41
Умолкни, лютня, завершив
Последний наш совместный труд.
Все бесполезно, все — игра:
Песнь кончилась, иссяк мотив.
Умолкни, лютня! Мне пора.
Сэр Томас Уайетт (ок. 1503–1542). Проснись, моя лютня
Тебе нужно убираться отсюда, — сказал Пэт. — Из Англии. Ты слишком много знаешь. Господи, да если они тебя найдут, они вздернут тебя на стеньге «Перечного зерна», как только им удастся спустить его на воду. Будь уверен, это развлечет лондонцев еще больше, чем несчастные пираты, пляшущие в петле.
Пока все пребывали в смятении, вызванном фейерверком и Арабеллой, Пэт с товарищами быстро увели Неда с пристани и проводили, держа путь вдоль берега, в пустую рыбачью хижину, стоявшую в четверти мили оттуда, скрытую позади ивовой рощи на болотистой земле Дептфорд-Крик. «Некоторое время им здесь ничто не грозит», — сказал Пэт серьезным голосом. Он велел своим товарищам сторожить и наблюдать, не появятся ли с какой-нибудь стороны преследователи, и зажег в домике сальные свечки. Внутри пахло старыми сетями, сваленными в кучу у стены. Кейт сидела в углу с Себастьяном, крепко обнимая его, но не сводя глаз с Неда.
Нед взял у Пэта носовой платок и вытер кровь на лбу, там, куда попал удар Ловетта. Потом повернулся к Кейт.
— С Себастьяном ничего не случилось?
— Он невредим, — спокойно сказала Кейт. — Но он очень напуган. И он видел, что произошло с Френсисом.
Нед наклонился к коленям Себастьяна и взял его ручки в свои.
— Твой отец, — сказал он, — был очень храбрый человек. Он любил тебя. Благодаря ему ты теперь в безопасности.
Он встал и сказал Кейт:
— Пэт прав. Я слишком много знаю. Сесил, Нортхэмптон, сторонники Генриха — все они захотят схватить меня. Я должен уехать, иначе из-за меня все попадут в опасное положение.
Кейт поцеловала Себастьяна и усадила его в угол на груду старых парусов. Маленький Петинк стал на колени рядом с ребенком и, вытащив из кармана бечевку, начал показывать ему морские узлы. Себастьян потер глаза пухлыми кулачками и заулыбался сквозь слезы.
Кейт обратилась к Неду:
— Позволь, я промою рану у тебя на лбу. Я думаю, немного времени у нас есть. Здесь где-то должна быть вода.
Она вышла за водой.
Пэт ждал, стоя рядом. Он сказал Неду:
— В Грейвсенде на якоре стоит судно. Ночью оно отходит во Францию. Там есть место для тебя, для твоей леди и малыша.
Тут вернулась Кейт с миской воды. Пэт и его товарищи вышли сторожить, не появятся ли преследователи. Пентинк вышел за ними, держа Себастьяна за руку. Кейт начала промывать рану Неда чистым носовым платком. Она произнесла:
— Теперь Рейли никогда не выйдет на свободу, да?
Нед покачал головой.
— Он хотя бы не был замешан во все это. Он будет гордиться тобой — из-за той роли, которую ты в этом сыграла. Лазарь — фейерверк — Арабелла. Ты спасла своего сына. И меня.
Она улыбнулась, хотя в ее ясных зеленых глазах блеснули слезы.
— Я ведь не могла допустить, чтобы ты все взял на себя, да? Я не была уверена — я не знала в точности, что должно произойти. Но мой отец часто говаривал, когда рассказывал о войне, что своевременное отвлечение внимания стоит пятидесяти солдат, вот я и подумала об Арабелле и ее подругах. Я сказала ей, что там ожидается зрелище, о котором все будут говорить. И еще я ей сказала, что ее присутствие вызовет раздражение у Сесила, которого она терпеть не может.
Нед громко рассмеялся, взял ее за руку и поцеловал.
— Когда я нашла Лазаря, — продолжала Кейт, — который бродил по пристани, ища тебя с какой-то неясной целью, я объяснила ему, что произошло, что ты в опасности. Как ни безумно это звучит, но я предполагала, что он сообразит, что нужно делать. Где добыть то, что ему было нужно.
— Подумать только! — Нед удивленно улыбнулся. — Ты была замешана в отчаянном заговоре, имеющем целью убить короля и посадить на трон его сына; везде были враждебные солдаты, умирающие люди, а ты решила, что Лазарь сумеет помочь. Почему он искал меня? Он знает, что мне давно следовало убить его.
