Книга: Грозовой щит
Назад: Глава 28 Троянская конница
Дальше: Глава 30 Храм Неизвестного

Глава 29
Сироты в лесу

Шесть дней армия Гектора двигалась на юг по Родопским горам. Путешествие было долгим и опасным. Где-то позади разыскивала их армия идоноев. Впереди была широкая река Нестос, где отряды Фессалии и вторая армия идоноев выступали против Реса у Каллироса. Все знали, что состоится большая битва, как только на горизонте покажется город.
Теперь у троянской армии не было поставок продовольствия. Порции стали небольшими, отряды охотников отправлялись каждый день на поиски оленей и дичи. Даже когда охота была удачной, добычи было слишком мало, чтобы накормить три тысячи человек.
Банокл, который сидел на новой лошади — серой, пятнистой, со злым взглядом, ехал с Урсосом и двадцатью другими всадниками впереди основного войска, разведывая местность. Длинные копья остались теперь позади, и всадники были вооружены мечами и фригийскими луками. Им был дан особый приказ: избегать прямого конфликта и незаметно от врага послать всадника с сообщением.
Урсоса поставили во главе отряда, и возложенная ответственность сделала его мрачным. Его настроение не улучшилось от того, что Банокл постоянно называл его стратегом; это прозвище быстро подхватили и другие всадники.
Ближе к полудню молодой всадник по имени Олганос увидел дикую свинью в зарослях. Он, Джустинос и Скорпиос бросились преследовать ее. Урсос приказал остановиться, пока продолжалась охота, остальные члены отряда заехали в заросли, спешились. Они не заметили признаков присутствия врага, хотя чуть раньше встретили несколько лесников, которые бросали бревна в реку. Эти люди были из племени киконов, они сказали Урсосу, что спрятались от идоноев, которые проехали два дня назад.
Олганос и охотники вернулись с добычей, принеся мертвую свинью. Это было костлявое, тощее животное, но они выпотрошили его, разделили на части, разожгли костер, установили вертел и стали ждать, когда будет готово.
Банокл подошел к деревьям и сел, осматривая земли, лежащие на юге. Местность была зеленой с выступающими холмами и лесистыми равнинами. «Хорошая сельская местность», — подумал он. Не похожа на иссушенную солнцем ферму, где он родился и где его семья зарабатывала себе на жизнь, вечно голодая. Он представил себе дом на склоне холма внизу. Поблизости бежал ручей. Летом всегда можно найти холодную воду, легкий ветерок дует среди деревьев. Здесь можно было бы выращивать лошадей, свиней или овец. Возможно, всех вместе. Он задумался на тем, захочет ли Рыжая жить в горах, вдалеке от города.
Затем великан увидел дым на горизонте, огромные столпы поднимались из-за далеких холмов.
Банокл вскочил на ноги и позвал Урсоса. Предводитель отряда подошел и встал рядом с ним, молча глядя на дым.
— Ты думаешь, пожар в лесу? — спросил он наконец. Великан пожал плечами.
— Возможно. Я не знаю, что за этими холмами.
Собрались и другие всадники. Олганос, юноша с ястребиным носом и черными кудрявыми волосами, озвучил беспокойство, которое ощущали все.
— Если верить фракийским разведчикам, мы должны добраться до Каллироса к завтрашнему дню. Что если это город горит?
— Не говори так! — зашипел Урсос. — Если Каллирос пал, мы все погибли.
— Говори за себя, стратег, — возмутился Банокл, — я обещал Рыжей вернуться, и негодные идонои не помешают мне. И другие ублюдки из другой мерзкой страны.
— Разум философа, язык поэта, — улыбнулся молодой Олганос. — Есть ли предел твоим талантам?
Банокл не ответил ему. Далекий дым испортил ему настроение.
Вернувшись к деревьям, люди съели свою порцию жареной свинины, затем сели на лошадей и продолжали путь на юг.
Они ехали осторожно, небольшими группами, потому что местность была испещрена неожиданными ямами, оврагами и рощами, где могли спрятаться вражеские воины. У некоторых всадников были в руках луки, стрелы вложены в тетиву. Банокл, который был не очень умелым лучником, оставался начеку, готовый направить свою лошадь в ту сторону, откуда появится враг.
Близился закат, когда они поднялись вверх по склону последнего холма. Урсос дал команду остановиться перед вершиной холма; они спешились и стали осторожно подниматься. Их худшие опасения оправдались. Внизу горела крепость Каллироса, и они могли видеть, как враги выносили добычу за стены города. У большого костра великан заметил группу воинов с длинными копьями в руках, на которых были нанизаны головы. Вокруг этой чудовищной картины радостно кричала толпа, размахивая в воздухе мечами. Банокл осмотрел открытую местность возле восточной стены. Можно было разглядеть несколько тысяч воинов. Еще больше было внутри города, другие, видимо, расположились лагерем у западной стены вне поля зрения. На реке стояло множество кораблей. Урсос подошел к великану.
— Сколько здесь, по-твоему, человек? — спросил он. Банокл пожал плечами.
— Примерно от десяти до пятнадцати тысяч. Многие из них не идонои. Никакой раскраски. Я бы сказал, что это фессалийцы или македонцы.
Урсос тихо выругался.
— Посмотри на реку. Еще галеры. Если они собираются перегородить Геллеспонт, мы не попадем домой, даже если доберемся до переправы у Карпеи.
— Ну, бесполезно сидеть здесь, — вздохнул великан. — Нам нужно возвращаться.
