12
Мудрые обитатели античного мира не всуе использовали звуки музыки и пенье, чтобы укрепить здоровье тела и восстановить его так, чтобы человек мог приобщиться к гармонии и сделать его полностью небесным. Более того, нет ничего действеннее, чтобы отогнать злых духов, чем музыкальная гармония.
Генри Корнелиус Агриппа (1486–1535). Три книги об оккультной философии. 11. XXVIII
— Ты должен еще поиграть мне. Ты должен. Я настаиваю.
Так говорил принц Генрих в музыкальной комнате на первом этаже Сент-Джеймского дворца, в окна которой проникал свет ноябрьского солнца. Принц, бледный, пылкий, как всегда, в черном, был окружен своими советчиками и защитниками: Эдвардом Спенсером, Ловеттом, священником Мэпперли и королевским шталмейстером шотландцем Дунканом. А обращался он к Неду Варринеру, который сидел рядом с клавесином под великолепным канделябром, свисавшим с потолка, расписанного ангелоподобными музыкантами. Нед держал на колене лютню, он только что кончил играть медленные паваны, которые любили при французском дворе. Аудиенция Неда у принца началась с молитвы, и теперь он старался поддержать соответствующее настроение.
Нед обнаружил, что получить доступ в хорошо охраняемый дворец принца Генриха довольно легко, если прийти без оружия и с лютней, намекнуть на то, что ты принес вести с иноземных полей сражений, и особенно если заявить о своем поклонении святому Мартину из Тура, покровителю воинов-христиан.
Нед склонил голову, услышав, что принц требует еще музыки, но объяснил, что сначала нужно перенастроить лютню. Спенсер, старый волк, смущенно заерзал — ему явно было скучно. Пока Нед поправлял колки своего инструмента, Генрих наклонился вперед и расспрашивал его о том времени, что он провел в солдатах в Нидерландах, о новой тактике Морица против испанской мощи, о том, как Парма использовал осадную тактику, и о его оружии. Угрюмый старый Спенсер тоже расспрашивал Неда о его солдатском времени, интересовался местами, где он побывал, его военачальниками, и эти вопросы, как полагал Нед, имели цель поймать его в ловушку. Но Спесеру не удалось это сделать.
Нед предположил, что Спенсер отвечает за безопасность принца и Генриха здесь явно хорошо охраняют. Все его спутники носят оружие, и у каждой двери стоят вежливые, но в полном вооружении стражи. Самого Неда тщательно обыскали, прежде чем впустить во дворец. Он пришел безоружный и оделся старательно, в неброский дублет из черной парчи, дополненный только что начищенными испанскими сапогами; с сапогами он, судя по всему, переборщил, потому что заметил, что Спенсер смотрит на них неодобрительно.
Спенсер подозревает его. «Умный человек, — подумал Нед, — но Джон Ловетт, которого хочет убить Нортхэмптон, был самым вежливым из всех них». Оказалось, что Ловетт разбирается в музыке больше, чем все остальные, и что он больше других путешествовал, посетил двор императора Рудольфа. Теперь он подошел ближе и спросил у Неда, не общался ли он с кем-нибудь из прославленных музыкантов Восточной Европы, которыми император Рудольф, как всем известно, окружает себя. Нед взял лютню и на миг задумался. Потом запел.
Себя пожрал дракон,
И черный ворон умер;
Металл — но жидкость он,
Материя — но дух,
Холодный — но весь в огне,
Лекарство — но страшный яд.
Ловетт, который был одет в вышитый камзол, покрытый эмблемами принца, и носил на правой руке кольцо с большим рубином, нахмурился, когда Нед закончил.
— Это песня об алхимии. Интересный образ. Но нелепый, конечно? — и добавил, уже спокойнее: — И вряд ли уместный.
Сердитый вид Спенсера явно говорил о том, что он об этом думает.
Но принц Генрих подался вперед, глаза у него горели, и он спросил:
— А ты знаешь что-нибудь еще о том, как делать золото? Об алхимии?
