Песнь XXIII
Обманщики
София, молодая прачка, держала за руку своего шестилетнего сынишку. Они стояли на набережной рядом с Арсеналом. В самом хорошем месте, где вовсю шли празднования. Этторе, ее сынишка, поглощал здоровенное, чуть ли не с его голову, мороженое в розово-белом рожке. Он облизывал лакомство со всех сторон, старясь поймать тающие капельки, стекавшие по пальцам. Мороженое грозило вот-вот шмякнуться на землю. София, широко улыбаясь, кокетливо попрощалась с кавалером, который какое-то время шел с ними, а теперь двинулся дальше. Потом посмотрела на сына.
— Этторе, милый! — вздохнув, наклонилась она к ребенку. — Ну будь аккуратней! Ты так держишь мороженое, что оно вот-вот упадет на зе…
Над их головами раздался жуткий свист и вслед за ним дикий грохот. София решила, что началось землетрясение. Ее швырнуло на землю, и она своим телом прикрыла сынишку. В нескольких метрах от них фасад какой-то виллы пополз вниз и обвалился грудой камней. Отовсюду неслись крики. Над Софией взметнулись тучи пыли, раздался кашель. Молодая женщина приоткрыла глаза и сквозь туманную пелену увидела у лишившейся фасада виллы помещения обоих этажей. Открылись богатые интерьеры. В одной из комнат стоял оглушенный старик. Он растерянно двинулся к пролому, его губы шевелились, но слов не было слышно.
Ядро прилетело с «Жемчужины Корфу» и взорвалось с чудовищным грохотом.
Прачка оглядела свое нарядное платье, теперь перепачканное и разорванное. Потом осмотрела ребенка, желая убедиться, что Этторе цел и невредим. Сама она слегка поранилась при падении, и царапина на лбу немного кровоточила. Она снова потрясенно поглядела на Этторе и на растекшееся по земле мороженое.
— М… Мама миа, Этторе! Я же тебя предупреждала!
Тем временем Пьетро вернулся на площадь Сан-Марко. Позади «Буцентавр» с «Негронной» медленно разворачивались посреди лагуны, чтобы убраться подальше за пределы досягаемости противника. Сонмища окружавших их лодочек, чей строй сломался в результате всей этой суеты, тоже поворачивали, пытаясь сохранить хоть что-то напоминающее порядок. Не особо успешно, впрочем. Лодки сновали во все стороны, создавая редкостный хаос. Но главная опасность все же миновала, и хотя идущее чуть дальше морское сражение продолжалось, Пьетро понесся ко дворцу. Со всех сторон спешили горожане, все еще толком не понимавшие, что происходит и как реагировать на разворачивающийся спектакль: то ли смеяться, то ли волноваться, аплодировать или паниковать.
Пьетро кинул быстрый взгляд на Кампанилу: проволока, послужившая для фальшивого «Полета турка» была перерублена. Люди из Уголовного суда сделали свое дело. Рассекая теснимую солдатами толпу, он добрался до главного входа во дворец и налетел на полном ходу на одного из агентов, старавшегося вместе с коллегами установить кордон, насколько это возможно. Взмыленный агент сперва чуть было не проткнул шпагой Виравольту. Но потом опознал:
— А, это вы!
И пропустил внутрь.
За воротами шла драка. Однако последние Огненные птицы, расположившиеся для наблюдения на крышах домов и свинцовых плитах тюрьмы, увидели, что покушение на Лоредано сорвалось, а из Арсенала один за другим выходят корабли, чтобы не дать галерам Химеры продвинуться в глубь лагуны. Значит, захват военного порта тоже не увенчался успехом. Эту новость они распространили моментально. События разворачивались стремительно и неожиданно, как и было задумано — но явно не в пользу Стригов. И пока снаружи продолжали оттеснять толпу, Пьетро двинулся дальше во двор. Здесь кипели яростные схватки. Некоторые сдавались, другие, подстегнутые отчаянием, еще скользили по свинцовым плитам, чтобы прыгнуть внутрь. Плащи развевались у них за спиной. Возле Золотой лестницы, под статуями работы Сансовино, и вокруг колонн на серых и белых плитах пола дрались на шпагах. Звенели клинки, кричали раненые, иногда звучали выстрелы, от которых в воздухе повисали клубы порохового дыма.
Пьетро некоторое время взирал на этот хаос, потом устало вздохнул.
Гнусный денек.
Затем собрался и решительно извлек шпагу.
«Ладно. По-моему, с этим пора заканчивать».
А тем временем бой в лагуне при других обстоятельствах вполне мог бы напомнить картину Каналетто, приправленную талантом какого-нибудь Тернера, вышедшего из некоей академии и специализирующегося на батальных полотнах В предвечернем освещении по небу плыли огромные белые облака, а на море корабли с поднятыми парусами плевались ядрами из изрыгавших огонь пушек, придавая этой поразительной картине апокалипсический вид. Элегантные силуэты фрегатов и легких кораблей, рассекавших волны рядом с галерами и маневрируя то в атаке, то в обороне, придавали зрелищу красочности. С «Буцентавра», отошедшего в глубь лагуны, можно было разглядеть крошечные фигурки бойцов, снующих на мачтах и палубах.
