46
Порт, Акра 18 мая 1291 года от Р.Х.
Гарин проталкивался сквозь толпу на пристани, не замечая сердитых окриков. Объемистая женщина с красным мясистым лицом не подалась.
— Дождись своей очереди, — сказала она, глянув в его остекленевшие глаза.
Он злобно скривил губы:
— Отойди, ведьма.
К нему подскочил пожилой мужчина:
— Не смей, висельник, так говорить с моей женой. Да я…
Гарин ударил его кулаком в лицо, и тот качнулся назад.
Толстуха с криком бросилась к мужу, а Гарин протиснулся дальше.
Близился рассвет. В чернильном море по другую сторону западного мола отражались первые бледные утренние тени. Над бормотанием возбужденной толпы возвышались возгласы моряков, перемежающиеся детским плачем. Толпа в порту почти вся состояла из женщин, детей и стариков. Все, кто мог сражаться, были на стенах, отражали атаки мамлюков. Хотя надежды на успех почти не было.
Защитники предприняли еще несколько ночных вылазок на лагерь мамлюков, все неудачные, а потом ворота Акры заперли окончательно. Дух на короткое время поднялся, когда на корабле прибыл молодой король Кипра и Иерусалима Генрих II с двумя сотнями конников и пятью сотнями пехоты. Но султан Халил с ним разговаривать не пожелал, и ежедневные атаки на город продолжились с удвоенной силой. Вот тогда люди совсем потеряли веру. Из двенадцати башен Акры две уже были разрушены, Английская башня и Башня графини Блуа, а также три секции внешней стены у ворот Святого Антония, Святого Николая и Королевской башни. Вчера утром правители Акры, те, кто не сбежал на Кипр, посовещавшись в королевском дворце, призвали к полной эвакуации женщин и детей.
По городу разнеслась весть, и последние оставшиеся жители Акры направились в порт с пожитками. Они простояли в очереди на пристани всю ночь. Малочисленные корабли покидали гавань, набитые до отказа. Женщины покорно стояли, понурив головы, некоторые качали на руках младенцев, пока их мужья, отцы и сыновья на стенах пытались сдержать хищную орду. В поисках утешения они поднимали глаза на своих близких или соседей, но видели такие же хмурые, затравленные лица, как у них самих. Когда небо посветлело, превратившись из серого в бледно-розовое, стало ясно, что кораблей на всех не хватит.
Гарин наконец достиг пирса, где первые ряды женщин поднимались на венецианское торговое судно. Не обращая ни на кого внимания, он продолжал лезть вперед.
— Эй! — крикнул ему матрос на трапе, помогавший женщинам. — Чего тебе надо?
— Хочу сесть на это судно, — крикнул в ответ Гарин.
Матрос засмеялся и повернулся к остальным, показывая на него пальцем. Смех подхватили женщины в очереди, видимо, итальянки.
— Я сказал, что ты мало похож на женщину, — произнес матрос на ломаном английском.
— У меня есть деньги, — снова крикнул Гарин, показывая кошель на поясе.
— Тогда купи себе немного храбрости и иди на стены. Твое место там.
Вокруг опять рассмеялись. Гарин понял, что зря теряет время, и прошел дальше по пирсу, где стояло еще несколько судов. Женщины просились на баркас, отвозивший пассажиров к большим галерам, что стояли на якоре во внешней гавани, но стражники их не пускали. Впереди Гарина по трапу поднимался сгорбленный седой старик в черном. Ему помогали двое, одетые в пурпурные и золотые шелка. По виду епископы. Гарин узнал патриарха Иерусалима. Он попытался взойти на трап следом, но стражник остановил его, пихнув в грудь.
— Позволь мне пройти, — взмолился Гарин. — На другие судна мужчин не пускают. А я ранен, — он показал на ногу, — и сражаться не могу.
— Отойди, — прохрипел стражник.
— Пусти, ради Христа!
Стражник отрицательно покачал головой:
— Попробуй попасть на «Сокол», корабль тамплиеров. — Он показал на большую галеру во внешней гавани, недалеко от восточного мола. — Его капитан предатель. Сбросил свою мантию и захватил корабль. Берет людей за большие деньги.
— Пять цехинов хватит?
Стражник вскинул брови:
— Да ты что? С такими деньгами даже не суйся.
Тем временем баркас с патриархом на борту отчалил от пристани. Гарин стал пробиваться через толпу обратно в город. Что делать? Кого-нибудь ограбить? Но кого? Все богатые уже сбежали, а в этой толпе бедняков нечего взять.
Он зло выругал себя за то, что так поздно очухался.
