тот ни находился, он обдумывает следующий шаг в своем походе за властью. Поэтому будь осторожен в Мемфисе — это город Хоремхеба, не наш.

Я собирался ответить, но тут нас прервал Эйе, с его замечательной способностью появляться в самый неподходящий момент.

— Ты получил свои разрешения и бумаги? — спросил он в своей безапелляционной манере.

Я кивнул.

— Царь сделал свое великое заявление, и те, кто стоит к нему ближе всего, поддержали царя в его устремлениях. Теперь следует проследить за тем, чтобы царская охота завершилась успехом. Будет серьезным разочарованием, если он вернется и не привезет льва в качестве трофея, — продолжал Эйе, более доверительно. Его тон был сух как песок.

— Я ничего не знаю о львиной охоте. Я отвечаю за то, чтобы ему ничего не угрожало, чтобы он благополучно вернулся обратно, и чтобы его ждало спокойное будущее, — ответил я.

— Действуй в точности так, как тебе приказано. И если потерпишь неудачу, цена — для тебя лично — будет весьма высока.

— Что вы имеете в виду?

— Вряд ли здесь может быть какое-то недопонимание, не так ли? — ответил Эйе, словно удивленный наивностью моего вопроса.

И затем, не тратя больше слов, он поклонился и предложил Анхесенамон приготовиться к отплытию корабля.

Шестьдесят с лишним гребцов взялись за весла, пропущенные под планширь, и серией могучих рывков под бой барабана начали отводить судно от причала. Полоса воды между бортом и причалом понемногу становилась шире, и Анхесенамон провожала взглядом отплывающий корабль, и я смотрел на нее и на стоявшего рядом с царицей Эйе. Затем, даже не взмахнув рукой, словно бледная фигура, возвращающаяся в подземный мир, она исчезла в темном дворце. Эйе наблюдал за кораблем до тех пор, пока мы не исчезли из виду. Я опустил взор на черную воду — она бурлила скрытыми течениями и кружила в водоворотах, словно некий чародей взбаламучивал в ней странные судьбы и роковые бури.