При мысли о предстоящей охоте на кабанов Валерию охватили странные чувства — радостное предвкушение, надежда и страх смешались в ее душе. Эта охота могла стать испытанием ее стойкости. Естественно, известие о ее неудачной попытке побега, когда она мгновенно заблудилась в лесу Йолы, облетела крепость с быстротой лесного пожара, и она уже успела наслушаться шуточек по этому поводу. И однако, во взглядах, которые кидали на нее кельты, чувствовалось немалое уважение и даже восхищение ее смелостью. Выходит, эта римская кошечка оказалась вовсе не такой изнеженной, как они думали, перешептывались между собой варвары; похоже, у нее имеются коготки. А сама Валерия чувствовала себя олицетворением самой империи. Готовясь к охоте, она накинула на спину своей Боудикки римское седло, а сама влезла в шерстяные штаны и высокие кожаные сапоги.

Мужской наряд своей воспитанницы Савия встретила в штыки. Судя по ее возмущению, можно было подумать, что она считает всех кельтов посланцами дьявола.

— Ваша матушка умерла бы от ужаса и стыда, если бы увидела вас в таком наряде.

Зато Каратак, когда группа охотников собралась во дворе крепости, окинул Валерию взглядом, в котором сквозило явное одобрение.

— Вот теперь ты оделась с умом. Ну как, готова рискнуть вместе с воинами Аттакотти?

— Это тебе рисковать, варвар. Почаще бери меня на охоту, и рано или поздно я узнаю все тропинки в лесу и вернусь домой.

Смелое заявление девушки было встречено одобрительными криками остальных охотников.

— Держу пари, что к тому времени тебе уже самой не захочется бежать, — хмыкнул в ответ Арден.

— Похоже, ты очень веришь в силу своих чар!

— Не моих, госпожа. Зато я верю в чары нашего леса, наших лугов и болот.

Молодой вождь объявил, что охота устраивается на вожака кабаньего стада, которого он нарек Эребом — так греки некогда именовали царство мертвых; еще одно лишнее подтверждение суеверности ее похитителей, отметила про себя Валерия. Кабан, на которого они собирались охотиться, по словам тех, кто его видел, выглядел настоящим страшилищем: огромный, черный, весь покрытый грубой щетиной, словом, чудище, а не зверь, настоящая гора стальных мускулов, при этом он был свиреп, как медведь, а быстр и силен, как бык. В темные ночи кабан, покинув лес, бродил в окрестностях крепости, пугая людей огромными желтыми клыками и красными глазками, в которых горела лютая злоба. Как-то ночью он убил двух гончих, и терпение Каратака лопнуло. Он послал за главным охотником клана, старым Маелем, обычно жившим в лесу, и приказал выследить, где у кабана берлога. Маель так и сделал.

И вот дюжина мужчин и женщин, вооруженных копьями и боевыми дротиками, сгорая от нетерпения, выехали из ворот крепости Тиранен. Впереди, продираясь сквозь траву, достававшую им до брюха, бежала свора гончих. Стояло начало лета — птицы с недовольными криками выпархивали из-под самых копыт, лошади весело шли галопом по лугу, переливавшемуся всеми цветами радуги, на небе не было ни облачка — все обещало погожий день.

Валерия, не умевшая обращаться с оружием, не рискнула попросить, чтобы ей дали копье, решив ограничиться легким серебряным кинжалом. Рядом с ней, как всегда, с луком и колчаном за плечами, молча скакала Бриса. Гордая Аса также отправилась поохотиться — огненно-рыжие волосы красавицы трепал утренний ветерок, у седла висел колчан с легкими дротиками. Арден предпочел пику. Хул вооружился более коротким и тяжелым копьем, а Лука прихватил с собой меч. Как уже успела выяснить Валерия, оружие каждого варвара имело свое имя, свою особую историю, все они были украшены причудливыми рисунками, а кроме этого, друиды наложили на них особые заклятия. Древки копий покрывала искусная резьба, стрелы сверкали яркими птичьими перьями, а от луков с серебряной инкрустацией невозможно было оторвать глаз.