Урсос снял шлем и пробежал пальцами по своим длинными черным волосам.
— Гектор должен знать, когда они снова выступят и в каком направлении отправятся. Они могут пойти на восток, чтобы перекрыть нам отход, или на север, чтобы встретить нас в горах.
— Или в обе стороны, — заметил Олганос, который слушал их разговор.
— Да. Или в обе стороны.
— Где-то позади нас есть еще одна армия идоноев, — вспомнил Олганос.
Урсос повернулся к Баноклу.
— Ты останешься здесь вместе с пятью всадниками и будешь наблюдать, куда отправится армия неприятеля. Я поеду с остальным отрядом назад к Гектору и остановлю наступление. Как только армия выступит, поезжай на север, чтобы присоединиться к нам как можно быстрее.
— Почему бы не остаться тебе? — спросил Банокл.
— Потому что я — ублюдочный стратег, как ты не устаешь повторять. Я оставляю тебя главным, Банокл. Не делай ничего необдуманного. Просто собирай сведения и уезжай, как только все выяснишь.
— А ты не хочешь, чтобы мы напали на крепость и вернули ее?
— Нет, не хочу. — Урсос вздохнул. — Просто позаботься о себе. — Затем он повернулся к Олганосу: — Ты остаешься здесь как второй начальник отряда.
— Второй начальник отряда из пяти человек? Я не уверен, что смогу справиться с такой ответственностью.
— А я уверен, что не сможешь, — возмутился Урсос. — Но ты быстро соображаешь, — добавил он более спокойно, — и у тебя есть выдержка. Я оставлю Энниона, Скорпиоса, Джустиноса и Керио с тобой. Есть вопросы?
Банокл задумался. Керио был смутьяном, хитрым парнем, который постоянно пытался вывести его из себя. Но он был хорошим воином и прекрасным лучником.
— Никаких вопросов, Урсос, — сказал он.
— Ты, наверное, захочешь поменять лошадь Энниона, — вмешался Олганос. — Она старше и медлительней, чем остальные, а нам завтра, возможно, понадобится скорость.
— Хорошая мысль, — согласился Банокл. — Мне всегда нравилось, чтобы кто-то рядом со мной думал.

 

Над лесом высоко стояла луна, но Скорпиос не мог уснуть. Он пережил достаточно сражений и войн и теперь жалел всем сердцем, что сбежал с фермы своего отца и присоединился к армии. Он все еще помнил солнечное утро два года назад, когда в деревню прибыл воин, набирающий рекрутов, его доспехи и шлем сверкали в солнечных лучах. Тогда он показался Скорпиосу самым красивым мужчиной, которого он когда-либо видел в своей жизни. Декеарх спешился на рыночной площади и собрал там людей.
— Ваш народ воюет, троянцы. Есть ли среди вас герои?
Скорпиос, хотя ему тогда было всего четырнадцать, вышел вперед с другими мужчинами и слушал, как воин рассказывал о зле, творимом микенцами: они подослали убийц к жене Гектора. Скорпиос никогда не бывал в Трое, но он слышал о Великом хозяине войны и его госпоже Андромахе, которая спасла царя Приама, застрелив убийцу из лука. Для Скорпиоса имена великих людей звучали тогда словно имена богов, и он, открыв рот, слушал о Золотом городе и призывы встать на его защиту.
Тогда ратное дело казалось юноше более благородным делом, чем привычные занятия: ухаживать за скотом, стричь овец или отрезать головы курицам. Декеарх сказал, что только мужчины, достигшие пятнадцати лет, могут записаться в армию, но Скорпиос был достаточно высоким для своего возраста, поэтому он вышел вперед вместе с двадцатью другими юношами. Военачальник пообещал им, что они станут хорошими воинами, которыми он будет гордиться. Отец никогда не говорил сыну, что гордится им. Чаще всего он употреблял такие слова, как «ленивый», «неповоротливый», «легкомысленный» и «никчемный».
Два года спустя слова начальника уже не так ласкали слух. Скорпиос видел, как покалечили четырех его друзей, а пятерых убили. Остальные были разбросаны по троянским отрядам. В шестнадцать лет юноша стал умелым бойцом, который ловко обращался с луком и мечом. Он был дважды ранен и теперь молился каждый день, чтобы великая богиня помогла ему вернуться на ферму отца, где он с радостью будет собирать навоз всю оставшуюся жизнь.
Скорпиос услышал тихий храп, сел и посмотрел туда, где под ветвями дерева спал Банокл. Этот человек был совершенно бесстрашным. Юноша чувствовал, что храбрость этого великана должна взывать к его собственной смелости, но на самом деле все было по-другому. Чем спокойней вел себя Банокл во время сражения, тем больше Скорпиос волновался и представлял себе, как он лежит на поле битвы с кишками в руках.
Он увидел, что Джустинос сидит в лунном свете, медленно соскребая волосы с головы маленьким бронзовым ножом. Скорпиос осмотрел весь лагерь. Эннион и Олганос отсутствовали, но худой рыжеволосый Керио был поблизости. Юноше не нравился вечно ноющий Керио, но он был смелым воином и хорошим товарищем во время боя.
Керио ловко поднялся на ноги, пошел и сел рядом с Джустиносом и Скорпиосом.
— Послушайте, как он храпит, — прошептал он голосом, полным презрения. — Как Урсос мог оставить главным его? У моих собак дома больше мозгов, чем у него.
Джустинос пожал плечами и продолжил брить голову. Скорпиос посмотрел на Керио:
— Ты шепчешь, только пока он спит.
