37
Здесь вольная воля, здесь судит нож,
Здесь око за око и ложь за ложь,
Божись, чертыхайся, до чертиков пей,
Бей, защищайся, а хочешь — убей
Ради шлюхи своей.
Клятва, которую должны повторять новые свободные люди Альсатии
В этот вечер Нед не спал и ходил по камере; снаружи в темноте раннего вечера белел снег, а обитатели вольной Альсатии отмечали Рождество шумным пиршеством, которое время от времени стихало, потому что его участников охватывало пьяное изнеможение. Насколько он мог слышать, празднование продолжалось весь день, и кажется, ему предстояло длиться всю ночь. Лазарь обещал, что он утащит и принесет ему парочку жареных каплунов, когда начнется главная часть празднества. У Неда все попытки Лазаря скрасить нынешнее заключение вызывали лишь сожаление. Шотландец не мог не видеть, не мог не знать, как обошлись с Недом.
Теперь Лазарь склонился над огнем в углу, вцепившись в выписки из письма Неда, и хихикал, подмешивая в тигель то каплю того, то щепотку сего.
— Я видел, как это делают в Праге, — сказал он, подбрасывая уголь в огонь. — Помните, Нед? Я наблюдал за ними в их маленьких домах у стен замка, на Златой улочке. Очищение, очищение и еще раз очищение… И так они получали Белый Камень — самое прекрасное зрелище, которое я видел за многие годы, пока не взглянул на письмо, что вы заполучили, письмо доктора Ди.
Он указал на письмо, которое Нед оставил на столе.
Бормотанье Лазаря почти потонуло в шуме пьяных голосов, орущих снаружи. «Интересно, — думал Нед, — как дела у Робина? Слава богу, что он оказался вне всего этого».
Раздался треск — это шотландец-алхимик уронил медный сосуд, который держал в руке, и быстро поднял его. Нед спросил:
— Господи, что вы там делаете?
Лазарь искоса глянул на Неда и сказал:
— Сегодня вечером я разговаривал с вашим юношей. Нед.
— Вы разговаривали с Робином?!
Лазарь кивнул.
— Он на Бригитта-Филдз, с цыганами.
— Если кто-нибудь видел вас, если вы подвергли его какой-либо опасности…
— Все в порядке! — сказал Лазарь и попятился. — За мной не следили, клянусь! Я просто проверял, благополучно ли он добрался туда. И мы немного поболтали. Его собственный тигель снова заработал, и он посоветовал мне добавить flores. Как и прочие ингредиенты, упомянутые в вашем письме.
— Письмо, — сказал Нед, расхаживая по комнате, — не о том, как сделать золото, Лазарь. Я говорил эго Робину много раз…
— Вот здесь вы ошибаетесь, мой мальчик. А этот паренек разгадает все его тайны, поверьте мне! Я думал, что flores имеют какое-то отношение к цветам, flowers, но он сказал нет, это окись свинца. Вот я и добавил немного свинцовых опилок. Видите?
Он указал на тигель.
— Ваш Робин решил, что его тигель умер, потому что он очень долго находился в холоде. Но он не умер. В нем еле-еле теплилась жизнь. Он показал мне его. Этот юный ученик знает, что делает.
Лазарь лукаво усмехнулся.
— И я тоже, благодаря вашему письму от доктора Ди.
Нед выдвинул из-под стола табурет и сел лицом к Лазарю.
— Вы ведь не бросите это занятие, да? Но если вы действительно верите в это, то скажите мне: почему здесь все так туманно?
Нед указал пальцем на письмо.
— Почему Ди пользуется словами вроде «albedo» и «питаемый»? Или он хочет, чтобы его тайна осталась навсегда тайной?
Лазарь закатил глаза, размышляя.
