На рассвете Аттила отправился в одиночестве в страну бога-правителя.

Он ехал без оружия и медленно. Спустился с гор, пересек травянистые склоны, покрытые снегом, — и первые лучи солнца озарили вершины. В долине стало теплее, как и говорил Аттила.

Холмы зазеленели, и каган проехал через фруктовые сады и луга, мимо маленьких соломенных лачуг, где на широких полках стояли пчелиные улья и тростниковые сараи, стоявшие в обнаженных зимних огородах. Люди останавливались и смотрели на Аттилу, но никто не помешал ему двигаться дальше. Повсюду текли серебряные ручьи, стучали колеса водяных мельниц. Это спокойное, упорядоченное бытие напомнило Аттиле о давно прошедших временах и об Италии. Как могли люди оставаться в одной долине всю жизнь, словно насмехаясь над прочим миром, созданным Богом?

На полях уже появилось много крестьян, и некоторые поднимались со своих тележек, желая увидеть всадника-чужестранца, одетого в длинную стеганую куртку и со странной остроконечной шапкой на голове. Кое-кто впрягал быков, а хозяйки семенили во дворах, посыпая золой озимые овощи и поправляя потухший костер, который тлел всю ночь в камине. Дети гнали гусей вниз, к ручьям, старики, кутаясь в одеяла, сидели на порогах со слезящимися глазами, попивая горячий чай из глиняных пиал. Люди были повсюду. Здесь толпились тысячи человек и, казалось, походили на созревший початок кукурузы во время страды.

Медленно пройдя по плодородным крестьянским угодьям, где горы, темные и зловещие, начинали расти, Аттила выбрался на узкую дорожку. Она вела к большим воротам. Ворота были открыты, дорожка поворачивала и вела наверх, на возвышающийся утес. Там и дальше, разбросанные по склонам и отделяемые лишь крутыми тропинками, виднелись особняки знатных людей, храмы жрецов, монастыри и дворец самого бога-правителя, возвышавшийся над остальными зданиями.

Спокойствие, царящее в горном городе, позабавило Аттилу. Монахи с бритыми головами в рыжевато-красных одеждах останавливались и кланялись, а затем стремительно бросались прочь. Женщины, неся тяжелые корзины на голове, тоже замедляли шаг и таращили глаза, потом отворачивались и спешили дальше. Только вверху, у других широких ворот, возле которых по обеим сторонам располагались башни из серого камня, вперед вышли два караульных, преградив дорогу двумя длинными пиками. Они спросили Аттилу, куда он направляется. Этот город явно не привык к войне.

Гунн остановился, посмотрел на стражников, и Чагельган продемонстрировал свое презрение к камням под копытами, вытесанным человеком, подняв хвост и щедро их удобрив.

— Я ищу аудиенции у правителя, — сказал Аттила.

Караульные смерили говорившего долгим настороженным взглядом.

— Я видел сон о девяти стрелах, — продолжал Аттила. — А потом появилась десятая, которая прилетела и сломала все девять.

Караульные стали заикаться и смотреть друг на друга, и один побежал к своему командиру. Тот выглянул из маленькой палатки и велел отправиться на крутой холм к другому начальнику. Таким образом, благодаря бюрократии странный желтоглазый дикий кочевник попал в город, минуя украшенные резьбой и рисунками храмы, источавшие фимиам, где звенели крошечные колокольчики, нарушая утреннюю тишину. Наконец, демонстрируя глубочайшее уважение, караульные попросили Аттилу спешиться и проводили его через небольшую заднюю дверь, украшенную каменной кладкой.

Внутри была крытая терраса, окна которой выходили на юг, на долину. Вид оказался изумительный. Аттила повернулся спиной, прислонился к балюстраде, сложил руки и стал ждать. Кто правит здесь? Кто обладает этой красотой?

— Сон, говоришь? Так-так, — раздался высокий и взволнованный голос. У дверного проема на противоположном конце террасы появилась высокая фигура. Круглое лицо сияло и, казалось, имело глупое выражение. Носа там, где находились ноздри, не было. Говоривший носил причудливый головной убор — венец из чеканного золота, который облегал череп, а горизонтальные лучи расходились в разные стороны. Выйдя вперед, человек ударился ею и теперь остановился, чтобы поправить.

— Так-так, — произнес он снова.