Бриса, возившаяся с Валерией, как возятся с брошенным щенком, вбила себе в голову обучить пленную римлянку кельтским обычаям. Валерия в жизни своей не встречала женщины, больше похожей на мужчину, но ее порой забавляли хоть и добродушные, однако острые и даже иногда скабрезные замечания, которые прекрасная лучница отпускала в адрес мужчин своего клана, — например, раз она весело созналась, что время от времени позволяет себе заниматься кое с кем из них любовью. В отличие от родовитых римлянок она, казалось, не спешит замуж. Такое впечатление, что она вообще не нуждалась в постоянном мужчине. Но при этом она была достаточно привлекательна, чтобы многие из них отчаянно старались ей понравиться, ее засыпали предложениями — когда достаточно вежливыми, а когда и вульгарными. Но Бриса только смеялась над ними. Однако иной раз вожделение оказывалось сильнее ее, и она допускала кого-то из них к себе в постель. Подобная независимость отчасти шокировала, отчасти восхищала Валерию, ведь в обществе, где она воспитывалась, свобода нравов строго осуждалась, что же касается любовных утех, то на это порой закрывали глаза, однако мораль и правила приличия требовали, чтобы их окутывал покров тайны. Как-то раз, не утерпев, она спросила Брису, почему та не стремится замуж.

— Еще не встретила мужчину, который бы позволил мне оставаться собой. Но когда-нибудь я его найду, — усмехнулась та. А пока она по-прежнему жила с родителями, отвергала одного за другим претендентов на свою руку и вообще вела себя как сорванец-мальчишка.

По дороге кельты вспоминали предыдущие охоты и, по своему обыкновению, безудержно хвастались. Орел, описывающий круги в небе над их головами, напомнил кому-то соколиную охоту, мелькнувший в зарослях испуганный олень заставил вспомнить, как они попробовали себя в роли загонщиков, а при виде юркнувшего в нору кролика разговор сам собой перешел на хитрые проделки лисы. Каждый обломок скалы, каждое дерево таили в себе крупицы истории клана, и каждая кочка, каждая долина служили обиталищем добрым духам или богам. Валерии пришло в голову, что эти невежественные люди видят природу совсем по-другому, чем она: для них в отличие от римлян она была живым существом. За пределами мира, в котором они жили, существовал и другой, невидимый, — целая Вселенная, полная легенд и сказаний, и для варваров она была такой же реальной, как вода, камни и листья. Внутри каждого предмета жил злой или добрый дух. Каждое событие обладало своей магической силой. Жизнь в этом мире была словно краткий сон, наполненный поспешными и дикими желаниями, после которого их впереди ждало нечто куда более значительное и бесконечно долгое.

Может, поэтому их беззаботное, безалаберное существование, когда люди думали только о войне, понемногу стало ей понятнее.