— Он, возможно, хотел, чтобы его тайна была сохранена от разных интриганов. Но это вовсе не так туманно, как вам кажется. Любой, кто вообще что-то знает о Великом искусстве, понимает, что «albedo» означает «очищение», которое следует за стадией «nigredo», символом черноты и меланхолии. Что же до «питаемого», так ведь Камень выращивается в запечатанном сосуде из семени. Но заметьте, питающим должен быть мастер своего дела, тот, кто овладел этим искусством в результате долгого и мучительного процесса.
— Но что все это означает?!
Лазарь постучал пальцем по лбу.
— Не существует простых ответов, парень. Вот что это означает.
Нед подавил нетерпеливый возглас и встал, чтобы посмотреть через решетку — его единственное окно во внешний мир, где на улицах горели костры и шатались гуляки. Он потерпел поражение. Его письмо, что бы оно ни означало, бесполезно для него. Неужели этой ночью стражники снова придут к нему в камеру?
Лазарь с торжествующим видом поднес тигель к свече.
— Терпение, терпение. Разве я не сказал, что скоро сделаю вас таким богатым, каким вы не видели себя даже в самых своих безумных мечтах? Смотрите, как Серебряная Луна подмигивает нам из тигля; она там, внутри, она прячется, и скоро мы получим благородный белый раствор…
Нед, обернувшись, сказал язвительно:
— А разве вы не говорили принцу Сигизмунду Польскому, что умеете делать серебро? И когда вам это не удалось, он велел бросить вас в тюрьму.
— Он сам был виноват! Он хотел серебряных монет, и только, этого человека никогда не интересовала настоящая тайна философского камня.
Нед рассмеялся.
— Ваше снадобье было мерзкой смесью мышьяка и мочи, насколько я помню.
Лазарь нахмурился.
— Да. Он вылил его на меня. Вот она, человеческая благодарность…
Он осекся, потому что дверь затряслась — это отодвигали засовы. Нед обернулся, когда дверь отворилась, и увидел людей Герцога. Лазарь поспешно встал, пытаясь спрятать тигель в своем широком плаще.
Один из вошедших с важным видом подошел к Неду и сказал:
— Тебе оказывают честь, мастер Варринер. Герцог хочет, чтобы ты принял участие в празднестве.
— А что если у меня нет желания принимать в нем участие?
Вошедшие переглянулись и пожали плечами. Двое шагнули вперед и схватили Неда за руки, а говоривший с силой ударил его два раза по лицу. Нед пошатнулся. Он заметил, что Лазарь вздрогнул.
Неда потащили на освещенную фонарями улицу. Снова пошел снег. Нед возмущенно велел грубиянам не распускать руки; в ответ его ударили еще сильнее.
На улице холодный воздух хлестнул по разбитому лицу. У Неда кружилась голова от побоев. Он понимал, что его ведут по улице. Потом они пришли туда, где Герцог и его товарищи в крайне возбужденном состоянии сидели за большими столами на возвышении на дворе, освещенном висящими фонарями, и грелись у яркого огня в железных жаровнях. Ясеневые поленья посылали фонтаны искр в небо. На вертеле жарилась свинья, наполняя воздух густым запахом горелого жира, от которого Неда мутило. Бочка вина стояла рядом со столом Герцога; из нее то и дело наполнялись кружки. Сосновые просмоленные факелы пылали вдоль полуразрушенных улиц, отбрасывая красноватый свет на отвратительные пьяные рожи. «Похоже на сцену в преисподней», — устало подумал Нед.
Конвойные подтолкнули его к Герцогу. Нед спотнулся и упал на колени.
— А, мой алхимик, — взревел Герцог, когда Нед встал. — Как дела с золотом?
Нед сказал:
— Такие вещи требуют времени, милорд.
— Времени?
Герцог нахмурился. Лицо у него в отблесках пламени было багровое.
— Мне не нужны объяснения, Варринер, лопни твои глаза! У нас есть этот сумасшедший парень, он тебе поможет! Этот поляк!
Он подозвал молодую шлюху, которая наливала вина одному из его прихвостней. Потом повернулся к Неду и похлопал по сиденью рядом с собой.
