Глава 6
Я дополз до циновки, онемевшими пальцами натянул на себя одеяло и свернулся под ним, слишком изможденный, чтобы думать о какой-то там грязи или крови, покрывавших все мое тело.
— Ну и где ты пропадал весь день?
Я издал страдальческий стон.
— Ты вообще когда-нибудь спишь?
— Да как тут уснешь?! — проворчал старик Дорогой. — Одеяло-то я сбросил днем, когда было еще жарко, а теперь вот поди его достань! Замерз я! И снадобий моих никто мне не поднес — вот и на горшок ни разу не сходил!
Чертыхаясь про себя, я встал и укрыл старика одеялом. Принимать слабительное ему было уже поздновато, но бутыль я все же нашел — чтобы подать ему первым делом с утра пораньше. Я хорошенько встряхнул ее и определил, что содержимого хватит еще на пару дней.
— Ну вот, так-то оно лучше. А теперь можешь убаюкать меня — рассказать, где пропадал весь день.
Я поведал ему обо всем, что со мной приключилось. Сам я надеялся поскорее уснуть, только вот чувствовал себя совсем прескверно. Тело мое сотрясала ужасная дрожь, голова трещала. Зато пальцы рук и ног, отмороженные в ледяной воде, а потом еще долго находившиеся на холоде, теперь оттаяли и горели огнем.
— Значит, теперь мечтаешь об этой вдове? — только и сказал старик.
— Не говори глупостей! — проворчал я, стискивая зубы, дабы унять дрожь. — Она из торгового сословия, а я простолюдин и раб, и не за что любить меня. Кроме того, она считает, будто отчасти из-за меня удрал ее сын.
— И вообще она не в твоем вкусе, — насмешливо прибавил он, а когда я не ответил, продолжил: — Только я все же больше переживал бы из-за этого Туманного. Ты и впрямь думаешь, будто наш хозяин отдал тебя ему, расплачиваясь за ставки? А тебе не кажется, что это больно мудреный способ?
— Да. Поначалу я так и думал. Ведь он не может избавиться от меня, передав открыто. Вот я и решил, похищение по сговору стало бы для него самым легким способом. — Мое объяснение звучало убедительно, но я уже понял: все это чушь. Слишком много хлопот, чтобы избавиться от пустячного долга. — Кроме того, зачем тогда Туманному так хотелось убить меня? Какая с меня польза, с мертвого?
— Что верно, то верно. Но его мальчишка хотел спасти тебе жизнь, — напомнил мне старый раб.
— Да, он отпустил меня, — задумчиво ответил я, припоминая перепачканное кровью лицо, свесившееся надо мною с борта лодки. Все приключившееся со мной, казалось, не имело никакого объяснения. Паренек участвовал в моем похищении и ударил меня веслом, хотя сделал это явно ради того, чтобы его папаша не вонзил в меня нож. Но почему, увидев меня плывущим к берегу, он не позвал отца, когда тот искал меня?
— Ну а с птицей что же? — Старик прервал мои размышления. — Ты говоришь, она вещала. Выходит, это было знамение? Или знамение, или колдун, обернувшийся птицей. Ты вот говоришь, что не…
— Нет, это кто-то не из тех колдунов. Их я считаю просто шарлатанами. По мне, так настоящий колдун не попался бы в тюрьму с самого начала. И вообще птица, которую я видел, была слишком большая, чтобы пролезть между прутьями клетки. Колдун бы обернулся чем-то более мелким — колибри, например, или стрижом. А вот знамение…
Я натянул на себя одеяло. В последнее время в Мехико случалось что-то уж больно много знамений. О некоторых я услышал от самого императора, но ходили разговоры и о других — людях с двумя головами; каком-то бестелесном женском голосе, раздававшемся в ночи; молнии, ударившей в храм бога войны.
— Вот знамение — это да. Только что бы оно означало?
Старик хрипло хихикнул.
— Ну… тут ответить просто! Вырви листок из императорской книги — найди колдуна, и он тебе расскажет!
— Очень смешно. — Но дрожь в моем теле наконец начала утихать. Я перевернулся на бок, намереваясь поспать, но старик еще не угомонился.
— Нет, ты меня не понял! — гнул он свое. — Почему бы тебе не нанять колдуна? Пусть он истолкует, что это за птица. Вдруг это и станет ответом на все твои вопросы?
— Я не поддерживаю отношений с колдунами. С настоящими уж точно не знаком.
— Что за вопрос? Я часто хаживал к одному колдуну по имени Сипактли. Он живет в одной деревушке близ Койоакана. Только назови мое имя, и он тебе…
Я вскочил на постели:
— Как ты сказал? Койоакан?
— Нет, я понимаю, это далеко, но если выдвинешься пораньше…
— Койоакан… — Мне сразу припомнилось лицо брата и его таинственное выражение. Я вздрогнул, хотя о холоде уже давно забыл.
— Понятное дело, дешево он тебе не обойдется, — продолжал старик. — Все хорошее дорого стоит.
— Откуда у меня деньги? Ты забыл?
— У меня возьми. Вон в том сундуке есть хлопок. На обращение к колдуну хватит.
Сундуком он называл убогую плетеную коробку с нашими пожитками. Моих там находилось всего ничего — некоторые вещи на память о прошлом жреца, пара потертых плащей и стареньких набедренных повязок, ну и еще что-то по мелочи. У старика барахлишка было побольше — денежки в виде одежды и какао-бобов да пара носогубных пластин, насколько я мог припомнить. Сокровища эти он копил годами — как это делали многие рабы — все ждал дня, когда сможет выкупить себе свободу.
— Нет, я не могу этого принять, — сказал я.
Он вздохнул.
— Яот, ну как ты думаешь, что мне с этим делать? Выкупить себя у старика Черные Перья? А толку? Я даже ходить не могу, и присмотреть за мной некому. Разве только с голоду помереть… Так лучше уж я останусь рабом — здесь хоть прокормят. Я, знаешь ли, собирался… — Он шумно крякнул, словно в горле у него что-то застряло. — Все равно собирался все это оставить тебе. Ну и возьми сейчас оттуда сколько нужно. Считай, будто это задаток к твоему наследству!
От растерянности я не знал, что сказать.
Я годами обслуживал этого старого раба. Я кормил его с ложки, пичкал снадобьями, опорожнял горшок, переворачивал в постели, когда его съедала немочь, да в придачу слушал его бесконечные жалобы — и за все это время мне ни разу не пришло в голову ждать от него большего, чем то, что он уже сделал для меня. И все же до слез меня сейчас пробрала не его щедрость, не намерение все оставить мне, а то, что он давно знал, — я получу эти деньги, когда не смогу уже больше услышать его дребезжащего старческого хныканья.
— Спасибо, — только и смог выдавить я.
Ответом мне был громкий безмятежный храп.