Позади за прокаженным царем показался другой персонаж — маленький, низенький, дородный седой полководец примерно шестидесяти лет — безоружный, но в кольчуге. Его нос был неясной формы, несколько раз сломан, но без следов от проказы или иной болезни. Длинные седые усы оказались аккуратно причесанными, а взгляд — горящим и решительным. Он стоял как раз в дверном проеме и не спускал глаз с посетителя.

Бог-правитель поднял край своей одежды, демонстрируя маленькие ноги, обутые в усыпанные драгоценностями туфли из кожи, и сделал несколько шагов по направлению к незваному гостю. Он улыбнулся. Пара оставшихся зубов были нездоровыми: серые обломки, постоянно надвигавшиеся друг на друга. Губы оказались ярко-красными, и с жирных растянувшихся мочек ушей свисали тяжелые золотые серьги. Как и подобает богу-правителю, он был облачен в одежду цвета солнца, лишь под подмышками было немного темно и грязно. Во время движения живот походил на раскачивающийся холм, а голова, украшенная золотой диадемой, оказалась лысой с жирными складками у шеи. Он остановился на расстоянии нескольких шагов от молчаливого незнакомца в длинной неопрятной куртке и взглянул на террасу, издав странный шипящий звук. Внизу была еще более широкая веранда, где сидело множество кривоногих наложниц, прихорашиваясь и ожидая приказа.

Аттила не повернул головы и не пошевелился.

Бог-правитель заколебался в нерешительности и снова широко улыбнулся. Небесный отец своего народа и земной родитель темной массы уже забыл про сон. И раздумывал, почему здесь оказался этот незнакомец?

— Сюда! — приказал бог-правитель и поманил Аттилу в конец террасы. Там, за рядом каменных столбов, можно было пройти к дверям, ведущим в мрачные комнаты, выдолбленные в самой скале.

Аттила шагнул в темноту вслед за богом-правителем и услышал неподалеку упрямого старого полководца.

— Баян-Казгар! — закричал бог-правитель из слабо освещенной спальни. — Принеси нам еще света!

Аттила терпеливо ждал вместе с остальными. Все встали друг напротив друга. Аттила чувствовал, как холодок пробегает по коже. Старый полководец ушел. В комнате все стихло. Бог-правитель непрерывно улыбался Аттиле, затем тыльной стороной руки с кольцами вытер каплю гноя, вытекшую из остатков носа. Он не заслужил того, чтобы жить. Вся его страна не заслуживала того, чтобы жить.

— Баян-Казгар, — повторил Аттила. — Прекрасный Волк. Похожий на волка, может быть, но… прекрасный?

Бог-правитель странно посмотрел на незваного гостя. Что это такое он говорит? Царек уже стал подумывать, не позвать ли больше караульных. Как узнать, что делать? Где управитель? Почему он остался сейчас один? Все стало сильно раздражать. Чтобы скрыть свою досаду, царственный божок пронзительно захихикал. Незнакомец тоже засмеялся и сделал шаг вперед — к нему.

Затем вернулся преданный Баян-Казгар во главе отряда караульных, неся высокий бронзовый канделябр тонкой работы, который поставили на землю. Аттила в первый раз осмотрел комнату — большое загроможденное разным ненужным хламом помещение. Такие вещи словно манят отовсюду малоподвижных императоров. Будто здесь поселился страстный римский коллекционер. Хлам… Боги-правители всегда собирали хлам, желая придать себе вес. Вероятно, для создания иллюзии важности и значимости, будто они обладали большим, нежели собственное я. Цари над народами, ведущими оседлый образ жизни, так и не поняли (или охотно забыли), что чем больше ты имеешь, тем меньше ты собой представляешь.

Гунн восхищенно кивнул, и бог-правитель снова захихикал и стал показывать свою коллекцию.

При тусклом свете свечи Аттила изобразил искренний восторг при виде необычной сокровищницы. Сделанные из черепашьих панцирей коробочки с мускусом и корнем женьшеня от вождей соседних племен, высокие вазы, полные ярких цветных перьев исчезнувших птиц, кедровый ящик с золотом с Бий-Хема. Бог-правитель, хрипя, наклонился над ящиком, вытащил один из необработанных самородков, зажал толстым указательным и большими пальцами и положил в рот. Затем повернулся к Аттиле, глупо улыбаясь и посасывая золото, как ребенок леденец.

Насытившись, Токуз-Ок вынул самородок изо рта, облизал губы и протянул обслюнявленное золото гостю. Аттила покачал головой, вежливо отказываясь. Лицо бога-правителя тут же приняло мрачное выражение, и он бросил золото обратно в ящик. Но вскоре снова развеселился, когда стал показывать незнакомцу китайские латы и длинные мечи в украшенных ножнах. Рука Аттилы легла на один из эфесов, но сразу же отпустила его. Баян-Казгар стоял неподалеку справа. Отряд караульных наблюдал из дверного проема.