Вернувшись после неудачной попытки побега назад, в Тиранен, она обследовала крепость, и постепенно в голове у нее зародилась мысль, что эти варвары вовсе не такие уж простые и невежественные, какими она их считала. Круглые хижины, в которых жили кельты, хоть и довольно тесные и темные, где пахло дымом и затхлостью, оказались внутри достаточно уютными и более богато обставленными, чем она ожидала. В каждой из них обычно обитала большая семья, связанная между собой тесными родственными узами, что сильно отличалось от обычной для римской знати строгой иерархической системы; три поколения одной семьи жили вместе, и все у них было общим — обязанности по дому, еда, постель и даже огонь. Находившиеся в хижинах сундуки, меха, шерстяные ткани были прекрасного качества и великолепной выделки — сразу бросалось в глаза, что над ними трудились умелые руки и делали это с любовью, не жалея ни времени, ни сил. И при всем этом — никакой дисциплины. Кельты могли хвататься за сотни самых разных дел с восторгом детей, получивших новую игрушку, и тут же бросали их, чтобы отправиться на охоту или устроить шутливую свалку. Они предавались любовным утехам с наивным и неописуемым бесстыдством зверей, ничуть не стесняясь того, что тонкие стены хижин пропускают любой звук. Громкие крики, доносившиеся оттуда по ночам, частенько не давали Валерии уснуть. «Чем они там занимаются?» — гадала она. Неужели есть что-то такое, чего она не знает? Пронзительные вопли женщин будоражили ее, но расспросить кого-то из них о том, что там происходит, она стеснялась. Эти люди сражались так же неистово, как и занимались любовью, но при этом делали это как бы мимоходом, не придавая ни тому ни другому особого значения. По вечерам они вместе мылись в чанах, наполненных горячей водой, — и мужчины, и женщины вместе, а по утрам беззаботно плескались в бочках с ледяной дождевой водой, пронзительно взвизгивая от холода и удовольствия. И те и другие обожали духи, нарядную одежду, яркие побрякушки и затейливые татуировки; кельты вообще уделяли немалое внимание своей внешности — и в то же время не обращали внимания на грязь, в которой утопали по щиколотку. И мужчины, и женщины носили длинные волосы, которые кудрями вились по плечам, кое-кто из воинов смазывал их соком каких-то ягод, тогда они становились жесткими и торчали вверх, словно грива боевого коня. Кельты обожали наряжаться; их парадные шлемы были украшены крыльями или рогами. При этом суеверие их превышало даже их храбрость в бою, все они были с ног до головы увешаны амулетами, раскаты грома приводили их в неописуемый ужас, что было несколько странно, учитывая, что эти люди были совершенно нечувствительны к боли и их не смущали даже самые ужасные раны.

Ни одно дело никогда не доводилось до конца, и однако, они, казалось, были страшно довольны собой, даже когда бросали все на середине, и совершенно счастливы, ввязавшись в какую-нибудь бессмысленную авантюру, не обещавшую им ничего, кроме новых ссадин и ран. Дети их казались еще более дикими, ребятишки бегали почти голыми, не обращая внимания на непогоду и холод, но при этом малейший упрек или замечание взрослых могли расстроить их до слез. Дисциплины кельты требовали только от животных; провинившийся пес, получив удар сапогом, тут же с воем удирал прочь, а лошадей безжалостно погоняли ударами кулака или каблуками. Кельты вечно носились верхом, не разбирая дороги, или продирались через лес, оглашая окрестности диким, волчьим воем.

Встретившись с петрианской кавалерией, варвары были бы неминуемо разбиты, решила Валерия. Но бросаться за ними в погоню было бессмысленно — с таким же успехом можно было надеяться догнать ветер.

К месту охоты они направились не сразу — сначала долго рыскали в окрестностях, словно охотничья собака, потерявшая след. Арден вел себя странно — то он взбирался на горный хребет просто потому, что оттуда, видите ли, открывался великолепный вид, то спускался в ущелье, где их охватывала восхитительная прохлада, — словом, в глазах практичных римлян, привыкших выбирать прямые дороги, ведущие к цели, его поведение казалось абсолютно бессмысленным. Солнце неспешно карабкалось по небу, воздух немного прогрелся, ветерок нес с собой сладкий аромат цветущего вереска, и Валерии пришлось с неохотой признать, что и здесь, на севере, природа отличается пусть и неяркой, но своеобразной, утонченной прелестью. От свежего воздуха она слегка опьянела. Поразительно, но среди этих людей она чувствовала себя на удивление живой. А брызжущая в них энергия заставляла ее сердце биться чаще.

— Как странно, что у вас на охоту могут ехать все, кто хочет, и клан позволяет это, — пробормотала она, обращаясь к скакавшей рядом Брисе. — Если все отправятся на охоту, кто же станет работать?

— А это и есть работа, — бросила та. — Эреб давно уже пугает наш скот и портит наши поля. Убьем его, и весь клан будет обеспечен мясом на целых три дня.

— Это понятно. Но к чему такое количество людей?

— Ты считаешь, это много? Совсем нет. Нам еще повезет, если их хватит, чтобы справиться с этим зверем. По словам Маеля, этот вепрь просто настоящее чудовище!

— Значит, это опасно? — Конечно, Валерии доводилось слышать немало рассказов об охоте на кабанов, но ей еще ни разу не представилось случая поговорить с кем-то, кто самолично участвовал в подобном развлечении. В Риме диких зверей если и можно было увидеть, то лишь на арене цирка, а там их быстро убивали, к вящему удовольствию черни.