— Ты называешь меня трусом, маленький педик?
— Он просто делает наблюдения, — спокойно заметил Джустинос.
— О, теперь ты будешь говорить за него, да?
Скорпиос хотел защитить себя, но юноша боялся Керио. Было что-то такое в этом человеке, в его глазах. Он молчал. Джустинос закончил бриться и убрал свой нож в маленькие ножны на поясе.
— Знаешь, Керио, — сказал он ровным и будничным тоном, — ты мне никогда не нравился. Выбирая между тобой и Баноклом, я всегда отдам предпочтение службе под его началом. А выбирая между тобой и одной из собак, о которых ты рассказывал, я выберу собаку.
Теперь настала очередь Керио молчать. Бросив убийственный взгляд на Скорпиоса, он отошел в другой конец лагеря и сел, прислонившись спиной к дереву.
— Плохо иметь такого врага, — вздохнул Скорпиос.
— Нет таких врагов, которых хорошо иметь, мальчик, — мрачно заметил Джустинос. — Я видел, как ты сражаешься. У тебя нет причин бояться его.
Юноша попытался скрыть свое смущение:
— Я не боюсь.
Джустинос пожал плечами и потянулся. Скорпиос вздохнул:
— Вообще-то, боюсь. Во время битвы, когда ты сражаешься с товарищами, все по-другому. Но Керио, я боюсь, что он во сне перережет мне горло.
Джустинос кивнул.
— Я знаю, о чем ты говоришь, но я не верю, что Керио плохой. У него просто горячая голова. Правда в том, что он боится, как и остальные. Эта страна — смертельная ловушка для нас.
— Ты боишься?
— Да.
— А Банокл? Ты думаешь, он боится?
Джустинос усмехнулся.
— Ты, как и я, отлично знаешь истории, которые рассказывают о нем. Спас дочь царя от пиратов, защитил госпожу Андромаху от убийц. Это делает его особенным. Но отчего действительно захватывает дух, так это от того, что он женился на Рыжей толстушке, самой ужасной шлюхе в Трое. Мужчина, который способен совершить такое, ничего не боится.
Через деревья к ним подошел воин Эннион, он сбросил лук и колчан со стрелами на землю, а сам сел рядом с товарищами. Сняв шлем, он зевнул.
— Я мог бы проспать целый месяц, — сказал он. — В глаза словно насыпали песка.
Почесав свою черную бороду, он растянулся на земле.
— Видел что-нибудь? — спросил его Скорпиос.
— Многие бегут на восток, а город все еще горит. Я буду рад сам отправиться на восток завтра утром. Теперь, когда Каллирос пал, мы поедем домой. Парень, это хорошая новость для меня.
— Ты не думаешь, что Гектор попытается отвоевать город? — настойчиво продолжал расспрашивать юноша.
Эннион сел и выругался.
— Зачем ты подал мне эту мысль? Я теперь не засну.
— У нас недостаточно людей, чтобы брать город, — сказал Джустинос. — Поэтому спокойно отдыхай. Завтра посмотрим, в какую сторону отправится враг, и поскачем обратно к армии. Затем в Карпею — и домой.
— Пусть Зевс услышит эти слова и исполнит их! — воскликнул Эннион. — Кто из вас пойдет сменить Олганоса?
— Я пойду, — предложил Скорпиос. — Я все равно не могу заснуть.
В этот момент они услышали крик ребенка, который эхом разнесся по лесу. Банокл тотчас проснулся и встал, вытащив свой меч. Джустинос схватил шлем и надел его. Скорпиос поднялся на ноги вместе с Эннионом и Керио.
Олганос выбежал из-за деревьев. Банокл пошел навстречу ему, вокруг них собрались другие воины.
— Военный отряд идоноев, — прошептал Олганос. — Десять человек, может быть, больше.
— Берите луки, — приказал великан.
— Урсос приказал избегать столкновений, — заметил Керио.
— Да, это так, — согласился Банокл. — Спасибо, что ты напомнил об этом. Теперь возьмите свои проклятые луки, и посмотрим, с чем нам предстоит встретиться.
С этими словами он пошел через лес. Скорпиос побежал обратно и взял свой лук и колчан со стрелами. Затем он бросился вслед за Баноклом.

 

Яркие звезды освещали лес, когда старшая няня, Мирина, отошла от спящих детей. Рядом с опустевшей хижиной лесоруба, в которой они прятались, была река, и она направилась к берегу. Из-за боли в распухших коленях ей было трудно наклоняться и пить, но она нашла старую чашу в хижине и опустила ее в реку. Вода была холодной и освежающей, и она жадно напилась. Проведя пальцами по своим седым волосам, няня стерла остатки сажи, которые еще были там.
В ярком лунном свете Мирина увидела, что ее одежда обгорела сбоку и на руках были ожоги.
Мирина ничего не знала об осадах и битвах, но она слышала, как стражники во дворце хвастались тем, что они могли продержаться много месяцев. Она верила им. А почему бы и нет? Они были воинами и понимали в ратном деле.
Затем пламя охватило деревянные строения, и неприятель проник в город Каллирос, пронзительно выкрикивая свои боевые кличи. Мирину охватила дрожь при этом воспоминании. Во дворце воцарилась паника. Молодой царь — ее любимый Рес — повел в наступление свою царскую охрану. Его слуга, старый Полохос, приказал Мирине отвести царских детей на запад города, в лачуги.