Последние несколько недель Гарин беспробудно пил, тщетно пытаясь заглушить ужас от происходящего вокруг. Он не мог больше слышать глухие удары камней о стены, бой барабанов мамлюков, их воинственные крики, лихорадочные молитвы христиан, звон колоколов, вопли. Как и многие здесь, Гарин надеялся, что стены выдержат. Поздно вечером он очнулся в борделе в Пизанском квартале и услышал, что объявлена всеобщая эвакуация. Мучаясь болями в желудке, собрал свои пожитки и направился в порт, решив, что осядет во Франции и начнет наконец новую жизнь. Ему и в голову не приходило, что отплыть не удастся.
В отдалении были видны останки Английской башни. В переулках у брошенных домов бродили свиньи и козы. Мимо прогромыхали три телеги, доверху наваленные обгоревшими трупами, у многих отсутствовали конечности. Гарина никто не обогнал. Все шли навстречу, в порт. Женщина с растрепанными волосами несла на руках младенца, за ней едва поспевали два плачущих мальчика.
— Идите быстрее, — проворчала она.
Белокурый мальчик заплакал сильнее:
— А где оте-е-ец?
Женщина нагнулась.
— Отец придет, скоро. А мы должны успеть найти корабль. — Она поцеловала обоих. — Теперь пошли.
Гарин посмотрел им вслед. Хотел окликнуть женщину, сказать, что она опоздала и судов больше не будет, но не успел. Женщина с детьми исчезла за поворотом. Он постоял немного, поразмышлял о том, какая их ждет участь. Ворота скоро сломают, и в город войдут сарацины. Женщину изнасилуют и убьют. Для наложницы она стара, на базаре за нее много не дадут. Младенец, конечно, тоже погибнет. А вот мальчиков ждет рабство, как и сотни таких, как они.
Гарин подумал о Роуз. Девочка еще в городе, он был в этом уверен, потому что видел Элвин всего два дня назад. Она с другими женщинами таскала кувшины с водой, помогала тушить пожары, ежедневно возникавшие в домах недалеко от стены, когда в них попадали горящие стрелы или греческий огонь мамлюков. Элвин выглядела изможденной, с темными кругами под глазами. Он наблюдал за ней какое-то время, но она его не заметила. Гарин теперь был совершенно убежден, что Роуз его дочь, и не терял надежды когда-нибудь ей это доказать. Зачем? Он и сам толком не понимал. Уилл, конечно, будет страдать, но не это было главным. Гарину просто приятно думать, что он любит свою дочь и что со временем она его тоже полюбит.
Но если Элвин и Роуз еще в Акре, то Уилл обязательно посадит их на корабль тамплиеров. Несмотря ни на что.
Гарин подумал еще и, приняв решение, свернул на улицу, ведущую в Венецианский квартал.
Лагерь тамплиеров, Моимюзар, Акра 18 мая 1291 года от Р.Х.
Уилл скакал по разрушенным улицам Монмюзара, заставляя боевого коня обходить кучи валунов и руины сгоревших домов. От дыма и пыли першило в горле. Высоко на стене, освещенные факелами, несли вахту караульные. В лагере госпитальеров рыцари в черных мантиях с расширенными на краях желтыми крестами двигались в полумраке, как привидения. Тарахтели телеги, везущие раненых в лазарет. Навстречу им медленно двигался караван мулов, нагруженных стрелами в корзинах. Проезжая вдоль стены, он везде видел одно и то же. Менялись лишь одежды и флаги. Никто больше не пел старинные песни, которыми воины подбадривали себя в первые дни осады. В воздухе витало горестное предчувствие конца.
Весь последний месяц неутомимо трудились наккабуны, так называли мамлюков-копателей. Они рыли туннели из лагеря к башням Акры. Двенадцать бригад, по числу башен, в каждой тысяча человек. Теперь уже под каждой башней был выкопан глубокий котлован. Затем оставалось поджечь деревянный фундамент башни, и она обрушится. Три дня назад вот так обрушилась внешняя часть Королевской башни. Перейти через руины мамлюки пока не могли — защитники города отгоняли их стрелами, — но прошлой ночью они соорудили гигантское заграждение, прячась за которое, расчистили путь от камней. Стрелы и валуны отскакивали от заграждения, и теперь мамлюки беспрепятственно проникли под Королевскую башню.
Уилл достиг лагеря тамплиеров, устроенного у покинутой церкви с пробитой крышей, и спешился. Передал поводья оруженосцу. В этом районе пока было тихо, и люди отдыхали перед битвой, которая, возможно, начнется днем.
— Ты видел Саймона Таннера?
— В последний раз я его видел у конюшен лечебницы Святого Лазаря, коммандор, — ответил оруженосец.
Уилл помолчал, глядя на двоих рыцарей, стоявших на страже у дверей церкви. Эти конюшни находились близко, пять минут пешком, но и этого времени у него не было. Чертыхнувшись, он прошел в церковь мимо почтительно поклонившихся рыцарей. Гийом де Боже и Пьер де Севри сидели, склонившись над картой города, разложенной на двух бочках. Помещение освещали два факела.