— Это и делает охоту такой увлекательной.

— Можешь держаться позади всех, если боишься, римлянка, — презрительно бросила через плечо обогнавшая их Аса. — Женщины Аттакотти покажут тебе, как это делается.

Валерия слегка поежилась — после того как Арден привез ее в Тиранен после неудачной попытки побега, неприязнь, которую питала к ней Аса, росла с каждым днем. Каждое слово варварки просто сочилось злобой.

«Сука!» — обиженно подумала она. А вслух добавила:

— Кажется, я не говорила, что боюсь.

— Еще успеешь перепугаться, — язвительно заметила та. — А Ардену во время охоты будет не до того, чтобы приглядывать за тобой.

Спустившись по пологому склону холма, они оказались в узком, словно прорезанном ножом ущелье, миновав которое увидели лесистую долину. На опушке леса варвары остановили лошадей. Спешившись, старый Маель швырнул на землю окровавленный сверток — это была шкура, снятая с овцы, которую накануне прикончил вепрь, и дал дрожащим от нетерпения собакам обнюхать ее.

— Взять!

Почуяв запах зверя, вся свора с оглушительным лаем скрылась из виду. Громкий крик вырвался из груди Ардена, и, махнув рукой остальным охотникам, он тоже кинулся в погоню.

Все произошло так быстро и беспорядочно, что Валерия даже не успела толком сообразить, что происходит. Охотники лавиной мчались через лес, увлекая ее за собой. Почти оглохнув от грохота копыт, она изо всех сил старалась не отставать. О ней все забыли. Уворачиваясь от веток, хлеставших ее по лицу, Валерия мечтала только о том, чтобы не вылететь из седла на полном скаку. Мужчины торжествующе взвыли, женщины, которых оказалось немало, присоединились к ним, и волосы зашевелились у Валерии на голове, а по спине поползли мурашки — ей показалось, что от этого жуткого воя небо, треснув, обвалится им на голову.

Наверняка кабан уже услышал их и сейчас стремглав удирает во все лопатки.

Однако варвары продолжали вопить, словно ничуть не сомневались, что зверь их ждет.

Валерия удивленно оглянулась на людей, скакавших рядом с ней, — их лица пылали от возбуждения, глаза сверкали огнем, волосы развевались по ветру, из широко открытых ртов рвался крик, — и ей внезапно стало страшно. В голове мелькнула мысль о том, что они и сами вдруг превратились в зверей. Эти люди внезапно будто бы стали частью свирепого зверя, они думали и чувствовали то же самое, что и он, — как он, пробуждаясь от дремы, сонно ворочается в густой, липкой грязи, настороженно ловя отдаленный лай собак и крики людей, как, привстав на ноги, грозно трясет огромной щетинистой головой, со злобой взрывая копытами землю, как нерешительно топчется среди примятой травы, где привык отдыхать днем, гадая, кому это пришло в голову потревожить его сон. По каким-то непостижимым, мистическим образом и вепрь сейчас мог даже на расстоянии слышать и чувствовать то же, что и охотники. И Валерия внезапно со всей отчетливостью поняла то, что все остальные знали с самого начала, — что огромный зверь и не подумает убегать.

Что он с таким же нетерпением ждет этой схватки, как и они.

На опушке леса, там, где земля стала мягче, а деревья росли уже не так часто, охотники натянули поводья. Гончие опасливо сбились в кучу, дрожа всем телом и тихонько поскуливая от страха и нетерпения, а люди, осадив лошадей, проверили, чтобы оружие было под рукой. Бриса сдернула с плеча лук и вытащила из колчана стрелу. Аса, нахмурившись, крепко сжала в руке один из своих боевых дротиков. Арден воткнул древко своей пики в землю, сжав его возле самого наконечника, словно бы для того, чтобы удержать на месте тяжело водившего боками коня. Казалось, он к чему-то прислушивается.

Хул, держа наготове копье, наклонился вперед, глаза его горели.