Но свирепое пламя уже добралось до Нижнего города, и Мирине пришлось идти северными улицами. Она несла трехлетнего царевича Обаса и держала за руку его старшего брата, двенадцатилетнего Перикла. Повсюду царила паника, воины бегали по объятым пламенем улицам, а испуганные жители города устремились к Восточным воротам и вон из города. Мирина упорно шла на север. Затем она увидела сражающихся людей и поняла, что к лачугам пути не было.
Не зная, что делать, старая няня решила покинуть город через Северные ворота и спрятаться в лесу, пока битва не закончится. В тот момент это казалось разумным. Царь Рес скоро уничтожит этих подлых захватчиков, а завтра она сможет вернуться с детьми во дворец. Но, стоя на холме в лесу, Мирина с детьми видели, как распространяется огонь, как вражеская конница проскакала через задние ворота и напала на спасающихся бегством жителей города. Началась резня, и Мирина увела детей глубже в лес, чтобы они не видели убийств.
Маленький золотоволосый Обас заплакал. Огонь и крики на поле сражения испугали его, но Перикл утешил его. Он был сильным мальчиком и похож на своего отца — темноволосый и темноглазый, с серьезным выражением лица. Обас был больше похож на свою мать, милую Асирию, которая умерла во время родов прошлым летом.
— Я хочу домой, — заныл Обас. — Я хочу к папе!
— Папа сражается с плохими людьми, — объяснил ему Перикл. — Мы пойдем домой, когда он победит их.
Даже отсюда, из лесу, Мирина могла разглядеть в отдалении пламя, охватившее город. Глубоко в душе она знала, что Рес не победит врага. Няня хорошо понимала, что молодой царь не станет спасаться бегством, пока его народ в опасности. Рес был слишком храбрым для этого. Это означало, что ее милый мальчик погибнет. У нее потекли слезы, но она смахнула их и постаралась придумать, что ей делать дальше. Куда им идти?
Сердце у нее сжалось от страха. У них нет еды, денег, с такими опухшими коленями далеко не уйти. Враги будут обыскивать город в поисках детей царя, полные решимости уничтожить царский род.
Уничтожить царский род.
При мысли о Ресе у нее снова заболело сердце. Ветер раскачивал деревья, и Мирина посмотрела вверх на яркую луну, вспоминая тот день, когда ее впервые привели в царские покои. Это было так давно… Ей сказали, что маленький Рес — непослушный ребенок и с ним нужна строгость. Царь Эионей велел ей бить его палкой, если он не будет ее слушаться. Мирина никогда этого не делала. С первой минуты, как она увидела его, она полюбила мальчика. Некрасивая, коренастая Мирина никогда не пользовалась успехом как женщина и приговорила себя к одинокой жизни на службе у царя. С маленьким Ресом она узнала все радостные и горестные минуты материнства. Женщина наблюдала, как он превращался из худощавого мальчика в прекрасного юношу, а затем — в сильного мужчину. Даже став царем, когда на его плечи легли государственные обязанности, он улыбался, увидев ее, и обнимал. Когда родился его первый сын, Перикл, Рес привел Мирину во дворец, чтобы она ухаживала за ним. И это была вторая огромная радость в ее жизни, потому что Перикл был похож на своего отца. Если бы не приближающаяся старость, няня подумала бы, что этих лет не было, она молода и снова стала матерью.
Даже война и сражения не омрачили ее счастье. Во дворце царили мир и безопасность, как это было всегда.
До сегодняшнего дня.
Услышав какой-то шум позади себя, она обернулась, и ее сердце пронзил страх. Но это был не враг, а молодой Перикл. Сын царя присел на корточки рядом с ней. Она тотчас наполнила треснувшую чашу водой и протянула ему.
— Что нам делать, господин? — спросила она его. Сказав это, Мирина устыдилась собственных слов. Да, он обладал острым разумом, как у хищного ястреба, но он был всего лишь мальчиком. Старая няня увидела, что его лицо исказилось, а темные глаза расширились от страха.
— О, прости, дорогой! — воскликнула Мирина. — Я просто думаю вслух. Все будет хорошо. Я знаю!
— Мой отец мертв, — сказал Перикл. — Хорошо уже не будет, Мирина. Теперь они придут за нами, за Обасом и за мной.
Мирина не знала, что на это ответить, и его слова наполнили ее ужасом. Темнота вокруг них теперь казалась полной угрозы, а шум ветра в ветвях — жутким и страшным.
— Мы спрячемся в лесу, — предложила она. — Это большой лес. Нас… нас не найдут.
Периклос обдумал ее слова.
— Они предложат золото любому, кто сможет нас поймать. В лес придут охотники. Мы не можем оставаться здесь. У нас нет еды.
Голос ребенка нарушил тишину ночи.
— Перикл! Перикл! — закричал маленький Обас, выбегая из старой хижины. Старший мальчик подбежал к нему и встал на колени рядом.
— Ты не должен так шуметь, — сурово предупредил он брата. — Плохие люди найдут нас, если ты будешь кричать.
— Я хочу к папе! Я хочу домой!
— Плохие люди в нашем доме, Обас. Мы не можем вернуться домой.
— Где папа?
— Я не знаю.
Мирина с трудом встала и подошла к мальчикам. В это время она услышала сзади какой-то шум. Перикл быстро встал и огляделся.
— Это папа! Это папа! — закричал Обас.
Из зарослей вышли три человека. Они были высокого роста, с заплетенными светлыми волосами, с раскраской на лицах. Мирина бросилась к детям, взяла на руки Обаса и прижала его к себе. Перикл стоял на месте, глядя на людей из племени идоноев и на длинные мечи в их руках. Их одежда была в крови.
