Глава 16
Еще пять дней прошли без происшествий, миновало уже две недели после праздника богини Иштар.
Послеполуденное солнце медленно двигалось к горизонту, и Эн-хеду решила собрать сегодня свои разложенные на продажу вещи на добрый час раньше обычного. Этот день, как и другие дни и недели, принес мало нового. Дела всегда шли хуже ближе к вечеру, когда люди, уставшие после долгого трудового дня, беспокоились больше о своем ужине, чем о покупке какой-нибудь безделушки. Эн-хеду продала за весь день только один пояс — торговцу, чей пояс разорвался, и это было еще до полудня.
Эн-хеду появилась на улице с первыми лучами солнца и успела увидеть, что Кортхак двинулся к реке немного раньше обычного. Но днем он вернулся в свой обычный час, чтобы пообедать в уединении.
Кортхак переехал в новый дом две недели назад, через несколько дней после праздника Иштар. Его новое жилище состояло из трех маленьких домов, стоящих в ряд и соприкасающихся друг с другом; дом, что находился посередине, был слегка больше остальных двух.
Эн-хеду начала торговать на улице Кортхака за два дня до того, как тот вступил во владение новым жилищем. К тому времени, как сюда переехали египтяне, она стала просто одной из уличных торговок, ее товары были разложены всего в нескольких шагах от тележки жены фермера, которая продавала овощи.
Каждый день на улице выстраивалось не меньше дюжины ручных тележек, иногда они даже мешали людям пройти. Торговки передвигали свои тележки с товарами туда-сюда и находили время, чтобы посплетничать.
Проведя здесь столько дней, Эн-хеду уже знала по имени каждого из семнадцати египтян и заговаривала с ними всякий раз, когда те проходили мимо. Но только если с ними не было их хозяина. Вскоре она научилась не привлекать к себе внимания, если Кортхак был неподалеку. При нем никто из египтян не осмелился бы сунуться на улицу или ответить на ее приветствие.
Единственным исключением из правила был Хатхор. Этот серьезный с виду, редко улыбавшийся человек был главным управляющим Кортхака, а еще время от времени он исполнял роль его телохранителя и проводил время, шагая между тремя домами, проверяя людей и поддерживая порядок. Появляясь на улице, он иногда на ходу улыбался или кивал в ответ на приветствие Эн-хеду. Дважды он даже купил кое-что с ее тележки. Один раз — пояс, второй раз — повязку на запястье. Он также делал закупки для домашнего хозяйства, иногда на улице, но чаще на рынке, где был больший выбор товаров.
К удивлению Эн-хеду, Хатхор очень хорошо выучил местный язык и даже рискнул расспросить ее о других безделушках. Эн-хеду пыталась втянуть его в беседу, но он никогда не задерживался надолго и никогда много не говорил. И никогда не замечал ее присутствия, если с ним был Кортхак.
Предводитель египтян оставался таким же непостижимым, как всегда.
После обеда Кортхак обычно возвращался на берег. Лодки, которые пускались в путь к Аккаду на рассвете, часто появлялись в дневные часы, и оживленная торговля могла длиться почти до самого вечера.
Однако сегодня Кортхак остался дома. Потом, в середине дня, двое людей, которых Эн-хеду никогда раньше не видела, вошли к нему в дом. Охранники у дверей узнали их и пропустили внутрь, даже без обычного оклика. Незнакомцы, суровые с виду люди в грязной одежде, оставались внутри меньше часа, после чего двинулись к речным воротам.
Как только они ушли, несколько людей Кортхака начали расхаживать из одного дома в другой. Поведение охранников изменилось. Те, что стояли у дверей, казались более напряженными, и быстрые улыбки, которые прежде они посылали Эн-хеду, исчезли. Это заинтересовало Эн-хеду даже больше, чем приход двух незнакомцев.
Она передумала уходить рано и начала трудиться над другим поясом, с помощью маленькой бронзовой иглы выкалывая на коже узор. Простой рисунок давал работу ее рукам, позволяя в то же время наблюдать за улицей в поисках того, что выходило бы за рамки обычного.
* * *
— Так ты говоришь, Ариам готов переправиться через реку?
Кортхак сидел на маленьком табурете; его голос хрипло раздавался в небольшой комнате без окон, которой он пользовался, когда хотел сохранить разговор в тайне.
— Да, господин, — ответил Рихат; он сидел, скрестив ноги, на полу перед Кортхаком. — Все люди уже на месте, прячутся за холмами по ту сторону Тигра. Ариам велит передать тебе, что мы можем атаковать сегодня или подождать до завтра, если тебе нужно больше времени.
— Нет, мы атакуем сегодня, в сумерках, как и собирались. Ты уверен, что никто не видел нашего войска?
— Никто, кого мы оставили бы в живых, господин, — Рихат облизнул губы. — Ариам был очень осторожен. Мы двигались большую часть ночи, потом скрылись в холмах. Мы видели только несколько пастухов, присматривающих за своими стадами.
Кортхак внимательно рассматривал Рихата. Один из младших командиров Ариама, Рихат казался смышленым человеком, хотя, похоже, нервничал, наконец-то встретившись с Кортхаком лицом к лицу. Вряд ли его нервозность имела какую-то особенную причину. Кортхак знал, что большинство мужчин в его присутствии чувствуют себя не в своей тарелке.
По потному лицу Рихата было видно, что его утомили несколько дней трудного пути. Он сделал еще глоток воды из чаши и перевел взгляд с Кортхака на Хатхора; кроме них троих, в комнате никого больше не было.
— Слушай меня очень внимательно, — сказал Кортхак, тщательно подбирая слова. — Скажи им, чтобы они переправились через реку сегодня, за час до заката, — он не сводил глаз с Рихата, чтобы не упустить ни малейшего намека на невнимательность или страх. — Вы приблизитесь к городу с юга и будете ждать моего сигнала.
— Да, господин. Такани и Небиби все объяснили. Они позаботились, чтобы все было готово, перед тем как послали меня вперед.
И Такани, и Небиби знали, какое наказание последует за неточное исполнение приказов. Кортхак больше беспокоился об Ариаме и его людях. Они были для него неизвестной величиной, и, если они подведут, Кортхак может оказаться запертым в городе.
— Господин, хочешь ли ты, чтобы я вернулся с Рихатом и убедился, что люди готовы?
Хатхор предложил это довольно робко, и Кортхак мгновение размышлял над ответом, прежде чем сказать:
— Нет, ты нужен мне здесь, Хатхор. Рихат сам сможет передать мои приказы слово в слово Такани и Ариаму. Не так ли, Рихат?
