Вслед за Нахтом, вышагивавшим царственно, но с обычным элегантным проворством, мы с Тотом миновали посты охраны возле главного пилона Карнакского храма. Подняв голову, я взглянул на возносящиеся над нами величественные стены из глиняных кирпичей. А затем мы углубились в сумерки «Избраннейшего из мест» — запретного, тайного мира внутри мира внешнего, ибо никому, если он не принадлежит к высочайшему жреческому классу, не позволено вступать в этот обширный и древний каменный лабиринт колонных залов и сумрачных храмов, покрытых бесконечной загадочной резьбой, внутри которого таятся многочисленные, лишенные солнца святилища, где, в самом сердце темноты и тишины, держат статуи богов, где их будят, поклоняются им, одевают, кормят, вновь укладывают спать и стерегут на протяжении ночи.

Мы вышли на открытое пространство. Повсюду вокруг я видел аристократов в чистейших белых одеждах, они неспешно расхаживали по каким-то своим эзотерическим делам. Жреческие обязанности, по-видимому, не были для них чересчур обременительны. В заранее установленное время года, внося свою долю в значительные доходы храма, они переступали его порог на определенный период служения, на протяжении которого соблюдали древние заповеди ритуальной чистоты: купались на рассвете в священном озере, выбривали тело, носили белые льняные одежды, а также в точности и без отклонений, в соответствии с Наставлениями, выполняли свои обязанности в богослужебных церемониях.

Однако все храмы, от самой маленькой гробницы в каком-нибудь изнывающем от жары торговом городишке на южной границе до наиболее древних и священных мест в Обеих Землях, подвержены обычному спектру человеческих пороков: коррупции, взяточничеству, воровству, хищениям и всему прочему, от скандалов из-за сокращения срока службы и из-за краж священной пищи или реликвий до открытого насилия и убийств. Чем больше храм, тем больше богатств в его распоряжении. Богатство — это власть. А Карнак — величайший из наших храмов. Богатством и властью он долго соперничал с царским семейством и сейчас наконец превзошел его.

Обширное пространство за внешними стенами храма представляло собой, на мой взгляд, хаотическое смешение древности и современности: пилоны, обелиски, аллеи, статуи, молельни и недосягаемые храмовые здания с широкими колоннами в виде стеблей папируса и погруженными в тень залами. Некоторые из них были построены недавно, другие еще строились, какие-то начинали разрушаться, а некоторые даже развалились совсем. Были здесь и торговые лавки, отведенные под канцелярии помещения и жилища для служащих и жрецов. По сути, храм представлял собой маленький город, величественный и в то же время беспорядочный. Возле пилонов и порталов было полно жрецов, их сопровождало еще большее число слуг и помощников. Перед нами открылся еще один обрамленный пилонами вход, ведущий к новым пилонам, которые в конце концов вели к древним святилищам в самом сердце храма.

— За всеми этими дворами находится священное озеро, — сказал Нахт, указывая направо. — Дважды в день и еще два раза ночью жрецы обязаны окроплять себя его водой и полоскать рот с небольшим количеством соды.

— Тяжелая у них жизнь, — заметил я.

— Можешь иронизировать, если хочешь, но пока жрецы исполняют свои обязанности на территории храма, им полностью запрещены половые связи, и я вполне уверен, что ты, например, нашел бы такое условие невыполнимым, — ответил он со своей обычной в подобных вопросах прямотой. — Но разумеется, жрецы — самая недолговечная часть здешнего населения. Существуют еще певцы, прислужники при храмовых церемониях, жрецы-лекторы, писцы, жрецы-наблюдатели за точным временем проведения ритуалов… Однако те, кто действительно испытывает необходимость в точном исполнении ритуалов, — это управляющие и слуги, ткачи, повара и уборщики. Можно сказать, что бог Амон содержит на службе больше людей, нежели сам царь.

— То есть по существу это обширное государственное ведомство, — сказал я.

— Совершенно верно. Здесь имеются чиновники, надзирающие за всеми аспектами жизни храма, они отвечают за земли, доходы, войска, слуг, пашни, одежду, зернохранилища, сокровищницу…

Нахт остановился перед входом в комплекс внушительных зданий.

— А вот это — Дом Жизни, где располагаются скрипторий, библиотеки и архивы, а также кабинеты жрецов-лекторов.

Мы вошли внутрь. Прямо перед нами, за двойной дверью, находилась обширная, тихая комната.

— Это скрипторий, — шепотом пояснил мне Нахт, словно ребенку, поскольку я и сам уже увидел работавших там людей различного возраста, скрупулезно копировавших или сравнивавших тексты на старых и новых папирусах. Атмосфера в библиотеке стояла сонная, поскольку время было уже за полдень, и кое-кто из более пожилых посетителей архивов на самом деле трудился не столь уж ревностно, а некоторые даже дремали над разложенными на столах свитками. Вдоль стен располагались деревянные ячейки, где хранилось множество папирусов, словно бы все знания мира были собраны здесь и ждали своих читателей. Через ряд окон под потолком в комнату проникали косые лучи солнца, в которых плясали бесчисленные пылинки, то вспыхивая, то погасая, поднимаясь и опускаясь в потоках воздуха, словно осыпавшиеся со свитков крошечные осколки идей и знаков, утратившие свои значения в отрыве от основного текста, к которому они изначально принадлежали.