— Оставьте нас! — закричала Мирина. — Уйдите!
Еще семь войнов с суровыми лицами и жестокими глазами показали из темноты.
Мирина попятилась к хижине. Предводитель идоноев внимательно посмотрел на Перикла.
— Ты похож на своего отца, — сказал он. — Твоя голова будет красоваться на копье рядом с ним.
Обас начал плакать, и няня погладила его по спине.
— Хватит, хватит, малыш! — воскликнула она. — Хватит, хватит.
Воин подошел к Периклу и поднял свой меч. Мальчик стоял неподвижно, дерзко глядя на него.
— Делай свое подлое дело, трус! — бросил он. И тут в тишине раздался еще один голос:
— Не удивительно, что эти негодяи раскрасили себе лица. Самые уродливые ублюдки, которых я когда-либо видел.
Мирина повернулась и увидела сильного мужчину в сверкающих доспехах, который вышел из леса позади хижины. У него в руках был короткий меч.
Воины-идонои повернулись к нему и подняли оружие.
Незнакомец остановился в пятнадцати шагах от предводителя идоноев.
— Ну? — потребовал он ответа. — Почему вы стоите здесь? Во имя Ареса, вы такие же слабаки, как и уроды?
С яростным криком идонои бросились на воина, но в этот момент показались его люди.
К удивлению Мирины, незнакомец внезапно упал на одно колено. Воздух рассек град стрел, которые вонзились в нападающих. Четверо упали, двое других, шатаясь, попятились назад. Воин в сверкающих доспехах встал на ноги и бросился на остальных идоноев. Бой был коротким и кровавым. Незнакомец налетел на воинов, размахивая мечом. Предводитель упал на землю, из горла у него полилась кровь. Двое других погибли от стрел. Последний идоной повернулся и побежал.
Из-за деревьев выскочили два всадника с луками в руках и бросились вдогонку за убегающим идоноем.
Мирина почувствовала слабость и головокружение. Она попыталась опустить на землю Обаса, но мальчик стал цепляться за нее. Поэтому она с ребенком на руках села на землю, вскрикнув, когда ее левое колено пронзила боль.
Воин в сверкающих доспехах прошел мимо нее, туда, где один из раненых идоноев пытался отползти к деревьям и вонзил свой короткий меч ему между лопаток.
Показались трое других воинов, также вооруженных. Мирина наблюдала за тем, как один из них подошел к человеку, который спас их.
— Нам было приказано избегать столкновений, — сказал он, снимая свой шлем. Воин был молодым, с темными кудрявыми волосами.
— Во имя богов, Олганос, это было не сражение! Это была… перестрелка!
— Перестрелка или нет, но теперь нам грозит опасность.
— Ты жалеешь о том, что спас детей?
— Нет, конечно нет. Я рад, что они остались в живых. Но я еще больше рад, что мы живы. Тебе хорошо известно, что мы не должны высовываться. Если бы один из них скрылся, нам бы пришлось бежать, тогда мы бы не смогли выполнить наше задание. И это задание имеет больше значения, чем жизнь двоих детей.
Банокл увидел, что старая женщина смотрит на них испуганными глазами. Оставив Олганоса, он подошел и сел на корточки рядом с ней. Когда он это сделал, круглолицый светловолосый ребенок у нее на руках начал выть.
— Во имя Ареса, мальчик, ты производишь больше шума, чем кастрированный осел, — заметил Банокл.
— Мой брат очень маленький, он очень испуган, — вмешался темноволосый юноша.
Великан встал и повернулся к парню:
— А ты не боишься?
— Я тоже боюсь.
— Очень разумно с твоей стороны. Сейчас страшные времена. Мне понравилось, как ты ответил этим бандитам. Ты смелый мальчик. Теперь успокой своего брата и заставь его прекратить так орать. У меня от его визга болят уши.
В этот момент раздался стук копыт. Банокл встал на ноги, на поляне показался Керио и подъехал к нему.
— Я так понимаю, что вы догнали и убили его?
— Конечно, мы убили его! — ответил крепко сложенный всадник. — И я оставил Джустиноса у деревьев, чтобы он наблюдал, не появятся ли еще идонои.
Презрение в его голосе рассердило Банокла, но он постарался сдержать свою злость.
— Ты оттащил его тело в лес? — спросил он.
— Нет, идиот. Я прибил его к дереву вместе с табличкой, на которой указана дорога к нам! — воскликнул Керио, поднимая ногу и спрыгивая на землю.
— Тебе нужно как-то остановить кровь из носа, — сказал великан.
— Какую кровь.
Кулак Банокла угодил прямо в лицо воина, сбив его с ног. Его шлем слетел и стукнулся о ствол дерева. Керио сильно ударился о землю и попытался встать, но великан добрался до него раньше, схватил за волосы и поставил его прямо.
— Я собираюсь спросить тебя еще раз, — повторил он. — Ты оттащил этого проклятого ублюдка обратно в лес?
— Да, — кивнул рыжий воин; из его разбитого носа капала кровь.
Банокл ослабил хватку, и Керио упал на землю. Затем он пошел к остальным трем воинам.
— Еще кто-нибудь из вас, ублюдков, хочет назвать меня идиотом? Давайте! Высказывайте свое мнение!
Эннион вышел вперед и стоял неподвижно, потягивая себя за бороду, словно в глубокой задумчивости. Наконец он заговорил:
— По правде говоря, Банокл, мне нет необходимости участвовать в этом споре, поскольку я уже много раз называл тебя идиотом. Последний раз, я помню, это было на твоей свадьбе, когда ты решил танцевать на столе, упал и угодил ногой в ночной горшок. Мужчины засмеялись. Гнев Банокла утих, и он усмехнулся.