— Послушай, Каратак, это ведь моей корове две недели назад эта зверюга выпустила кишки. Позволь мне выманить его оттуда.

— Ты решил оставить лошадь здесь?

— Лошади вечно пугаются. Нет уж, я больше доверяю собственным ногам. И к тому же я предпочитаю смотреть в глаза тому, с кем я сражаюсь.

Маель кричал и ругался на собак, пытаясь пинками заставить свору забраться в густой подлесок. Но те не спешили исполнить его приказ. Какое-то время они колебались, опасливо принюхиваясь и нерешительно поглядывая друг на друга. Потом наконец вожак стаи с громким лаем кинулся в заросли, придав остальным мужества и увлекая их за собой. Этих собак специально выводили для охоты. Свирепый лай прокатился вниз, постепенно удаляясь и становясь все тише по мере того, как свора рыскала по пролеску. Потом на какое-то время воцарилась странная тишина. Все как будто чего-то ждали. Вдруг Валерия услышала громкое фырканье, а вслед за ним — грозный рык, почти сразу же заглушённый яростным, захлебывающимся лаем собак. Им все-таки удалось отыскать кабана! Раздался вой, оборвавшийся так резко, словно его отсекли ударом меча, а вслед за ним послышался жуткий топот, будто чье-то тяжелое тело продиралось сквозь заросли, и собаки с воем кинулись в погоню. Валерия оцепенела — она увидела, как колышутся ветви в том месте, где преследуемый собаками кабан продирается сквозь заросли, это походило на волну, быстро приближающуюся к берегу. Хул замер, настороженно вглядываясь в темное отверстие, оставленное в пролеске кабаном, и вдруг что-то огромное, черное, страшное вырвалось оттуда и бросилось на них.

Это был Эреб! Валерия сдавленно ахнула и поперхнулась криком, ее кобыла испуганно шарахнулась в сторону. Зверь оказался еще огромнее и страшнее, чем ей представлялось, его голова приходилась Хулу на уровне пояса, чудовищные клыки были длиной в руку. Он вылетел из зарослей, словно снаряд из катапульты, — Валерии на мгновение показалось, что зверь весь состоит из громадной головы и массивных плеч, только сзади болтался смехотворно тоненький хвостик. При виде его из груди охотников вырвался яростный крик. Хул бросился вперед, чтобы преградить ему дорогу, но зверь оказался проворнее. Увернувшись от удара, он отскочил назад с такой быстротой, что Валерия даже не успела уследить, как это произошло, а потом, проскочив под копьем, кинулся Хулу в ноги, вложив в этот удар всю свою чудовищную силу. Хул взлетел в воздух, потом рухнул на землю и тяжело отлетел в сторону, перекувырнувшись несколько раз через голову. Фонтаном брызнула кровь. А вепрь молнией пронесся мимо лошади Ардена. Тот метнул в зверя копье, но опоздал, и оно пролетело мимо, не задев огромного зверя. Валерия услышала, как он свирепо выругался. Бриса, вскинув лук, выстрелила, но тоже промахнулась. Грубое ругательство, от которого покраснел бы даже закаленный в битвах центурион, сорвалось с ее губ, когда стрела исчезла в зарослях. Раздался треск, и вепрь исчез из виду, словно провалился сквозь землю.

— Туда! — Опомнившись, охотники пришпорили лошадей и кинулись в погоню. Оставшиеся в живых собаки, задыхаясь, выбрались из зарослей и присоединились к ним, забыв о страхе. Добыча далеко обогнала их — на земле валялись только сломанные ветки, да где-то вдали слышался лай собак. Наконец все охотники скрылись из виду.

Валерия, потрясенная быстротой, с которой двигалось это огромное, на вид такое неповоротливое животное, осталась на месте. Испуганная кобыла решительно отказывалась ей подчиниться. Валерии не сразу удалось успокоить ее. Наконец, заставив Боудикку сдвинуться с места, она подъехала к тому месту, где лежал раненый Хул, спеша удостовериться, насколько тяжело он ранен и не требуется ли ему помощь. На одном его бедре красовалась рваная рана, другая нога, вывернутая под каким-то немыслимым углом, похоже, была сломана. На лице Хула застыла гримаса острой боли.