— Это старейший архив в мире, — так же шепотом продолжал Нахт. — Многие из хранящихся здесь текстов были написаны на заре нашей цивилизации. Папирус весьма прочный материал, но некоторые из свитков настолько древние, что их нельзя вынимать из кожаных футляров, ввиду чего прочесть их невозможно. Другие свитки можно разворачивать, но есть опасение, что даже малейший луч солнечного света может окончательно уничтожить оставшиеся следы чернил, и поэтому с ними разрешено работать только при свечах. Кое-кто читает такие тексты исключительно при свете луны, но я думаю, что это до известной степени предрассудок. Многие написаны знаками, которые сейчас никто не может понять, так что они значат для нас не больше, чем бессмысленные детские каракули. Ужасная мысль: целые миры потеряли свой смысл! Эта библиотека — громадное хранилище знаний, но увы, многие из них невозможно постичь. Утраченные знания… Утраченные книги…

Он вздохнул. Мы двинулись дальше по коридору, вдоль которого тянулся ряд дверей.

— Здесь хранятся мифологические и теологические трактаты, а также списки и изначальные образцы надписей, с которых со всей возможной точностью скопированы все резные надписи на стенах храмов и обелисках.

И здесь же расположены мастерские, где переписывают на заказ Книгу Мертвых. А затем идут комнаты для обучения, а также различные хранилища для текстов, посвященных разным предметам — письму, инженерному делу, поэзии, законам, теологии, магическим практикам, медицине…

— И астрономии, — добавил я.

— Именно. Вот мы и пришли.

Мы увидели старика в белой льняной одежде с поясом жреца-лектора, стоявшего перед двойными дверями, которые были завязаны шнуром и опечатаны. Он недобро взирал на нас из-под могучих белых бровей.

— Я Нахт, — представился Нахт.

— Добро пожаловать, — отозвался жрец тоном, не предполагавшим ничего подобного.

— Я хотел бы изучить некоторые свитки из астрономического отдела, — пояснил Нахт.

Жрец внимательно оглядел его, сощурив глаза и раздумывая над его просьбой.

— А кто ваш спутник? — спросил он с подозрением.

— Это Рахотеп, он главный сыщик фиванской Меджаи.

— Зачем сыщику понадобилось изучать астрономические таблицы?

— Ну, у него любознательный ум, и я стараюсь по мере сил отвечать на его вопросы, — ответил Нахт.

Жрец, по-видимому не найдя повода отказать нам, с тяжелым вздохом повернулся, словно гиппопотам в болоте, недовольно сломал печать и развязал шнуры. Он отворил дверь и коротким жестом предложил нам войти.

Помещение оказалось гораздо просторней и выше, чем я предполагал. Стены до потолка были заставлены полками; кроме того, середину комнаты занимали ряды высоких шкафов, расположенных наподобие рыбьего хребта. На каждой из полок хранилось множество папирусных свитков. Я бы не знал, откуда здесь начинать, однако Нахт тут же принялся быстро пролистывать описи в поисках необходимого.

— С точки зрения всего мира, астрономия — это всего лишь приложение к религии. Достаточно того, что мы знаем, когда появляется на небе нужная звезда, чтобы дни проведения обрядов и праздники совпадали с лунными таблицами, и все довольны. Однако до сих пор никто, кажется, не заметил, что эта регулярность, возвратный характер самих бессмертных звезд говорит о существовании неизмеримой упорядоченной вселенной превыше нашего понимания.

— В отличие от того, что древние истории говорили нам с незапамятных времен о богах и богинях, и о том, как все произошло из первоначального папирусного болота, и о ночном мире как месте вечной жизни…

— Именно так, — прошептал Нахт. — Звезды есть вечная жизнь, но, возможно, совсем не в том смысле, в каком мы всегда это понимали… Все это ересь, разумеется, — добавил он с веселой улыбкой.

Нахт развернул несколько свитков на низеньких столиках, поставленных между шкафами, и показал на колонки знаков и цифр, вычерченных красными и черными чернилами:

— Видишь, здесь тридцать шесть колонок, где перечисляются группы звезд, на которые подразделяется ночной мир. Мы называем эти группы деканами.

Я пробежал глазами по колонке символов, разворачивая старый свиток все дальше и дальше. Казалось, знакам не будет конца. Нахт предостерег меня:

— Осторожно! Со свитками нужно обращаться бережно, с уважением.

— А почему данные записаны таким образом?

— В каждой колонке указаны звезды, которые поднимаются за ночь над горизонтом в каждый из десятидневных периодов года. Вот смотри: это Собачья звезда, которая восходит точно во время паводка, когда начинается солнечный год. А вот Сах, «Сияющая душа Осириса», — яркая звезда, восходящая с началом периода перет, времени весны. Тебе, разумеется, знакомо изречение «Я звезда, попирающая стопами Обе Земли, плывущая впереди других звезд небесных на животе моей матери Нут»?