Нед мгновенно осознал, что свиту принца охватила тревожная дрожь. Ловетт вмешался, прежде чем он успел ответить:
— Наш гость уже объявил себя знатоком музыки и боевых действий. Сомневаюсь, что у него было время углубляться в подобные эзотерические материи во время странствий.
Он глянул на часы.
— Теперь вам пора, милорд, идти на назначенную встречу с вашим церемониймейстером. Могу ли я сопроводить вас туда?
Принц встал.
— Если это нужно.
Он повернулся к Неду.
— Приходи поскорее опять. Мне понравилось слушать твою музыку и твои рассказы о войне в Нидерландах. Мои слуги проследят, чтобы ты смог подкрепиться, прежде чем уйдешь.
После того как принц ушел с Ловеттом, Спенсер повернулся к Неду с воинственным видом.
— Будь осторожней, парень. Мы здесь не любим смутьянов. Пошли со мной.
Спенсер отвел его на кухню и оставил там, при этом вид у него был такой, будто он от всей души желает Неду подавиться. Слуга принес ему тарелку с холодным мясом и ломтем хлеба. Нед спросил эля, и как только слуга пошел за ним, Нед быстро вышел и свернул в длинный пустынный коридор, шедший в направлении, противоположном тому, откуда он пришел.
Он знал, что дворец пустовал со времен правления Марии Тюдор, и теперь принц обновлял его для своего проживания. Кое-какие строительные работы уже завершились. Королевские апартаменты, галерея и различные покои, примыкавшие к церкви, были обновлены. Но остальное находилось в заброшенном состоянии, потому что королева Елизавета не хотела занимать дворец, где ее старшая сестра и враг королева Мария регулярно устраивала мессы со своим мужем, Филиппом Испанским.
Еще один слуга, не тот, что прислуживал ему, а другой, поспешал навстречу. Нед не посмотрел на него, но прошел мимо ровным шагом, целеустремленно, словно знал, куда идет. Слуга прошел мимо, торопясь по порученному делу.
Многие из покоев, в которые заглядывал Нед, были пусты. В некоторых комнатах лежали груды бревен, в других — ненужная мебель. Он вошел в одну из таких пустых комнат, где из окна были видны двор и дверь в конюшню; потом услышал какой-то тихий звук за спиной и быстро обернулся.
В дверях стояла женщина. Она была одета просто, но дорого — в платье зеленого шелка, украшенное кружевом, ее темные волосы убраны кверху, но не покрыты, и на ней было ожерелье из жемчуга. Ей было, наверное, слегка за тридцать, и Нед подумал, что красоту ее лица омрачает горечь.
Женщина смотрела на него изучающе, почти с удовольствием.
— Ты заблудился, мастер музыкант? Я только что слышала твою игру.
Он поклонился и сказал:
— Я искал выход, мадам. Мне указали это направление, но кажется, я не там свернул.
Она недоверчиво улыбнулась.
— Не могу себе представить, — сказала она, — что они могли бы позволить тебе бродить здесь одному. Предупреждаю: заблудиться здесь — плохая мысль. Ты мог бы никогда не выйти отсюда.
Он не сумел скрыть удивление.
— О, — продолжала она, поднося руку ко лбу, — скука этого места вызывает у меня рассеянность. Каждый день — церковь, по воскресеньям — дважды. Часто кажется, что здесь каждый день — воскресенье. Здесь вас подвергают штрафу, если вы богохульствуете — даже самую малость, мастер музыкант, и вас порют кнутом, если вы прелюбодействуете. Ты когда-нибудь прелюбодействовал?
Женщина подошла ближе. Она слегка пошатывалась, и от нее пахло вином — Нед понял, что она пьяна.
Он попятился глубже в комнату, но она последовала за ним.
— Здесь нет никаких возможностей для прелюбодейства, — продолжала дама, выглядывая в окно. — Никакой возможности получить какое-нибудь наслаждение. Я брожу в той части дворца, которая разрушена, потому что это единственное место, где я могу избавиться от стражи принца. Все они шпионы.
Она быстро повернулась к нему.
— А ты шпион, мастер музыкант?
Он попытался рассмеяться.
— О нет. Просто бедный лютнист.