— Иди. Садись рядом со мной. Посади на колени девку — да, вот так, — и бери кружку с вином. И спой мне ту песню о Нортхэмптоне, ее еще все пели, ну которая про то, как смазливые мальчишки пляшут голыми вокруг его кровати! Давай пой.
Это была старая песня. Нед вспомнил ее, и слушатели, конечно же, оценили ее по заслугам. Потом они стали совать ему еще еду и вина. Он так давно не ел по-настоящему, что изобилие вызвало у него дурноту. В какой-то момент мимо прошел Стин. Нед сказал:
— Я знал, что все законники будут гнить в аду, и вот ты здесь.
— Поберегись, — сказал Стин своим вкрадчивым голосом, обнажив зубы в неприятной улыбке.
Девка, устроившаяся рядом с Недом, ласкала его между ног. Несвежий запах, исходивший от нее, был почти невыносим. Он выпил эля, который поставили перед ним, и его заставили снова спеть; факелы трещали, и свиной жир капал в огонь, а голодные псы рычали и дрались из-за объедков в тени. Он спел песню на французском языке, звучавшую беззаботно, но на самом деле это была ядовитая брань в адрес лондонских пьяниц. Он надеялся, что здесь никто не понимает по-французски. Его окружали освещенные странным мерцающим светом разрушенные дома и разрушенные пьянством и развратом лица, некоторые были наполовину изъедены оспой; раньше он думал, что места, которые он повидал за время своего изгнания, скверные, но это было еще хуже.
Герцог повернулся и устремил на него свои маленькие злобные глазки.
— Ты перестал петь, друг мой. Не помню, чтобы я разрешил тебе замолчать.
Стражники Герцога наблюдали. Ждали. Нед снова запел.
Мясо разрезали на большие куски и поставили на каждый стол в деревянных блюдах. Неду позволили сделать передышку, пока Герцог и его товарищи рвали мясо руками и зубами. Играли скрипачи. Он увидел Лазаря, танцевавшего с немолодой шлюхой, вскидывая костлявые ноги и руки в лад с музыкой, его длинные рыжие патлы развевались во все стороны. Вот тебе и тигель.
Потом в конце улицы показались другие музыканты в сопровождении людей Герцога. Герцог взирал на них благосклонно.
— Цыгане! — крикнул он Неду. — Мы всегда приглашаем их в Альсатию в рождественскую ночь. Они приносят удачу в Новом году.
Среди вновь прибывших были люди в ярких костюмах, со скрипками и бубнами. Герцог приказал им играть, и они заиграли. Были там и танцовщицы — темноглазые девушки, которые кружились и пели на непонятных языках под эту дикую музыку. Кое-кто из людей Герцога пустился в пляс, топая ногами, неуклюже пытаясь попасть в лад с неистовым ритмом, хватая девушек. Потом пляска на миг прекратилась, и три цыгана заиграли чужестранную мелодию о далеких пустынных краях. Нед, забытый на мгновение Герцогом и его людьми, встал, в темноте прислонился к стене и смотрел на главного скрипача. А скрипач, теперь переставший играть, подошел к нему. У него были черные волосы и борода и большой крючковатый нос, он положил руку на плечо Неду и тихо сказал:
— С Рождеством тебя, Нед.
— Пэт, — проговорил Нед. — Жаль, что ты пришел так поздно. Ты пропустил мое пение.
— Вот и возблагодарим за эго Господа. Робин сказал мне, что ты здесь.
Он оглянулся.
— Наблюдай и жди.
— Тебе нужно поторопиться. Герцог обещал, что скоро он снова попросит меня петь.
Пэт отвесил ему короткий эффектный поклон, взмахнув скрипкой, которую держал в руке.
— Поторопимся, — сказал он.
