Гневный глас Аллаха.

Так мамлюки называли грохот, когда выпущенные из осадных орудий камни ударялись в городские стены. Двадцать пять манджаников выстроились вдоль юго-восточного крепостного вала Триполи. Мамлюки действовали методично и настойчиво. Укрывшись за сложенными из бревен баррикадами, обстреливали стены камнями. Иногда орудия заряжали бочками с нафтой, которые взрывались на крепостном валу, воспламеняя строения и людей. В бледном полуденном небе плыли клубы черного дыма. Башни епископа и госпитальеров уже все покрылись выбоинами. А в городе царил бедлам. Несмотря на предупреждение, жители к нападению готовы не были.

Месяц назад из Акры прибыл посланец великого магистра де Боже с вестью, что на Триполи ведет свое войско султан Калавун. Власти города и до этого получали донесения о походе мамлюков, но ни принцесса Люсия, ни генуэзцы, ни община не поверили, что султан идет на них. И потому посланец Темпла был холодно принят и отправлен назад. Власти Триполи высокомерно заявили, что у Калавуна нет причин идти на город и что им нечего опасаться, а великий магистр сеет беспокойство с умыслом. Венецианцы, однако, насторожились. Они поверили великому магистру, тем более что их консул не получал никаких вестей от Бенито ди Оттавио. Но даже и они не были полностью готовы к тревоге, поднявшейся четыре дня назад.

Весть принесли на рассвете крестьяне близлежащих деревень: идут мамлюки. Горожан разбудил неистовый звон колоколов еще до молитвы первого часа. Оглянуться не успели, а войско мамлюков уже встало перед стенами. После полудня началась осада.

Юго-восточные стены считались самыми слабыми, здесь-то мамлюки и сосредоточили основные усилия. В смятении и панике тамплиеры, госпитальеры, венецианцы, генуэзцы, пизанцы и французы собрали войско для защиты города. Ближайшие к стенам дома превратили в охранные посты и оружейные склады. С берега таскали песок и насыпали в большие мешки, которые выкладывали, чтобы помешать распространению огня. На стенах выставили баллисты и фондиболы. Некоторые не использовались годами, дерево сгнило, они оказались бесполезны. Рядом с метательными орудиями на стенах засели арбалетчики. У содрогавшихся под ударами тарана городских ворот соорудили баррикады.

А в это время большие венецианские галеры медленно разворачивались и выходили из гавани. Разнеслась весть: венецианская община вывозит своих граждан. Это положило начало панике. Горожане, хватая, что можно унести, бросились в порт в надежде сесть на галеру, торговое судно или хотя бы рыбацкую лодку. Те, кому не посчастливилось попасть на судно, привязывали детей к спинам и в отчаянии бросались в море. Плыли на небольшой остров Святого Фомы неподалеку, где беженцы организовали лагерь. Однако большинство оставались в городе, уповая на Бога и силу своих воинов. Они не ведали, что рядом с ними невидимые злодеи-предатели ждут своей поры.

Калавун наблюдал, как камни один за другим ударяются о стены. Небо над городом заволокло дымом. Время от времени камни поражали людей, и те падали со стен. К грохоту камней примешивался стук в голове. Калавуну хотелось удалиться в свой шатер, лечь и закрыть глаза. Но он заставил себя стоять. Негоже прятаться, когда по твоему повелению штурмуют Триполи.

Конечно, можно было провести переговоры с властями города. Но Калавун этого не сделал. Потому что испугался. Но не за свою жизнь. Он испугался потерять уважение сына. Уже были потеряны Айша и Али, и он не мог перенести мысли о потере Халила. Триполи стал его уступкой требованиям двора во главе с сыном. Но каждый ударяющийся о стену камень разрушал мир, за который он боролся половину своей жизни.

— Мой повелитель.

К Калавуну приблизились Халил и эмир Давуд. Сзади шел венецианец Бенито ди Оттавио.

Халил был в расшитом алыми нитями черном парчовом одеянии, под которым поблескивала кольчуга. Вдоль каждого бедра свисала сабля, под мышкой он держал серебряный шлем. Настоящий принц-воин.

— Назир затаился со своим отрядом у северо-восточных ворот, мой повелитель, — сказал Халил. — Бенито говорит, что скоро их откроют. Большинство защитников сейчас у главных ворот, где бьет таран.

Калавун метнул взгляд на венецианца:

— Смотри, ди Оттавио, не подведи. Иначе я сочту тебя лжецом.