— Эй, ты как? — неуверенно спросила Валерия.

— Зол как волк. Сам виноват! — рявкнул Хул. — Клянусь Таранис и всемогущей Езус! В жизни не видел такого чудовища! Чтобы такой громадный зверь двигался так проворно… уму непостижимо!

— Еще счастье, что ты вообще остался жив. — Спрыгнув на землю, Валерия привязала кобылу и ножом отрезала полоску ткани от своей туники. — Нужно перевязать твою рапу, не то ты истечешь кровью. — Скривившись от боли, Хул молча смотрел, как она хлопочет возле него, перевязывая ему рану. — А потом я постараюсь поставить кость на место, чтобы сохранить тебе ногу. Тебе еще повезло, Хул! Я уж решила, что он прикончил тебя!

— Случись так, не думаю, что я испугался бы больше, даже окажись я в подземном царстве и встретившись с тамошними чудовищами, потому как эта зверюга запросто заткнет за пояс любого из них, — проворчал тот. — В жизни не видел никого уродливее. Даже неотесанные дочки Луки ему и подметки не годятся.

— Да уж. Я тоже перепугалась — глаза горят, точно угли, а клыки… ты видел, какие у него клыки? Острые, словно кинжалы. — Валерия огляделась по сторонам в поисках чего-то твердого, к чему можно было бы примотать его сломанную ногу. — Дай мне твое копье. Оно достаточно длинное и прямое, как раз подойдет, чтобы закрепить сломанную кость.

Наконец ей удалось отыскать упавшее на землю копье Хула, и, взяв его в руки, Валерия невольно удивилась его тяжести и тому, как превосходно оно сбалансировано. Никогда еще ей не доводилось держать в руках копье. Отполированное древко до сих пор хранило тепло руки хозяина. Острый железный наконечник отливал синевой.

— Не вздумай сломать мое копье! — взвился Хул.

— Может, мне удастся закрепить его вдоль твоего тела.

— Прекрати! Дождись Ардена и Маеля. Они хорошо знают, что делать в таких случаях.

— И когда они, по-твоему, вернутся?

— Когда прикончат эту зверюгу. — Ворча и ругаясь, Хул опять распластался на ковре из мха и опавших листьев.

Погрузившись в дружеское молчание, они ждали, испытывая друг к другу даже нечто вроде благодарности за то, что ни одному из них не приходится коротать время в тоскливом одиночестве. До них доносились звуки погони, но теперь охотники были так далеко, что их едва было слышно. Возможно, кабану все же удалось ускользнуть от преследования. Валерия от души надеялась, что охотники вскоре сдадутся и вернутся к своему раненому товарищу.

Однако время шло, а они все не возвращались.

Внезапно где-то неподалеку зашуршала листва и громко затрещали ветки. Неужто они все-таки возвращаются? Валерия вскинула голову, до боли в глазах вглядываясь в колышущуюся массу кустов, и похолодела от ужаса, когда заметила огромную тень. Бока у животного ходили ходуном. Укрывшись в зарослях, зверь наблюдал за ними. Кто это? Отбившаяся от своры собака? Нет, слишком уж он велик…

Вдруг дыхание у нее пресеклось, а сердце, казалось, на миг остановившись, ухнуло вниз и закатилось в пятки. Это был кабан. В ту же секунду заметив его, Хул рывком выпрямился.

— Прыгай в седло! — хрипло скомандовал он.

Не сводя глаз с кабана, Валерия осторожно отползла в сторону. Что он там делает? Каким-то образом оторвавшись от своих преследователей, вепрь сделал круг по лесу, но, вернувшись в свое логово, наверняка учуял запах свежей крови…

— Беги за помощью! Да поживее!

Зверь был уже совсем близко — перепуганной до смерти Валерии он показался ростом едва ли не с медведя. Вепрь свирепо фыркал, щетина у него на загривке от ярости встала дыбом, спина походила на горный хребет, жутких размеров клыки были заляпаны кровью и грязью. Вытаращив глаза, Валерия окаменела. Ей казалось, даже на расстоянии она чувствует его зловонное дыхание.