— Я не знаю. Он бормотал какую-то историю о том, как сделать золото.
— В таком случае я не хочу этого слушать.
— Но он спас тебе жизнь…
— Нет. Это ты ее спасла, — сказал он.
Она снова занялась его раной.
— Нед, зачем ты все это сделал?
— Для тебя, — спокойно сказал он. — И для Себастьяна.
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Кейт, Кейт, почему ты не сказала мне раньше о нашем ребенке? Я бы вернулся в Англию ради тебя, хотя и рискуя своей жизнью. Вы оба могли бы уехать вместе со мной.
Она покачала головой, на миг закрыла глаза.
— Я бы ни за что не стала принуждать тебя. Ни за что.
Он все еще держал ее за руку.
— Тебе следовало довериться мне. Тебе следовало знать, что я с радостью забрал бы с собой вас обоих.
Она сказала:
— Нед…
— Что такое? Ты можешь сказать мне все. Ты это знаешь.
Она высвободила руку и прижала ладони к вискам.
— Нед, Себастьян не твой сын. Это ребенок Пелхэма.
Ему показалось, что в голове у него взорвался фейерверк
Лазаря. Наконец он сказал:
— Нет. Не может быть.
— Это ребенок Пелхэма.
Она посмотрела на него.
— Он родился через десять месяцев после твоего отъезда. Мне следовало бы сказать тебе, но когда у нас появилась возможность поговорить как следует, ты уже предположил, уже решил, что он твой. Вот я и не сказала ничего, хотя все время собиралась. Никак не подворачивалось подходящей минуты. Нед! Нед, прошу тебя, скажи мне что-нибудь.
Он проговорил спокойно:
— А что тут можно сказать?
Дверь распахнулась, в проеме показался пьяный Лазарь, он глупо ухмылялся. Сзади него стоял Пэт, пожимая плечами с извиняющимся видом.
— Я получил, мастер Варринер! — крикнул шотландец. — Разве я не говорил вам, что найду?
Кейт встала. Она была очень бледна.
— Что ты получил, Лазарь?
— Ну как же, ясное дело, философский камень.
Он слегка пошатнулся, а потом вытащил из кармана сосуд с тусклым красновато-серым порошком и высоко поднял его. От шотландца разило вином.
Нед сказал устало:
— Лазарь, твой фейерверк был великолепен. Я очень благодарен. Но философский камень… Я в это не верю. Оставь нас в покое, прошу тебя.
— Но я действительно получил его! Это все благодаря одной вещи, которую твой паренек Робин нашел в письме доктора Ди. Он объяснил это мне, бедный умный мальчик. «Теперь увеличь огонь в сосуде из orichalcum, пока не появится краснота, похожая на кровь…» Понимаете, «orichalcum» — это алхимическое название латуни. Робин сказал, чтобы я попробовал использовать латунный тигель. Потом он показал мне остальное, что он выписал из вашего письма. Он считал, что нужно нагревать его снова и снова, и назвал имена семерых ангелов — «…именами Семерых примеси будут удалены…»
— Не ангелами они будут удалены, — устало сказал Нед, — не ангелами, а пушками. Уходи, Лазарь.
— Пушками? С ним все в порядке?
Лазарь бросил быстрый взгляд на Кейт. Кейт кивнула, и Лазарь снова с энтузиазмом повернулся к Неду.
— Выслушай же меня, дружище. Ты будешь рад, что выслушал. Итак, видишь ли, я называл имена снова и снова, пока нагревал смесь в латунном тигле, как велел мне Робин. Сабатиэль, сказал я, и Мадимиэль, и Зедекиэль, и остальные — и получилось, видишь? Я сделал это! Я получил камень — я могу превратить в золото все!
Нед сказал:
— Лазарь, это вздор.
Он подошел к двери и выглянул наружу. Пэт ждал на том же месте. Остальные сторожили вокруг домика, глядя на унылые болота и далекую ленту реки.
Тут Кейт позвала его изнутри.
— Нед, Нед, наверное, тебе стоит посмотреть на это.
Он оглянулся. Лазарь с безумной усмешкой на лице держал какой-то предмет, блестевший при свете свечей. Это была маленькая серебряная вазочка Робина, вазочка с кривыми ручками. Только теперь она была не серебряная, а золотая.
Нед взял ее и поставил на стол.
— Слушайте. Вам не кажется, что с меня хватит всей этой чепухи?
Лазарь сник. А Нед продолжал:
— Выписки у тебя? Те, что ты сделал из письма к Ариелю?