— Мой султан, скоро вы будете праздновать победу, — хладнокровно ответил Анджело Виттури. — Я вам обещаю.

В этот момент страшный грохот возвестил об обрушении верхней части Башни епископа. Следом послышались триумфальные возгласы мамлюков, управляющих манджаником, из которого вылетел роковой камень.

— Вероятно, мне вообще не понадобится твоя помощь, — пробормотал Калавун.

Анджело усмехнулся под шелковой маской.

— Мой султан, чтобы сокрушить эти стены, уйдет несколько недель. А с моей помощью вы возьмете Триполи за один день. — Он вскинул голову. — Я полагаю, наш уговор остается в силе? — Калавун не ответил, и Анджело встревожился. — Мой султан, вон там, — он вскинул руку в перчатке, указывая на восток, в сторону поросших кустарником холмов, — у меня приготовлено сорок фургонов, чтобы везти невольников к монголам. Вы не нарушите уговор?

— Нет, — произнес Калавун через силу, — наш уговор в силе. — Он перевел взгляд на Давуда: — Я удалюсь в шатер, эмир. Известишь меня, когда откроют ворота.

Калавун направился к величественному золотисто-красному шатру.

Халил последовал за ним. Они вошли.

— Отец.

— Что? — спросил Калавун, не оглядываясь.

— Я сейчас пойду ждать сигнал, когда откроют ворота. — Он помолчал. — Но прежде хочу сказать… я горжусь тобой.

— Будь осторожен, Халил. — Калавун положил руку на плечо сына, собираясь сказать что-то еще, но увидел в углу шатра трех воинов и замолк. Они держали за руки человека, показавшегося ему знакомым.

— Что, отец? — спросил Халил, хмуро взглянув на пленника.

— Ничего. Ступай, сын, и да сбережет тебя Аллах. — Дождавшись, когда Халил покинет шатер, Калавун двинулся к воинам. — Кто это?

Старший низко поклонился. В его руке были сумка и пояс с коротким мечом.

— Мой повелитель, мы привели лазутчика к эмиру Камалю для допроса. Нам сказали, что он здесь. — Воин посмотрел на пленника. — Этот человек неведомо как пробрался в лагерь. Он наверняка шпион.

Калавун кивнул в сторону своих покоев:

— Ведите его туда.

В покоях евнухи накрывали низкий стол для еды. Калавун показал на диван:

— Посадите пленника и отправляйтесь. Я допрошу его сам. Воины с поклоном удалились.

— И вы тоже, — приказал Калавун евнухам. Подождав, пока все уйдут, он сурово вскинул глаза. — Зачем ты пришел?

Уилл поднялся с дивана.

— Остановить тебя от совершения ужасного. Ты должен снять осаду, мой султан.

Калавун холодно усмехнулся:

— Снять осаду? Когда франки намерены идти на Александрию? — Он ткнул пальцем в Уилла. — Почему ты меня не предупредил? Почему не сказал о планах Генуи?

— Никаких планов не существовало, мой султан, — твердо ответил Уилл, потирая ногу. — Все, что сказал тебе Анджело, ложь.

— Какой Анджело?

— Бенито ди Оттавио. Теперь он так себя называет. Его настоящее имя Анджело Виттури. Он считался погибшим. Его должны были убить за покушение на великого магистра, но негодяй уцелел. Мой султан, этот человек, чья ложь привела тебя сюда, и есть злодей, замысливший похищение Черного камня.

— Нет, — решительно бросил Калавун, — такое невероятно. — Уилл хотел что-то сказать, но султан его остановил, подняв руку. — За кого ты меня принимаешь? Я бы не пошел сюда, положившись только на слова венецианца. Мне показали донесения, что генуэзцы строят флот, что Триполи собирает войско для войны. Ни у одного из моих эмиров не оставалось сомнений.

— Твои эмиры не хотели сомневаться, — произнес Уилл, морщась. Нога все еще болела. Особенно трудно было сидеть в седле. — А донесения наверняка фальшивые. Написать можно все.

— Но кто это сделал? — воскликнул Калавун.

— Среди твоих приближенных есть предатель. Вот он и написал. Тот самый человек, брат Кайсана. Ты ведь его так и не нашел.

— Нашел, — проворчал Калавун. — Это был Хадир. Я в этом уверен. Бывший ассасин, шиит. Он ненавидел христиан и хотел, чтобы они ушли с этих земель. Это он.

