Донжон крепости Эбуракум, где стоял римский легион, был высечен в основании скалы пленниками-бриттами. Случилось это почти три века назад. Стоило только распахнуть пошире окованную железом дверь тюрьмы, сделанную из массивного дерева, как удушливый смрад, в котором смешались кровь и слезы несчастных, копившиеся тут веками, ударял вам в лицо, едва не сбивая с ног. Каменные ступени с выбоинами посредине, оставленные сотнями и тысячами ног в тяжелых, подбитых гвоздями башмаках, вели вниз, где притаился сумрак, который бессилен был разогнать свет немногочисленных факелов. Даже я, несчетное количество раз допрашивавший пленников в самых ужасных тюрьмах империи и успевший повидать такое, что и во сне не приснится, и то заколебался. Римский центурион, сопровождавший меня, нетерпеливо оглянулся через плечо. Я молча последовал за ним; эхо моих собственных шагов, отразившись от Стен, возвращалось ко мне, и я невольно задумался, каково это — когда тебя волоком тащат вниз по этой каменной лестнице и ты слышишь, как где-то далеко наверху захлопывается тяжелая дверь, разом отделив тебя от всего, что было твоей жизнью, и ты знаешь, что больше, возможно, никогда уже не увидишь солнца.

До сих пор всех, кого я допрашивал, приводили ко мне. Но для того, чтобы допросить кельтского жреца Кэлина, мне самому придется спуститься в этот каменный мешок. Солдаты боялись его и наотрез отказались вывести его наверх. Кэлин был друидом, по слухам, владевшим древней магией, временами ему являлись пророческие видения, поэтому было решено держать его глубоко под землей, где его волшебство наверняка не имело никакой силы. Уверен, что многие в гарнизоне рады были бы видеть его мертвым, но я приказал, чтобы ему не причиняли никакого вреда. Мне он нужен был живым. «Ох уж эти друиды, эти живые свидетельства прошлого — кто они на самом деле? — гадал я. — Жертвы? Или подстрекатели? И самое главное — вернутся ли варвары?»

Последняя ступенька лестницы терялась в темноте — сразу за ней открывался вход в темный коридор, сильно смахивающий на римские катакомбы. Воздух внутри его оказался тяжелым и спертым, там стояла ужасающая вонь горелого масла. Неясный проблеск света в самом конце этого туннеля, пробивавшийся внутрь сквозь вентиляционное отверстие, выхватывал из темноты узкие ниши в стенах, забранные железными прутьями. Это были темницы, в которых обитали здешние узники, те несчастные, которые, если им не выпадет счастье быть казненными, обречены заживо сгнить в этой могиле. Стражники были убеждены, что и к смраду, и к темнице можно, мол, привыкнуть, однако я им не верил. Караульная служба в таком донжоне всегда расценивалась как суровое наказание. Безысходное горе, которым тут пропиталось все, включая воздух и стены, ломало любого человека.

— Сюда, инспектор.

Я невольно задумался, гадая, в чем же провинился этот солдат, что ему велели стать моим проводником.

Мы молча пробирались по темному проходу мимо клеток, в которых сидели дезертиры, предатели, убийцы и сумасшедшие, насильники и мятежники, словом, все, кому, по мнению властей, не место в этом мире. В самом его конце был заперт Кэлин. Темно-коричневая рубаха стояла колом вокруг его тела, словно кожура старого высохшего ореха. Дух друида был сломлен, это стало мне ясно с первого взгляда. Я уж было подумал даже, не безумен ли он. Оказалось, нет. Он даже не сразу заметил наше присутствие. Потом, вздрогнув, заковылял к решетке, настороженно поглядывая на нас снизу вверх, точно побитая собака. Цепи у него на ногах откликнулись глухим звоном.

— Открой дверь, — приказал я.

— Безопаснее разговаривать с ним через решетку, — возразил центурион.

— Только толку от такого разговора будет чуть. Тогда запри меня с ним вместе, а потом оставь нас одних.

Решетка лязгнула у меня за спиной. Проскрежетал замок, и я услышал, как топот сапог удаляется в другую сторону, потихоньку замирая вдали. Я закашлялся — от смрада, наполнявшего эту тесную клетку, меня замутило. Зловоние исходило и от самого друида. Неудивительно, с горечью подумал я: если с людьми обращаться как с дикими зверями, то они и превращаются в зверей. Кэлин выбрался из своего угла и постарался выпрямиться во весь рост. Его пошатывало, руки, скованные кандалами, заметно дрожали. Глаза друида глубоко запали, губы потрескались, волосы на голове свалялись грязными колтунами. Мужество, с которым он некогда благословлял армии варваров, давно покинуло его, это было заметно сразу. Опасен? Нет, передо мной стоял конченый человек.

