ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
К своим пятнадцати Вильгельм сильно вытянулся и выглядел старше своих лет. Статен, серьезен, сдержан в словах. (Он позже, уже на австрийском престоле, избегал войн и старался быть достойным правителем и рыцарем.) Любил ли он Ядвигу? Возможно, к пламенным страстям, в отличие от своего отца, Вильгельм и не был способен. Но во всяком случае, польская корона привлекала его нешуточно. Много позже, уже после смерти Ядвиги, Вильгельм все еще пытался сесть на польский трон. Не упрекнуть Вильгельма и в крайней изнеженности, как это было модно в ту пору. Жареных жаворонков и ласточек, изысканных блюд, изготовленных на волошских орехах или даже жаре восковых свечей, ему не требовалось, «сверхчеловеческих мучений», ежели приходилось пить воду вместо вина, Вильгельм не испытывал тоже. Однако в Краков он въезжал в роскошном многоцветном наряде, зашнурованный и подтянутый, распустив локоны по плечам, в шлеме с долгим покровом, увенчанном золотою короною, над которым развевались павлиньи перья.
Вильгельм думал, что польская корона за ним, и потому направился прямо к Вавелю. Однако в замок его не пустили. Старый Добеслав из Курожвенк, краковский каштелян и страж замка, не позволил немцам остановиться в Вавеле.
Вильгельм поселился в городе. Многие краковяне (не забудем о национальном составе краковского населения!) были за него. Кроме того, хотя Вильгельма и не пустили в замок, но нельзя было запретить Ядвиге выходить из Вавеля. Поблизости от замка, как уже говорилось, было два монастыря, отцов францисканцев и отцов доминиканцев. Монастыри в ту пору отнюдь не чурались приема светских гостей, в монастырских стенах нередко устраивались не только съезды и совещания, но и самые обычные празднества и пиры. Францисканцы, в отличие от доминиканцев, «брали мягкостью и человечностью», – замечает польский историк. Францисканцы и пустили к себе Вильгельма с Ядвигою на свидания. Свидания эти были чем-то вроде позднейших балов. Вильгельм и Ядвига являлись со свитою, выставлялось угощение – вино и сласти, разнообразные пирожки, торты, конфеты и варенье, привозные фиги, вяленые дыни и прочее. Устраивались танцы под музыку, и францисканский рефекторий превращался в танцевальный зал. (Тогдашние танцы сопровождались пением самих танцующих.) Дамы и девицы, не чинясь, пили вино, ели зачастую из одного блюда вдвоем – кавалер со своей дамою. Кавалеры расфранченные, раздушенные, с завитыми локонами или с косичками, украшенными лентами, в коротких шелковых жакетах с широкими рукавами, в длинных разноцветных, в обтяжку, чулках-штанах, пристегнутых лентами к верхней рубахе, в тесных цветных сапожках с долгими загнутыми носами. На шее – золотая цепь, у пояса – короткая шпага, и по всему наряду – серебряные колокольчики. Дамы в золотых венцах, украшенных лентами, в богатых ожерельях, в длинных атласных, с золотом, блестящих платьях, часто со шлейфом, в дорогих серебряных поясах, в перчатках, с шитым золотом платком в руке, нарумяненные и набеленные (духов и притираний было столько, что у иной знатной дамы имелось до трехсот склянок на туалете!) Ядвига встречалась с Вильгельмом именно в подобной обстановке. Чинно держа за кончики пальцев, вел ее Вильгельм в танце, раскланиваясь, протягивал блюдо со сластями. Отойдя в сторону, они беседовали, обычно на немецком – польского Вильгельм не знал совсем. И Ядвига, в воспоминаниях которой ее жених был еще совсем ребенком, все больше привыкала к нему, нынешнему, и уже втайне мечтала, как она с этим высоким серьезным юношей останется наконец одна в супружеской спальне.
– А помнишь… – начинались их разговоры в первые дни. Но скоро детские воспоминания были исчерпаны.
– А как дядя Альбрехт? Как отец? – И это перешло. И уже начались умолчания, задержания рук, опусканье очей, румянец стыдливого ожидания. Он целовал ей руки, оглядываясь, неумело прикасался губами к щеке.
– Милый! Хороший, красивый мой! – Ядвиге хотелось попросту броситься ему на шею, растормошить, зацеловать… Так и продолжалось пятнадцать дней, две недели, недели, о которых историки спорят до сих пор.
Однако и другое спросим: а почему именно братья-францисканцы пустили Вильгельма к себе и устраивали им эти любовные встречи? Ежели допустить, что именно орден францисканцев затеял повенчать Польшу с Литвой? Но и другое приходит на ум: ну, а ежели бы Ядвига с Вильгельмом встречались где-то еще? В каком-нибудь немецком обывательском особняке? И уже не под бдительным надзором отцов-монахов, наверняка не допускавших ничего лишнего?
И все-таки хитроумные францисканцы тут значительно ошиблись. Дремавшая любовь Ядвиги за эти пятнадцать дней вспыхнула с новою и неведомой для нее прежде силою. Он, Вильгельм, был ее мужем, в конце концов! И ничто и никто не имели права становиться на пути ее любви! Она желала его, желала пламенно, страстно и с каждым днем все сильней! Неведомо, удались ли бы дальние замыслы высокомудрых мужей, будь Вильгельм хотя бы чуточку старше и предприимчивей! Но тогда расстроилась бы свадьба с Ягайлой? Не состоялся бы союз Польши с Литвой? Увы! Слишком большие силы были вовлечены в дело, слишком важные исторические решения ожидались, и борьба девочки за свое счастье лишь добавляла трагизма событиям, но не могла отменить непреклонное решение высших государственных сил.
