Уходя, варвары увели с собой всех верховых лошадей. Пройдя около мили, они остановились, и тут Валерия с Савией были наконец избавлены от кляпов. Варвары усадили обеих женщин на их же собственных лошадей, рассудив, что так они будут двигаться быстрее. Связанные запястья их прикрутили к луке седла, поводья держал кто-то из ехавших рядом. Лошади убитых солдат и жеребец Клодия цепочкой двигались вслед за ними, через седло одного из коней перекинули тело погибшего варвара. Как удалось сосчитать Валерии, варваров было восемь — семеро мужчин самого что ни на есть дикого вида и одна женщина. Валерия, едва придя в себя от изумления, украдкой разглядывала незнакомку. Длинные, до талии, волосы женщины были стянуты шнурком — чтобы ночной ветерок не трепал их во время скачки, она заткнула их за перевязь. За спиной у нее висели тисовый лук и полный стрел колчан. Женщина с привычной уверенностью держалась в седле, и вид у нее был не менее надменный, чем у мужчин.

Валерия, заметив ее, поначалу ужаснулась — в ее глазах это было настоящее извращение, — но потом, не утерпев, принялась украдкой разглядывать воительницу.

Заметила она и то, что предводитель варваров отдавал приказы со спокойной уверенностью человека, привыкшего, чтобы ему повиновались. Как это было не похоже на сухую педантичность Марка или суровость Гальбы! Казалось, для Ардена слепое повиновение не имело такой цены, как для римлян, — для него, похоже, куда важнее было пользоваться уважением своих людей, подумала Валерия. И он этого добился, потому что в каждом слове, в каждой шутке, с которой обращались к нему эти свирепые бородатые люди, сквозило чуть ли не благоговение. Валерия никак не могла догадаться, куда они едут, — казалось, варвары и сами еще не решили, куда направиться. Одна тропинка сменяла другую, а через минуту, съехав с тропы, они уже пробирались сквозь густой пролесок, пересекали залитую лунным светом долину или с привычной настороженностью перебирались через болота. Это была Каледония, но Каледония, похожая на выбеленную временем кость. Савия, окончательно павшая духом, даже замолчала, только мертвой хваткой вцепилась в седло, чтобы не свалиться на землю. А Валерия молча горевала, вспоминая нелепую, трагическую смерть бедного Клодия, и мучительно пыталась понять, что же, собственно, произошло. Что понадобилось варварам у священного источника? Как там оказался Руфий? Выходит, бедняга ехал за ними? И вот теперь он мертв, и его люди тоже. Но самое главное, куда они ее везут? И что они намерены сделать с ней?

На рассвете, спасаясь от солнца, они укрылись в тени и прохладе узкой, заросшей лесом лощины, чтобы немного отдохнуть и напоить коней. На это время обеих женщин предусмотрительно привязали веревкой к дереву. Теперь, когда стало светло, варвары с таким же неприкрытым изумлением разглядывали своих пленниц, как обе римлянки — их самих. Тот, кто носил имя Лука, оказался кряжистым, длинноволосым мужчиной с огромными мускулистыми руками и усами, как у большинства кельтов. Из одежды на нем были только штаны и плащ. Казалось, он так же невосприимчив к суровому климату Британии, как исхлестанный ветром холст походной палатки. Широкая грудь варвара оставалась обнаженной, суровое лицо и мускулистые руки, чтобы раствориться в темноте ночи, он натер углем. Примерно так же были одеты и остальные варвары. На женщине были такие же штаны, но поверх кожаной безрукавки на ней поблескивали кольчужные доспехи. Холмики груди, хоть туго стянутые жесткой кожей, упрямо выдавались вперед, и вся она, тонкая, длинноногая и длиннорукая, гибкая, походила на молодую иву. Несмотря на этот грубый и неженственный наряд, девушка оказалась довольно привлекательной блондинкой, однако мужчины старались держаться от нее на почтительном расстоянии.

— Бриса, отнеси им воду и чего-нибудь поесть, — перейдя на родной язык, велел их вождь.

Кивнув, женщина направилась к ручью. То, что за пленницами велено ухаживать женщине, а не грубым варварам, вселяло некоторую надежду.