Голос Кортхака сочился угрозой, и Рихат опустил глаза, уставившись в пол.
— Да, господин, — наконец ответил он, когда молчание слишком затянулось. — Я сделаю все в точности, как ты говоришь.
— Хорошо, — Кортхак позволил себе легкую улыбку, чтобы подбодрить этого человека. — Ты будешь вознагражден, когда город станет нашим. А теперь возвращайся к Такани и скажи, чтобы они потрудились незаметно переправиться через реку. Потом они последуют вдоль берега реки к воротам и будут ждать моего сигнала. Они не должны опоздать.
Кортхак кивнул Хатхору, который встал и, протянув к Рихату руку, поднял его на ноги. Они вдвоем покинули комнату, оставив Кортхака наедине с его мыслями.
Это Такани предложил подождать один день. Он хотел дать отдых людям. Без сомнения, все устали после четырех дней трудного пути, по большей части двигаясь ночью, чтобы незамеченными добраться до окраин Аккада. И все же Кортхак знал: кто-нибудь в округе что-нибудь заметит и, скорее всего, уже к утру разнесется слух о появлении его людей. Кроме того, чем дольше людям придется ждать, тем больше будет вероятность, что что-нибудь пойдет не так или что Такани и Ариам сцепятся друг с другом и прольется кровь. А Кортхак знал, что сейчас Ариам и его всадники нужнее Такани, жестокого бойца, всецело преданного своему господину.
Хатхор вернулся и встал в дверях.
— Рихат и его товарищ уже пустились в обратный путь, господин.
— Позови Симута. Пора готовиться.
Хатхор шагнул прочь и несколько мгновений спустя появился с Симутом, еще одним «телохранителем» Кортхака, который участвовал во многих боях в течение многих лет.
— Собери трех своих людей, Симут, — начал Кортхак. — Ты знаешь, что делать?
Кортхак повторял это задание несколько раз, и теперь уже не было нужды снова вдаваться в детали.
— Позаботься о том, чтобы тебе хватило времени найти Гата и убить его.
Симут кивнул.
— Понимаю, господин. Он умрет на улице, когда будет возвращаться домой.
Они больше недели изучали маршрут Гата. Начальник стражи выполнял свои обязанности в казармах или в доме совета, потом навещал свою любимую харчевню, чтобы выпить единственную кружку эля, а потом возвращался домой как раз тогда, когда начинали сгущаться сумерки.
— Если что-нибудь пойдет не так, Симут, — сказал Кортхак, — если поднимется тревога, тебе придется убить его, как только он покинет питейный дом. Этот человек должен умереть, и неважно, сколько людей ты при этом потеряешь.
— Да, господин. Я тебя не подведу.
Изо всех людей в городе только Гат имел военный опыт и был способен сплотить вокруг себя людей. Теперь, когда главные военачальники далеко от Аккада, остальные воины и жители города будут смотреть на него, ожидая, что он возглавит их. Поэтому старый воин должен умереть первым, чтобы и военные, и гражданские впали в уныние.
— Если не подведешь, ты получишь щедрую награду, когда город будет наш.
Кортхак повернулся к Хатхору.
— Ты удержишь открытыми ворота дома Треллы?
Дом Треллы, окруженный стенами, с размещенными в нем воинами, будет легко защищать, если его обитателей предупредят. И Трелла окажется еще одним человеком, способным сплотить вокруг себя людей. Кортхак предпочел бы взять ее живой, если возможно, но, останется она жить или погибнет, дом следует взять, прежде чем он превратится в твердыню, цитадель сопротивления горожан.
Кортхак поручил это опасное задание Хатхору. Этот человек мог не только сражаться, но и думать, и он понимал важность взятия дома.
— Как только Такани окажется под речными воротами, я присоединюсь к тебе в доме, Хатхор. Только удержи его ворота открытыми до моего появления.
— Да, господин. Ворота останутся открытыми.
— Тогда к ночи мы будем править Аккадом, — сказал Кортхак.
Он перевел взгляд с одного мужчины на другого. Ни один из них не выказал ни малейшего намека на сомнение или страх. Они сражались на стороне Кортхака и раньше, и он всегда приводил их к победе. Они понимали его план, и у них не было вопросов. Они были готовы.
— Приготовьте ваших людей, — приказал Кортхак. — Пора.
Эн-хеду притворилась, что не замечает, как люди Кортхака снуют туда-сюда, и продолжала предлагать свои товары всем прохожим, часто следуя за покупателями несколько десятков шагов — убедительный предлог, чтобы не стоять на одном месте и изучать все происходящее вокруг.
Солнце начало опускаться в западным холмам, когда Эн-хеду заметила, что Хатхор покинул дом Кортхака в сопровождении четырех человек, двое из которых несли под мышками свернутые одеяла. Эн-хеду подумала, что это немного странно, она никогда еще не видела, чтобы Хатхор следовал куда-нибудь больше чем с одним охранником. Она окликнула его, но он то ли не услышал, то ли не имел времени на обычную болтовню.
К этому времени торговля на берегу шла на убыль, и наверняка ни одна лодка не отправлялась в путь почти перед закатом. Эн-хеду была ужасно озадачена всем этим, и тут из дома вышел Симут, еще один телохранитель Кортхака, а с ним — еще трое людей. И снова все они несли неуклюжие свертки.
Не уверенная в том, что означают все эти события, если они вообще что-нибудь означают, Эн-хеду знала одно: она должна рассказать о них Таммузу. Она начала собирать свои кожаные изделия, разложенные на потертом одеяле на тележке. Одеяло также служило для того, чтобы заворачивать в него и перевозить товары, и через несколько мгновений уже напоминало свертки, которые несли люди Кортхака, только короче. С помощью двух разных кожаных шнурков Эн-хеду стянула концы одеяла, продолжая лихорадочно размышлять. То, что по улице сновало столько египтян, и то, что они вели себя совсем не так, как обычно, беспокоило ее.
К тому времени, как она закончила упаковывать свои товары, она услышала голоса, говорящие на египетском, и, подняв глаза, увидела, что из дома выходит Кортхак вместе с двумя своими людьми. И снова один из следующих с Кортхаком египтян нес тяжелый с виду сверток, немного длиннее того, что нес второй человек.