Гийом оглянулся.
— А, коммандор? Ты быстро. Какие новости в лагере короля Генриха?
— Я туда не добрался, мессир, — ответил Уилл. — Меня остановили рыцари-тевтонцы у руин Английской башни. Предупредили, что мамлюки прорываются в город.
— Уже? — удивился де Севри. — Что-то рано решили нас сегодня разбудить сарацины.
— Вы меня не поняли, сэр маршал. Они прорываются широким фронтом, от Патриаршей башни до ворот Святого Антония. Больше всего их собралось у Чертовой башни.
— Ты уверен? — спросил Гийом.
— Я поднялся к бойницам и видел это сам. Наверное, они начали движение ночью, под прикрытием темноты, и теперь почти достигли основания стены.
— Предупреждены все? — быстро спросил маршал.
— Да, тевтонцы отправили гонцов. Думаю, теперь об этом уже знают во всех точках обороны.
Гийом повернулся к маршалу:
— Буди людей, Пьер. Скажи, что предстоит битва. Пусть собираются немедленно.
Маршал вышел. Гийом повернул изможденное лицо к Уиллу:
— Вот и дождались, коммандор.
Уилл кивнул, стиснув зубы.
Гийом посмотрел на тускло поблескивающее серебряное распятие у алтаря.
— Ты помолишься со мной, Уильям?
— Мессир, — нерешительно произнес Уилл, — я должен идти в казармы, готовить людей.
— Конечно. — Гийом кивнул. — Готовься и сам. Когда вернешься, будем молиться с нашими братьями.
Уилл вышел во двор. Лагерь был разбужен, все передавали друг другу весть.
Саймон в конюшнях у лазарета Святого Лазаря руководил седланием боевых коней. Увидев Уилла, облегченно вздохнул.
— Ты пришел за конем? — Он пригладил растрепанные волосы. — Говорят, сарацины идут на приступ. Их больше, чем обычно.
— Давай выйдем, надо поговорить. — Уилл показал глазами на пажей и конюхов в стойлах.
— Что стряслось, Уилл? — тревожно спросил Саймон, когда они вышли во двор. За последние недели он сильно сдал. Его широкое, обычно румяное лицо теперь осунулось и стало бледным.
— Мне нужна твоя помощь.
— Говори.
— Сходи к Элвин и проследи, чтобы она с Роуз села на корабль. Я просил ее уехать вчера, но она сказала, что должна собрать вещи. Обещала быть в порту сегодня днем. — Уилл замолк и твердо посмотрел на Саймона. — Я не думаю, что мы сможем долго сдерживать мамлюков.
Саймон побледнел еще сильнее.
— Я все сделаю, конечно. Но главный конюх, он будет недоволен, что я покинул конюшни в такие минуты.
— Скажи, что тебя послал я.
— Я вернусь сразу, как она сядет на корабль. — Саймон направился к конюшне, но повернулся и, схватив руку Уилла в свои грубые мозолистые ладони, сильно сжал. — Да пребудет с тобой Господь.
— И с тобой.
Уилл посмотрел вслед Саймону, затем двинулся обратно. Проходя мимо ворот Святого Лазаря, он увидел слова, крупно нацарапанные углем по дереву:
«Non nobus, Domine, non nobus, sed nomini tuo da gloriam». «Не за себя, о Боже, не за себя, а во Имя Твое».
И остановился, вспомнив такую же надпись на воротах Сафеда. Перед глазами возник отец. Он дружески улыбался, как когда-то, в очень давние времена.
В отдалении за стеной забили барабаны.
Венецианский квартал, Акра 18 мая 1291 года от Р.Х.
Гарин резко остановился у голубой двери, переводя дух. Вытер пот со лба и заметил, как дрожит рука. Надо выпить, срочно. По пути можно было зайти в брошенную таверну, не исключено, там нашлось бы даже несколько монет, но все его мысли были заняты тем, чтобы добраться сюда. Он стукнул кулаком в дверь. Грохот отдался эхом по пустынной улице. Мужчина, толкавший ручную тележку с горшками и мисками, подозрительно глянул на Гарина и продолжил путь. Гарин хмуро посмотрел ему вслед, и в этот момент услышал, как отодвигается засов. Он быстро пригладил грязные волосы, оправил рваный плащ. Дверь открылась.
На пороге появилась Роуз. В зеленом дорожном плаще поверх белого платья, волосы убраны под чепец. Она выглядела утомленной. Увидев Гарина, насупилась.
— Чего тебе?
— Роуз, дорогая. — Гарин попытался улыбнуться. — Мама дома?
Она молчала. Сзади нее Гарин услышат быстрые шаги.
— Роуз! Почему дверь открыта? Кто там?