Презрительно морщась, Савия грызла черствый сыр. Валерия отказалась — есть ей не хотелось, в горле стоял комок. Но принесенную воду она выпила с жадностью. Потом, прижавшись друг к другу, они молча сидели, дожидаясь только подходящего случая, чтобы незаметно ускользнуть. Варвары, казалось, забыли о пленницах — удовлетворив свое любопытство, они уделяли им не больше внимания, чем если бы это были бродячие псы.

Предводитель варваров, отделившись от остальных, подошел к ручью и принялся смывать грязь и пепел с лица и рук. Потом о чем-то глубоко задумался. Валерия украдкой наблюдала за ним. Ей уже удалось один раз обмануть его и сбежать, и она намеревалась проделать это еще раз. Арден… так его, кажется, звали. Свободная туника без рукавов оставляла обнаженными его руки, могучие руки, в силе которых Валерия успела уже убедиться. Как и его собратья, он, казалось, совершенно не замечал холода. Она невольно удивилась тому, что кельт поспешил умыться, — у нее уже успело сложиться мнение, что северные варвары и похитители скота особой чистоплотностью не отличаются. Возможно, просто хотелось смыть с себя кровь, которой были запачканы его руки, брезгливо предположила она. Наверняка доволен, что прикончил Клодия и снова взял в плен Валерию — после той неудачи с засадой это, должно быть, приятно тешило его уязвленное самолюбие. Но все-таки откуда ему стало известно, что она собирается поехать к источнику? И откуда он знает Гальбу?

Вдруг Арден встряхнулся и двинулся к обеим пленницам размашистой походкой человека, привыкшего покрывать за день немало миль. Подойдя к ним вплотную, он уселся на корточки и принялся разглядывать обеих женщин. Валерия даже слегка опешила — перемена в его внешности, вызванная умыванием, потрясла ее. Теперь, избавившись от грязи и крови, покрывавших его с головы до ног, варвар показался ей довольно привлекательным, чего уж она никак не ожидала, — почти симпатичным, этакий волк среди грязных шакалов. Чисто выбритый, он мог бы даже сойти за римлянина, хотя на щеках его уже пробивалась густая щетина. Длинные волосы варвара были стянуты на затылке шнурком, правильное, с чеканными чертами лицо, на котором выделялись прямой нос и яркие голубые глаза, казалось почти суровым. Взгляд варвара был твердым, от всего его облика веяло уверенностью и спокойствием.

Валерия почувствовала, как ее захлестывает ненависть.

— Мы поспим тут пару часов, прежде чем отправимся дальше, — сказал он на латыни.

— Хорошо, — бросила она в ответ, стараясь держаться храбро, хотя поджилки у нее так и тряслись. — Этого времени петрианцам как раз хватит, чтобы догнать нас. А схватив тебя, они сначала выпорют тебя кнутом, а потом вздернут на первом же попавшемся дереве.

Похититель вскинул голову и невозмутимым взглядом окинул дерево, под которым они сидели.

— Пока нет никаких признаков погони, госпожа. Думаю, к тому времени как твои петрианцы соблаговолят продрать глаза, мы уже будем далеко отсюда.

Какая самоуверенность!

— Ты сам накинул петлю себе на шею, похитив супругу командира крепости и дочь сенатора, — пожала плечами Валерия. — Весь Шестой Победоносный станет разыскивать меня! Они сожгут дотла всю Каледонию, прежде чем решат отказаться от поисков.

Склонив голову набок, он, казалось, обдумывал ее слова.

— Тогда, может, мне лучше сразу отрубить твою хорошенькую головку и послать им ее в корзине, дабы избавить их от лишних хлопот?

Савия, закатив глаза, застонала и схватилась за сердце. Валерия осталась невозмутимо спокойной — было в его поведении нечто такое, что мешало ей принять эти угрозы всерьез. Если бы он хотел убить их, она была бы уже мертва.

— Я пользуюсь большим влиянием. — Валерия решилась на еще одну попытку. — Отпусти нас, и я сделаю все, чтобы тебе это сошло с рук. Уговорю мужа не преследовать вас. И ты сможешь спокойно вернуться домой.

Расхохотавшись, он дернул себя за ухо.