Эн-хеду опять опустила глаза и не подняла их даже тогда, когда Кортхак прошел мимо ее тележки на расстоянии вытянутой руки. Из-под спутанных волос она смотрела на его ноги и ждала, до тех пор пока он не исчез в конце улицы. Вид угрюмого египтянина обеспокоил ее. Эн-хеду испытывала искушение бросить тележку, но брошенная тележка могла привлечь к себе внимание. Лучше покатить ее по улице, как Эн-хеду делала каждый вечер, и вернуть в безопасный дом Нинбанды.
Но не успела Эн-хеду сдвинуться с места, как на улице показалась четвертая группа египтян. Глядя на их ноги, она насчитала пять человек. Это ее удивило: ведь такое число означало, что все три дома теперь пусты, и все добро, оставшееся в этих жилищах, находится сейчас без охраны. За те шесть недель, что Эн-хеду наблюдала за тремя домами, по меньшей мере половина людей Кортхака находилась внутри, охраняя его богатство.
Однако последняя группа отправилась не к реке. Вместо этого они пошли вверх по улице, к центру Аккада. Эн-хеду мгновение наблюдала за их удаляющимися спинами, потом налегла на тележку, которая со скрипом нехотя сдвинулась с места. Встревоженная Эн-хеду толкала тележку изо всех сил, не обращая внимания на тех, кто стремительно отскакивал в сторону, чтобы дать дорогу скрипящей и раскачивающейся тележке.
Когда Эн-хеду добралась до хижины Нинбанды, она не остановилась, а просто толкнула тележку в сторону входа и крикнула женщине, чтобы та присмотрела на нею. Потом поспешила к следующей улице, к питейному дому.
Что-то было не так. Эн-хеду невольно пустилась бегом, прижимая к груди тяжелый сверток с товарами, закутанными в одеяло, огибая усталых после работы жителей, которые тащились к своим домам.
Тяжело дыша, она свернула на узкую улочку, которая вела к питейному заведению Таммуза, пробежала мимо двух людей, пытавшихся с ней поздороваться, и сквозь полуоткрытую дверь ворвалась внутрь.
Кури поднял глаза, услышав шум, но она не обратила внимания на его обычную улыбку.
— Где Таммуз? Он здесь?
Она уронила сверток, беспокоясь, что Таммуз может сейчас наблюдать за домом, может даже последовать за группой Хатхора или Симута.
Но Таммуз вышел из своей комнаты, услышав звук распахнувшейся двери и возбужденный голос Эн-хеду.
— Эн-хеду, что…
Бросив один-единственный взгляд на ее лицо, он замолчал.
Она впихнула его обратно в спальню и закрыла дверь, а потом тихим голосом рассказала обо всем, что видела.
— Эти свертки… Насколько большими они были?
Эн-хеду развела ладони, показывая длину мужской руки.
— Одеяла, которые несли люди Кортхака, были еще длиннее и толще.
— Хм-м-м, недостаточно длинные для луков, — глаза Таммуза широко распахнулись. — Мечи? Могли они нести мечи?
— Да, наверное… хотя я не слышала, чтобы что-нибудь звякнуло.
Выругавшись себе под нос, Таммуз подхватил свой пояс и захлестнул вокруг талии. Эн-хеду привычно помогла застегнуть его, и в ней поднялся страх, когда она увидела, как Таммуз вытащил из ножен нож.
— Я пойду в дом Эсккара и предупрежу Треллу, — сказал он. — Оставайся здесь с Кури.
Он выскользнул за дверь, покинул пивную и пустился бегом.
Ошеломленная Эн-хеду осталась стоять на месте. Что мог сделать Таммуз с одной здоровой рукой и одним ножом? Если случится беда, он…
Она шагнула в общую комнату. Один из посетителей, увидев ее, крикнул, прося принести еще кружку эля и что-нибудь поесть. Эн-хеду уставилась сквозь него, потом заметила товарища этого человека — тот носил на поясе нож.
— Мне нужно одолжить у тебя это, — она так быстро вытащила зеленоватое медное лезвие из-за пояса, что хозяин ножа не успел сообразить, что она делает. — Кури, останься здесь.
Она сунула нож под платье, крепко вцепилась в него сквозь ткань и побежала за Таммузом, не обращая внимания на окликающие ее сзади голоса.
Улицы были полны народу. Многие уже поужинали и собирались несколько часов побездельничать, прежде чем лечь спать. Они хмуро смотрели на Эн-хеду, когда та отталкивала их с дороги или натыкалась на них, пробираясь через толпу тем же путем, каким Таммуз наверняка двинулся к дому Эсккара.
Солнце опустилось за горизонт. Дневные краски поблекли, сменившись серыми тенями, которые начали укутывать все вокруг.
В это время суток до дома Эсккара нельзя было добраться быстро, но Эн-хеду спешила, как могла, тяжело дыша и огибая прогуливающихся людей. К ее удивлению, не успела она миновать три улицы, как увидела Таммуза в нескольких шагах впереди. Эн-хеду с облегчением замедлила бег, потом перешла на шаг. Она удивилась еще больше, когда он свернул с улицы, ведущей к дому Эсккара. Что могло заставить его изменить направление? Теперь Эн-хеду была от него всего в дюжине шагов и уже открыла рот, чтобы окликнуть Таммуза, когда…
— Гат! — взвыл Таммуз. — Берегись!
Крик заставил всех на улице застыть, но только на одно мгновение. Потом тупое глухое звяканье бронзы о бронзу разбило вдребезги мирный вечер.
Таммуз метнулся вперед, вытаскивая нож. Эн-хеду снова сорвалась на бег, ее грудь сжималась от страха при мысли о том, что она может увидеть.
Кто-то закричал на египетском, и, едва подбежав к перекрестку, с которого выкрикнул свое предупреждение Таммуз, она услышала крик боли. Теперь света едва хватало, чтобы различить хоть что-нибудь, но Эн-хеду узнала Гата: прижавшись спиной к стене, с мечом в руке, он сражался с людьми Симута. Телохранитель Гата корчился на земле, истекая кровью, никто не обращал внимания на его крики о помощи.
Гата, отбивавшегося от трех человек, вот-вот должны были одолеть, но внезапно позади людей Симута появился Таммуз и сильно ударил одного из них ножом в спину. Раненый завопил, Эн-хеду увидела, как по его одежде потоком хлынула кровь. Симут заметил, что случилось, и замахнулся мечом на Таммуза, но тот увернулся от удара. Воспользовавшись случаем, Гат передвинулся вбок и ударил ближайшего из атакующих. Удар Гата бросил этого человека на спину, дав старому воину возможность броситься в сторону и спастись. Но не успел он этого сделать, как еще один египтянин кинулся на Гата и вонзил меч в бок командира стражи. Гат сильно ударил рукоятью меча нападавшего в лицо, и тот отшатнулся назад, толкнув своего товарища.