Музыканты снова заиграли, и девушки-цыганки начали танцевать с бубнами и развевающимися лентами. Была почти полночь, когда одна из девушек подошла к Неду и потащила его танцевать, смеясь, сверкая белыми зубами. Но через несколько минут она увлекла его в темный проулок, где не было горящих факелов. Она уже не улыбалась, а сказала тихим настойчивым голосом:
— Вот. Надевай это.
Она сунула ему узел с цыганской одеждой: яркого цвета жилет, красный шарф, чтобы повязать его на талии, и широкополую фетровую шляпу, украшенную лентами. Потом там же оказался Пэт, сунул Неду свистульку, инструмент, на котором ирландец когда-то научил его играть; и Неда ввели в круг цыган-музыкантов, вместе с которыми он и играл до тех пор, пока ирландец Пэт не поднял руку и не сказал Герцогу, сидевшему в пьяном отупении, обнимая одной рукой потаскуху, а в другой держа кружку с элем:
— Ваша милость, уже полночь. Нам нужно идти.
Герцог встал и стукнул по столу.
— Нет, нет, черт бы вас побрал. Сегодня Рождество. Музыка должна играть всю ночь!
Вперед вышел старый цыган. Возраст и тайные знания избороздили его лицо морщинами. Он произнес:
— Ваша милость, нельзя задерживать цыган заполночь против их воли. Это принесет вам несчастье.
Герцог махнул рукой.
— Ах, да проваливайте вы, я устал от ваших зловещих завываний! Приведите сюда моих музыкантов!
И вот огромные ворота в вольницу Альсатии были отперты, и цыгане толпою двинулись по Темпл-Гарденз, все еще ударяя в бубны и дудя в свистульки, и Нед шел в самой гуще.
Оказавшись вне стен, они затихли и пошли к северу мимо темных домов и таверн на Флит-стрит, по сельской местности, которая лежала к западу от Шу-лейн, к лагерю рядом со старым лепрозорием, известным как Бригитта-филдз. Лес сверкал от снега, и изгороди из боярышника блестели под полной луной. Потом кто-то из мужчин на ходу запел тихую песню на каком-то неведомом языке.
Заброшенные ныне земли этой округи некогда принадледжали церкви Святой Бригитты. Здесь когда-то был приют прокаженных, и с тех пор все избегали этого места, кроме тех, кому больше некуда было податься, — коробейников и лудильщиков, странствующих актеров и бродяг, а также цыган.
Костры мерцали среди заброшенных построек. Первым навстречу цыганской труппе выбежал Робин. Он радостно сообщил Неду:
— Я рассказал Пэту, где вы. Я рассказал ему! И я сохранил вашу лютню.
Он отвел Неда к старому коровнику, где пол был покрыт сухой соломой, и над головой сияли звезды сквозь дыры сломанной крыши. В углу горела жаровня. Лютня Неда была прислонена к стене. Нед взял ее в руки и оторожно ущипнул каждую струну. Но Робин все еще ждал, лопаясь от нетерпения.
— Вот здесь я сплю, — сказал Робин. — Но здесь есть кое-что еще. Посмотрите.
Нед осторожно поставил лютню. Он понял, что сейчас увидит.
— Он все еще действует, — гордо сказал Робин, указывая на тигель, стоявший на жаровне, наполненный каким-то темным маслянистым веществом.
— Он все-таки не умер. Этот ваш друг, Лазарь, помог мне…
А потом там оказалася еще один человек, который гихо подошел к Неду сзади.
Кейт.
Нед сказал:
— Потом, Робин.
Кейт стояла, крепко обхватив себя руками, с непокрытой головой. Глаза ее были темными от волнения, даже от страха, он подошел к ней, обнял и почувствовал, что она дрожит.
— Ах, Кейт, что вы здесь делаете? А как же Пелхэм? И Себастьян?
— Себастьян в безопасности у моего дяди Шрусбери на Колман-стрит, — сказала она. — Пэт сказал мне, что вы будете здесь.