Очнувшись, она вдруг сообразила, что по-прежнему сжимает в руке копье. Может, отдать его Хулу?

Вепрь злобно фыркнул.

— Беги! — заорал Хул.

Это подействовало. Валерия вихрем взлетела в седло, и испуганное животное с места взяло в галоп. Раздался чей-то пронзительный крик. Чей? Ее собственный? Или это заржала Боудикка? Валерия не поняла. Она оглянулась через плечо, и в эту минуту разъяренный вепрь вихрем налетел на раненого Хула, словно боевая колесница на полном ходу. Хул вскрикнул, и два сплетенных тела клубком покатились по земле. Столб пыли взмыл в воздух. Рассвирепевший кабан вновь и вновь вонзал острые клыки в беспомощное тело своего врага, брызгала кровь, а Хул, рыча от боли и бессильной ярости, колотил зверя кулаками, но вепрь тряс его и возил по земле, словно куклу. Валерия натянула поводья. Нужно что-то сделать… но что?

Она застыла, держа в одной руке поводья, а другой судорожно сжимая тяжелое копье. Испуганная кобыла пронзительно ржала и била копытами, едва не выбрасывая ее из седла. Наконец Валерии удалось заставить кобылу повернуться. Она с силой ударила животное пятками по бокам, отчего кобыла резво прыгнула вперед, поначалу не заметив даже, что оказалась в двух шагах от кабана. Закусив губу, Валерия наклонилась и, улучив удобный момент, вонзила копье в костлявый зад зверя.

Пронзительно завизжав, кабан на мгновение забыл о Хуле и резко обернулся. Глаза его пылали как угли. Ошалевшая кобыла, увидев, кто перед ней, испуганно отпрянула назад, встала на дыбы и стала бить копытами. Она перепугалась настолько, что даже не сделала попытки убежать.

Увидев перед собой еще одного врага, кабан снова бросился в бой, на этот раз роль жертвы была уготована Валерии.

Она успела проворно поджать ногу, избежав удара чудовищных клыков, и ярость зверя обратилась на кобылу. Удар пришелся ей в бок. Словно гигантская океанская волна с силой отшвырнула кобылу в сторону вместе с ее всадницей. Лошадь всей своей массой ударилась о ствол дерева и пронзительно заржала от боли. Впрочем, неудивительно — весь ее бок был располосован клыками кабана, и из раны окровавленными блестящими комками вываливались внутренности. Не помня себя, Валерия колотила кулаками по массивной туше чудовища, но толстая шкура животного напоминала кору столетнего дуба, а мускулы его были точно каменные — с таким же успехом можно было пытаться опрокинуть руками гору. Сплетясь в клубок, они втроем с размаху ударились о дерево, и то издало пронзительный, жалобный стон. Вепрь, брызгая слюной, пытался добраться до Валерии, но древко копья внезапно уперлось в ствол дерева, и огромный зверь, рванувшись вперед, сам не заметил, как уткнулся в острие копья. Сделанное из твердой древесины ясеня, копье задрожало и слегка согнулось, но выдержало. У Валерии оборвалось сердце. «Что, если оно сломается?» — промелькнуло у нее в голове. Но прежде чем это случилось, разъяренный зверь дернулся, надеясь вонзить в нее свои клыки, навалившись всей массой, сделал еще одни рывок и сам насадил себя на копье. Проткнув толстую щетинистую шкуру, наконечник глубоко вонзился в его тело. От боли, испуга и недоумения кабан издал пронзительный визг. Ржание раненой лошади, вопль Валерии и его визг слились воедино, а и следующее мгновение они все трое тяжело рухнули на землю. Валерия вылетела из седла и, перекатившись через голову, приземлилась поверх тел кабана и своей кобылы.

Зажмурившись, она ждала, когда его клыки вонзятся в нее.

Вместо этого кабан дернулся, издал судорожный вздох, и по всему его телу прошла судорога. Потом он дернулся еще раз и затих.