— Это был хороший день, — сказал он. — Мне рассказывали. Я не очень хорошо помню.
Джустинос прискакал в лагерь.
— Еще люди на дороге, Банокл! — крикнул он. — Похоже, они ищут что-то или кого-то. Нам нужно двигаться.
— Кого, во имя Гадеса, они ищут посреди ночи? — пробормотал великан. — Они должны праздновать победу.
Олганос похлопал его по плечу и показал на старую женщину и двух мальчиков. Великан подошел к Мирине.
— Они ищут вас?
— Да, господин, боюсь, что нас.
— Почему?
— Эти мальчики — сыновья царя Реса. Идонои хотят их убить.
Банокл помог старой женщине подняться. Круглолицый мальчик снова начал плакать. Олганос подошел к няне.
— Дайте мне его, — тихо попросил он, беря ребенка на руки. — Мы собираемся проехаться на волшебной лошади, — сказал он ему. — Ты когда-нибудь видел волшебную лошадь?
— Где волшебная лошадь? — спросил мальчик, тотчас перестав плакать.
— Спряталась среди деревьев. Мы поедем на скакуне, а если придут плохие люди, он раскинет крылья и мы улетим от них. Как тебя зовут?
— Обас.
— Хорошее имя, — похвалил Олганос.
Отряд ушел за заброшенную хижину, где были привязаны лошади. Банокл помог старой няне сесть на спину своего серого скакуна, затем запрыгнул позади нее. Оглянувшись, он увидел, что Керио, шатаясь, идет к своему коню.
— Эй, Сломанный нос, возьми с собой другого мальчика.
Керио вскочил на коня, затем наклонился и посадил темноволосого сына царя позади себя. В отдалении великан услышал крики и догадался, что нашли тело идоноя, убитого Керио и Джустиносом. Пришпорив лошадь, он повел отряд глубже в лес.
— Мы в безопасности? — шепотом спросила старая женщина. Банокл не ответил ей.
Они пробирались всю ночь, с трудом поднимаясь по крутым каменистым склонам холмов и продираясь через густые заросли. Дорога была долгой и трудной, и всадникам часто приходилось идти пешком, ведя лошадей, чтобы они могли немного отдохнуть. Лошадь Банокла с приближением рассвета все больше уставала. Старая няня, Мирина, была слишком слаба, чтобы идти по склонам, и серый нес ее постоянно.
С первыми лучами солнца Банокл объявил привал. Они достигли лесистой вершины холма, высоко в горах, и с этой точки могли разглядеть столб дыма, который все еще поднимался над далеким городом Каллиросом. Внизу, под ними, находились леса и холмы, по которым они уже прошли и которые были все еще окутаны ночным сумраком. Банокл не видел никаких признаков движения противника, но чувствовал сердцем, что враг все еще преследует их.
Пока остальные отдыхали в расщелине, Банокл подошел к краю зарослей и сел там, чтобы наблюдать за преследователями. Не было возможности убежать — вместе со старой няней и детьми. Единственным выходом было оставить их. От этой мысли ему стало неуютно. Во время ночного пути старая женщина постоянно благодарила его за спасение. На самом деле великан чувствовал себя неловко в роли начальника отряда и решил напасть на идоноев, чтобы избавиться от напряжения. Сражение всегда его успокаивало, наполняло уверенностью в себе. Он не понимал этого и не задумывался, почему так происходит. Но великану было трудно искать ответы на вопросы. Единственное, что он знал, — схватка, случившаяся прошлой ночью, не успокоила его. Он разбил нос одному из своих людей и взвалил на себя три непрошенные ноши.
Няня называла его героем. В любое другое время это было бы приятно. Хорошо, когда тебя считают героем — особенно в уютном зале, где вино течет рекой. После спасения Андромахи их вместе с Каллиадесом превозносили по всему городу. Прошло несколько месяцев, прежде чем великана стали просить расплатиться за еду или вино.
Банокл многого не знал, но ему было точно известно, что во время войны герои вели себя как идиоты. Более того, они умирали молодыми. У великана не было желания умирать вовсе. «Нет, — решил он, — детей и няню придется оставить». Будет неудобно, однако, сообщать об этом старой женщине. Затем ему в голову пришла светлая мысль. Наверное, всадники смогут тихо ускользнуть, пока она и мальчики спят.
Банокл тихо выругался, когда у него перед глазами появилось лицо Каллиадеса. Он знал, что друг бы никогда их не оставил, а придумал бы блестящий план, как спасти детей, няню и всех всадников — и, наверное, всю троянскую конницу.
Сняв шлем, великан прислонился спиной к дереву. «Пусть боги благословят тебя, дорогой», — говорила няня. «Разрази гром эти благословения! — подумал он. — Просто дайте мне быструю лошадь, которая бы не спотыкалась, и меч, который бы не ломался».
К нему подошел Олганос.
— Есть какие-нибудь признаки преследования? — спросил он.
— Нет.
— Нас занесло на северо-запад, — добавил всадник.
— Нет другого способа продвигаться тайком, — заметил Банокл.
— Я знаю, но мы не можем идти этой дорогой. Великан кивнул.
— Мы повернем на север, когда оторвемся от наших преследователей.
— Возможно, у нас нет времени, — сказал Олганос. — Урсос уже добрался до армии к этому моменту, и есть вероятность, что они направятся на восток, к проходу на Килканос. Ты согласен?