— Тогда почему ты бродишь по дворцу?
— Потому что я заблудился. Как я сказал, я попытался найти выход. Я не думаю, что какой-нибудь шпион может попасть в этот дворец.
— Верно. Как ты видел, принц Генрих окружен своими друзьями-солдатами — Спенсером, Дунканом и прочими. Господи, как же я ненавижу Спенсера. Всякий раз, когда я смотрю на него, он заставляет меня думать о мертвых телах на поле битвы. Что же до всех остальных, они притворяются такими храбрыми, такими храбрыми, дальше некуда…
— А вы не считаете их такими?
— Принц Генрих храбр, когда речь идет о верховой езде, о турнирах, о фехтовании. Но он боится яда. Однажды он велел составить себе гороскоп. Там было сказано, что он никогда не станет королем, что яд оборвет его жизнь. Яд и заговор…
Она оборвала фразу и, казалось, впала в рассеянность.
Нед сказал:
— Я уверен, что принимаются все необходимые предосторожности.
— Предосторожности?
Она снова придвинулась ближе.
— Что может человек, даже принц, сделать против врага, предопределенного судьбой? Конечно, нанимают разных людей, чтобы служить ему, чтобы обеспечить его безопасность, все равно, естественная ли это безопасность или сверхъестественная. Теперь наш благородный принц одержим замыслом создания своего сада. Он верит, что определенные деревья и цветы обеспечат ему большую безопасность. Особенно тутовые деревья — они здесь везде. Его советчики тайком смеются над ним. Но мой муж на его увлечении делает золото.
Она взяла Неда за руку и повернула ее ладонью вверх, поглаживая пальцы, загрубевшие от шпаги.
«Золото». Нед убрал руку.
— Это правда, что принц интересуется алхимией?
— Пожалуй, да — они все этим интересуются, но мой муж знает, что существует гораздо больше других способов нажить состояние. Понимаешь, он когда-то работал на королевской верфи в Дептфорде, а это настоящая золотая жила для тех, кто знает, как добывать богатство. Или возьмем, например, живопись. Он делает состояние, ввозя в страну произведения искусства, — считается, что это для принца, но я думаю, что Генрих даже не видит эти произведения.
— А что же происходит с этими произведениями?
— А это знает только Господь Бог. Произведения искусства хранятся в большой тайне в Дептфорде, на складе принца. Сомневаюсь, что они вообще существует. Но золото — существует. Я видела, как мой муж считал его.
— Откуда это золото?
— От верных друзей принца. Но я не верю, что они станут тайком вкладывать столько денег просто, чтобы покупать картины для Генриха…
Она осеклась, услышав шаги, приближающиеся по коридору и свернувшие к двери. В дверях появился человек. Это был Джон Ловетт, главный секретарь принца Генриха. Он посмотрел на жену; потом они с Недом посмотрели друг на друга. После короткого молчания он сказал Неду:
— Если ты хотел, Варринер, чтобы тебя проводили по дворцу, тебе следовало бы сказать. Моя жена, — он шагнул вперед и легко взял женщину за запястье, — неважно себя чувствует. Ей нужно лежать.
Жена Ловетта раздраженно рассмеялась. Потом закашлялась.
— Не вина вашего бедного лютниста, что он забрел так далеко. Он собирался выйти, но я перехватила его и привела сюда.
— Могу я спросить, зачем?
— Чтобы показать ему привидения, которые являются в этом отвратительном дворце, — сказала она. — Боже мой, в один прекрасный день я стану одним из этих привидений.
Ловетт натянуто улыбнулся.
— Сара, вы не должны, вы действительно не должны так себя утомлять.
Затем он обратился к Неду:
— Оставайся здесь. Я приведу кого-нибудь, кто тебя проводит. Я должен отвести жену в ее комнату.
Нед наклонил голову. Ловетт увел жену. Нед выждал немного, потом тихонько вышел за дверь и посмотрел им вслед.
Он увидел при слабом свете свечи, что Ловетт остановился. Он взял жену за плечи и толкнул ее к стене. Потом встряхнул. Казалось, он допрашивает ее; она отвернула голову и, наконец, что-то сказала, закрыв глаза в знак отрицания; он снова встряхнул ее. После чего поднял руку и с силой ударил по лицу.