— О каком преследовании ты твердишь, не понимаю. Лично я ничего не слышу. — Он придвинулся ближе. — Не будет никакой погони, слышишь ты, гордая дочь Рима? Любая попытка преследовать нас — это твой смертный приговор, а вовсе не мой. Ты стала нашей заложницей. И если римляне все-таки разыщут нас, то ты и твоя рабыня будут первыми, чья кровь обагрит эту землю. Понимаешь? Так что молись, чтобы твой муж вообще забыл о твоем существовании.

Валерия бросила на него презрительный взгляд, тщательно скрывая охвативший ее страх. Она ни на мгновение не верила, что ее не будут искать. Не поверила она и его обещанию убить ее, чуть только появится римский отряд, посланный на ее поиски. Нет, наверняка ему что-то от нее нужно, иначе зачем бы он рискнул явиться за ней снова? И уже поэтому ей обязательно нужно сбежать.

— Ты поняла, что я сказал? — спросил он.

— Ты убил Клодия, моего друга.

— Я убил римлянина, убил в честном бою, которого он сам искал. Ему не следовало этого делать. Но он был глупцом — я понял это в самый первый раз, когда увидел его. Шрам, оставленный одним из моих людей у него на шее, должен был бы послужить ему предостережением. Но глупцы, которые пытаются обмануть меня во второй раз, обычно не успевают об этом пожалеть.

Валерия не нашлась что на это сказать.

— Но мы не можем спать в этой грязи! — возмутилась Савия, вновь обретя голос.

Арден с интересом посмотрел на нее:

— Первый раз слышу разумные слова. И где же ты тогда собираешься спать, рабыня?

— Но ведь вы имеете дело с благородной госпожой! Она должна спать в постели! И под крышей, а не на голой земле!

— Почему? Сейчас, летом, трава мягкая, а какая крыша сравнится с чистым небом над головой? Спите спокойно. Мы вас не потревожим.

— Но как же спать в такой холод?!

— Холод — лучшая защита от насекомых, — усмехнулся он. — И от змей тоже.

— Успокойся, Савия, — пробормотала Валерия. — Завернемся в плащи, прижмемся друг к другу и попытаемся отдохнуть в этой грязи, раз уж такие, как он, ничего лучшего в жизни не видели.

— Что вы собираетесь с нами сделать? — осмелела Савия.

Варвар окинул их задумчивым взглядом. Потом его губы раздвинулись в улыбке, между усов ослепительно блеснули зубы, особенно белые на фоне загорелой кожи. Он вовсе не похож на невежественного, грязного варвара, какими она их себе представляла, мысленно удивилась Валерия, — в нем чувствовались достоинство и какая-то спокойная гордость, и это почему-то особенно раздражало ее. Возможно, этот варвар просто тщеславен? Как ей доводилось слышать, примитивные народы часто страдают этим недостатком.

— Что касается твоей госпожи, я намерен отвезти ее к себе домой и научить скакать верхом, как наши кельтские женщины.

Валерия решила, что ослышалась.

— Если ты хоть пальцем меня тронешь, то сделаешь большую ошибку — сам обесценишь свою добычу.

— Что же до тебя, — он обернулся к Савии, — то я дам тебе свободу.

— Свободу?! — Савия вытаращила глаза.

— Терпеть не могу иметь дело с рабами, что с римлянами, что с кельтами. Рабы — несчастные люди, а я не люблю несчастных. В душе они калеки, ведь они же не могут не видеть, что все остальные свободны, а это калечит душу. Оказавшись среди моих родных холмов, ты станешь свободной, женщина.

Савия придвинулась поближе к Валерии.

— Я не покину свою госпожу.

— Может, и не покинешь. Но это будет твой выбор — не ее.

Даже страх не удержал Савию от вопросов.

— И когда это будет? — не утерпела она.

— Прямо сейчас. — Он встал. — Ты по-прежнему пленница, но ты уже больше не рабыня. Ты — свободная женщина. Теперь вы с твоей госпожой равны. — Отвернувшись, он отошел к своим людям.

— Какая наглость! — проводив его сердитым взглядом, фыркнула Валерия. — Не обращай внимания на его слова.

— Да я и не собиралась. — Однако во взгляде, которым Савия проводила его, промелькнуло нечто вроде сожаления. Поймав себя на этом, она виновато опустила глаза. — Лучше уж быть вашей рабыней, чем свободной и жить среди таких, как он, — наконец выдавила она из себя. — Все это лишь пустые обещания.