Робин тихонько выскользнул за дверь. Нед привлек ее к себе. Ее губы были холодны от снега, но он согрел их. Наконец, он отодвинулся.
— Тем больше было причин не приходить сюда.
— Вы всегда говорили мне, что я ищу опасностей. Даже когда мы были детьми.
Она подняла на него глаза. В небе кружились снежинки, их было видно сквозь сломанную крышу.
— Ах, Нед… — она указала на свежие синяки у него на лице. — Нед, что они с тобой сделали?
— Я был упрям.
Она некоторое время смотрела на него, а потом взяла за руку и повела к одному из крытых соломой шалашей, находившихся неподалеку от костра.
— Мне сказали, что на эту ночь мы здесь в безопасности.
Некоторое время они сидели в дверях, глядя, как цыгане собираются у костра, чтобы поесть, попеть и поплясать.
Нед сказал:
— А что Пелхэм? Он думает, что ты у Шрусбери?
— Да. И это из-за него я должна была прийти увидеться с тобой. Нед, он замешан в махинациях, творящихся в доках. Я эго знаю, потому что я нашла кое-какие его бумаги, и ему заплатили деньги, очень много денег. И еще, Нед, мне кажется, теперь я поняла, что означает твое письмо. Что-то произойдет во время спуска кораблей Ост-Индской компании в Дептфорде завтра после полудня. Под твоим «Меркатором», вероятно, имеется в виду «Рост торговли»…
— «Меркатор», — медленно проговорил Нед. — Купец-торговец…
Кейт взяла его за руки.
— Да! Я думаю, что заговорщики, о которых ты мне рассказывал, собираются поднять нечто вроде мятежа во время церемонии спуска, и в то же время напасть где-то на испанцев — может быть, на их посольство — и освободить Рейли. Нед, все это произойдет, и очень скоро…
Он всмотрелся в ее страстное лицо. Ночной ветерок шевелил растрепавшиеся прядки волос вокруг ее шеи и плеч.
— Нам нужно убираться от всего этого, — сказал он. — Тебе, мне и Себастьяну.
Она кивнула и коснулась его поросшей щетиной щеки.
— У меня мелькнула мысль, — сказала она, — только на миг. Сейчас ты скажешь, что твой долг — остановить все это в одиночку.
— Я не герой. И я буду трупом, как только они поймут, как много я знаю.
Теперь цыганские скрипачи играли тише. Костры по ту сторону пустоши все еще горели между шалашами с односкатными крышами.
— Я пойду с тобой куда угодно. Мы будем странствовать. Как цыгане.
Она улыбнулась. Он поцеловал ей руку. Он отвел ее внутрь шалаша и начал расстегивать ее платье, намокшее от растаявшего снега.
— Завтра, на рассвете, мы заберем Себастьяна, — сказал он. — А потом найдем корабль, который увезет нас далеко-далеко. Но ты такая холодная. Тебя нужно согреть. Кейт, я всегда любил тебя.
Он поцеловал ее голые плечи. Кто-то уже развел огонь в очаге, и теперь Нед добавил туда еще угля, так что языки пламени прыгали, отбросывая на стены гротескные тени. Он вернулся к Кейт и стал перед ней на колени, чтобы растереть ее холодные руки. Она задрожала, когда он спустил ее платье с плеч и наклонился, чтобы поцеловать ее маленькие груди, соски которых были теперь твердые и темные.
— Нед, — сказала она, проведя рукой по его волосам, прижимая его к себе, — Нед…
— Тише.
Они слились в объятиях на соломенном матрасе под сломанными балками, и при свете луны, проникавшем снаружи, они разговаривали о тех местах, где побывал Нед и куда он отвезет ее, — о больших европейских городах, и о реках, и о южных морях, где зимы теплые, а виноградные лозы и апельсиновые деревья льнут к склонам гор. Они говорили о том, как Себастьян вырастет здоровым и сильным под жарким солнцем и у них будут еще дети, много детей, и Нед будет учить их играть на лютне, а Кейт будет учить их петь; а потом они перестали разговаривать и заговорили только, когда Кейт увидела синяки на теле Неда, и тогда она заплакала, но он стер ее слезы губами.