Потом Гат, зажимая бок, метнулся в сторону и исчез в сгущающихся на улице тенях.
Тем временем Симут повернулся к Таммузу, чтобы покончить с юношей, который испортил ему засаду. С поднятым мечом он двинулся к Таммузу и замахнулся, целясь в голову. Таммуз шагнул в сторону и выдернул нож из спины своей жертвы. Меч Симута не поразил цель, но египтянин сражался слишком часто, чтобы поставить свою жизнь на один-единственный удар. Плавным движением он рубанул еще раз, крест-накрест, сперва снова в голову Таммуза, потом — целясь ему в грудь. Нож Таммуза не мог соперничать с мечом нападающего, поэтому юноша увернулся, пытаясь избежать удара, но потерял равновесие, споткнулся и тяжело упал на бок, на свою больную руку. Симут с удовлетворенным фырканьем отвел меч назад, чтобы добить упавшего.
Но прежде чем оружие успело набрать скорость, то, что Симут считал легким убийством, закончилось его собственным болезненным шипением. Эн-хеду, бегом появившись сзади, вытащила нож из-под платья и изо всех сил воткнула его в спину Симута, над его поясом, почувствовав, что клинок вошел по рукоятку — на ширину ладони.
Меч египтянина замер в воздухе.
Мгновение Симут просто стоял, потом с болезненным стоном повернулся против нового нападающего, смертельно раненый, но все еще готовый ударить. Но не успел его удар попасть в цель, как Таммуз с ножом в руке приподнялся с земли и погрузил клинок Симуту под ребра.
С неразборчивым проклятьем египтянин рухнул, и его меч ударил Эн-хеду очень слабо, плашмя, прежде чем выскользнуть из его руки. Эн-хеду выдернула нож из тела Симута, чувствуя, как по ее руке течет горячий поток, бросилась к Таммузу и помогла ему подняться.
Гат убежал, и двое нападавших исчезли, погнавшись за ним. Полдюжины случайных свидетелей с открытыми ртами смотрели в ошеломленном молчании на лежащих перед ними трех людей, мертвых или умирающих.
Таммуз огляделся по сторонам, сунул нож за пояс, потом схватил за руку Эн-хеду. Спустя мгновение они тоже растаяли в сгущающейся тьме и побежали, оставив потрясенных жителей гадать, что же только что произошло.
Виляя между беспечными прохожими, Таммуз тащил Эн-хеду по улице, потом сменил направление. Эн-хеду оглянулась, но ничего не увидела. Они замедлили бег и перешли на быстрый шаг. Никто их не замечал. Здесь, на другой улице, никто не слышал стычки, только что случившейся неподалеку.
— Мы должны попасть в дом Эсккара, — прошептал Таммуз. — Трелле нужно…
— А как же Гат?
Эн-хеду поняла, что все еще сжимает в руке нож. Она сунула его обратно за лиф платья, задрожав, когда горячая кровь закапала с лезвия между ее грудей. Она с трудом выкинула из памяти лицо Симута, на котором читалась смесь боли и ненависти.
— Я видела, как он бежал по улице, а за ним гнались египтяне.
— Тут мы ничего не можем поделать, — сказал Таммуз, таща ее за собой тем быстрее, чем чаще переводил дыхание. — Или он сбежал, или его уже поймали. Нам нужно предупредить Треллу.
Эн-хеду поняла, что они сперва следовали тем же путем, каким явились сюда, потом направились к дому Эсккара.
Улица сделала крутой поворот, только один перекресток отделял их теперь от цели. Когда впереди показался дом Эсккара, у его ворот вдруг раздались звуки неистового сражения. Таммуз и Эн-хеду увидели, что полдюжины людей дерутся у входа во двор.
Таммуз устремился вперед, потом остановился, когда целый поток египтян налетел на них сзади, в спешке отшвырнув Таммуза и Эн-хеду в сторону. Таммуз прикрыл Эн-хеду своим телом и прижал ее к стене.
Оба они в ужасе наблюдали, как десятки чужестранных воинов с мечами в руках ринулись к дому Эсккара. Прежде чем Таммуз и Эн-хеду смогли прийти в себя, египтяне подбежали к дому и смяли аккадцев, защищавших жилище Эсккара.
Покинув свой дом незадолго до наступления темноты в сопровождении двух телохранителей, Кортхак прошел мимо женщины, которую его люди звали Эн-хеду, не взглянув ни на нее, ни на других торговок. Его глаза обшаривали улицу в поисках любой опасности, но он не увидел ничего необычного.
Теперь его больше не считали незнакомцем, и, когда он шел по извилистым улочкам Аккада, местный люд не обращал на него внимания. Некоторые бросали на него взгляды, не замечая длинного ножа, висящего на поясе под его одеждой.
Рыночная площадь была почти пуста, когда Кортхак прошел через нее, направляясь к речным воротам. По пути он встретил несколько аккадских воинов, по большей части невооруженных, ни один из них на него даже не взглянул. Теперь Кортхак хорошо знал их распорядок дня. Воины закончили свои дневные обязанности, пообедали в общей комнате воинских казарм и направлялись в свои любимые питейные заведения, чтобы насладиться несколькими часами безделья, прежде чем двинуться по постелям и уснуть.
Дойдя до речных ворот Аккада, Кортхак увидел, что они приоткрыты. Хотя и те и другие ворота Аккада должны были запираться с наступлением темноты, речные ворота часто оставались открытыми еще несколько часов. Стражники притворили только одну их половину. Люди продолжали входить и выходить, некоторые направлялись к реке, чтобы помыться, другие прогуливались вдоль берега или занимались личными делами.
Рядом с воротами горел сторожевой огонь, а возле связки факелов Кортхак заметил одного из своих четырех людей: тот сидел, прислонившись к стене, незаметный, как любой нищий.
Человек этот поднял руку в знак приветствия, и Кортхак кивнул. Сигнал означал, что люди готовы и заняли свои места. Кортхак продолжал идти, заметив, что только два стражника стоят в полуоткрытых воротах, наблюдая за входящими, чтобы убедиться, что в город не войдет незнакомец.