Сара Ловетт вскрикнула, потом обмякла в его руках. Он поволок ее прочь, и они исчезли из виду. Спустя некоторое время в конце коридора появился слуга и вывел Неда наружу.
Когда они вышли из дворца, небо уже темнело. Нед шел за своим провожатым через наполовину завершенный сад, который, как и дворец, представлял собой сочетание заброшенности и новых начинаний. Часть сада была перекопана и засажена новыми растениями. Строились стены, прокладывались мощеные дорожки. О дикой лесной местности, которая была здесь раньше, напоминали только старые деревья, нависающие над головами, — деревья, да еще грачи, которые с громкими криками устраивались на ночлег на голых безлистых ветвях.
Слуга, шагавший впереди Неда к дальним воротам, уже исчезал в сумраке. Нед остановился на миг, чтобы снова посмотреть на дом. Оно было хорошо выбрано, это место, чтобы принц мог жить в безопасности, — крепкие тюдоровские стены, высокие окна, из которых видна окружающая местность и прочные изгороди, отделяющие парк от диких пастбищ Сент-Джеймс-филдз.
Когда он снова обернулся, то не увидел своего провожатого, зато дорогу ему преградила группа людей, судя по их одежде, садовых рабочих, собравшихся вокруг человека, лежащего на земле. Нед подошел ближе и увидел юношу, бьющегося в эпилептическом припадке. Двое не давали ему изувечить самого себя, пока он метался по мягкой земле. Нед видел эпилептиков, живущих прямо на улице. Часто их доводили до приступов озорные дети, либо такие же нищие, которые надеялись отобрать у них их жалкие гроши.
Внезапно он осознал, что рядом с ним стоит какой-то человек в длинном светлом плаще и широкополой шляпе, низко надвинутой на выпуклый лоб. Плечи у него были сутулые, и от этого он казался старше, чем был на самом деле; глаза — светлые и наблюдательные. Багровый шрам, точно веревка вокруг шеи, делал его нерасполагающую внешность еще более угрюмой.
— Я готовлю лекарства сам, — сказал этот человек Неду, словно тот задал ему вопрос. — Белена и рута хорошо успокаивают перевозбужденный ум. Осторожней, осторожней! — крикнул он одному из рабочих, поднимавших больного, у которого кончился припадок. — Я знаток растений, сэр, — продолжал он, обращаясь к Неду, — и главный садовник принца Генриха. Меня зовут Стивен Хэмфриз. А вы — музыкант.
Он указал на лютню Неда.
— Я слышал вас — некоторое время работал под открытым окном музыкальной комнаты. Я тоже был когда-то солдатом в Нидерландах.
Это объясняло, откуда у него шрам. Но прежде чем Нед успел ответить или спросить его о чем-нибудь еще, садовник кивнул в сторону ворот:
— Я не должен вас задерживать. Ваш сопровождающий ждет вас.
Нед пошел к большим воротам, которые сторож отпер для него. Он прошел через них, заметив, что их каменная кладка украшена резьбой, изображающей посохи пилигримов и створки раковин — эмблемы паломников, посетивших гробницу святого Якова; и все время, пока он слышал, как за ним захлопываются ворота, ему казалось, что он ощущает взгляд светлых глаз знатока растений, у которого такой ужасный шрам на шее.
Придя в Аллею Роз, он узнал, что брат был ранен в драке.
— Мы хорошо им задали, Нед, — сказал Мэтью, лежа на кровати, и подмигнул друзьям, которые собрались вокруг. — Верно, ребята?
Потребовалось время, пока Нед вытянул из него всю историю. Оказалось, что Мэтью отправился совершать набег на совершенно пустой дом рядом с Байнардз-Кэстл, в сопровождении нескольких своих товарищей и с двумя повозками, в которых Петри возит уголь, но как раз тогда, когда они готовились ворваться в дом, попали в засаду. Мэтью веселился, рассказывая об этом, но лицо его под жесткой черной бородой было бледно, а на лбу была отвратительная рана.