— Все? — едва шевеля губами, прошелестел он.

Он решил, что я пришел, чтобы забрать его на смерть.

— Нет, — покачал я головой, жалея, что придется его разочаровать. — Я инспектор Драко. Я приехал, чтобы расследовать недавнее нападение на Вал. Мне нужно понять, что же тогда произошло.

Он посмотрел на меня — в глазах его стояла тоска.

— Понять? Что тут понимать? Вот где я сейчас. Для меня все кончено.

— Для тебя — несомненно. Но император желает, чтобы везде царили мир и спокойствие. Он хочет понять твой народ.

— Мой народ? — удивился он.

— Кельтов. Вас, друидов. Местные племена. Я имею в виду тех, кто до сих пор предпочитает жить как варвары. Мы не стремимся ни сражаться с вами, ни подчинить вас себе. Именно для этого император Адриан и велел выстроить свой Вал. Чтобы установить границу между нашими землями. А теперь ответь мне — почему вы продолжаете нападать на нас?

Друид подслеповато заморгал. Мне пришло в голову, что разум у него начал мутиться — должно быть, в этом кошмаре, в котором он оказался, события прошлого понемногу заволакивало пеленой. И вдруг у него вырвалось:

— Вы сами напали на нас.

— Ты имеешь в виду тот случай, когда римляне сожгли вашу дубовую рощу?

Его передернуло.

— Да, тот «случай», когда ваши люди убили верховную жрицу Мебду и спалили нашу священную дубовую рощу!

— Но ведь друиды разжигали мятеж среди ваших племен.

— Это ложь! Нам нет дела до политики! Мы просто поклоняемся земле и воде, деревьям и небу.

А вот это уж точно ложь, промелькнуло у меня в голове. Друиды обладают властью куда большей, чем вожди племени, и ревностно оберегают ее, не гнушаясь ничем, чтобы завоевать доверие своих последователей. Сила духа, магия и причудливые капризы судьбы — вот что правит в мире, где живут кельты. Их колдуны и колдуньи для них что-то вроде богов.

— Но, как мне сказали, именно ты подзуживал своих людей устроить засаду в ущелье друидов. Разве не так? Это была ловушка, устроенная Каратаком с целью либо расправиться с полком петрианцев, либо спровоцировать на мятеж местные племена. А потом ты сделал все, чтобы кельты напали на Вал.

— Ты спрашивал — почему? Мой ответ — вы сами первыми напали на нас, а не наоборот.

— Не забудь о том случае, когда невеста одного из римских командиров, Марка Флавия, едва не была похищена, когда направлялась в крепость на свою свадьбу, — напомнил я.

— Мне ничего не известно об этом.

— Однако потом ты видел ее — в горной крепости Ардена Каратака. Это случилось уже после того, как вторая попытка похитить ее удалась.

— И что? — сразу же насторожился он.

— Меня интересует эта женщина. Я пытаюсь понять ее роль в том, что произошло. Что-то подсказывает мне, что если бы твои сородичи так не старались похитить ее, возможно, ничего бы и не случилось.

По губам друида скользнула тонкая усмешка.

— Ты думаешь, одна-единственная женщина может натворить столько бед?

Да, я так считал — и неудивительно, достаточно только вспомнить Трою! Но ирония в его голосе заставила меня насторожиться.

— Мне нужно знать, что с ней случилось.

Кэлин, смахивавший на огромную коричнево-бурую бабочку, пришпиленную к стене, покачал головой:

— Если ты ищешь причины событий, обращайся к богам, инспектор. Вспомни, что вы, римляне, творите со священными местами. Таранис, Дагда, Морриган… сколько их? Их голоса до сих пор слышны в грохоте летнего грома и свисте зимнего ветра! Вы, римляне, словно чума, насланная на нашу несчастную землю! Эти ваши переполненные города, ваши высокомерные строители… Но старые боги проснутся. И тогда они отомстят!

Смелые слова — особенно для человека, заживо гниющего в этой темнице, подумал я про себя.

— Нет, Кэлин. Это ваши боги давно уже мертвы. Иной раз мне кажется, что та же судьба постигла и наших римских богов — всех их вытеснил этот распятый иудейский узурпатор. Может, все боги мертвы и люди остались одни в целом мире. Как бы там ни было, в одном я уверен — Рим будет жить, потому что Рим бессмертен.

Он яростно затряс головой:

— Я вижу, как это приближается! Я вижу… ваш конец уже близок!