В сгущающейся темноте трудно было разглядеть все как следует, но Кортхак насчитал больше семи воинов, охраняющих ворота. Обычно речные ворота охранял наряд из десяти человек, но число их бывало разным, и Кортхак помнил ночи, когда на пост приходили всего пять воинов.
Не торопясь, он взошел по ступенькам на стену справа от ворот. Один из его телохранителей последовал за ним, тот, что нес самый длинный сверток. Второй остался внизу.
Наверху стояли на страже три воина, глядя вниз, на пристань и на тех, кто входил и выходил через ворота. Командир приблизился к Кортхаку. Приказы гласили, что никто, кроме воинов, не может подниматься на стену, но можно было сделать и исключение, тем более для богатого торговца, который желал посмотреть на реку и не возражал против того, чтобы расстаться с несколькими монетами.
— Приветствую, почтенный Кортхак, — сказал командир. — Чем могу помочь тебе этой ночью?
Последние несколько недель Кортхак поднимался по этим ступенькам по меньшей мере раз в день, как он объяснял, чтобы вознести молитвы речному богу. Каждая такая молитва, всегда короткая, заканчивалась тем, что он давал стражнику медную монету.
— Приветствую тебя и твоих людей, — с улыбкой ответил Кортхак. — Сегодня ночью я должен принести особый дар Энки, речному богу, чтобы поблагодарить его за хороший груз, который он мне нынче послал.
Кортхак кивнул своему телохранителю, и тот развязал сверток, который нес, перекинув через плечо. Потом Кортхак снова повернулся к стражнику.
— Может, ты сможешь помочь моему слуге?
Остальные два стражника, интересуясь, что это за новый ритуал, подошли ближе, в то время как телохранитель опустился на колени и развернул сверток. Кортхак встал за его спиной, держа руку на рукояти ножа. Когда одеяло раскрылось, Кортхак ударил, двигаясь так быстро, что успел проткнуть двух стражников, прежде чем те поняли, что произошло. При этом не раздалось ни звука, кроме их стонов. Командир стражи умер мгновение спустя, с выражением изумления на лице: телохранитель Кортхака подхватил меч с одеяла и воткнул этому человеку в живот. Тот умер, даже не протянув руку к своему мечу и, что важнее, не подняв тревоги.
Оттолкнув в сторону тела, Кортхак нагнулся и взял из рук своего телохранителя короткий лук, каким пользуются всадники. У него ушло всего одно мгновение, чтобы натянуть тетиву и наложить на нее стрелу. Но стрелять уже не было нужды.
Воины, охранявшие другую сторону ворот, были уже мертвы, сраженные египтянами, которые заняли место у подножия стены в тот самый миг, когда их предводитель взобрался наверх. Некоторые из убитых успели вскрикнуть, но громкого лязга оружия не послышалось.
И все же некоторые жители посмотрели в сторону ворот, с удивлением гадая, что же случилось. Но они были слишком сбиты с толку, чтобы понять, свидетелями чего они только что стали.
О них Кортхак не беспокоился. Было важно одно: сигнал тревоги не прозвучал, и один из его людей уже успел поднять и спрятать трубу.
Другие египтяне охраняли две улицы, ведущие от ворот, готовые остановить любого, кто ринулся бы к воинским казармам с предупреждением.
Кортхак перегнулся через стену и помахал луком. В такой темноте он плохо видел, но знал, что его люди ждут достаточно близко, чтобы увидеть сигнал и передать его Такани и людям Ариама.
Посмотрев вниз, в колодец ворот, Кортхак увидел, что остальные его люди двинулись, чтобы занять свои позиции, и разместились перед самой щелью между створками: они позаботятся о том, чтобы никто не попытался захлопнуть ворота.
В темноте он услышал приближающийся топот множества сандалий и посмотрел в сторону реки. Как только Кортхак увидел, что его люди бегут к воротам, он тут же начал спускаться со стены. Такани и Небиби провели в город первую группу без задержки. За ними бежали пятьдесят египтян и столько же рекрутов, направляясь к казармам.
Ариам, возглавлявший еще сорок человек, последовал за ними в ворота, помедлив только для того, чтобы Кортхак и шестеро его египтян пристроились рядом. Кортхак повесил на пояс меч и застегнул бронзовый шлем, и то и другое было взято из свертка, в который были замотаны мечи и лук.
Захватчики двигались мерной рысцой, достаточно резвой, чтобы быстро добраться до цели, но не настолько быстро, чтобы измучить людей.
Отряд Кортхака, состоящий почти из пятидесяти человек, направлялся прямо к дому Эсккара. Этот дом с его обитателями требовалось захватить без большой борьбы. Кортхак видел, что дом сильно укреплен. Даже пригоршня людей могла бы удерживать его некоторое время, если бы вовремя получила предупреждение. Отряду Кортхака предстояло пройти большее расстояние, чем Такани и тем людям, кто отправился к казармам, стоявшим ближе к реке, чем дом Эсккара. У этого дома будет занимать позицию Хатхор, получивший приказ ждать перед атакой как можно дольше, чтобы дать своему предводителю время добраться до места.
* * *
— Мы должны вернуться в пивную, — прошептала Эн-хеду. — Здесь мы ничего не можем поделать. А они могут начать на улицах повальную резню.
— Сперва я посмотрю, что там происходит. Я должен убедиться.
С башен дома доносились крики, но переговоры не продлились долго. Двадцать или тридцать человек, атакуемых впятеро большим врагом, не имели другого выхода, кроме как сдаться. Без оружия, еды и воды они не продержались бы долго. По настоянию Треллы они сложили оружие и покинули свои посты.
К тому времени Таммуз видел уже достаточно.
Когда кончается сопротивление, воцаряется ужас.
— Пошли отсюда, прежде чем начнутся грабежи.
Он поспешно потащил за собой Эн-хеду, крепко прижимая к боку нож. Но им не встретились люди Кортхака, и вскоре они добрались до заведения Таммуза, такого же темного, как все дома на этой улице. Никто не зажег даже самую маленькую лампу, боясь привлечь внимание новых господ.
Обеспокоенный Кури впустил Таммуза и Эн-хеду в пивную и закрыл за ними дверь на засов. Только слабое мерцание углей очага освещало комнату. Таммуз огляделся, но никого не увидел.
— Я выгнал всех вон и велел не возвращаться до утра, — сказал Кури. — У них будет много дел — хватать все, что они смогут украсть в этой неразберихе.