Девочка оглянулась, и Гарин воспользовался моментом, чтобы протиснуться внутрь, зная, что, если Элвин успеет закрыть дверь, другой возможности у него не будет. Он захлопнул дверь, задвинул засов. Роуз отступила, пристально глядя на него. В прихожей стояло несколько сундуков и сумок. Похоже, они собрались наконец уезжать.
— Убирайся, — сердито сказала Элвин. — Роуз, иди сюда. — Она прошла вперед, положила руки на плечи дочери, оттянула девочку назад. — Я серьезно, Гарин. Уходи.
Гарин медленно покачал головой:
— Не могу.
— Почему? — Голос Элвин был по-прежнему суровым, но он уловил в нем нотки страха.
— На корабль без денег не сажают, да и самих кораблей уже совсем мало осталось. — Он пожал плечами. — Мне больше некуда идти.
— Я не могу тебе помочь.
— Думаю, можешь. — Гарин внимательно смотрел на нее, склонив голову набок. Теперь он чувствовал себя более уверенно. — Ты мне должна, Элвин. — Он улыбнулся Роуз и подмигнул, словно это была игра.
— Сейчас придет наш стражник Пьеро, — сказала Элвин.
Гарин хмуро бросил взгляд на дверь.
— Раз так, то пошли наверх. — Он двинулся к ним.
Элвин заслонила собой Роуз.
— Пьеро тебя убьет, если застанет здесь. Уходи. — Она понизила голос: — Пожалуйста, Гарин. Ты пугаешь мою дочь.
Глаза Гарина зло вспыхнули.
— Нашу дочь! — прошипел он, хватая ее руку и поворачивая к лестнице.
— Беги, Роуз, — крикнула Элвин, пытаясь вырваться. — Беги же!
Роуз постояла пару секунд с широко раскрытыми глазами и побежала к двери в конце коридора.
Рука Гарина метнулась к поясу, сжала рукоятку кинжала.
— Роуз, дорогая! — Он выхватил кинжал и приставил к горлу Элвин. — Если ты убежишь, я убью твою маму.
Роуз остановилась как вкопанная. Увидела кинжал и дико закричала. В отдалении послышались низкие зловещие звуки барабанов.
— Ты мерзавец, — хрипло прошептала Элвин.
Гарин чувствовал, что долго без вина не выдержит. К горлу поднималась желчь, пот заливал глаза, руки тряслись. Все пошло не так, как он хотел. Их нужно успокоить, но здесь у него не получится. Надо, чтобы они поднялись наверх, и там он заставит Элвин слушать.
— Рози, — крикнул Гарин. — Если ты сделаешь то, что я скажу, все будет хорошо. Поднимись, пожалуйста, наверх.
Девочка стояла, тяжело дыша, переводя взгляд с Гарина на мать.
Он посуровел. Придвинул лицо ближе к Элвин.
— Скажи ей идти наверх. Или, клянусь, я заставлю ее смотреть, как ты умираешь.
— Роуз, сделай, что он говорит, — произнесла Элвин сдавленным голосом, чувствуя, как слабеют ноги.
Девочка медленно попятилась к лестнице, не отрывая глаз от матери, которая следовала за ней. Гарин продолжал держать острие кинжала у горла Элвин.
Наверху он кивнул на одну из дверей:
— Что там?
— Ничего, — ответила Элвин. — Это покои Андреаса. Там пусто.
— Иди туда, Рози, — тихо сказал Гарин.
Роуз толкнула дверь и вошла, по-прежнему пятясь. В покоях Андреаса, состоящих из гостиной и спальни, было холодно и сумрачно. Из мебели там остались только стол, табурет и большая кровать. В оконные щели дул ветер, под ногами скрипели голые доски.
— Стань у окна, Роуз. — Гарин убрал кинжал и приказал Элвин: — Иди к ней.
Освободившись, она подбежала к дочке и обняла. Погладила волосы.
— Все хорошо, дорогая. Все будет хорошо.
— Слушайся маму, Роуз, — проговорил Гарин, запирая дверь, довольный, что в замке торчал большой железный ключ.
— Гарин, здесь холодно, — сказала Элвин. — Роуз еще не оправилась после тяжелой болезни. Она может не выдержать.
Гарин помолчал, впервые заметив необычную бледность девочки. Посмотрел на Элвин:
— У тебя есть одеяла?..
— Внизу, в вещах. Я могу принести.
Он прищурился и помахал тяжелым ключом.
— Я схожу. А ты здесь не пытайся делать глупости. — Он твердо смотрел на Элвин, пока не убедился, что она воспринимает его слова серьезно, затем вышел. Запер дверь. Услышав за спиной приглушенные всхлипывания, зло выругался. Нет, все получилось совсем не так, как он хотел.
Гарин быстро спустился в прихожую и поискал в мешках. Нашел один, набитый одеялами и простынями. Забросил на плечо. В конце коридора, на кухне, послышался шум. Он опустил мешок, подошел. Мужской голос громко звал Элвин. Это был тот самый стражник Пьеро. Затем раздались шаги.