— Он просто грубое животное, мерзкий злодей, привыкший убивать из засады мужчин и похищать беззащитных женщин, что бы он там ни говорил о честной схватке, — запальчиво сказала Валерия. — Вот увидишь, скоро подоспеет подмога. Римляне вмиг уничтожат всю эту шайку, а оставшихся в живых вздернут на деревьях. Можно попробовать развязать веревки, пока они спят. А потом незаметно подобраться к лошадям…

— Я не смогу! Эти варвары тут же меня догонят!

— Сможешь! Иначе останешься с ними и станешь пасти у них свиней. А то и что-нибудь похуже. — Валерия украдкой огляделась. — Вон те лошади, кажется, стоят ближе всех и… о-о-о! — Коротко вскрикнув, Валерия уставилась на стоявшую неподалеку лошадь. Глаза у нее расширились. — Не смотри туда!

— Что? — Савия моментально обернулась.

— Не смотри, говорю!

Естественно, рабыня и не подумала послушаться. И тут же пожалела об этом. Четыре отрубленные головы, окоченевшие, оскаленные, перемазанные кровью, с остановившимися глазами, болтались у луки седла ближайшей к ним лошади. Когда лошадь переступала ногами, они с глухим стуком ударялись друг о друга, и это выглядело словно какое-то жуткое предостережение.

К середине дня они снова двинулись в путь, с каждой минутой все больше удаляясь от Вала. Валерия так и не смогла заставить себя уснуть и сейчас изнемогала от усталости. Все ее тело болело и ныло, при каждом толчке напоминая о полученных ею пинках и ушибах. Долгая скачка доконала ее. Похоже, отказавшись от еды, она совершила ошибку. Она уже жалела об этом, но, похоже, никому и в голову не приходило поинтересоваться, не голодна ли она. Ее как будто не существовало. Валерия, не привыкшая оставаться в тени, от возмущения даже забыла о голоде. Ей бы радоваться, а она просто кипела от возмущения.

Теперь, при свете дня, у нее появилась возможность получше рассмотреть ту страну, куда забросила ее судьба. Иной раз они скакали по широким, оставшимся еще от римлян, дорогам — некогда мощенные камнем, после ухода римлян из Каледонии они выглядели совсем заброшенными, и только прямизна выдавала их происхождение. Но чаще их маленький отряд двигался не прямо, а какими-то замысловатыми кругами, словно бы для того, чтобы запутать пленниц и заодно сбить со следа возможную погоню. В основном они пробирались вперед какими-то козьими тропами, то и дело петляли или продирались сквозь чащу, где явно никогда не ступала нога человека. Городов тут не было и в помине — лишь изредка кое-где попадались изгороди. А крестьянские хижины встречались настолько редко, что пасшийся тут и там скот выглядел совсем одичавшим. Все лачуги явно принадлежали кельтам: низенькие, словно припавшие к земле, с соломенными или тростниковыми крышами, только здесь они выглядели еще более бедно и жалко, чем те, которые встречались Валерии к югу от Вала, — окутанные торфяным дымом, они испуганно жались к земле, чуть ли не по самую крышу утопая в грязи. Пронзительно верещали цыплята, оглушительно лаяли собаки, на пороге играли голые, замурзанные ребятишки, и от каждой такой хижины за милю несло смешанными ароматами дыма, пищи, соломы, навоза и кожи. А всего в нескольких ярдах в сторону золотились поля, зеленели луга, поросшие сочной весенней травой, в которой, утопая по самое брюхо, паслись овцы и низкорослые лошадки.

Их похитители больше не останавливались. Возможно, Арден все же опасался погони, хоть и старался делать вид, что это не так. Наконец они оказались в ущелье, окруженном со всех сторон холмами, обрывистые склоны, вздымавшиеся с двух сторон, заслоняли вид и сбивали с толку, ощущение времени куда-то пропало. Отупевшей от усталости Валерии казалось, что они топчутся на месте, и если бы не овцы, то и дело с блеянием разбегавшиеся в разные стороны, она бы, пожалуй, решила, что время остановилось. А они все скакали вперед, но теперь даже закаленные кельты начали уставать. Лошади то и дело спотыкались, а сама Валерия так ослабела от голода и усталости, что молила богов только о том, чтобы не свалиться на землю. В тот момент, когда она почувствовала, что вот-вот упадет, они наконец остановились на ночлег. Она была как в тумане. Дом, Марк — все это осталось где-то далеко, в другой жизни. Даже Адрианов вал после долгих часов изнурительной скачки казался ей чем-то нереальным. Смерть Клодия вспоминалась как кошмар. Валерия поморгала. Местность, где она оказалась, выглядела более гористой и дикой, редкие убогие хижины, попадавшиеся им на пути, сменились грязными лачугами, имевшими совсем жалкий вид, поля пропали, уступив место унылым болотам. Последние остатки цивилизации исчезли окончательно.