Друзья стояли вокруг кровати больного с воинственным видом, словно старались защитить его. Там были Петри-угольщик и Дейви с пепельными волосами. Стин слонялся поблизости — типичный стряпчий с сомнительной репутацией с жидкими каштановыми волосами, в потертом костюме опустившегося законника. Элис сидела рядом с Мэтью. Она старалась не встречаться взглядом с Недом.
Нед обрадовался, увидев, что в комнату входит старый толстый доктор Льюк, держа в руках миску какого-то отвара из трав. Льюку было около шестидесяти лет, и он частенько говаривал, что получил степень в Кембридже и что у него была лицензия Королевского колледжа врачей, хотя о причине, по которой этот колледж отобрал у него лицензию, он предпочитал не распространяться. Он путешествовал за границей — бежал, как говорил кое-кто, — и служил некоторое время врачом в английских войсках в Нидерландах, за несколько лет до того, как там служил Нед. Теперь в промежутках между запоями он ухитрялся с неизменной добротой и немалым умением помогать окрестному населению. Нед доверял ему не меньше, чем любому из врачей, которых знал. Пока тот был трезв.
Мэтью взял лекарство, протянутое Льюком, и выпил его, скривившись от горечи. Потом снова обратился к брату.
— Я говорил им, Нед, о твоих балладах, — сказал он. — Особенно о той, что о Скропе, и о маленьком смазливеньком шотландце короля — Карре, и лорде Сесиле и его любовницах…
Он осекся и закашлялся.
— Очень уж противное снадобье ты мне дал, Льюк.
— Я написал еще баллады. Завтра отнесу их печатнику, — пообещал Нед.
Мэтью улыбнулся, откинулся назад и снова сердито посмотрел на Льюка с его косматыми седыми волосами, торчащими во все стороны вокруг лысеющей макушки, который наклонился, чтобы налить ему еще лекарства.
— Слушай, — поманил Мэтью Неда, — слушай, Нед, у меня есть мысль. Найди мне выгодный способ избавиться от пятидесяти пар наголенных подушечек, и я поделюсь с тобой выручкой.
— Наголенные подушечки, — повторил Нед. — Сначала тебе придется сказать, что это такое.
— Это утолщители икр, сделанные из пробки. Костлявые мужчины вкладывают их в чулки, и кажётся, что у них красивые ноги. Дейви украл их по ошибке. А кому они нужны, черт побери, — продолжал Мэтью, указывая на свои крепкие ноги, — кроме придворных щеголей?
Нед усмехнулся.
— Если они из пробки, можно продать их рыболовным судам. Или предложить «Московит Компани». Я слышал, в Москве в ходу английская мода.
Мэтью нахмурился, не уверенный, что брат говорит серьезно.
— Послать их в Москву? Ну нет. Слишком долго придется ждать, чтобы вернуть свои деньги. Льюк, старый мясник, оставь в покое мою руку.
Льюк, осматривавший рану на руке Мэтью, повернулся к своей сумке за новым бинтом. Мэтью притянул Неда к себе и, понизив голос, чтобы никто не мог его услышать, прошептал:
— Еще кое-что. Сегодня приходила эта дочка Ревилла, вместе с которой мы брали уроки.
— Кейт? Она приходила сюда?
— Да. Она разыскала меня — наверное, расспрашивала в округе. Ей нужен был ты, и когда я сказал, что тебя здесь нет, ответила: «Пожалуйста, передайте ему, чтобы больше не было стихов». Ты это понимаешь, Нед? Больше не было стихов, сказала она… Ох ты черт!
Он вздрогнул, когда Льюк кончил перевязку и помазал рану на лбу какой-то едкой мазью.
— Ему нужно отдохнуть, — сказал всем доктор Льюк. — Дайте ему немного покоя. К утру ему будет гораздо лучше.
— О «Короне» и думать нечего? — рявкнул Мэтью.
— Возможно, завтра.
Нед сжал на прощанье руку брата и пошел вниз. На кухне он увидел Пэта, который отвел его в сторонку.