Глиняным черепком он поднял из гаснущего очага уголек и понес его в комнату Таммуза. Там он прикоснулся огоньком к фитилю масляной лампы, осторожно подул — и вспыхнуло крошечное пламя, достаточное, чтобы при его свете можно было увидеть ожидающего тут человека.
— Что там произошло? — Гат лежал поперек кровати Таммуза, держась одной рукой за бок, его голос был слабым и полным боли. Под рукой у него лежал окровавленный меч.
Эн-хеду прошла мимо мужчин, подняла лампу и поднесла ближе к Гату.
— Подержи лампу вот так, Таммуз, пока я осмотрю рану.
Приподняв одежду, она провела вдоль руки Гата и исследовала порез прямо над его бедром. Она лечила достаточно порезов и ссадин, пока жила у дубильщика, хотя и не таких глубоких, как этот.
— Кровь все еще идет. Рана на руке и на боку. Клинок, должно быть, прошел через руку насквозь.
— Рука не так хорошо прикрывает, как щит, — сказал Гат, вздрогнув от боли. — Просто перевяжи. Я должен идти… К своим людям.
— Ты не можешь никуда идти, Гат, — сказал Таммуз. Его голос хрипло прозвучал в маленькой комнате. — Треллу взяли в плен, казармы и все городские ворота захвачены. Все воины — пленники, кроме тех, что погибли. Аккадом правит Кортхак.
— Кортхак! Эта египетская собака…
— К рассвету половина людей Кортхака будет тебя искать. Симут, должно быть, получил приказ убить тебя, а вместо этого мы убили его и одного из его людей. Египтяне отомстят за это. Ты им нужен живым или мертвым.
— Так это был ты? Спасибо за тот удар, Таммуз, — сказал Гат. — Это Кури научил тебя драться?
— Поблагодари также Эн-хеду. Она спасла нас обоих.
Гат удивленно посмотрел на Эн-хеду, и Таммуз рассказал ему про битву и описал, как погиб Симут. Эн-хеду в это время промывала раны воина.
— Он может остаться тут, — сказал Кури. — Я имею в виду… Он сильно истекает кровью.
— Они будут искать повсюду, и тут тоже, — ответил Таммуз. — Мы должны найти для него другое место.
— Мы спрячем его здесь, на крыше, — сказала Эн-хеду.
Она разорвала пополам кусок ткани и повернулась к Кури.
— Помоги мне его приподнять.
Они приподняли Гата за плечи с постели настолько, чтобы Эн-хеду смогла подсунуть под него ткань. Она пустила в ход второй кусок льняной материи, чтобы сделать повязку толще, и крепко завязала ее вокруг талии. Потом перевязала руку Гата.
Выпрямившись, женщина посмотрела на Таммуза и Кури.
— Они будут искать здесь, но не поднимутся на крышу. Если нужно будет, мы сможем отвлечь тех, кто сюда придет, позаботиться, чтобы они осматривали здесь все слишком усердно. Гат сможет остаться наверху, в тайнике, весь день, или, по крайней мере, пока они не уйдут.
— Весь день на солнце? Да он спечется…
— Мы дадим ему одеяло, чтобы прикрыться, — сказала Эн-хеду. — И воды. Если повезет, они его там не найдут. После того, как они обыщут заведение, мы сможем спустить его вниз.
Эн-хеду посмотрела на Гата.
— Ему нужен лекарь, но с этим придется подождать, по крайней мере до следующей ночи.
— Мне приходилось бывать на солнце и раньше, — сказал Гат, поглядывая в тусклом свете то на одного, то на другого. — Еще один день меня не убьет.
Он засмеялся собственным словам и подавился смехом.
Крыша над их головами, довольно крепкая, была такого размера, чтобы там едва могли вытянуться два человека. Но то, что казалось концом крыши, было в действительности фальшивой стеной, скрывающей узкую нишу, где Таммуз, как и предыдущий хозяин заведения, мог временно прятать украденное добро. Гат с трудом сможет втиснуться в эту потайную дыру, но там он будет хорошо спрятан и никто его не увидит.
— Мы должны поднять его наверх до рассвета, чтобы никто не заметил, — сказал Таммуз. — Если его найдут…
— Вы с Эн-хеду должны куда-нибудь уйти, — сказал Кури. — Убраться из города. Я останусь с Гатом.
— Нет, мы никуда не уйдем, — решительно сказала Эн-хеду. — Почему мы должны бросать свое заведение? Это покажется им подозрительным. И тогда мы ничем не будет отличаться от тех, кто сбежит из Аккада. Мы будем говорить всем, как мы рады, что Кортхак захватил тут власть.
Таммуз уставился на нее. Он никогда еще не слышал, чтобы Эн-хеду говорила так твердо.
— Но мы не знаем, сколько людей у Кортхака. Они могут грабить и насиловать по всему городу, прежде чем уйдут.
— Они никуда не уйдут, — ответила Эн-хеду все так же убежденно. — Кортхак нанес бы удар еще несколько недель назад, если бы хотел разграбить город и сбежать.
— Если они останутся… женщин все равно будут насиловать… здесь не будет ни одного безопасного места…
Таммуз с беспокойством посмотрел на нее.
Эн-хеду прикоснулась к его руке.
— Поэтому мы с тем же успехом можем остаться и здесь.
— Я не буду смотреть, как тебя забирают эти люди, Эн-хеду. Клянусь…
— У нас есть ножи, — сказала она. — Если уж дело дойдет до такого.
— И мой старый меч, — сказал Кури, похлопав себя по поясу.
Они посмотрели друг на друга в скудном свете лампы. Эн-хеду положила руки на плечи мужчин.
— Значит, договорились. Мы останемся и будем ждать возвращения Эсккара. И мы выживем.
Задолго до полуночи сражение за Аккад было закончено. Кортхак чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы разместить половину своих людей у ворот и позволить остальным уснуть. Самый серьезный бой произошел в казармах. Несколько воинов ухитрились пустить в ход луки, и Такани потерял дюжину египтян, а у Ариама погибло почти двадцать людей.
Захват казарм и ворот, пленение Треллы — победа была полной.
Большинство аккадских воинов сидели в винных лавочках и пивных, а остальные были захвачены врасплох. Что не менее важно, в захваченных казармах находилось почти все оружие. Луки, мечи, ножи и топоры, которые требовались, чтобы защищать город.
Когда были захвачены казармы и дом Эсккара, оставшиеся воины двинулись к главным воротам, пытаясь сплотить там свои силы.