Банокл понятия не имел, куда они направятся. Он даже не помнил названия прохода.
— Продолжай, — велел он.
— Мы знаем, что их преследует армия идоноев. Если мы вскоре не достигнем этого прохода, идонои будут там первыми. Тогда позади нас будет армия, которая разыскивает детей, а впереди та, которая преследует Гектора.
— У тебя есть план?
— Да, но он тебе не понравится. Нам нужно скакать быстро. Мы не можем делать этого, пока не оторвемся от преследователей. Нам нужно ехать дальше необремененными.
— Ты хочешь оставить детей? — спросил Банокл; его настроение улучшилось.
— Нет, я не хочу этого. Послушай меня, Банокл. Я знаю, что у тебя репутация великого героя. Ты сражался с пиратами, чтобы спасти дочь царя, победил двадцать человек, которые пытались убить жену Гектора. Но сейчас другая ситуация. Правда в том, что Каллирос пал, а Рес мертв, Фракия потеряна. Больше не имеет значения, что эти дети царской крови. У них нет армии, они не представляют ценности. Все, что они могут, — это задержать нас в пути.
— Они в самом деле… — начал великан, но Олганос перебил его:
— Я знаю, что ты собираешься сказать. Позволь мне первым это сделать. Да, они задержат нас, но герои не бросили бы их в беде. И, да, мне плохо от этого, — Олганос покраснел. — Я просто пытаюсь думать как воин, Банокл.
— Ничего плохого нет в том, чтобы думать как воин, — пожал плечами Банокл.
Олганос выругался и отвернулся. Когда он заговорил снова, в его словах прозвучало сожаление:
— Теперь ты пытаешь успокоить меня, чтобы я не чувствовал себя таким трусом, — сказал он и вздохнул. — Герои не должны бояться умереть за правое дело. Я не смог этого понять прошлой ночью, когда ты рисковал своей жизнью ради этих детей. Я понимаю это сейчас и сгораю от стыда. — Юноша посмотрел в глаза Баноклу. — Забудь о том, что я сказал. Я останусь с тобой.
У великана не было слов. О чем, во имя Гадеса, он говорит? Затем он увидел движение в отдалении, вокруг города.
— Твои глаза острее, чем мои, Олганос. Ты можешь разглядеть там людей?
Олганос прикрыл глаза рукой.
— Да, похоже, они направляются на юг. Эта дорога приведет их к побережью.
— В любом случае, это в другую сторону, — заметил Банокл.
— Немного. Если они повернут на восток, они отрежут Гектора и поймают армию тогда, когда она будет спускаться с гор. Нам нужно добраться до Гектора и предупредить его.
— Я согласен, — кивнул великан. — Сколько людей, по-твоему, в этой армии?
— Трудно сказать. Они все еще выходят из города. Пять, наверное, шесть тысяч.
— Троянская конница может победить такое количество без особого труда, — пожал плечами Банокл.
— Ты не забываешь об Исмаросе?
— А что? — фыркнул Банокл, который, конечно, забыл об этом порте.
— Одиссей взял его, а это означает, что на побережье еще одна армия. Если они соединятся друг с другом, врагов будет в два раза больше.
Великан замолчал. Все эти проклятые названия были тайной для него. Армии идут туда-сюда, на юг, север, восток, направляются в те места, которых он не знал и по дорогам, которые он не помнил. Урсос поступил так с ним намеренно. Это была месть за то, что он называл его стратегом.
— Наблюдай за этими холмами, — приказал он Олганосу, затем вернулся в расщелину, где расположился его отряд. Старая няня сидела отдельно, от вместе с мальчиками, Обас лежал у нее на коленях, а более высокий Перикл — рядом с ней, мальчик положил руку ей на плечо.
Банокл улыбнулся ей, но она посмотрела на него с тревогой. Воины собрались вокруг него с суровыми лицами. Чернобородый Эннион заговорил первым.
— Олганос поговорил с тобой о… проблеме? — спросил он.
— Да, поговорил. Ты хочешь добавить что-нибудь?
— Мы переговорили об этом, Банокл. Мы хотим, чтобы ты знал, что мы с тобой.
— Со мной?
Эннион выглядел смущенным.
— Я знаю, мы подшучиваем, даже смеемся над тобой, но мы все гордимся, что сражаемся рядом с тобой. Никто из нас не стал бы спасать этих детей, как сделал это ты. И мы все знаем, что ты напал на убийц и спас госпожу Андромаху. Мы не великие воины, а простые всадники Троянской конницы. Но мы не подведем тебя.
Банокл посмотрел на других воинов.
— Вы хотите взять детей с собой?
Скорпиос кивнул, а Джустинос погладил рукой бритую голову; казалось, он сомневался.
— Я должен признаться, что считаю, что Олганос прав. Мы, наверное, не сможем это сделать с ними. Но, да, я с тобой, Банокл. Мы доставим детей к Гектору или умрем, делая это.
Это было похоже на дурной сон. Банокл повернулся к Керио. Скулы под глазами всадника распухли и почернели, на ноздрях была засохшая кровь.
— Что ты скажешь?
— Тебе не нужно беспокоиться насчет меня, — ответил Керио. — Я останусь.
Олганос сбежал вниз по склону холма.
— Примерно двадцать воинов, — сообщил он. — Они недалеко. Великан подошел к тому месту, где сидела старая няня с мальчиками. Перикл шагнул ему навстречу.