Гарин напрягся, дождался, когда откроется дверь, и сильно ударил ею стражника. Тот отшатнулся, схватившись за лицо, выкрикивая что-то по-итальянски. Гарин проворно пихнул его к столу, схватил за волосы и ударил головой о дерево. Он хотел, чтобы стражник потерял сознание, но напряжение вызвало у него приступ тошноты и головокружения, так что удар получился недостаточно сильный. Стражник выпрямился и ударил Гарина кулаком в лицо. Тот отлетел к стене, но быстро оправился и ринулся на стражника. Они сцепились, перемещаясь по кухне, роняя вещи на пол. Наконец стражник вырвался и выхватил меч. Ловко уклонившись от удара, Гарин всадил кинжал стражнику под ребро, быстро вытащил лезвие и полоснул по горлу. Стражник затих.
Тяжело дыша, весь в поту, Гарин посмотрел на Пьеро, вытер кинжал о его плащ и со злостью всадил в ножны. Опять все получилось не так. Он двинулся на выход и остановился. Что-то привлекло его внимание. На полке рядом с горшками с травами и маслом стояло несколько кувшинов. Перешагнув через Пьеро, Гарин двинулся к ним. К его радости, они все были с вином. Он сунул под мышку два, вышел в коридор, взвалил на плечо мешок с одеялами, снял с крюка фонарь и поднялся по лестнице.
Элвин смотрела на него расширенными глазами. Она стояла там же, у окна, прижимая к себе Роуз.
— Что случилось?
— Явился Пьеро, — пробормотал Гарин, закрывая за собой дверь ногой. Он поставил фонарь и кувшины на стол, запер дверь, сунул ключ в кошель.
— Боже, — в ужасе прошептала Элвин, увидев на его плаще свежие пятна крови. — Ты?.. — Только теперь она начала осознавать, на что способен этот монстр.
— Вот, — буркнул Гарин, протягивая ей мешок. Она не пошевелилась, и он прикрикнул: — Нашей дочке холодно, Элвин.
Негнущимися пальцами она вытащила два одеяла, а Гарин присел на край стола и начал жадно пить из кувшина. Закутав дочку, Элвин наблюдала за ним. Вспыхнула слабая надежда. А что, если он напьется и станет медлительнее и она сможет с ним справиться? Еще лучше будет, если он заснет. Чувствуя, как к ней возвращаются силы, Элвин накинула одеяло себе на плечи.
Гарин утолил жажду, поставил пустой кувшин на стол. Наполовину прикрыл глаза, наслаждаясь алкоголем, впитывающимся во все частицы его существа, с удовольствием отмечая, что конечности становятся тяжелыми и твердыми. Туман в мозгу прояснился.
— Конечно, жаль Пьеро, — произнес он, открывая глаза. — Но тут выбора не было. Мне пришлось его убить, иначе бы он убил меня.
— Зачем ты пришел? — тихо спросила Элвин. — В город скоро ворвутся мамлюки. Ты подумал, что будет с нами? — Она замолкла. — Неужели тебя не заботит судьба Роуз?
Гарин подался вперед.
— Заботит. Именно поэтому я и пришел. Это несправедливо, что девочка не знает, кто ее отец.
— Я знаю, кто мой отец, — угрюмо отозвалась Роуз из-под одеяла.
Гарин отрицательно покачал головой:
— Нет, милая, ты не знаешь.
Элвин в отчаянии закрыла глаза.
— Пожалуйста, Гарин, не надо. Я дам тебе все, что захочешь, только не надо. — Она шагнула к нему. — У нас есть деньги, внизу, в сумке. Возьми. Нам они не нужны, мы сядем на корабль и без них. А ты сможешь заплатить за проезд. Если пойдешь сейчас, то успеешь.
— Думаешь меня подкупить? — спросил Гарин.
— Нет, я…
Он спрыгнул со стола и ткнул пальцем в Элвин.
— А кто позаботится о вас, когда все закончится? — Вино подействовало, он ожил. — Уилла ведь с тобой не будет? Для него важнее разыгрывать из себя героя, чем заботиться о жене и дочери. Он тебя недостоин, Элвин.
— Уилл остается здесь, потому что так велит долг.
— Перед Темплом? — встрепенулся Гарин. — Так он уже давно наплевал на верность этому поганому Темплу!
— Нет, он верен ордену и братству. — Голос Элвин отвердел. — И я им за это восхищаюсь. Знаешь, какая между вами разница, Гарин? Все помыслы и действия Уилла направлены, чтобы творить добро людям, а твои — только себе. А на остальных тебе наплевать.
— Выходит, он лучше меня?
Она рассмеялась:
— Тут нечего сравнивать.