Нед проснулся за два часа до рассвета. Он оделся и вышел, оставив Кейт спящей. Лунный свет блестел на снегу. И пока он стоял и смотрел, как к нему идут Пэт и Дейви, он понял, что даже здесь безопасность только кажущаяся.
— Мальчик, — сказал Пэт.
— Робин?
— Да. К сожалению, он мертв.
Нед почувствовал, как холодный гнев растет в нем, пока они рассказывали ему, что среди ночи Робин ушел в направлении к северу, по полям, идущим к Холборну, с шотландцем Лазарем.
— С Лазарем?
— Да. Он пришел среди ночи искать мальчика.
— Но почему они ушли из лагеря? Почему вы позволили мальчику оставить лагерь?
Пэт положил руку ему на плечо.
— Ну, ну, Нед, тише. Лазарь и Робин постарались обойти наших часовых. Но я думаю, что за ними все время следил кто-то еще. Очевидно, они пошли поискать кору тутового дерева при свете луны. Какая-то магическая чепуха, которую, как сказал нам шотландец, нужно проделать ночью.
Эмблема моруса.
«Ах, — с горечью подумал Нед, — это письмо просто запятнано кровью».
— Значит, Лазарь жив, будь он проклят?
— Да. Он здесь.
Пэт указал на хлев Робина, где внутри горела лампа.
Нед подошел к нему, распахнул дверь и увидел Лазаря, склоненного над жаровней и тиглем Робина. Лазарь нервно обернулся.
— О, мастер Нед..
Нед схватил его за плечи и приподнял так, что ноги его не касались земли. От шотландца разило спиртным.
— Ах ты ублюдок, — сказал Нед. — Ты увел Робина из лагеря среди ночи, а теперь ты пьян, а он мертв.
Лазарь извивался у него в руках.
— Нам нужно было уйти и поискать тутовые деревья! Эмблема моруса… Робин сказал, что морус означает тутовое дерево, кору этого дерева, как он считал, и он уже приметил несколько деревьев на пустоши. Твой бедный паренек Робин настоял на этом. Он решил, что рослый ирландец не разрешит нам уйти, если мы попросим, вот мы и ушли без спроса.
Нед отпустил его. Лазарь споткнулся и упал на колени.
— Кто это был? — спросил Нед. — Кто схватил его?
Лазарь съежился.
— Кто-то из людей Герцога…
— Кто именно?
— Три-четыре здоровенных зверюги, его телохранители. И тот парень, которого ты знаешь, был с ними, Стин. Он указал им на мальчика. Он сказал, когда схватил его: «Варринер поймет, что Герцог не любит, когда его пленные убегают».
— Тебя они отпустили.
И Нед снова угрожающе приблизился к шотландцу.
— Я вырвался. Я убежал. Но бедный паренек, Робин, его схватили первым…
— И они знали, где его искать. Будь ты неладен, Лазарь, они, наверное, шли за тобой сюда. Как он умер?
Лазарь колебался.
— Вряд ли тебе захочется узнать подробности. Но когда они с ним кончили, они перерезали ему горло. Я прятался в кустах, я все это видел. Я молил Бога, чтобы он сжалился над беднягой.
Нед на мгновение поднес руку к глазам.
Лазарь с трудом встал на ноги и сжал руки в мольбе.
— Мне не стоило соглашаться и выходить из лагеря вместе с ним, я понимаю. Но он настаивал, Нед. И мы нашли то, что хотели, кору тутового дерева для тигля!
Он указал на стеклянный сосуд, стоявший на подставке над тлеющим огнем.
— Видишь, тигель достиг стадии Серебряной Луны! Теперь остается только одна стадия перед тем, как мы получим философский камень.