Они разбили лагерь на дне заросшего соснами ущелья, возле небольшого ручейка, толстый слой хвои под ногами упруго пружинил, словно бурый ковер. Лошадей привязали, соорудили небольшой костер, и вскоре аромат жареного мяса и овсяной похлебки поплыл над низиной, и живот Валерии тут же свело судорогой голода. Бриса снова принесла им черствый сыр. На этот раз он был принят более благосклонно. Забыв о приличиях, Валерия вцепилась в него с жадностью голодного волчонка. Потом им предложили какой-то напиток, и Валерия, глотнув незнакомую пенистую жидкость, почувствовала во рту острый вкус пива. Оно показалось ей отвратительным, но, умирая от жажды после долгой скачки, она жадно пила темную жидкость. Все мысли о побеге исчезли, осталась одна лишь свинцовая усталость.

Когда с едой было покончено, женщина стащила с плеча длинный лук, наложила стрелу и выразительным кивком велела Валерии с Савией встать и перейти в небольшую, заросшую кустарником низину.

— Вам вовсе не обязательно угрожать нам, — заговорила Валерия, в первый раз за все время перейдя на кельтский. — Я хорошо понимаю ваш язык.

Женщина явно опешила от удивления.

— Как может римлянка понимать язык свободных племен? Ты ведь никогда не была в нашей стране!

— Я выучила его у кельтов, которые живут в крепости.

— Зачем? Ты лазутчица?

— Нет. Просто я хотела лучше понимать ваш народ.

— Ты ведь учила его у рабов, не так ли?

— У своих слуг.

— Ну конечно! Пленники! Презренные псы, смирившиеся с неволей и готовые покорно лизать руку хозяина. Они потеряли право считать себя кельтами! — Бриса бросила взгляд на Савию. — А эта женщина тоже знает наш язык?

— Достаточно, чтобы ответить тебе, — буркнула Савия.

Женщина задумчиво разглядывала их.

— Признаюсь, странно встретить в здешних местах римскую девушку, да еще не такую глупую, как те ослицы, что тянут ее носилки. До тебя я еще не видела ни одной, которую интересовало бы что-нибудь, кроме всяких финтифлюшек.

Скажите, пожалуйста, эта дикарка еще смеет задирать перед ней нос!

— Если вам хочется, можем перейти на латынь, — дернула плечиком Валерия, решив, что пора поставить варварку на место.

Вместо ответа женщина вновь мотнула головой в сторону кустов.

— Можете облегчиться, — буркнула она. — Попробуете бежать — убью на месте.

Женщины ненадолго скрылись в кустах, после чего направились к ручью, решив немного помыться, как это недавно сделал у них на глазах предводитель варваров. Вода оказалась невероятно холодной, но это даже порадовало их — правда, Валерия с ног до головы покрылась гусиной кожей и зубы у нее щелкали, как кастаньеты, зато после купания туман у нее в голове немного рассеялся и она почувствовала, что вновь возвращается к жизни. Если бы только не эта грязь и ломота в разбитом теле! А ведь всего лишь день прошел с тех пор, как она в последний раз принимала ванну. Валерия тяжело вздохнула, вспомнив свои гребни, мази, душистые притирания. Представив себе, как она выглядит — со спутанными, пыльными волосами, в разорванной одежде, — она зашмыгала носом. А ее чудесные драгоценности… похоже, она никогда их больше не увидит! А все ее жажда приключений! Но оплакивала она не отсутствие всяких удобств — больше всего ее ужасала мысль о том, что сейчас она мало чем отличается от грязных и жалких кельтских женщин. Да вот взять хотя бы эту, которая молча сидит подле них… хотя, надо отдать ей должное, она вовсе не выглядела такой уж жалкой. А если уж совсем честно, то ее воинское облачение, блестящее серебряное ожерелье на шее и браслеты на запястьях придавали ей даже какую-то варварскую привлекательность. Валерия жадно разглядывала ее: перевязь и ножны с коротким мечом, доспехи, изящная насечка которых напоминала капли дождя, высокие зашнурованные сапоги, доходившие ей до бедер, сшиты из замши. Плащ, в который куталась девушка, был густо-зеленого цвета, а гибкой звериной грацией она ничуть не уступала Ардену.