— А где доказательства? Ты же сам говорил, что их нет. Ты говорил…

— Почему ты не пришел раньше? — прервал его Калавун. — Почему не предупредил меня, что этот Бенито, или кто он там есть, злодей? Почему консул Венеции прислал его ко мне?

— Анджело носил маску, и консул верил, что он Бенито ди Оттавио, уважаемый купец. Анджело уговорил консула послать его к тебе с письмом. Это произошло еще осенью. Консул просил тебя стать посредником в переговорах с Генуей. Великий магистр настоял, чтобы вместе с ним поехал я, но в пути Анджело столкнул меня в колодец. Я едва остался жив. Спасли бедуины, я пролежал у них в становище со сломанной ногой больше месяца. А когда наконец добрался до Каира, то ты уже повел свое войско на Триполи. Тогда я продал то немногое, что осталось, и заплатил за место в караване, направлявшемся в Дамаск. Наконец вернулся в Акру, и великий магистр сразу отправил одного посланца в Триполи предупредить о твоем приближении и другого к тебе в надежде начать переговоры. Но правители Триполи великому магистру не поверили, а ты не согласился принять визитера. — Уилл наблюдал, как меняется лицо Калавуна. — Мы пытались остановить войну, мой султан, поверь мне. Но кажется… — Он на секунду замолк. — Кажется, ты ее хотел.

— Не я хотел, — грустно ответил Калавун, — а мои приближенные. — Он махнул рукой. — Война нужна им. Я слишком туго натянул поводья и слишком долго их сдерживал. Рано или поздно они бы восстали. Знаешь, Кемпбелл, я думаю, что мы с тобой родились не в то время. Наши веры примирить нельзя. Мы столько старались, столько отдали за это и все равно ничего не изменили. Мой собственный сын… — Калавун устало вздохнул. — Понимаешь, мой собственный сын страстно желает, чтобы франки ушли.

— Но мы не должны опускать руки, — горячо проговорил Уилл. — Иначе это продолжится тысячи лет и люди по-прежнему будут гибнуть зря. Прекрати штурм, мой султан, прикажи своему войску отойти.

— Не могу, — обреченно произнес Калавун. — Их уже не остановишь. А если я решусь, то недолго пробуду султаном.

В этот момент затрубили горны. Калавун вскинул голову.

— Сигнал. — Он показал Уиллу на его пояс с мечом и рядом лежащий шлем: — Надевай.

Затянув пояс с фальчионом и нахлобучив на голову шлем, Уилл вслед за султаном покинул шатер.

— Они выпустили стрелу, мой повелитель, — крикнул атабек, спеша к Калавуну. — Назир повел отряд. — Он показал.

По равнине к северно-восточным воротам скакал отряд примерно из пятидесяти всадников.

— Боже, — пробормотал Уилл. Даже отсюда было видно, что ворота открыты. Манжданики продолжали метать камни далеко в стороне, и все внимание защитников города было обращено к главным воротам. К тому времени, когда кто-нибудь заметит опасность, мамлюки уже будут внутри.

Уилл снова заговорил с Калавуном, убеждая его остановить штурм, но султан его не слушал. Он двинулся к человеку в шелковой маске, стоявшему в стороне.

— Анджело Виттури, — крикнул султан, перекрывая возгласы воинов и рев труб.

Голова венецианца дернулась, но он быстро оправился.

— Посмотрите, мой султан. Ваши воины скоро будут внутри.

— Почему ты солгал мне насчет Генуи, Виттури? Ради получения невольников?

— Извините, мой султан. — Виттури, казалось, смутился. — Почему вы называете меня этим именем? — Он перевел взгляд на высокого человека рядом с Качавуном, чье лицо закрывал шлем. — Почему?

— Не тебе одному выпала удача выбраться из когтей смерти, — ответил Уилл, поднимая забрало. — В следующий раз, когда толкнешь кого-нибудь в колодец, проверь, утонул ли он там.

Анджело порывисто задышал и попятился от наступавшего на него Калавуна. Мамлюки уже достигли ворот и просачивались внутрь.

— Стража! — рявкнул Катвун. Несмотря на шум, четыре воина полка Мансурийя услышали и подбежали. — Взять его!

— Но, мой султан, послушайте, — крикнул Анджело. — Я оказал вам огромную услугу. Вечером все войско будет славить ваше имя. И это все благодаря мне.

Его прервал возглас стоявшего рядом атабека.

Поблизости от ворот в небо взлетели четыре горящие стрелы, знаменующие, что мамлюки вошли в город. Взревели трубы, и к воротам двинулись конники, предводимые эмирами Давудом и Ахмедом.