— То, что случилось сегодня, очень нехорошо, — сказал Пэт Неду. — Они были из банды белого братства — те, что напали на нас у дома, который мы хотели ограбить. Они зарятся на участок твоего брата, Нед. Я думаю, у них есть констебль, которому они платят. И — хуже всего — я уверен, что они знали, что мы придем.
Нед, еще не пришедший в себя от рассказа Мэтью о Кейт, спросил:
— Значит, ты все еще думаешь, что кто-то выдает Мэтью?
— Больше чем всегда. Но я не знаю кто. Поговори с ним, Нед, когда подвернется случай.
Нед пошел в пекарню, Варнава следом за ним; он разжег уголь в старой печке, чтобы в комнате стало теплее, и смахнул осколки лопнувшего тигля. При свете свечи он снова просмотрел письмо к Ариелю. Интересно, сколько нужно времени, чтобы превратиться в безумного старого алхимика вроде Альбертуса? «После ночи долгого и незаконного заточения встанет золотое Солнце, и это произойдет властью Камня, lapis ex caelis; ибо будь уверен — в то время, как Ариель восстанет, Лев падет».
В письме был маленький рисунок льва с гривой, походящей на лучи солнца. Вид у зверя был невеселый. Мир алхимии, насколько было известно Неду, был полон животных — как реальных, так и мистических: пеликанов и фениксов, василисков и павлинов.
Нед перешагнул через распростертого Варнаву и сел на каменную скамью. Снова шел дождь, стучал по крыше маленькой пекарни. Печка мерцала, подмигивая Неду. Он потянулся за украденной книгой и прочел:
Алхимия лежит в основе множества знаний, необходимых тем, кто работает с металлом. А эмблема Льва была священной с древних времен. Священники Гелиополя описывали Льва как стража у ворот в нижний мир. В более близкие времена в алхимии Лев использовался как символ падшего короля, чья гибель необходима для возрождения нации.
Он подумал о том, как Кейт прочла бы это письмо вслух своим красивым, серьезным голосом. В ее устах оно прозвучало бы как стихи. Потом она посмотрела бы на него и улыбнулась. «Еще одна загадка для тебя, Нед. Сколько тебе понадобится времени, чтобы разгадать ее?»
Нед понял, что замерзает, несмотря на жар от печки. От горна, поправил он себя. «В священном горне, носящем знак, который также питает многих пилигримов…»
Он закрыл глаза и снова увидел вырезанные на камне раковины, которые во множестве использовались как украшения в Сент-Джеймском дворце. Створки раковин, повсеместно признанные эмблемой паломников, странствующих к святыне святого Иакова в Компостелле.
Он нетерпеливо сложил письмо и заходил по маленькой комнатушке. Алхимия. Заговоры. Махинации… Когда Кейт сказала, что не хочет иметь с ним ничего общего, он почти решил снова уехать в изгнание. Но теперь, хотя она и повторила свои слова, он передумал.
Теперь ему хотелось знать, что происходит в Сент-Джеймском дворце. Но дело было не только в этом — он нужен своему брату. У Мэтью, как и у Неда, есть враги.
На другое утро Нед собрался отнести баллады печатнику, как и обещал Мэтью, но сначала пошел в логово старого алхимика Альбертуса, решив снова попытать счастья с этим письмом, поскольку старик знал больше об алхимии, чем кто-либо еще из всех тех, с кем он говорил. Но когда он постучал в дверь Альбертуса на Крукд-лейн, рядом с домом свечника, ответа не последовало. Он открыл дверь и вошел.
И отступил, потрясенный. Все здесь было переломано. Печь холодная. Миски и сосуды разбросаны по полу. Он поднял стеклянный тигель, который как-то уцелел при погроме. Сунув его под плащ, он постучал в дверь свечника по соседству, чтобы узнать, что произошло.
— Вам не повезло, если вам нужен Альбертус, — сказал свечник, отрываясь от пачек сальных свечей, проверяя их по описи. — Он думал, что найдет способ делать золото. И что из этого вышло? Он мертв.
— Но с ним все было в полном порядке всего пару дней назад. Как он умер?
