Незрелая хурма
Летние дожди сменились томительной жарой, от которой земляные крабы выползали на дорогу. Объявления, призывавшие Мусаси на бой, покрылись густым слоем пыли, а некоторые столбы употребили на топку очагов.
«Она должна здесь быть в конце концов!» – подумал Кодзиро. Он искал харчевню. В отличие от Киото в Эдо редко встречались дешевые закусочные, которыми изобиловала старая столица. Наконец Кодзиро увидел ленивую струйку дыма, поднимавшуюся над камышовой загородкой, на которой было написано «Дондзики». Слово напомнило ему о «тондзики», рисовых колобках, которые в давние времена были повседневной едой воинов.
Подойдя к харчевне, Кодзиро услышал мужской голос, заказывавший чай. За плетеной загородкой сидели два самурая и жадно уплетали рис: один из обычной чашки, другой из чашки для сакэ.
Кодзиро сел напротив и спросил хозяина, какие у него сегодня кушанья.
– Рис, сакэ.
– На вывеске написано «дондзики». Что это?
– По правде, я и сам не знаю.
– А разве не вы это писали?
– Нет, проезжий купец.
– Отличная каллиграфия.
– Этот купец совершал паломничество по святым местам, посетил храмы Хиракава Тэндзин, Хикава, Канда Мёдзин и везде делал крупные пожертвования. Очень благочестивый человек.
– Не знаешь, случаем, его имени?
– Он назвался Дайдзо из Нараи.
– Я слышал это имя.
– Хоть и я не знаю, что такое «дондзики», но полагаю, что эта надпись отгоняет бога бедности, – засмеялся хозяин.
Кодзиро заказал рис и рыбу, полил рис чаем, отогнал муху, взял палочки и принялся за еду. Один из самураев подошел к загородке и стал смотреть сквозь щель на улицу.
– Взгляни, Хамада, – обратился он к своему приятелю, – уж не тот ли торговец дынями?
Второй самурай заглянул в прореху в камышовой занавеси.
– Он самый.
Человек тащил на коромысле две корзины дынь мимо «Дондзики». Самураи, выскочив из харчевни, бросились к нему. Выхватив мечи, они обрезали веревки, корзины упали, а человек зашатался, потеряв равновесие. Хамада схватил торговца за шиворот.
– Куда ты ее дел? – грозно заорал он. – И не вздумай врать! Ты где-то прячешь ее!
Второй самурай поднес острие меча под нос торговца.
– Сознавайся немедленно! Как можно с твоей рожей надеяться на то, чтобы увести от нас женщину?
Торговец дынями беспомощно тряс головой, но вдруг, улучив момент, оттолкнул одного из нападавших и замахнулся коромыслом на другого.
– Ах, ты драться? Осторожно, Хамада, это не обычный торговец, он сопротивляется.
– Да что может сделать этот болван? – усмехнулся Хамада, вырывая коромысло из рук торговца и сшибая его с ног. Оседлав несчастного, самураи стали его связывать.
Внезапно раздался дикий вопль. Хамада порывисто оглянулся. Его Разрубленный товарищ падал, истекая кровью.
– Кто ты…
Хамада не закончил фразы. На него надвигался сверкающий клинок. Улыбающийся Кодзиро сделал шаг вперед. Хамада отступил, но Кодзиро словно приклеился к нему. Хамада отскочил в сторону, Сушильный Шест последовал за ним.
Удивленный продавец дынь воскликнул:
– Кодзиро! Это я, спаси меня!
Услышав имя своего противника, Хамада побледнел. Он резко повернулся и попытался убежать.
– Хочешь уйти? – рыкнул Кодзиро.
Сверкнул Сушильный Шест, глубоко вонзаясь в плечо самурая. Хамада испустил дух в тот же миг. Кодзиро разрезал веревки, которыми скрутили продавца дынь. Тот пал ниц и застыл в поклоне. Кодзиро вытер меч и бросил его в ножны.
– Что с тобой, Матахати? – насмешливо проговорил он. – Ты ведь живой. Вставай!
– Да, господин.
– Оставь этот подобострастный тон. Сколько мы с тобой не виделись?
– Рад видеть вас в добром здравии.
– С каких это пор ты в торговцах?
– Не будем об этом.
– Хорошо, собери дыни. Почему бы не оставить их в «Дондзики»?
Зычным голосом Кодзиро позвал хозяина харчевни.
Кодзиро, достав кисть и тушь, написал на сёдзи: «Подтверждаю, что это я убил двоих, которые лежат на пустыре. Сасаки Кодзиро, ронин, проживающий в Цукиномисаки».
– Дабы тебя напрасно не беспокоили, – пояснил он.
– Спасибо, господин.
– Если явятся родственники или друзья убитых, пошли мне весточку. Я не намерен прятаться. Я встречу их где угодно и в любое время.
Матахати шел рядом с Кодзиро, не поднимая глаз от земли. С тех пор как он оказался в Эдо, он долго не работал. Желание работать совсем пропало, когда от него ускользнула Оцу. Он превратился в бродягу, торгующего дынями.
Матахати был безразличен Кодзиро, но он мог пригодиться на случай расследования убийства самураев.
– Почему они напали на тебя?
– Если по правде, то виной тому женщина…
Кодзиро улыбнулся. У Матахати постоянно возникали неприятности из-за женщин. Вероятно, такова его карма.
– Великий любовник, – пробормотал Кодзиро, а затем громко добавил: – Кто она и что произошло?