Я покачал головой.

— Мне иногда кажется, что ты вообще ничего не знаешь, — сказал Нахт.

— Ну, это не совсем обычная для меня область. Но что там с затмением? — напомнил я.

Несколько минут он сверялся с множеством прочих таблиц, переходя от одной к другой, сворачивая и разворачивая свитки, каждый из которых выглядел более древним и хрупким, чем предыдущий. В конце концов Нахт разочарованно покачал головой.

— Здесь нет никаких записей. Как я и думал.

— Это тупик.

— Что же, мысль была интересная и по крайней мере, теперь ты знаешь кое-что о предмете, — заключил он в своей лекторской манере.

Мы вышли из комнаты с архивом, и жрец неловко наклонился, чтобы вновь завязать и опечатать шнуры. Когда мы двинулись прочь, я вслух заметил:

— Интересно, где хранятся тайные книги?

Услышав этот вопрос, Нахт не смог скрыть своей тревоги.

— О чем ты говоришь? Какие тайные книги?

— Ну, Книги Тота, например.

— Брось, это скорее легенды, чем реальность. Подобно многим другим якобы «тайным» книгам.

— Но ведь правда, что существуют какие-то священные тексты, которые открывают только посвященным? — спросил я.

— «Посвященным» во что? И каких тайных предметов могут касаться эти тексты?

— Ну там, божественной геометрии и тому подобного, — небрежно ответил я.

— Никогда не слышал ни о чем подобном, — напряженно сказал Нахт, оглядываясь вокруг, чтобы удостовериться, что нас никто не слушает.

— Да конечно же слышал, дружище, — спокойно проговорил я.

Он гневно уставился на меня.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты заранее знал, что в этих свитках не будет ничего интересного для меня. И я ценю то, что ты не пожалел времени продемонстрировать мне, что там ничего нет. Но я тебя очень хорошо знаю, и ты определенно чего-то не договариваешь.

У него хватило вежливости покраснеть.

— Иногда о важных предметах не следует говорить мимоходом.

— О каких предметах?

— Я действительно готов тебя презирать, когда ты обращаешь против меня свои методы ведения допроса. Я просто пытаюсь помочь, — сказал Нахт без намека на шутку.

— Тогда я скажу тебе прямо, что думаю. Я думаю, что тайные книги существуют — в том числе и по астрономии, — и еще я думаю, что ты принадлежишь к числу посвященных, что некоторые из этих книг ты видел и знаешь, где они находятся.

Он обратил на меня самый холодный взгляд, какой я когда-либо видел на его лице.

— У тебя слишком живое воображение.

С этими словами Нахт двинулся прочь.

Я шагнул следом за ним в послеполуденный слепящий свет и жар, и мы пошли вместе в молчании. Затем Нахт внезапно остановился и увлек меня в тень под стеной старого храма.

— Ты мой друг, и я не могу тебе лгать. Но я и не могу раскрывать содержания этих книг. Я принес торжественную клятву.

— Но я ведь спрашивал только, существуют они или нет.

— Даже этого знания слишком много. Их существование или несуществование необходимо держать в секрете. В наши темные времена тайные книги — вне закона. Тайное знание вновь становится опасным. Как ты прекрасно знаешь, любого, кто будет держать их у себя или даже кого найдут за переписыванием отдельных фрагментов, ждет наказание смертью.

— Но они существуют, ходят по рукам в узком кругу, а следовательно, их должны где-то тайно хранить. Так где же они? — спросил я напрямую.

— Не могу сказать.

Я обвел взглядом здания, теснившиеся внутри храмовой ограды. Внезапно мне стало понятно, что внутри этого потайного города может существовать еще один город. Ибо в сердце каждой тайны гнездится другая тайна.

Нахт воззрился на меня, уже с откровенным гневом.

— Ты слишком многого ожидаешь от нашей дружбы!

Мы стояли, глядя друг на друга, в странном молчании. Затем, чтобы ослабить напряжение, я поклонился.

— Прошу меня извинить. Профессиональные вопросы не должны вставать между старыми друзьями.

Он кивнул, почти удовлетворенный. Я знал, что вряд ли смогу что-нибудь у него выведать, пока его раздражение не утихнет.

— Кстати, сегодня день рождения Сехмет, если ты не позабыл о нем за всеми этими разговорами о затмениях и тайных книгах. И вечером я обедаю у вас, — напомнил Нахт.

Я хлопнул себя ладонью по лбу. Это событие не выпало из моей памяти, поскольку Танеферет напомнила мне о нем перед выходом, но от меня еще требовалось исполнить одну священную семейную обязанность.

— А ведь на мне лежит организация празднества, так что пойду-ка я закупать секретные ингредиенты — тайну которых я никогда не раскрою, даже под страхом смерти, — пока великие посвященные купцы на рынке не позакрывали свои лавки!

Нахт отозвался на мои слова слабой улыбкой, и мы вместе вышли из-под огромной арки, вновь возвращаясь к жизни города. Затем мы расстались — он отправился домой, а я на рынок, за мясом, вином и приправами.