Гарин покачал головой:
— Если так, Элвин, то почему же ты пришла тогда ко мне? — Она отвернулась, и он крикнул: — Ответь! Если Уилл так потрясающе хорош, почему, черт возьми, ты раскинула передо мной ноги?
— Заткнись! — вскрикнула она, метнувшись к окну. — Заткнись!
Роуз зажмурилась, зажала ладонями уши и соскользнула по стене на пол. Элвин и Гарин на нее не смотрели, сосредоточившись друг на друге.
— Я знаю, почему ты до сих пор не уехала. Уверен, Уилл пытался посадить тебя на корабль много недель назад, когда осада только началась. Но ты осталась. Осталась, потому что мучаешься виной. Потому что не нашла сил покинуть Уилла, помня, как покинула его однажды, когда отдавалась мне.
— Нет. — Элвин отчаянно мотнула головой. — Нет.
— Да. — Гарин усмехнулся. — Поверь мне, я знаю, что такое мучиться виной, и легко могу распознать это в людях. — Он вернулся к столу и взял другой кувшин. Сделал несколько глотков. Рассмеялся. — Мы все кругом виноваты. Ты, я, Уилл. Чертовски виноваты.
— Ты жестокий и слабый духом, Гарин. Мы не такие.
— Уилл убил свою сестру.
— Она утонула по неосторожности.
— Ты спала со мной.
— Я чудовищно согрешила.
— А я? — завопил Гарин, швыряя кувшин о дверь. Роуз пронзительно вскрикнула. — У меня что, нет права на прегрешения? И меня нельзя простить за содеянное?
— Ты грешил из своекорыстия.
— Глупости. Ты понятия не имеешь, через что мне довелось пройти и как я страдал. — Гарин ткнул пальцем себе в грудь. — Мне было всего тринадцать, когда Эдуард заставил меня служить себе, пообещав помочь матери. А знаешь ли ты, что со мной вытворял мой дядя Жак? У меня была дурная привычка грызть ногти. — Он посмотрел на свои грязные неровные ногти и фыркнул. — Она по-прежнему осталась. Жак это ненавидел, полагал слабостью. Однажды я забылся и откусил ноготь в его присутствии. Так он зажал мне палец в двери солара и содрал ноготь. А как он меня избивал! Но я продолжал его любить даже после этого, мечтал только об одном — чтобы он и моя мать были счастливы. Верил Эдуарду, что он сможет дать им это счастье. И потому согласился, когда он попросил меня помочь вернуть драгоценности короны.
Элвин застыла.
— Что?
Гарин кивнул:
— Да, Элвин, я предал рыцарей. Рассказал Эдуарду все, что ему было нужно, и он послал в Онфлер наемников. Я убил своего дядю. — Он посмотрел ей в глаза. — И твоего тоже. Жак и Овейн погибли из-за меня.
Элвин побелела.
Гарин прерывисто вздохнул.
— Я никому прежде об этом не рассказывал. После всего, что случилось, я себя ненавидел. Ненавидел и не находил места. А потом в Лондоне меня нашел Грач, приспешник Эдуарда, и пригрозил, что изнасилует и убьет мою мать, если я не стану служить принцу, не сделаюсь ему полезен. Это была не шутка, и я покорился.
— «Книга Грааля» тоже? — выдохнула Элвин.
— Эдуард собирался использовать ее против Темпла как свидетельство ереси. Собирался вымогать под это у «Анима Темпли» деньги. Он ведь, еще когда был принцем, все запланировал наперед. Расширить королевство и остальное. — Гарин поднял голову, в первый раз прислушавшись к отдаленному реву труб и грохоту барабанов. Посмотрел на Элвин. — Потом я прибыл сюда, на Заморские земли. Отличился в битве, узнал, что такое быть рыцарем, узнал, как это хорошо — гордиться собой и нести добро. Я забыл Эдуарда. Помог Уиллу найти «Книгу Грааля», а когда Грач встал на нашем пути, я его убил. Я пытался искупить вину, но мне не поверили и все равно наказали. Бросили в тюрьму, а оттуда меня вытащил опять же Эдуард.
— И ты с тех пор служишь ему?
Гарин кивнул, крепко сжав губы:
— Да, с тех пор. Уже много лет. Шпионил, даже убивал по его приказам. — Он с отвращением передернулся и подошел к ней. — Но все изменилось, когда я увидел Роуз. Клянусь, Элвин, что-то во мне изменилось. Я вдруг понял, что еще не все потеряно, что возможна другая жизнь. — Он положил ей на плечи руки и повернул лицом к себе. — Она моя дочка, да? Признайся.
— Не знаю, — прошептала Элвин, глядя в пол.