Матахати неохотно начал рассказывать. В одной из чайных вблизи крепостного рва, где обедают поденщики со стройки, работала смазливая служанка, на которую все заглядывались. Мужчины шли в чайную, даже когда не хотели есть. Хамада и Матахати тоже были завсегдатаями заведения. Однажды служанка обратилась к Матахати за помощью. «Мне не нравится этот ронин, – сказала она про Хамаду, – но хозяин каждый вечер посылает меня к нему. Можно я на время спрячусь в твоем доме? Я буду стирать и готовить для тебя».
Матахати согласился. Судя по его словам, дело этим и ограничилось.
– Ты что-то не договариваешь, – заметил Кодзиро.
Он не мог понять, таится ли Матахати или хвастает любовными победами.
– На улице слишком жарко, – продолжал Кодзиро. – Пойдем к тебе домой, посидим, и ты мне расскажешь обо всем подробнее.
Матахати застыл на месте.
– Что с тобой?
– Видишь ли, я живу в таком месте, куда нельзя приглашать гостей.
– Не беспокойся, – улыбнулся Кодзиро. – Зайди ты ко мне как-нибудь. Я живу на холме Исараго.
– С удовольствием.
– Кстати, видел столбы с объявлениями, адресованными Мусаси?
– Конечно!
– Они сообщают, что твоя мать хочет встретиться с Мусаси. Почему бы тебе не пойти к ней?
– Я не могу явиться к ней в теперешнем виде.
– Дурак! Перед матерью не надо притворяться. Ты обязан быть рядом с ней на случай появления Мусаси.
– Хорошо, я подумаю.
Они расстались. Матахати свернул в тихий, поросший травой переулок, а Кодзиро зашагал дальше по улице, но через некоторое время он быстро вернулся и последовал за Матахати.
Матахати обитал в одном из «длинных домов» – в одноэтажном бараке, где обитали по нескольку семей. Эдо рос быстро, но жилья на всех не хватало, так что люди особо не привередничали. На пустырях возникали поселки из сколоченных на скорую руку лачуг, где ютились те, кто пришел в город на заработки.
У дома с Матахати поздоровался сосед по имени Умпэй. Он мылся в ушате. Для приличия баня была загорожена дождевым ставнем. Умпэй был старшим в артели, копающей колодцы.
– Я уже вымылся, не хочешь искупаться? – великодушно предложил сосед.
– Спасибо. Акэми должна согреть воду.
– Вы так любите друг друга! Прямо как брат и сестра.
Матахати глуповато хихикнул. Появление Акэми избавило его от необходимости отвечать Умпэю.
Акэми поставила ушат под хурмой и натаскала горячей воды.
– Попробуй, Матахати, не горячо? – спросила она.
– Рука не терпит, – ответил тот.
Матахати, раздевшийся до набедренной повязки, притащил холодной воды из колодца и полез в ушату. Умпэй, закончив купание, уселся рядом на бамбуковый табурет.
– Дынь много продал? – поинтересовался он.
– Я никогда много не продаю, – ответил Матахати, поспешно смывая с руки запекшуюся кровь.
– Ты заживешь куда лучше, если будешь копать колодцы.
– Ты давно это говоришь. Если я стану работать на территории замка, меня перестанут пускать на ночь домой, поэтому Акэми не хочет чтобы я шел в твою артель. Ей без меня одиноко.
– Счастливая парочка!
– Ой! – воскликнул Матахати, когда брошенная кем-то незрелая хурма угодила ему в затылок.
– Ха-ха! Это чтобы ты не хвастал, как тебя любит жена, – засмеялся Умпэй.
Умпэй, седой шестидесятилетний старик, пользовался уважением в поселке. Каждое утро соседи слышали, как он читает молитву секты Нитирэн. Он происходил из Ито в провинции Идзу, а на дверях его дома было выведено: «Мастер по рытью колодцев в замке сёгуна». Работа в замке требовала высокого мастерства, обыкновенные землекопы не годились. Умпэй долгое время работал на золотых копях на полуострове Идзу, поэтому ему поручили возглавить артель. По вечерам он любил сидеть у деревянной решетки, густо увитой стеблями тыквы, и потягивать сётю, сакэ бедняков.
Матахати вылез из ушата, и Акэми, загородив его со всех сторон дождевыми ставнями, тоже искупалась.
На ужин Матахати получил соевый творог-тофу, приправленный листьями базилика.
– Я не хочу копать колодцы и быть пленником в замке за несколько лишних грошей, – сказал Матахати. – Но я не намерен всю жизнь продавать дыни. Потерпи еще немного, Акэми!
– Я мечтала, чтобы ты занялся настоящим делом, таким, чтобы о тебе с уважением говорили люди, – ответила Акэми с набитым ртом.
Они жили как муж и жена, но Акэми не собиралась навеки связывать судьбу с бездельником Матахати. Она убежала с ним из веселого квартала в Сакаимати, но лишь для того, чтобы выждать время и упорхнуть еще куда-нибудь. В ее планы не входило отправлять Матахати на работу в замок. Оставаться одной опасно. Больше всего Акэми боялась домогательств Хамады.
– Да, совсем забыл, – сказал Матахати и рассказал о сегодняшнем происшествии, выставляя себя в выгодном свете.
– Кодзиро? Ты ему сказал, что я здесь? – спросила она, изменившись в лице.
Матахати взял ее за руку.
– Конечно нет. Неужели ты могла подумать, что я способен выдать тебя этому негодяю? Он тогда постарается…
Матахати вскрикнул, замолчав на полуслове. Твердая хурма угодила ему в щеку, заляпав беловатой мякотью лицо.
Мимо бамбуковой рощи, залитой луной, в сторону города неторопливо шел человек, очень похожий на Кодзиро.