— Его убили. Не дал кому-то ограбить дом, скорее всего; вы видели, какой там беспорядок. Он не стал сопротивляться. У него на теле было много ножевых ран, очень много; ему даже отрубили палец. Может, они решили, что у него где-то спрятано золото, и его пытали из-за этого. Но я думаю, у него ничего не было. Беден был как церковная мышь, это уж точно, хотя его и считали алхимиком.
Нед отвернулся, в замешательстве провел рукой по волосам,
И снова его охватило глубокое чувство тревоги.
Он пошел в лавку печатника. Светило полуденное солнце, в Чипсайде было многолюдно, и Нед отдался течению толпы. Потом он свернул в проулок, в тень церкви Святого Павла, потому что вдруг осознал, что за ним кто-то идет. Опять. Когда преследователь начал высматривать его на людной улице, Нед вышел вперед и спокойно сказал в спину этому человеку:
— Лучше бы вы просто подошли ко мне, Саймон, вместо того чтобы идти за мной.
Саймон Терстан вскрикнул и быстро обернулся.
— Господи, Нед. Как вы меня напугали. Я т-только хотел нагнать вас.
— Зачем?
— Боюсь, у меня плохие новости. Я везде вас искал.
— Ну?
— Френсис п-Пелхэм услышал, что вы вернулись в Лондон, и устроит вам неприятности из-за побега этого Эшворта два года назад.
Нед нахмурился.
— А его станут слушать?
— Скорее всего нет. Но я думаю, он гонится за вознаграждением. Ему страшно нужны деньги, чтобы расплатиться с долгами.
Нед обдумывал сказанное.
— Пелхэм что, в долгах?
— Ну да. Он сильно задолжал одному ростовщику на Ломбард-стрит. Дюпре его зовут. Но у кого в наши дни нет проблем с деньгами? Что это у вас под плащом?
— Тигель, — сказал Нед, вынимая стеклянный сосуд и поворачивая его так, что солнце вспыхнуло на его изгибах. — Кажется, все стараются открыть тайну философского камня. Наверное, я присоединюсь к ним.
Саймон бросил на него сердитый взгляд.
— Пелхэм хочет арестовать вас за измену, а вы болтаете об алхимии.
Нед похлопал Саймона по плечу.
— Я написал об этом несколько баллад, вот и все.
Он указал на листки бумаги, которые нес печатнику.
— Все знают, что это вздор.
— Возможно. Хотя вы были бы удивлены, узнав, сколько людей увлекаются этим. Кстати, ваш тигель никуда не годится. В нем трещина.
Нед медленно поднял тигель.
— Да, трещина. Полезный вы человек, Саймон.
И он швырнул стеклянный сосуд в сточную канаву, полную мусора.
— Нед, Нортхэмптон просил меня сообщить вам вот что. У него возникло неожиданное д-дело за пределами Лондона; его не будет несколько дней. Но он хочет видеть вас в Уайтхолле тринадцатого. Он говорит, что Театр масок ее величества королевы будет репетировать свое новое представление в Банкетном зале, так что в толчее и шуме вы сумеете пройти незаметно. Он сказал, чтобы я напомнил вам: вы не должны упускать из виду то, что обязались сделать. Даже в его отсутствие.
— А вы знаете, что я должен сделать, Саймон?
— Конечно нет. Я всего лишь посланный.
— Вы знаете что-нибудь о верфях, Саймон? О тамошних махинациях?
— Я знаю, что в этом году Нортхэмптон добивался расследования на верфях. Но его обвинения ни к чему не привели.
— Как вы думаете, ему понравится получить новые доказательства махинаций?
— Я с-совершенно уверен, что понравится. Неужели вы что-то узнали?
— Возможно. Увидимся в Уайтхолле. Спасибо за предупреждение насчет Пелхэма.
Саймон кивнул и пошел своей дорогой. Нед смотрел ему вслед. Значит, у него есть еще немного — очень немного — времени, чтобы понять, что происходит, если только Френсис Пелхэм не станет у него на пути.
Но сначала он должен узнать побольше о том, как делать золото; хотя, кажется, это опасные поиски.