— Что ты здесь делаешь? — не выдержала Валерия.

Женщина догадалась, что она имеет в виду.

— Я Бриса, дочь Квинта, я воин племени Аттакотти. Ни одному мужчине еще не удалось завоевать меня в бою, поэтому я отправляюсь в набеги вместе с воинами.

— Но ведь ты женщина!

— Ну так что с того? Я стреляю лучше, чем все они, вместе взятые, а верхом обгоню любого. Они это знают, боятся и уважают меня. Когда был убит мой брат, я взяла его доспехи и меч. Мы, кельтские женщины, не такие глупые и изнеженные, как вы, римлянки. Мы идем куда захотим, делаем что захотим и делим ложе с кем захотим.

— Как звери.

— Как свободные женщины. Женщины, у которых есть право выбора. Когда того требует наша природа, мы открыто делим ложе с самыми сильными и храбрыми из наших мужчин, тогда как вы обманываете своих мужей и грешите втихомолку с самыми худшими. Вы вечно задираете нос, считая себя намного выше нас, а сами повязали себя по рукам и ногам тысячью разных обычаев, страхов и условностей. Римляне — лицемеры! Я с детства хотела увидеть этот ваш хваленый Вал. И что же? Признаться, я разочарована. Ты бы и глазом не успела моргнуть, как я бы перелезла через него.

— И тут же угодила бы в плен.

Бриса насупилась:

— Насколько я помню, римлянам так и не удалось схватить кого-то из нас.

— Не годится женщине ходить в мужском платье. Это неестественно! — яростно настаивала Валерия.

Женщина презрительно рассмеялась:

— Я одета, чтобы ездить верхом и сражаться! По-моему, неестественно одеваться, как ты! Вернее, просто глупо. Может, и эти мужчины, которых ты видишь тут, тоже одеваются неправильно? Или как женщины? Что ты скажешь о них?

Проклятие, она вывернула ее слова наизнанку!

— А как ты научилась стрелять из лука?

— Отец учил меня стрелять, так же как мать учила меня ткать. Могу научить и тебя… если, конечно, будет решено тебя не убивать. — Она произнесла это так буднично, так равнодушно, что у Валерии похолодело сердце. Только сейчас до нее наконец дошло, насколько зыбко ее будущее. — Хотя бы стрелять. Посмотрим, хватит ли у тебя духу кого-нибудь застрелить.

Валерия, слегка заинтригованная, хотя ни за что не призналась бы в этом ни одной живой душе, бросила взгляд на лук Брисы.

— Не знаю, хватит ли у меня сил хотя бы его поднять…

— Если пробовать каждый день, когда-нибудь обязательно получится. — Бриса вскочила на ноги, явно довольная тем, что разговор окончен и можно наконец уйти. — Вот смотри, я тебе покажу. — Она стащила с руки браслет. — Возьми его и пройди двадцать шагов назад — до той сосны, под которой вы сидели связанные.

Валерия заколебалась.

— Иди же. Я тебе ничего не сделаю. Зато твоей рабыне не поздоровится, если ты не сделаешь, как я приказываю. — Бриса кивком указала на Савию.

Валерия, нерешительно взяв у нее браслет, повернулась и пошла назад к дереву.

— Стой! А теперь повернись и беги!

Она послушно сделала, как приказывала Бриса.

— А теперь подними браслет вверх…

Валерия вскинула руку. Она едва успела это сделать, как услышала звон спущенной тетивы. Легкий ветерок коснулся поцелуем кончиков ее пальцев, в которых она держала браслет, и стрела, пройдя сквозь него, воткнулась в ствол сосны. Все произошло так внезапно, что молодая римлянка сначала услышала стук, когда стрела попала в дерево, и только потом сообразила, что произошло.