Некоторое время они защищали входы на сторожевые башни, но не было того, кто бы их возглавил, и этим воинам ничего другого не оставалось, как сдаться.
Некоторые спустились по стене и бежали в поля, но Кортхак не беспокоился о них. Утром Ариам пошлет охотиться за этими воинами своих людей.
С рассветом для Аккада началась новая эра.
Люди в страхе забились в свои жилища и не покидали их, в то время как головорезы Кортхака прочесывали улицы, грабили лавки и некоторые дома, поглощали вино и насиловали женщин. Позволив своим людям в качестве награды мародерствовать большую часть утра, Кортхак отдал приказ египтянам, и вскоре те навели порядок и среди местных жителей, и среди разбойников Ариама.
Перед полуднем начались казни. Все, кто оскорбил Кортхака во время его пребывания в городе, погибли, как и те, кто поднимали голос против своего нового правителя. Знать и ведущие торговцы, собранные на рыночной площади, под угрозой смерти — своей и своих семей — стоя на коленях, дали клятву верности Кортхаку. Он провозгласил ряд приказов, первый из которых велел всем немедленно сдать все оружие.
Каждый, пойманный с луком, мечом или просто владеющий ими, будет предан смерти. У каждого, кто будет говорить об Эсккаре и Трелле, будет вырван язык.
Жители начали приспосабливаться к своему новому месту в мире Кортхака.
Кортхак вернулся к дому Эсккара после полудня, усталый и голодный. Длинная ночь и беспокойное утро утомили его, но ему предстояло выполнить еще одну задачу. В сопровождении Ариама он поднялся по лестнице в покои Треллы. Его охранники расступились, когда он шагнул в спальню.
Аннок-сур и Трелла встали с кровати при его появлении, Аннок-сур обнимала Треллу за плечи. В комнате, казалось, было жарко, запах крови и страха все еще висел в стенах этого дома.
— Ты здорова, я надеюсь, госпожа Трелла?
Кортхак говорил приятным голосом, улыбаясь ее тревоге.
— Чего ты хочешь… почтенный Кортхак? Почему ты…
— Чего б я ни хотел, я это получу, госпожа Трелла, и больше ты не будешь задавать мне никаких вопросов. Ты теперь моя, так же как и Аккад. Следуй за мной.
Он вышел в первую комнату. Его люди вернули большой стол на прежнее место, и Кортхак встал рядом с ним. Трелла двинулась к нему и остановилась за порогом рабочей комнаты, Аннок-сур — на шаг позади нее.
— Иди сюда. Встань на колени перед своим господином.
Трелла заколебалась.
— Почтенный Кортхак…
Быстро шагнув вперед, он схватил Треллу за волосы и рванул к столу. Прижав ее к столешнице, он ударил ее по лицу.
— Ты моя рабыня, Трелла, и будешь ею до тех пор, пока я захочу сохранить тебе жизнь, и ты будешь называть меня «господин». Понимаешь?
Он поднял руку к ее щеке, и Трелла кивнула.
— Да… господин.
Аннок-сур шагнула к рабочую комнату, но Кортхак круто повернулся, оказавшись к ней лицом к лицу.
— Я не давал тебе позволения трогаться с места, — он повернулся к Ариаму: — Убей ее, если она покинет спальню.
— Оставайся в комнате, Аннок-сур, — сказала Трелла. — Не позволяй…
Кортхак снова повернулся к ней:
— Больше ты не отдаешь приказов никому.
Он снова ударил ее, на этот раз сильнее; кровь закапала с ее губ, и Трелла соскользнула на колени — из-за удара и потому, что он приказал ей это сделать.
— Если ты снова самовольно заговоришь или не послушаешься моего малейшего приказа, я вырежу ребенка из твоего тела и брошу его в огонь.
Кортхак улыбнулся, когда Трелла потянулась было вверх, но осталась стоять на коленях. На мгновение он почувствовал искушение заставить ее ублажить его прямо здесь и сейчас. Это было бы самым унизительным наказанием для нее — проделать такое в комнате, полной незнакомцев. Но с этим можно было и подождать, и Кортхак сейчас слишком устал, чтобы как следует насладиться. Кроме того, каждый последующий день будет прибавлять ей унижения.
— Держите ее в этих комнатах. Дверь должна оставаться открытой. Она не должна никого видеть, не должна ни с кем говорить. Если она будет жаловаться или доставит вам любое неудобство, убейте при ней ее слуг, одного за другим, начиная с Аннок-сур.
Посмотрев вниз, на Треллу, Кортхак заметил вокруг ее шеи тонкую полоску кожи. Он потянул полоску к себе, подняв золотую монету, скрывавшуюся между ее грудей.
— Тебе больше не понадобится золото, госпожа Трелла.
Быстрым движением он сорвал лопнувший шнурок и поднес монету к глазам. Это была самая простая монета, со знаком Никара и с маленькой бороздкой.
Кортхак швырнул монету одному из своих людей. Ему доставило удовольствие забрать монету у Треллы. Очевидно, эта вещица была для нее чем-то особенным, и теперь она лишилась и ее тоже. Вскоре она поймет, что у нее нет ничего и что сама она — ничто.
Кортхак протянул руку и провел пальцами по волосам Треллы, наслаждаясь их мягкостью. Постепенно хватка его руки усилилась, он запрокинул голову Треллы назад; волосы были оттянуты с ее лица, глаза стали огромными от страдания. Когда Трелла начала задыхаться от боли, Кортхак разжал пальцы, потом нежно откинул с ее глаз несколько выбившихся прядей. Да, она доставит ему массу удовольствия, прежде чем он с ней покончит.
Трелла сидела на кровати, пытаясь собраться с мыслями.
Меньше чем за один день Кортхак захватил Аккад и сделался правителем города. Он убил, взял в плен или заставил скрываться могучих лучников Аккада. Она стала пленницей и, что еще того хуже, рабыней, только на сей раз она носила ребенка, который должен был появиться через несколько месяцев.
Последнее послание от Эсккара пришло три дня назад, и в нем снова говорилось, что он собирается на некоторое время задержаться на севере.
Трелла гневно сжала кулаки, взбешенная тем, что ее муж развлекается в Биситуне, в то время как Аккад и она попали в руки Кортхака. Как он осмелился бросить ее вот так! Он должен был вернуться еще несколько недель назад, чтобы ее защитить! Ей хотелось… Нет, ей нужен был Эсккар, нужен, чтобы спасти ее и их еще не рожденного ребенка.