— Конечно, у меня! Я всегда ношу их с собой. Неужели ты думаешь, дружище, что я когда-нибудь расстанусь с рецептом доктора Ди, с тайной получения золота?
Все так же блаженно улыбаясь, он вытащил из кармана пачку бумаг. Нед взял их, посмотрел, а потом подошел к очагу и бросил бумаги одну за другой в огонь.
Лазарь завопил:
— Что ты делаешь, парень, что ты делаешь?
И он, стеная, подбежал к очагу.
— Уничтожаю безумную и лживую вещь.
Нед вынул из куртки письмо к Ариелю и посмотрел на него в последний раз. «Ариелю я дам дар золота…» Он бросил в огонь и его тоже.
Лазарь выхватил письмо, но оно уже загорелось, и было слишком поздно.
— Ты сошел с ума, — воскликнул он, дуя на обожженные пальцы, — просто сошел с ума.
— Нет, — сказал Нед, — но я был бы сумасшедшим, если бы поверил тебе.
Лазарь выбежал, стеная и схватившись за голову. Вазочку Робина он забыл. Кейт взяла ее и медленно повернула. Она мягко блеснула у нее в руках.
— Нед?..
— Это мошенничество, — сказал он, отбирая у нее вазочку, — известное всем серебряных дел мастерам. Робин рассказывал мне о нем. Окунаешь льняную тряпочку в раствор хлорида золота и сжигаешь ее, а потом натираешь пеплом поверхность серебряного блюда, пока оно не станет позолоченным. Лазарь рехнулся, решив, что меня можно этим одурачить.
Кейт неохотно поставила вазочку назад.
— Во всяком случае, он спас тебя своим фейерверком.
Она подошла к нему совсем близко и сказала очень спокойно:
— Нед, я надеюсь, ты понимаешь, что я всем своим сердцем хотела бы, чтобы Себастьян был твоим ребенком.
Он взял ее за руки.
— Он все равно нужен мне, — сказал он. — Вы оба все равно мне нужны.
— Ах, Нед…
Он протянул к ней руки.
— Пэт сказал, — проговорил он, — что сегодня ночью некий корабль отходит во Францию. Для нас есть койки. Мы можем начать новую жизнь.
— Ах, — тихо сказала она, припав к его груди, — какая прекрасная мечта.
— Это не мечта, — возразил он, но тут же понял, что она сейчас скажет.
— Дорогой мой Нед, — сказала она, обхватив его лицо ладонями, — я буду любить тебя до самой смерти. Но я не могу взять Себастьяна в такое путешествие. Пока не могу. Ему нужны удобства, хорошее питание, тепло; он так часто болеет. Ты и я — мы бы вместе бродили по большакам. Ты бы играл на лютне, и мы спали бы под звездами. Но Себастьян недостаточно крепок для такой жизни. Пока что.
Дверь отворилась. Пэт сказал:
— Лодка ждет, чтобы отвезти вас в Грейвсенд, Нед. Вам нужно уходить отсюда побыстрее.
Он вышел и закрыл дверь.
Нед обнял Кейт.
— Что если Сесил и его люди узнают о твоем участии в этом деле? Что ты мне помогала?
Она покачала головой.
— Не думаю. Арабелла ничего не скажет, потому что терпеть его не может. И уж во всяком случае мои родственники защитят меня. Мой дядя Шрусбери в хороших отношениях с могущественными людьми из тайного совета, и они его боятся, и довольно сильно. Сесил ничего не станет предпринимать против него.
— И против того, кого он станет защищать.
— Да.
Теперь Кейт плакала.
— Да… Нед, когда я виделась с ним вчера, он сказал мне, что мы с Себестьяном всегда можем пожить в его загородном доме. Я думаю, что Себастьян вырастет здоровым, далеко от Лондона, далеко от наших врагов. Поедем со мной, Нед. Там найдется место и для тебя.
— Я не могу поехать с тобой.
Он знал, что его выследят даже там. Слишком многим могущественным людям нужно, чтобы он замолчал. Он улыбнулся.
— Я уеду за границу и снова стану лютнистом. И когда-нибудь вернусь к тебе.
— Или когда-нибудь, — сказала она, — когда-нибудь мы приедем к тебе — Себастьян и я, когда ты станешь одним из самых прославленных музыкантов в Европе. Ты должен писать мне. Мы снова будем вместе.
И она поцеловала его.
В дверь снова постучали, на этот раз настойчивее, и вошел Пэт.