— Видите! — крикнул Анджело. — Ваши люди взяли город!

— Кого ты подкупил? — спросил Калавун. — Кто предатель?

— Я скажу, если вы меня пощадите, — ответил Анджело.

Кааавун кивнул гвардейцам:

— Ведите его за мной. — Он направился к осадному орудию.

Анджело потащили за султаном. Он упирался, пытался вырваться. Колокола зазвонили в городе, когда первые ряды конников уже достигли ворот.

— Кладите шеей сюда, — приказал Калавун, показывая на камень.

Анджело отчаянно закричал. Гвардейцы толкнули его на колени и прижали к камню.

Калавун поднял саблю.

— Кто? Говори!

— Я скажу, если вы меня пощадите, — выдохнул Анджело.

Калавун опустил саблю.

— Мне помогал атабек Назир.

Калавун побледнел, шагнув назад, постоял несколько секунд. Его лицо исказила ярость. Развернувшись, он ударил саблей по шее Анджело.

Венецианец пронзительно вскрикнул и попытался увернуться. Калавун промахнулся, задел концом лезвия лысый череп. Из раны фонтаном забила кровь, но Анджело каким-то чудом еще был жив. Катвун ударил снова. На этот раз сабля попала точно, но потребовалось еще два удара, прежде чем голова венецианца полностью отделилась от туловища и булькающие вопли оборвались.

Гвардейцы отошли. Уилл стоял, не в силах оторвать взгляд от раскромсанного черепа Анджело. Калавун сунул саблю в ножны не вытирая и решительно направился мимо Уилла к оруженосцам, которые ожидали с готовыми к битве конями. Его алый плащ был весь забрызган кровью.

— Куда ты? — спросил Уилл, следуя за ним.

Калавун не ответил. Взял поводья одного коня.

— Мой повелитель, — удивленно проговорил оруженосец. — Твой конь у…

Но Калавун уже был в седле. Уилл выругался и направился к другому коню. Оруженосец, видя, что он с султаном, передал ему поводья. Калавун пустил животное в галоп, Уилл за ним следом. Тем временем в ворога проникли последние всадники мамлюков.

Где-то наверху на стене яростно звонил колокол. Люди бегали и что-то кричали. Мимо просвистело несколько стрел. Уилл пригнулся и пустил коня быстрее. Прямо за воротами на земле валялись трупы воинов-франков. Впереди Уилл услышал звон мечей. Там шло сражение. Получив весть, что северные ворота взяты, франки ринулись навстречу врагу.

Шлем сильно ограничивал поле зрения, но Уилл не решился его снять. Это было опасно. Он поскакал по узкой улице с рядами магазинов, мельком увидел в дверном проходе бледное испуганное лицо ребенка и вскоре выехал на небольшую площадь с фонтаном в центре. Калавун был там. Он только что спрыгнул с седла. У фонтана собралась небольшая группа воинов. Один, высокий, худощавый, отдавал приказы. Оставив коня, Калавун зашагал через площадь. Высокий обернулся. На его лице отразилось удивление.

— Мой повелитель. — Он направился к Калавуну.

— Ты знаешь человека по имени Анджело Виттури? — хрипло крикнул Калавун и выхватил саблю, красную от крови венецианца.

Назир молчал.

Уилл спешился. С одной из улиц, ведущих к площади, послышались крики и звон мечей. Кемпбелл выхватил фальчион и поспешил к Калавуну. Тот стоял перед Назиром. На лице читались ярость и отчаяние. Уилл видел, что на милосердие этому человеку рассчитывать нечего.

— Перед тем как я отсек ему голову, — произнес Калавун срывающимся голосом, пристально глядя на Назира, — венецианец сказал, что ты меня предал. Но ведь это ложь. Поганая ложь. Да?

— Нет, это правда, — произнес Назир, с трудом разлепив губы.

Калавун покачал головой.

— Но ты не мог стать предателем, Назир. Не мог. — Он рассмеялся. — Я тебя знаю. Аллах свидетель, я тебя знаю!

— Не знаешь, — неистово вскрикнул Назир. — Как я мог стать суннитом, если они убили всех моих родных? — Звон мечей на улицах за площадью сделался громче, и атабек повысил голос: — Я мечтал вырваться из рабства, соединиться с братом. Жить той жизнью, какую я сам себе выберу. Венецианец посулил исполнить мою мечту, и я ему поверил.