Мысль о том, что Эсккар может бросить их на произвол судьбы, отвернуться от нее и Аккада, пугала Треллу.
Она подумала о новой женщине Эсккара и разъярилась еще больше. Может, он предпочтет новую жизнь со своей наложницей, предпочтет избежать боя и останется жить на севере?
Это мысль долго терзала Треллу, пока она не обуздала свои чувства.
Нет, решила она. Эсккар не бросит ее. Хотя бы из-за одного своего варварского представления о чести он вернется, чтобы уничтожить Кортхака за то, что тот натворил. Если Эсккар еще жив.
Трелла покачала головой. Если он погиб, без него не будет надежды спастись от судьбы, которую Кортхак уготовил ей и ее ребенку. Она должна была верить в то, что Эсккар уцелеет, что он придет за ней. Она могла цепляться за эту надежду.
— Мы должны послать весть Эсккару, — прошептала Трелла сидящей рядом Аннок-сур. — Ему нужно знать, насколько сильное войско собрал Кортхак.
— Не забывай, Бантор должен прибыть со дня на день. Вместе они…
— Кортхак не боится ни Эсккара, ни Бантора, Аннок-сур. Ты видела, сколько у него людей? Я сосчитала всех, кого могла, когда они привели меня к воротам. У него, должно быть, по меньшей мере сто пятьдесят человек, может быть, даже двести. Более чем достаточно, чтобы контролировать город и остановить любого, кто попытается восстать против него. Только Эсккар сможет поднять людей на сопротивление.
— Если он еще жив, — сказала Аннок-сур.
— Он должен быть жив, иначе мы все погибли, — ответила Трелла. — Кроме того, как его могли убить в Биситуне, где его окружают воины и охраняет Гронд?
— И Кортхак, и Ариам сказали, что Эсккар мертв.
— А ты им веришь? Они ведь не представили никаких доказательств.
Ее же собственный вопрос заставил Треллу замолчать и задуматься. Доказательством могла послужить голова Эсккара или показания дюжины людей, видевших его смерть. Она не торопясь пыталась вспомнить точные слова египтянина и сравнить их с тем, что подслушала из хвастовства Ариама. Кортхак заявил, что его люди сразили Эсккара на улицах Биситуна, но Ариам сказал, что Эсккар и его люди погибли в бою. Эта маленькая разница могла ничего не значить, но Трелле нужно было что-нибудь, что подарило бы ей надежду.
— Кортхак знает, что Бантор возвращается, — сказала Трелла. К ней снова возвращалась ясность мысли. — Ариам взял всех лошадей, каких сумел найти, и поскакал на юг. Они встретят людей Бантора в пути, задолго до того, как те появятся здесь.
— У Бантора много людей, тренированных людей. Их не так легко будет победить.
Трелла покачала головой.
— Нет, у Кортхака должен быть какой-то план. Если они победят отряд Бантора или просто прогонят прочь, Кортхак сможет обратить все свое внимание на север. Он разобьет силы Эсккара отряд за отрядом. Вот каков его план.
Она взяла Аннок-сур за руку.
— Я боюсь за твоего мужа.
— Ариам убедится, что убить Бантора трудней, чем кажется. Бантор ненавидит Ариама еще с… с прежних дней, когда тот был начальником стражи.
Она обняла Треллу.
— И Эсккара тоже нелегко будет остановить.
— Я хотела бы, чтобы Эсккар вернулся, но… Лучше бы ему оставаться на севере. Там безопаснее.
Обе женщины помолчали. Их жизнь зависела от того, проживут ли их мужья достаточно долго, чтобы их спасти.
— Мы что-нибудь сможем сделать, Трелла? Я имею в виду, можем ли мы как-то убить Кортхака?
— Даже если бы мы смогли, его египтяне разорвали бы нас на куски, а потом перерезали бы половину жителей города. Он будет под любым предлогом меня избивать, и он ищет любой повод прикончить тебя, чтобы заставить меня его бояться. Ты не должна давать ему такого повода. Что бы он ни делал со мной, веди себя тихо. Не провоцируй его. Мне нужно, чтобы ты осталась в живых. Пообещай мне это.
— Ты знаешь, что он будет с тобой творить. Он захочет показать всему Аккаду, что ты теперь принадлежишь ему, что ты всего лишь его рабыня.
Трелла дотронулась до своего опухшего лица, все еще чувствуя жжение на щеке, по которой ударил Кортхак.
— Чего бы Кортхак от нас ни хотел, мы будем это делать. Нам нужно остаться в живых, по крайней мере, пока. Через несколько дней, если мы выясним, что все безнадежно, я попытаюсь его убить…
— Он будет управлять тобой с помощью твоего ребенка.
— Ребенку суждено умереть. Я это знаю. Кортхак не захочет оставлять в живых того, кто будет напоминать людям об Эсккаре и обо мне, — Трелла покачала головой, подумав об этом. — Я сама убью свое дитя, если дело до этого дойдет.
Она взяла Аннок-сур за руку.
— Ты тоже умрешь. Кортхак наверняка знает о том, что ты помогала собирать сведения о нем. Как только он подумает, что ему ничто больше не угрожает, мы станем ему не нужны, — Трелла пожала плечами.
— У меня есть родильный нож, Трелла, если дело дойдет до этого. Хотя я предпочла бы перерезать этим ножом горло Кортхака.
Во время разговора Трелла заметила, что Аннок-сур сунула внутрь лампы маленький ножик. Но этот крошечный инструмент, особый дар Друсалы, предназначался для того, чтобы перерезать пуповину, и имел лезвие не длиннее пальца Треллы.
— Не слишком грозное оружие против Кортхака, — сказала Трелла, — хотя и оно может сослужить службу, чтобы покончить с собой. Храни этот нож, Аннок-сур. Может, нам придется пустить его в ход против самих себя. А до этого дня мы будем слушаться своего хозяина. Мы должны остаться в живых, хотя бы ради ребенка, и дать Эсккару время собрать войска. Пока мы будем во всем слушаться Кортхака, пока он думает, что мы нужны ему, он оставит нас в живых — еще на некоторое время.
— Итак, пресмыкаемся перед египтянином.
— Пресмыкаемся, Аннок-сур.
Трелла по привычке потянулась к монете, которую носила на шее с тех пор, как Эсккар ее подарил. Он называл эту вещь «твоя монета свободы». Теперь монета исчезла, отданная другому, а вместе с ней исчезла и свобода Треллы.
— Мы пресмыкаемся и ждем.