— Ты хочешь сказать, что у меня столько же шансов, сколько и у него? — быстро спросил Гарин. Элвин подняла полные слез глаза, и это был ответ. Он улыбнулся и перевел дух. — Давай уедем, Элвин. Вместе. Я стану тебе мужем, а ей отцом. Позволь мне доказать, что я могу стать лучше и добрее. Позволь мне искупить вину. Пусть Уилл спасает человечество, а я буду заботиться только о вас двоих. И не исключено, в конце концов ты меня полюбишь.
Элвин холодно посмотрела на него:
— Ты лжец. Лжец и убийца. Я никогда не сумею тебя полюбить.
Гарин вздрогнул, как от пощечины. В нем вскипела злость, щеки порозовели.
— Но ты уже меня любила. Недолго, но любила. Тогда я был для тебя хорош. Хорош буду и сейчас. — Он схватил Элвин, развернул к столу и толкнул, не обращая внимания на ее крики. Она пыталась расцарапать ему лицо, но он поймал ее руки, с силой поднял над головой и сжал. — Я заставлю тебя полюбить меня опять! — Он рывком разорвал на ней платье, обнажив груди.
Сзади Роуз принялась отчаянно колотить его в спину своими маленькими кулачками. Ослепленный яростью и вином, он грубо ее отпихнул. Она отлетела, упала на пол и осталась лежать. Гарин моментально очухался, отпустил Элвин и присел рядом с девочкой.
— Рози, Рози! Извини.
Элвин схватила кувшин и ударила Гарина по голове. Затем, всхлипывая, полезла дрожащими руками в его кошель на поясе за ключом. Но Гарин быстро пришел в себя и поднялся на ноги. Сильно толкнул Элвин. Падая, она ударилась головой об угол стола и обмякла на полу рядом с Роуз.
Девочка горько плакала:
— Мама! Мама!
— От меня не уйдешь! — прорычал Гарин. — Никуда! — Он схватил фонарь и швырнул в дверь. Пламя затрепетало, почти исчезло, но затем весело вспыхнуло вновь.
Гарин отошел, шатаясь.
Роуз продолжала причитать, склонившись над Элвин:
— Мама, проснись, пожалуйста! Проснись!
Огонь быстро распространялся, жадно захватывал доски и крепчал. Гарин смотрел на дверь как зачарованный.
Элвин пошевелилась, приходя в себя. Чепец слетел с головы, волосы рассыпались по плечам. На лбу набухал большой кровоподтек.
— Что это?.. — пробормотала она, поднимая голову, села и в ужасе уставилась на огонь, который теперь полностью завладел дверью и с каждой секундой становился все свирепее.
Гарин по-прежнему стоял без движения. На его лоб стекала струйка крови из раны от удара кувшином.
— Боже! — вскрикнула Элвин. — Что ты наделал!
Он повернул к ней свое вялое серое лицо.
— Не захотела со мной уехать? Значит, останемся здесь.
Ворота Святого Антония, Акра 18 мая 1291 года от Р.Х.
Это было похоже на ад. На улицах один за другим лопались горшки с греческим огнем, извергая облака удушающего черного дыма. Обожженные кони дико ржали, вставали на дыбы и сбрасывали всадников в кипящее людское месиво. У одного английского рыцаря вначале погиб конь, а через секунду в него врезался горшок, моментально воспламенив плащ. Он дико кричал, бегал, хлопал руками, пока не сгорел заживо. Мамлюки шли напролом, выставив вперед копья и щиты. Идущих впереди подталкивали в спины те, кто шел сзади. Лучники осыпали христиан стрелами. И это не считая дротиков и горшков с греческим огнем. Казалось, горит весь мир.
Уилл сражался рядом с Гийомом де Боже. Рука устала отбивать щитом дротики и стрелы, почерневшая мантия была порвана и пропитана кровью. Робер и Дзаккария были где-то рядом, но сквозь дым он их не видел и не знал, живы ли они. Грохот трех сотен литавр смешивался с воплями умирающих. Белые мантии тамплиеров перемежались черными госпитальеров. Жан де Вилье отважно сражался бок о бок с Гийомом, как будто два великих магистра всю жизнь были товарищами по оружию и между ними и их орденами никогда не было ни капли соперничества. Воины-киприоты тоже были здесь под командой короля Генриха II. Их туники вспыхивали красным и золотым в лучах солнца, пробивающегося сквозь дым, когда занялся рассвет.
Мамлюки пошли на приступ еще до рассвета под громовые удары барабанов. Они двигались монолитной массой. Многие падали, сбитые камнями, или сгорали в кипящем масле, которым их поливали. Но они продолжали идти, ступая по мертвым. В защитников Акры летели тучи стрел. Выстоять было невозможно, и вскоре мамлюки взяли Чертову башню, через брешь, оттеснив защитников, пытавшихся их остановить, подошли к внутренней стене. Часть двинулись вдоль рва налево к лагерю пизанцев, чьи катапульты били по войску мамлюков, собравшемуся у внешней стены. Еще несколько тысяч рванули направо к воротам Святого Антония, где их встретили тамплиеры и госпитальеры.