Валерия лежала, прижавшись щекой к сырой земле. Перед глазами у нее все плыло, в ушах стоял звон, голова гудела. Потом вдруг она услышала крики и лай гончих, а в следующий миг ее окружила стая воющих и хрипящих от нетерпения псов, отталкивающих друг друга, чтобы поскорее добраться до поверженного врага. Она слышала, как Арден и Маель, осыпая собак проклятиями и оттаскивая за ошейники самых свирепых и нетерпеливых, проталкиваются к ней. Вскрикнув, Арден вонзил копье в огромную черную тушу, но кабан был уже мертв, копье Хула угодило ему прямо в сердце. Крохотная полянка в лесу, ставшая ареной свирепой схватки, была изрыта копытами и залита кровью. А женщина, чье тело бессильно лежало поверх туши кабана, казалась мертвой.

— О всемогущий Дагда, неужели ты убил мою женщину? — Арден, кинувшись к Валерии, поднял ей голову, лицо его исказилось от ужаса. Глаза девушки были закрыты, лицо перепачкано грязью.

— Меня кто-то держит, — едва слышно пробормотала она.

— Эй, кто-нибудь! Помогите вытащить ее из-под лошади!

Сильные руки отодвинули тяжелую тушу кобылы в сторону, и Валерия почувствовала, что ноги ее свободны. Острая боль заставила ее сморщиться. Боудикка билась в агонии, внутренности лошади вывалились из живота на землю и облепили тушу кабана. Лука, нахмурившись, взял копье и пронзил им кобылу, чтобы прекратить муки несчастного животного.

— Хул еще жив! — окликнула их Бриса. Раненый слабо застонал.

— Проклятая зверюга кружила вокруг него, стараясь улучить момент и прикончить беднягу, — пробормотал Маель, разглядывая взрытую землю на поле битвы и пытаясь сообразить, как разворачивались события. — Не будь тут твоей римской девчонки, вепрь разорвал бы его в клочки и снова укрылся бы в своем логове. А потом принялся бы снова наводить ужас на всю округу.

Арден, схватив Валерию в объятия, уселся на землю, баюкая ее, как ребенка. Еще не веря, что осталась жива, она прижалась к нему, наслаждаясь теплом его сильного тела. Страшная слабость разливалась по ее телу, глаза закрывались сами собой.

— Она прикончила самого громадного кабана из всех, которых я видел, — с благоговейным изумлением в голосе пробормотал молодой вождь. — И спасла жизнь бедняге Хулу.

Аса смотрела на девушку с неприкрытым изумлением. Внезапно в глазах ее мелькнул огонек зависти.

— Но как ей это удалось? Чтобы хилая девчонка насквозь проткнула такую тварь копьем? Просто не верится…

Маель кивком указал ей на ствол дерева.

— Она уперла древко в ствол, ну а кабан довершил дело. В жизни ничего подобного не видел! Ну и храбрая же девчонка!

Валерии очень хотелось вмешаться, объяснить, что храбрость тут совсем ни при чем, но страх пережитого навалился на нее с такой силой, что зубы ее выбили барабанную дробь. Лежавшая подле нее черная туша вепря казалась огромной, словно гора, отвратительное рыло с оскаленными клыками было измазано кровью.

— Римлянка ткнула его копьем, чтобы спасти меня, — со стоном прохрипел Хул. И тут же потерял сознание.

Арден обвел примолкших охотников взглядом.

— Кто может разгадать помыслы богов? — тихо проговорил он. — Кому из смертных дано понять, почему происходит так, а не иначе? Зато теперь я могу точно сказать, что эта женщина вошла в нашу жизнь не просто так… а почему, вы сегодня видели собственными глазами. Мы сложим об этом песню, которую будут петь дети наших детей.

— Просто ей повезло, — ревниво вмешалась Аса. — Только взгляни на нее. Она вот-вот испустит дух!

— Эта девушка — стрела, посланная нам богами, — возразила Бриса. — Посмотрите на ноги бедняги Хула — ведь она пыталась перевязать его раны. И это при том, что ей ничто не мешало перерезать ему горло и удрать от нас! Нет, у этой римлянки кельтская душа, Каратак! И сердце Морриган!

— Хорошо сказано! Отныне мы будем звать ее Морриган!