Взвизгнув, она выронила браслет, словно он обжег ей пальцы.

Бриса молча подошла к ней и подняла с земли браслет.

— Я не причинила тебе никакого вреда. Но я могу попасть стрелой римлянину в глаз, так что не вздумай злить меня — хотя бы до тех пор, пока я не научу тебя делать то же самое. Ну, если, конечно, Арден согласится оставить тебя в живых. — Бриса забросила лук за спину. — Впрочем, сильно подозреваю, что так оно и будет — достаточно посмотреть, какими глазами он смотрит на тебя. Пошли, чувствуешь, как вкусно пахнет? Значит, ужин готов. Если не хочешь постоянно мерзнуть у нас на севере, нужно нарастить немного мяса на костях.

Жарко пылающий огонь и сытная еда сотворили чудо — Валерия почувствовала, что вновь возвращается к жизни. Даже страх ее куда-то исчез, сменившись сытой сонливостью. Варвары, собравшись у костра, пели и хвастались своими победами. Никому и в голову не пришло выставить часовых. Погони тоже не было. Вместо желанной свободы пленницы получили возможность молча слушать, как их похитители, перекрикивая друг друга, похваляются удалью, которую они проявили во время засады. В глазах этих неотесанных людей мало было просто совершить подвиг — куда интереснее было потом хвастаться этим направо и налево. В этом смысле варвары были просто как дети.

— Наши пленницы понимают наш язык, братья, — подойдя к костру, предупредила своих соплеменников Бриса. — Давайте-ка напомним им о том, что им довелось увидеть.

Словно желая подать пример, Бриса громогласно объявила, что стрела, которую она выпустила в шею предателю-кельту, прошла сквозь нее как «нож сквозь масло». Лука вслед за ней принялся хвастливо рассказывать о том, как бросил римскому трибуну в ноги сук, который он выломал в кустах. Остальные варвары, вспомнив, как споткнулся несчастный Клодий, довольно захохотали. Другой кельт, по имени Хул, клялся, что выпустил в римлян сразу две стрелы, причем успел спустить с тетивы вторую, когда первая еще не успела поразить цель. Долговязый юнец, которого звали Герн, похвастался, что успел выкрасть всех римских лошадей еще до того, как их хозяева были мертвы.

Только их вождь Арден сидел молча, не делая ни малейшей попытки рассказать своим людям, как убил беднягу Клодия, прикончил его, в последний момент сделав отчаянный выпад. Вместо этого он сквозь пламя костра разглядывал сидевшую напротив него Валерию, и на лице у него было задумчивое выражение, словно он никак не мог решить, что же с ней делать. Когда воины, наконец насытившись, улеглись возле костра, закутавшись в плащи и положив возле себя обнаженные мечи, он подошел к ней и сел рядом. Валерия, почувствовав его присутствие, вздрогнула и разом оцепенела.

— Я заметил, что Бриса показывала тебе, как ловко она управляется с луком, — мягко сказал он. — Не бойся. Мы воины, а не воры. Ты военный трофей, значит, тебе ничто не угрожает.

— Но ведь никакой войны нет.

— Она началась в тот момент, когда твой муж приказал сжечь нашу священную рощу. Она связывала наши племена, как это было не под силу ни одному друиду.

— Но ведь он не сделал бы этого, если бы вы сами не напали на меня еще раньше! Помнишь ту засаду в лесу?

— Друиды не имеют к этому никакого отношения.

— Но наш лазутчик рассказал Марку совсем другое.

— Марку? Или Гальбе?

— Меня хотели сжечь в клетке из ивовых прутьев.

По лицу Ардена скользнула улыбка.

— Ты и понятия не имеешь о том, что происходит. Но в полку петрианцев есть люди, которым известна правда.

— И кто эти люди?

Он не ответил.

Валерия с острым любопытством разглядывала его. Да, действительно, от руки этого человека погиб Клодий, но его внешность, жесты, речь и особенно манеры доказывали, что он не простой варвар. Во взгляде его порой сквозила задумчивость, вел он себя достаточно вежливо, даже в его внешности было что-то от римлянина.