— В конюшнях внизу, в долине, у меня тысяча белых верблюдов и две тысячи белых лошадей, — произнес бог-правитель очень быстро и возбужденно.

Аттила ответил, что хотел бы взглянуть на животных, вероятно, даже объездить их, но Токуз-Ок, забывшись, продолжал болтать дальше.

У него триста жен и две тысячи наложниц, а также несколько мальчиков, один из которых черный с головы до ног, представляешь? Не хватает лишь черных ладоней и пяток, а еще у него язычок розового-розового цвета! И с каждой новой луной он, Токуз-Ок, Владыка Всего Земного Мира, создает из ничего огонь в храме Итуген за маленькой занавеской. Благословив голый камень, он выходит наружу, а туда отправляются два монаха. Вскоре они вылезают и несут камень, охваченный ярким волшебным огнем, который создал бог-правитель. Это чудо происходит раз в месяц. Как богиня…

— Итуген, — повторил Аттила, — богиня луны.

— И земли, — сказал Токуз-Ок, пытаясь говорить торжественно. — Это она благословляет наши урожаи и опыляет фруктовые сады летом.

Он вернулся к своим сокровищам, в глубине души раздумывая, какой чудесный подарок, вероятно, принес с собой незнакомец. Потом показал десятифунтовую глыбу янтаря с берегов замерзшего моря, мешки с жемчугом от индийских раджей, и в самом конце спальни — пару моржовых бивней, прислоненных к голой каменной стене. Позади в темноте виднелась маленькая изогнутая дверь, которая вела в другую комнату.

Принесли канделябр, и бог-правитель стал показывать незнакомцу ящик, полный красноватого меха, крайне редких белых бобров, голубых соболей и черных барсов. Великолепный мех сейчас немного поблек, стал сероватого цвета и осыпался. Когда Токуз-Ок хватался за него, летели невесомые пушинки, которые, поднимаясь, кружились и бесшумно падали при тусклом свете свечи, навевающим дремоту.

Бог-правитель продемонстрировал манускрипты в свитках с красным и золотым теснением, которые, но словам Токуз-Ока, опустились с небес, словно птицы, и каменные плитки из древних исчезнувших царств на западе с высеченным наклонным шрифтом, а потом (в другой комнате) — зверинец с чучелами животных, где были удав и тигр с непрозрачными глазами.

Аттила осматривал все с искренним восхищением. Бог-правитель повел его обратно на террасу. Там он глянул на свое маленькое царство и широко улыбнулся.

— Так какой подарок ты принес для меня, незнакомец? — спросил Токуз-Ок.

— У моего народа, — произнес Аттила, — есть достойный тебя дар.

Токуз-Ок повернулся к гунну, и его большое одутловатое лицо, казалось, немного побледнело.

— У твоих… людей?

Аттила ничего не ответил. Лишь кивнул в сторону далеких гор, возвышавшихся над долиной с юга. Токуз-Ок повернулся, его колени задрожат и, в горле пересохло. Повсюду на склонах шевелились маленькие черные фигурки на фоне прояснявшегося неба. Сотни. Тысячи… Бог-правитель издал странный краткий писк.

Вперед вышел Баян-Казгар.

— Что это? — хрипло спросил он. — Я велю тебя…

Аттила странно посмотрел на полководца.

— Дар приближается, — ответил гунн. — Нужно много людей, чтобы принести его сюда.

Баян-Казгар снова сердито что-то заворчал, но Токуз-Ок приказал замолчать. Полководец сделал шаг назад и взглянул на пол каменной террасы, молча закипая от злости. Самым верным представлялось ему немедленно отдать распоряжение отрядам взяться за оружие.

— Вероятно, это щедрый дар, — произнес Токуз-Ок.

— Мешки, мешки и еще раз мешки, — ответил Аттила. — Груженые на тележки.

Бог-правитель хлопнул в ладоши и посмотрел на небо, затем, не попрощавшись, побежал по террасе, мелькнул в дверях и исчез.

Отряд пошел за ним. Баян-Казгар поднял голову и снова оглядел незнакомца. Затем повернулся на каблуке и зашагал следом.