Нед снова схватил шотландца за плечи. Лазарь затрясся. Нед проговорил:
— Сказать тебе, что нужно сделать с твоим тиглем?
Облегчение светилось в лице рыжеволосого шотландца, когда он почувствовал в этих словах возможную отсрочку приговора.
— Да, да! Скоро мы будем богаты, Нед, так богаты…
— Возьми эту бурду, эту Серебряную Луну, как ее там — она горячая?
— О да! Птица-мать держит своих птенцов в тепле.
— Возьми этот сосуд, и чем горячее он будет, тем лучше, и проглоти всю гадость, которая в нем сидит. Надеюсь, несчастный шотландский поляк, что в один прекрасный день ты умрешь в муках и одиночестве, как Робин.
Лазарь упал, дрожа.
Нед вышел. Он захлопнул за собой дверь. Следовало бы убить его. Но и без того уже погибло так много людей.
Нед разбудил Кейт, когда было еще темно.
— Ты должна вернуться к Шрусбери и забрать Себастьяна, — сказал он. — Я буду рядом, с Пэтом и его людьми. Потом мы втроем уедем из Лондона. У Пэта в Грейвсенде есть лодка. Мы сядем на корабль, идущий во Францию.
Он подал ей кружку с горячим элем, который она с благодарностью выпила, надела платье и плащ. Потом они вышли вместе. Рассвет только-только занимался, на востоке облака чуть-чуть поднялись. Костры вчерашней ночи теперь превратились в тлеющий пепел. Она вздрогнула.
— Я забыла тебе сказать, Нед. В доме моего дяди Шрусбери был странный посетитель, садовник со шрамом вокруг шеи. Не упоминал ли ты о таком человеке принцу Генриху?
Нед замер.
— Расскажи мне о нем.
Увидев выражение его глаз, она испугалась. Но рассказала, как расспрашивала Шрусбери об этом человеке и как Шрусбери рассказал ей, что храбрый Хэмфриз был в Остенде, выдержал испанские пытки.
— Но ведь Остенде пал, — сказал Нед. — Многие умерли жестокой смертью. И я думаю, что их выдал Стивен Хэмфриз.
Она внимательно слушала.
— Я знаю только то, что рассказал мне Шрусбери. А теперь он садовник с хорошей репутацией. Он работал у Сесила, в Хэтфилде.
— Как садовник?
— Я так полагаю…
Она сжимала плащ, напуганная выражением его лица.
— Но Нед, есть еще кое-что. Я вспомнила только потом. Я видела этого Хэмфриза рядом с тюрьмой на Вуд стрит, когда меня там держали. И я испугалась его. Я решила, что он следит за мной.
Нед держал ее за плечи, почти причиняя боль. Хэмфриз. Неужели он действительно работает на Сесила? Или он работает на испанцев, которые тайком по ночам передают ему золото?
А что он делал в доме у Шрусбери? Следил ли за Кейт и Себастьяном? По чьему поручению?
— Ты с ним разговаривала?
— Очень коротко. Хотя разговор был очень странный. Он сказал, что кое-кто хочет расшевелить логово Скорпиона. Я не поняла. Он показался мне полубезумным.
— Я передумал, — резко сказал Нед. — Ты должна остаться здесь. Я пойду за нашим сыном.
— Нет. — Лицо у нее побелело. — Я должна пойти с тобой!
— Ты не должна выходить из лагеря. Понятно?
— Себастьян… Я хочу быть уверена, что он в безопасности.
— Так и будет. Я обещаю. Будет лучше, если я сделаю это сам. Оставайся здесь. Делай что хочешь, но оставайся здесь.
Он направился в город. Все еще было темно. Зловещие слова из письма к Ариелю крутились у него в голове.
«Огонь будет разведен рядом с логовом Скорпиона».
Как же он не понял? Давно уже пора было понять. Сколько же знает Стивен Хэмфриз?