— А я дал сыну твое имя, — пробормотал Калавун, опуская саблю. — Приблизил тебя к себе!

— Но твои люди убили моего брата, Кайсана! — прохрипел Назир, сжав кулаки. — Последнего из моей родни.

— А я? Кем был для тебя я? — рявкнул Калавун. Он бросил саблю и схватил Назира за плечи. — Я, считавший тебя братом и сыном!

Назир безвольно повис в его руках.

На площадь выехала группа всадников. Тамплиеры. Один выхватил из колчана на спине стрелу, натянул лук. Уилл крикнул, но стрела уже полетела.

Она вонзилась Назиру в место на шее, не защищенное доспехами. Изо рта сирийца хлынула кровь. Он дернулся и посмотрел расширенными глазами на Калавуна, будто пытался что-то сказать.

Мамлюки вступили в схватку с тамплиерами. Пригнувшись под потоком стрел, Уилл подбежал к Калавуну, схватил его за руку, заставив отпустить мертвого Назира. Они нырнули в переулок.

К этому времени почти все городские ворота пали. Мамлюки оттеснили защитников Триполи к морю. Бойню уже нельзя было остановить. Озверевшие захватчики сажали на меч каждого, кого встречали на улице. Не спаслись и горожане, сбежавшие на остров Святого Фомы. Мамлюки переплыли туда на конях и всех перебили. Принцесса Люсия со своим двором успела покинуть на корабле гавань, оставив своих подданных на погибель.

Уиллу удалось найти коней, и они с Калавуном выехали из города. Подъезжая к лагерю, султан натянул поводья и оглянулся.

— Все кончено.

— Пусть твои люди разграбят город, мой султан, — сказал Уилл. — Но не бери в неволю женщин и детей. Отпусти их в Акру. И опять предложи мир франкам. Они примут. У них нет войска, чтобы идти на тебя. Эврар де Труа однажды сказал мне: иногда мир приходится покупать кровью. Так, может, пролитой сегодня крови для этого достаточно?

Калавун устало кивнул. Его взгляд снова обратился на город, откуда поднимался черный дым. Он закрыл глаза.

На поле вблизи деревни собралась большая толпа. И люди еще подходили. Прибыл легат из Рима с посланием от папы. Отцы сажали детей на плечи, чтобы те могли лучше рассмотреть легата, который вещал громким рокочущим голосом, стоя на специально возведенном помосте.

Легат был речистый, и люди его слушали. Он не говорил о Божьем промысле, христианском долге или отпущении грехов. За год поездок по странам Запада по наказу папы Николая он наловчился говорить то, что толпа крестьян хотела слышать. Они ведь с Богом встречались только на праздники и во время мессы, а со своими невзгодами каждый день. Людям не были интересны Святая земля, Иерусалим, Акра. Сами по себе эти Божьи места для них мало что значили. Люди хотели знать, какую пользу новый Крестовый поход принесет им.

И легат рассказывал бедным крестьянам Ломбардии и Тосканы о привольной жизни на Востоке. Там можно легко и найти участок земли, которая родит круглый год, и пристроиться к какому-нибудь хорошему ремеслу. А многим удается просто разбогатеть. Заморские земли красивые и процветающие.

Легат говорил искренне и страстно, понятным крестьянам языком. И они начинали верить, что на Заморских землях текут молочные реки с медовыми берегами. И чтобы туда попасть, нужен всего лишь пустяк — вступить в войско для Крестового похода. Сражаться придется недолго, обещал легат. Им в помощь будут доблестные рыцари из Акры, которые сломят сопротивление сарацинов. А потом все они станут свободными гражданами Заморских земель.

Вот оно, заветное слово, которое приберег под конец речи легат, прежде чем сойти со своими советниками с помоста. Свобода. Крестьяне и не ведали, что когда-нибудь ее обретут. Свободными могли быть только богатые — бюргеры и церковники, короли и принцы. Мысль о том, что где-то там в безвестных Заморских землях есть свобода и для них, глубоко западала в душу крестьян. Выслушав легата, они собирались толпами и взволнованно обсуждали. Некоторые не вняли призывам легата и повели детей домой, но многие оставались.

Легат промокнул лоб тканью, которую подал ему слуга. Посмотрел на возбужденную толпу:

— Не представляю, как его святейшество надеется отвоевать у сарацинов Иерусалим войском из нищих крестьян.

— Не знаю, брат, — отозвался советник. — Но ты их премного воодушевил.