— Странно… ты не носишь ни усов, ни бороды, как это принято у кельтов, — пробормотала она. — По-латыни ты говоришь настолько хорошо, словно это твой родной язык. И на мечах сражаешься как настоящий гладиатор. Кто ты?

— Я один из них.

— Нет. Ты на голову выше их.

— Кажется, ты уверена в своей правоте.

— Конечно. Ты уверен, что это незаметно, но разница между вами просто бросается в глаза.

По губам Ардена скользнула улыбка.

— Итак, гордая римская аристократка судит о людях с такой же уверенностью, с какой бриттский охотничий пес выслеживает в норе барсука!

— Вот опять! Похоже, для обычного кельта ты знаешь что-то уж слишком много о римских аристократках!

Арден рассмеялся:

— Ты моя пленница. Это я должен задавать тебе вопросы.

— Но ты, похоже, и так все обо мне знаешь. А я… я в твоей власти. И могу лишь гадать о судьбе, которая меня ждет. Для чего ты схватил меня? И что ты намерен со мной сделать?

Он немного подумал, прежде чем ответить, вглядываясь в ее лицо при свете догорающего костра. Таким взглядом охотник смотрит на добычу, о которой он страстно мечтал много лет.

— Я каледонец из племени Аттакотти, — сказал он наконец. — Корни моей семьи уходят на север и теряются в глубине веков. Но… Да, ты права — мне известно о Риме немало. — Высоко подняв руку, он продемонстрировал Валерии татуировку. — В свое время я служил в вашей армии.

— Так ты дезертир!

— Нет! Я свободный человек! И я вернулся к своему народу, чтобы помочь ему тоже стать свободным! А в вашу армию я завербовался только ради того, чтобы увидеть ее своими глазами и научиться сражаться с вами и побеждать. Я люблю свою родину, госпожа, и я жизнь готов отдать, чтобы избавить ее от ярма Рима.

Яростная убежденность, сквозившая в его словах, была убежденностью фанатика.

— Похоже, я ошиблась, — пробормотала Валерия. — Ты ничего не знаешь о Риме… совсем ничего.

— Нет, это ты, выросшая в роскоши, ты, которую холили и лелеяли с первых дней, ничего об этом не знаешь! Много ли тебе известно о тех, кто голодал, кто работал не покладая рук, чтобы ты и тебе подобные могли есть досыта?

— Мне известно об этом больше, чем ты думаешь! Мой отец — сенатор, но он всегда заботился о бедных.

— Твой отец? Отец, пославший свою единственную дочь на край света ради того, чтобы набить деньгами свою казну? И вот чего он добился! Ты — пленница! Ты трясешься от страха и холода, сидя рядом с дезертиром, убийцей и предателем вроде меня, пока твой отец произносит речи в сенате и берет взятки за тысячи миль отсюда.

— Это не так!

— Вот она — мораль вашей прогнившей империи!

— Мы несем мир в эти земли!

— Оставляя после себя пустыню.

— Что-то непохоже, чтобы ты так страшился мести моего супруга!

— Чего мне бояться, пока ты жива? А твоя безопасность в твоих же собственных руках. Наша могила станет и твоей могилой.

Валерия зябко закуталась в свой плащ, чувствуя, как холод пробирает ее до костей. До этого дня ей еще не доводилось ночевать под открытым небом. Теплые пальцы огня ласкали ее спереди, а ледяные зубы промозглой британской ночи свирепо покусывали спину. Ужасающая пустота вокруг казалась безбрежным океаном, готовым поглотить ее в любую минуту.

— Думаю, это еще не все, — с внезапной уверенностью проговорила она. — Наверняка есть и другие причины, почему ты так ненавидишь Рим. Именно поэтому ты и стремился сделать меня своей пленницей.

Он резко встал.

— Пора спать.

— Но ведь ты так до сих пор и не сказал мне своего имени.

— Меня зовут Арден. Тебе это известно.

— Да, но ведь это же не единственное твое имя, верно? К какому клану ты принадлежишь? Чье имя ты носишь?

Его ответ прозвучал так тихо, что она с трудом расслышала.

— Меня еще называют Арден Каратак. Каратак, борец за свободу. — Он бросил на нее быстрый взгляд и бесшумно растворился в темноте.

Валерия проводила его растерянным взглядом. Каратак! Соглядатай Гальбы!