Дож вернулся на корму и уселся на трон. Рядом с ним посол Франции изумленно наблюдал за сражением с застывшей улыбкой. Только что на его глазах с огромной скоростью промелькнуло столько событий, что он разрывался между испугом и облегчением.
— Но… Ваша светлость… — обратился он к Лоредано. — Все это…
Дож, старавшийся справиться с эмоциями, пока Пави с экипажем продолжали маневрировать «Буцентавром», поморщился под густой маской белил. Он легко отделался.
— Это… э-э… инсценировка.
— Да? — кисло проговорил Пьер-Франсуа де Вилльдьё.
— Да… Мы это делаем каждый год… Своего рода… — Лоредано откашлялся. — Традиция, если можно так выразиться.
Взгляд посла метался с дожа на битву в лагуне и обратно. Внезапно в небо взметнулся огромный черный гриб. «Жемчужина Корфу», несколько раз пораженная в борт, с диким скрежетом накренилась. Одна из мачт разлетелась вдребезги. Над палубой взметнулся огонь, галеру со всех сторон заливало водой. И вскоре ее корма задралась к небу. Она шла ко дну, и вражеские моряки прыгали в воду. Чуть дальше «Святая Мария», понимая, что партия проиграна, повернула против ветра под перекрестным огнем кораблей Арсенала. Ее паруса развевались в лучах заходящего солнца. И лишь некоторые фрегаты противника еще продолжали сопротивляться. Но остальные последовали примеру галеры и отступали. Улыбка то сползала, то возвращалась на лицо Пьера-Франсуа де Вилльдьё. Он опять повернулся к дожу.
— Но… это так правдоподобно… — изумился посол.
— Да уж… — сокрушенно пробормотал дож.
Посол внезапно разразился несколько истеричным смехом, бурно хлопая в ладоши. Охваченная огнем «Жемчужина Корфу» исчезла в волнах.
— О! Браво! Великолепно! Потрясающе!
Совершенно определенно в Венеции нынче крепко повеселились.
— Враг бежит! Бежит!
С этими словами во двор Дворца дожей влетел солдат, а за ним следом — подразделение вооруженных людей, снятых с Мерчерии. Солдат увидел Пьетро Виравольту. Тот как раз выпрямился, только что пронзив насквозь одного из Стригов, теперь корчившегося на полу в своем плаще с капюшоном. Пьетро выдернул окровавленный клинок и огляделся.
Огненные птицы. Они прилетели по проволоке, дождем сыпались с крыш, запрыгивали на балконы. А теперь их осталась горстка. Пьетро пошел по заваленному трупами двору. К нему подскочил человек. Виравольта уклонился от первого выпада, парировал второй, а затем сам перешел в атаку и пронзил противнику горло. Через пару секунд он уже поднимался по ступеням Золотой лестницы. На лестничных пролетах тоже валялись тела, раненые молили о помощи. Добравшись до верха, Пьетро увидел, как справа один из Огненных птиц, окруженный людьми Пави, бросает шпагу и сдается. А в тени слева еще один в панике судорожно избавляется от плаща, пытаясь воспользоваться неразберихой. Мужчина поднял взгляд, обнаружив перед носом кончик шпаги готового атаковать Виравольты.
— Ну? — улыбнулся Пьетро. — Пытаемся переметнуться в другой лагерь?
* * *
К счастью, на верхних этажах здания сражений практически не велось. Прикончить оставшихся Огненных птиц, укрывшихся в залах Коллегии и Выборов, было не сложно. Попытка противника освободить заключенных из Пьомби тоже не увенчалась успехом. Стриги осознали, что их путь заканчивается на пороге этой самой тюрьмы, где они вскорости и окажутся.
Пьетро вместе с победоносными офицерами Уголовного суда вышел из дворца и нос к носу столкнулся с девчушкой в синей юбочке.
С улыбкой до ушей она протянула ему картонную коробочку.
— Мессир!
Малышка буквально сияла.
— Для маленьких учениц Святой Троицы…
Пьетро улыбнулся.
Каким-то чудесным образом празднования и карнавал на улицах продолжались. Словно по волшебству венецианцы ни на йоту не потеряли своего воодушевления. Несмотря на шум и ярость, грохот сражений — некоторые из которых так и остались скрытыми от глаз широкой публики, а другие были столь очевидны, что их сочли розыгрышем, — потонул в общем гвалте. А возникшие слухи улыбающиеся во весь рот власти поспешно задавили в зародыше. Командующий Арсеналом одержал победу. А в конторах у Риальто, тоже ставших театром военных действий, отрезанные от своих Стриги в конечном итоге сдались. Даме Червей выпала честь забрать из рук забаррикадировавшихся в юридических конторах сторонников фон Мааркена и Химеры последний выстреливший в этот день пистолет.
По правде говоря, празднование Вознесения и карнавал 1756 года были бесподобными.
А на «Буцентавре» посол наклонился к уху дожа:
— Это было поразительно! — Но, спохватившись, что надо хотя бы изредка демонстрировать критический подход, добавил: — Хотя и несколько… помпезно.
Франческо Лоредано улыбнулся и промолчал, испустив долгий-долгий вздох облегчения.
Обручение с Морем завершилось.