Добравшись до арки, полководец почувствовал, как чья-то сильная рука сжала его за шею и потащила назад. Каблуки застучали по камню. Баян-Казгара приволокли в ближайшую комнату и швырнули в стену, по-прежнему не ослабляя хватки, похожей на тиски, почти перекрывшей доступ кислорода в легкие. Для страховки к горлу еще прижали холодное лезвие ножа. Военачальник пытался говорить, но не мог. И это был не сон.

В глубине души Баян-Казгар проклял таинственного незнакомца.

Жестокий кочевник близко наклонился к старому полководцу и прошептал в самое ухо:

— Он — не царь.

И отпустил пленника.

Баян-Казгар повернулся, потирая шею, и посмотрел на варвара, направившего нож против него. Одно поспешное движение — и полководец понял, что будет истекать кровью, лежа на камнях, пока не умрет. Но скоро вернется отряд. Сейчас. В любой момент…

— Это — не царь, — снова прошипел дикарь. — Девять Стрел! Одна стрела поразит Токуз-Ока. Он — не правитель и уж точно не бог. Ты знаешь, что презираешь его.

— Он — семнадцатый сын Сына Небесного, — хрипло ответил военачальник. Но в его голосе послышалась неуверенность — одновременно и сомнение, и ирония. Аттила улыбнулся. Полководец же продолжал упорно твердить:

— Ты не сможешь разрушить город. И неважно, каким количеством человек ты располагаешь там, на горных склонах.

— Мы не сможем разрушить город, но мы сможем разорить землю, всю долину Оронча, и вы умрете от голода. И ты знаешь, что это правда.

Баян-Казгар ничего не ответил.

— Одна стрела, — снова произнес Аттила. Он подошел ближе, и возле горла полководца вновь блеснуло лезвие ножа. Этот незнакомец двигался словно змея. Говорил очень быстро, но Баян-Казгар расслышал и запомнил каждое слово. — Ты убьешь его. Станешь царем. Присоединишься к нам, мы отправимся в поход и победим всех, кто встанет на пути. И я подарю тебе великую империю. Затем ты вернешься в долину и будешь недоумевать, почему ждал так долго. Ты и твои сыновья станут самыми могущественными императорами этой страны.

— Ты почитаешь Итуген, богиню луны, и Астура, ты помнишь о подвигах Манаса. Вы когда-то были гуннами.

— Мы пришли из южных пустынь много лет назад, — неясно ответил полководец. — Мы воевали с Китаем.

— И будете делать это снова. Присоединяйся к нам!

— Сейчас мы — крестьяне.

— Я сделаю из вас, крестьян, воинов.

Баян-Казгар, казалось, не верил в это.

— Мы ведем оседлый образ жизни. Глянь-ка сам, как благословенна эта долина. Мы не можем покинуть ее.

Аттила стал терять терпение.

— Женщины, дети и старики вправе возделывать землю до твоего возвращения. Любой дурень может перевернуть ком. Поднимай отряды, поехали с нами. Ты вернешься. Это продлится недолго. Год, два военных действий — и ты вернешься великим завоевателем. О тебе станут слагать легенды. Хлам, — Аттила презрительно махнул рукой, показывая на вещи, — ты будешь использовать, чтобы подкидывать в костры, или расплавишь и сделаешь монету с изображением своего портрета. Ты унаследуешь не долину, а империю.

Глаза гунна горели. Баян-Казгар почти ощущал тот жар на коже.

— У меня нет сыновей, — пробормотал он. — Моя жена мертва.

— Возьми другую.

— Закон запрещает это. Только правитель может иметь больше одной жены.

Аттила не удостоил полководца ответом на нелепость. Гунн сделал шаг назад, дважды резко взмахнул наискосок блестящим ножом перед глазами Баян-Казгара, словно заколдовывая и благословляя его этим жестом.

— Убей Токуз-Ока, — сказал Аттила. — Потом приходи ко мне.

Быстро, словно змея, он пробрался к двери, оглянулся назад и поднял указательный палец, словно в последний раз желая напомнить о цареубийстве. Затем исчез.

Через несколько минут вновь появился отряд караульных, уставившихся в темноту комнаты. Они были слепы, словно кроты.

Аттила безопасно покинул город на горном склоне. Он попрощался с женщинами, стирающими белье в ручье, с детьми, ловящими сетью мелкую рыбешку в дальних прудах. Потом направился дальше — к манасчи, одетому в плащ из темно-синего бархата с золотой вышивкой, стоявшему возле обнаженных персиковых деревьев во фруктовом саду и напевавшему бесконечные песни…