— Если ты сейчас же не пойдешь, ты наверняка пропустишь прилив.
Пэт подал Неду лютню. Наверное, кто-то принес ее из Бригитта-Филдз. Нед взял лютню и маленькую позолоченную вазочку Робина.
Он вышел, поцеловал Кейт и Себастьяна и пожал руки своим друзьям.
Он ушел, не оглядываясь.
Поздней ночью Нед плыл в лодке вниз по реке к Грейвсенду, мимо так и не спущенных кораблей, мимо виселиц, где недавно плясали тела пиратов, мимо Гринвича, где стоял дворец Нортхэмптона, который вошел в сговор со своим старым врагом Сесилом, чтобы спасти страну от измены, чтобы спасти короля от его сына.
Нед сидел на носу маленькой лодки, закутавшись в плащ от холодного ветра. Фонарь, покачивающийся на шесте, укрепленном на корме, бросал отблеск на вазочку, которую он держал в руках, думая о Робине, о мастере Джеббе и о том, что ему рассказывал Робин. Они добрались до Грейвсенда, где ждало судно, готовое отплыть в Кале. Нед расплатился с лодочником и поднялся на палубу, где нашел себе уголок под защитой запасных парусов. Было холодно, но не так пронзительно холодно, как у него в сердце. Он откинулся назад и устремил взгляд на звезды, вдохнул ветер далеких морей. Он подумал о том, как все это пришлось бы по душе Кейт — открытое море и небо. Нед взял лютню и заиграл старую песню:
И парус он поднял свой, и прочь он уплыл,
В дальние, дальние страны…
Когда матросы закончили работу, он отложил лютню и снова вынул вазочку Робина. Она блестела под луной, как огонь. Поскольку ему не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем, он вынул нож и начать царапать ее.
Золотое покрытие оказалось толще, чем он ожидал. Он попытался снова, царапая ножом в разных местах. Работая, Нед вспомнил мучительный вопль Лазаря, когда он бросил в огонь письмо к Ариелю: «Что ты делаешь, парень, что ты делаешь!»
Он перевернул вазочку и попытался соскоблить покрытие внутри, но результат был тот же. Куда бы ни углублялся нож, везде было золото.
«Теперь увеличь огонь в сосуде из orichalcum, пока не появится краснота, похожая на кровь, взятую у здорового человека…»
Кровь. Кровь Робина.
Он снова стал скрести, взвесив вазочку в руке; он вспомнил, как Лазарь кричал: «Я получил, мастер Варринер! Получил!»
Маленькая вазочка была из чистого золота.
А он сжег письмо к Ариелю.
Он прислонился к мачте. Палуба слегка покачивалась под ним. Он рассмеялся. Другие пассажиры и два-три матроса подошли к нему с любопытством; они собрались в круг, глядя на него.
— Поделитесь с нами, что вас так насмешило?
— Конечно. Конечно, если вам угодно. Я выбросил тайну получения золота. Я выиграл ее за игрой в кости, и вот выбросил. И еще я потерял ту, которую люблю…
Он опустил голову на руки. Кто-то принес флягу с крепким вином и сунул ему. «Это единственное средство от горестей жизни», — сказали ему. Они выпили за его здоровье; все в конце концов напились и стали говорить о тех местах, куда они идут, о местах, где побывали, — обо всех проклятых местах на этой земле.
Наконец он уснул там, где лежал. В холодном свете зари он подставил лицо под дождь, хлынувший над морем, и вынул огрызок карандаша и лист бумаги, которые хранил, чтобы записывать свои песни. Он сел лицом к серому горизонту, за которым была Франция, и начал записывать то, что помнил.
«Ариелю я дам дар золота…» А что там дальше?
И берег Англии, окутанный дождем и дымкой, исчез, пока он старался вспомнить все, что узнал о тиглях, о прокаливании и повторных перегонках. Он решил, что направится в Прагу. Там ему помогут безумные алхимики вроде Лазаря, живущие под сенью замка на Златой улочке.
Он заметил, что теперь его спутники наблюдают за ним издали, подталкивая друг друга локтями, посмеиваясь над ним. Он ниже наклонил голову над бумагой.
А вдали, когда зимнее солнце взошло над Лондоном, снова начался прилив и сменился отливом. Король Яков вместе со своим сыном с гордостью наблюдал, как удачно спустили на воду два корабля. А Рейли, Ариель доктора Джона Ди, ходил в стенах Тауэра, лелея давно забытые мечты о золоте, о дальних странах, о свободе.