Подняв щиты, мамлюки медленно, шаг за шагом, двигались по усыпанной камнями улице. Гийом издавал военный клич, рыцари устремлялись вперед, но всякий раз ударялись о непробиваемую стену. Они понимали, что долго сдерживать эту стихию не сумеют. Но тут была дорога каждая секунда. Ведь в это время на борт корабля кто-то поднимался и была спасена еще одна чья-то жена и чей-то ребенок. Это давало силы бросаться на строй врагов, обрушивать на их головы и руки мечи и боевые топоры. Некоторые рыцари сражались со впившимися в спину стрелами и резаными ранами, не замечая боли. Это была их последняя битва.
В середине, рыча как лев, бился Гийом де Боже. Его шлем с величественными белыми перьями давно слетел с головы. Голубые глаза блестели в первых лучах солнца, лицо и борода почернели от дыма, пыли и крови. Клич к оружию прозвучал слишком быстро, и он не успея надеть настоящую боевую кольчугу, а только легкую, пластинчатую, которая прикрывала плечи и торс. Великий магистр громко просил Всевышнего ниспослать силы телам и душам защитников города, подбадривал их, кричал, что все христиане сейчас с ними, что они будут помнить их подвиг, что им воздадут честь на земле, а на Небесах им будут петь ангелы. И рыцари пришпоривали измотанных коней и рубили мамлюков, принимая полученные раны как Божьи поцелуи.
Сквозь дым была видна передняя линия мамлюков, которая, подняв щиты, снова двинулась вперед, шагая по расчлененным и сгоревшим трупам воинов и лошадей.
— За мной! — проревел Гийом, вскидывая меч. — За мной!
Пришпорив коней, рыцари рванули вперед, и в этот момент со стороны мамлюков вылетел дротик и впился Гийому под мышку, оголенную, потому что великий магистр поднял руку с мечом. Пластинчатая кольчуга это место не прикрывала. Гийом дернулся и выронил меч. Впереди рыцари врубались в ряды мамлюков. Сквозь застилающий глаза туман Гийом видел, как двое упали, проткнутые копьями. Собравшись с силами, он схватил древко дротика, с мычанием вытащил и рухнул на шею коня. Тем временем под напором мамлюков рыцари начали отступать.
Уилл увидел первым.
— Мессир! — Он пустил коня и успел подхватить великого магистра, прежде чем тот соскользнул с седла. Из раны на боку у него струилась кровь. — Вам нужно быстро в лечебницу.
Гийом с трудом раскрыл глаза.
— Нет, Уильям, я должен вести людей.
— Но вы ранены, мессир.
Дзаккария и еще несколько рыцарей быстро подскакали вместе с великим магистром госпитальеров. Сзади рыцари короля Генриха прикрывались щитами от стрел.
Жан посмотрел на Уилла:
— Отвези его в прицепторий. И сделай что можешь.
Дзаккария слез с коня. Приказал сержантам принести щит.
Уилл и великий магистр госпитальеров сняли Гийома с седла, положили на землю. В это время рыцари короля Генриха поднялись в очередную атаку.
— Жан, — пробормотал Гийом, сжимая руку госпитальера.
— Мы будем сдерживать их до последнего, — пообещал Жан, взбираясь на коня.
Дзаккария и Уилл перенести великого магистра на щит. Четверо сержантов, сгибаясь под тяжестью, подняли и понесли.
Уилл сделал знак Дзаккарии и еще трем рыцарям:
— Поезжайте со мной.
Дзаккария молча вскочил в седло. Его седые волосы были перепачканы сажей и забрызганы кровью. Оставшихся рыцарей взял под команду Тибальд Годин, занявший место Гийома, и они двинулись по пустынным улицам впереди сержантов. Сзади продолжали реветь трубы и бить барабаны. Теперь, вырвавшись из кровавой бойни, Уилл отчетливо осознал, что биться о стену бесполезно. Мамлюков ничем не сдержишь. Просто рыцари все погибнут один за другим. Он посмотрел на окровавленную тунику Гийома и подъехал к Дзаккарии:
— Доставь великого магистра в прицепторий.
Дзаккария внимательно посмотрел на Уилла.
— Ты собираешься куда-то, коммандор?
Уилл, натянув поводья, подождал, пока другие рыцари уедут вперед, и тихо произнес:
— Мамлюков не остановить, ты это понимаешь. Но прежде чем они ворвутся в город, я должен позаботиться о тех, кто уцелел. А ты позаботишься о великом магистре.
Дзаккария помолчал, затем слабо кивнул:
— Мы увидимся в прицепторий, коммандор?
— Если Господь меня убережет.
Уилл повернул коня. У ворот Святого Антония рыцари падали один за другим.