— Мы не оставим ее, — серьезно сказал мальчик. — Возьмите с собой Обаса, а я останусь с Мириной.
— Мы никого не оставим, мальчик, — угрюмо сообщил Банокл. — Останься с лошадьми. Если увидишь, что по этому холму спускаются идонои, тогда скачи, словно ветер. — Повернувшись к своим людям, он закричал. — Возьмите луки!
Олганос подошел к нему.
— Мы собираемся сражаться с ними со всеми?
Банокл не ответил ему, а бросился к своей лошади и схватил лук и колчан со стрелами. Затем шестеро воинов побежали вверх по холму и проползли через заросли у края деревьев. Банокл осторожно отвел густые ветки и посмотрел на холм.
Немного внизу он увидел, как разрозненная группа воинов-идоноев двигается по открытой местности. Их было двадцать два. Во главе ехал худой человек в полинявшем плаще желтого цвета.
Склон холма был отвесный. Великан примерно прикинул расстояние — около трехсот шагов.
— Вы видите эти валуны на склоне холма? — спросил он своих людей. — Мы выстрелим по ним, когда они доберутся до этих камней. Если они безмозглые, то разбегутся в разные стороны, мы вернемся назад и продолжим путь. Если нет — они нападут, и мы будем продолжать по ним стрелять. Когда вы увидите, что я бросил свой лук и кинулся к ним, следуйте за мной. Теперь расходитесь. Не слишком далеко.
Пятеро воинов отошли назад, затем поползли, чтобы занять более выгодную позицию.
Банокл теперь чувствовал себя спокойней. Не нужно было больше принимать решения. Он стал ждать, вложив стрелу в лук.
Двадцать два идоноя приближались к валунам. Они держались друг рядом с другом и разговаривали, очевидно не ожидая засады. Они видели следы и знали, что проехало только шесть лошадей. Идонои превосходили неприятеля в три раза, и троянцы должны были бежать впереди них.
Худой человек в желтом плаще проехал мимо валунов и посмотрел вверх. Банокл встал на ноги и выстрелил в него. Он промахнулся, и стрела вонзилась в бедро воина, который был позади него. Еще пять стрел полетело в приближающихся идоноев. Один воин получил две стрелы в грудь. Затем новый град стрел обрушился на противников. Снова Банокл промахнулся, его стрела ударила по камню и рикошетом отлетела в воздух. Семеро нападающих были повержены.
Банокл молился, чтобы остальные повернулись и побежали.
Но они бросились вперед.
Натянув тетиву, великан выпустил стрелу. В этот раз она вонзилась в череп бегущего воина, который упал и покатился по склону холма. Еще два неприятеля погибли благодаря точным выстрелам. Теперь идонои были рядом, не дальше чем в двадцати шагах от деревьев. Банокл выпустил последнюю стрелу, бросил лук, вытащил короткий меч.
С яростным боевым кличем он выскочил из зарослей и кинулся к оставшимся двенадцати воинам. Высокий идоной с раскрашенным лицом прыгнул на него, размахивая длинным мечом. Банокл пригнулся под ударом, вонзил свой короткий меч в грудь противника и сразил его ужасным ударом головы. Когда воин упал, меч вышел из его тела. Великан бросился на второго, разрубив мечом руку неприятеля.
Банокл увидел, что Эннион и Керио присоединились к нему, и еще два идоноя погибли. Затем кто-то сбил с него шлем. Великан повернулся и кинулся на нападавшего. Двое воинов столкнулись и упали на землю. Банокл поднялся и вонзил меч в череп идоноя. Лезвие вошло легко. Освободив меч, великан повернулся — как раз вовремя, чтобы отразить удар копья. Схватив копье левой рукой, он притянул идоноя к себе и ударил его по ногам. Когда тот упал, Банокл прыгнул на него и вонзил короткий меч в шею. Воин-идоной навис над ним, подняв меч. Но внезапно он стал задыхаться, а из горла у него полилась кровь. Когда он рухнул на землю, Банокл увидел позади него светловолосого Скорпиоса с испачканным кровью мечом.
А затем остальные пятеро идоноев побежали с поля битвы. Они бежали так быстро, что двое из них упали на отвесном склоне холма и, покатившись вниз, потеряли свои мечи.
Банокл встал на ноги. Олганос принес ему шлем. Джустинос позвал его, и великан увидел, что тот стоит на коленях рядом с упавшим Керио. Банокл огляделся и поискал глазами других своих товарищей. Эннион сидел. На его голове был длинный порез, по левой стороне лица текла кровь. Скорпиос ходил по полю битвы, добивая воинов-идоноев. У Олганоса было несколько порезов на руке, которые сильно кровоточили.
Банокл подошел и встал на колени рядом с Керио. Он был мертв, у него было перерезано горло.
— Снимите его доспехи, — приказал великан.
Затем он прошелся среди мертвых идоноев. У двоих из них были мешки. Банокл обыскал первый и нашел несколько буханок хлеба и немного вяленого мяса. У него улучшилось настроение. Оторвав ломоть хлеба, он откусил. Это был простой соленый хлеб, который всегда был его самым любимым. Поставив мешок, великан открыл второй.
Внутри была еще еда — и маленькая, запечатанная воском амфора. Сломав восковую печать, он поднес ее к носу. До него донесся восхитительный аромат вина. Великан вздохнул. К нему подошел Олганос.
— Ради этого, — воскликнул великан, поднеся амфору к губам и жадно напившись, — стоило сражаться!

 

Назад: Глава 28 Троянская конница
Дальше: Глава 30 Храм Неизвестного