Не скрою, его слепая уверенность испугала меня — мороз пополз у меня по спине. Похоже, он верил в это — наперекор всему. Все-таки военные правы: никакое слияние наших народов невозможно. Только полное уничтожение варваров может спасти цивилизованный мир.

— Но тем не менее ты оказался здесь. А победа осталась за Римом.

Он скривился:

— Так убей меня. И покончим с этим.

Итак, он сам дает мне шанс повернуть дело так, чтобы он считал меня своим спасителем.

— Нет. Я приказал, чтобы тебя оставили в живых. Я действительно хочу понять этих твоих богов. И ту римскую женщину, которую вы захватили в плен. Ее звали Валерия. До сих пор не представляю, зачем она вам понадобилась.

— А ты подаришь мне жизнь, если я расскажу тебе об этом?

— Сделаю все, что смогу.

— Жизнь в такой дыре — это не жизнь.

— Мы опасаемся твоей магии, колдун.

— Мои соплеменники не строят донжонов. По нашим законам каждый имеет право дышать свежим воздухом. Если кто-то нарушит закон, его клан обязан заплатить тому клану, который считает себя обиженным. Если преступник ведет себя дерзко, клан может изгнать его. Если он осмелится вернуться, он будет принесен в жертву. Но сажать людей в клетку? Это жестоко.

— Ты теперь уже не среди своих соплеменников.

— Я хочу вернуться к ним.

Я немного помолчал.

— Я поговорю с герцогом. Может, он сможет что-то сделать для тебя. — Естественно, я заранее знал, каков будет ответ, но мне позарез нужна была помощь Кэлина.

— Ты сделаешь больше. — Внезапно в улыбке на его губах мне почудилась уверенность. — Ты ошибаешься, инспектор Драко. Мои боги не умерли. Прошлой ночью полная луна заглянула в эту щель и напоила меня своим молоком. И вот на следующий день явился ты. Это знак… свидетельство того, что я говорю правду. Боги говорят со мной твоим языком. Ты — посланец судьбы.

Это уж полное безумие! Теперь я больше не сомневался, что разум его помутился.

— Но я не стану говорить с герцогом о тебе, если ты откажешься мне помочь, — продолжал я гнуть свое. — Ты должен рассказать мне, зачем похитили ту женщину.

— Ты ведь тоже сражен ею, не так ли? Как Каратак.

— А кто он такой?

— Кельт, ставший римским солдатом, потом вернувшийся к своему народу с печалью в сердце и желанием отомстить. Дочка сенатора может свести с ума кого угодно. Она стала заложницей — орудием, с помощью которого можно было держать в узде ее мужа, а заодно и ваших петрианцев. Она купила нам время — а за это время наши люди обрели мужество.

— Стало быть, ее похищение — всего лишь стратегическая уловка, — подвел я итог. — Вот, значит, почему Каратак рискнул попытаться второй раз похитить ее. И все же откуда ему стало известно, что она будет у священного источника?

— Гальба дал слово, что она поедет туда.

Вот оно — то, чего я добивался!

— Выходит, Гальба — предатель?

— Разве? Выдать Валерию Каледонии значило бы сохранить мир в стране. Ведь пока она оставалась в руках похитителя, ее муж был связан по рукам и ногам. А мир и спокойствие — это именно то, чего, по твоим словам, добивается Рим. Разве не так?

— Выходит, Гальба воспользовался ею, чтобы воцарился мир?

— Гальба понимает жизнь возле Вала так, как никто другой. В том числе и нынешний командир гарнизона.

— А Каратак был его шпионом?

— Каратак не был ничьим шпионом. Глупо думать, что он стал игрушкой в руках Гальбы. Это он предложил еще раз попытаться похитить ее, а вовсе не Гальба.

— Но ты говорил, что Каратак жаждал мести, а вовсе не мира.

— Я лишь сказал, что намерения Ардена были столь же ясны и прозрачны, сколь темны и коварны те, что лелеял Гальба. Все, о чем он думал, можно было прочесть у него на лице.

— И что же? Чего он добивался?

— Не того, чем могла бы помочь нам эта женщина. Естественно, ему нужна была она сама.

Почему это так удивило меня?

— Разве ты не понял, что произошло? — спросил Кэлин. — Еще во время первой попытки, тогда, в лесу, она сбежала от него. И это заставило его окончательно потерять голову. Это похищение не имело ничего общего ни с политикой, ни с местью. Он просто не знал ни сна, ни покоя. И понимал, что так будет до тех пор, пока она не окажется у него в руках.