Орел
Какубэй чувствовал себя оскорбленным. Он дал себе зарок больше не иметь дел с Кодзиро, однако был слишком привязан к своему родственнику. Оказавшись в неловком положении перед сюзереном, Какубэй стал искать выхода из глупой ситуации. «Поведение Кодзиро может свидетельствовать о его исключительности. Простой самурай не помнил бы себя от радости, получив приглашение на беседу к даймё».
Чем больше Какубэй раздумывал над поступком Кодзиро, тем сильнее нравился ему родственник.
Через три дня утром Какубэй как бы невзначай заглянул к Кодзиро.
– Послушай, Кодзиро! Господин Тадатоси спрашивал о тебе. Он повторил, что желает тебя видеть. Загляни как-нибудь на площадку для стрельбы из лука, тебе любопытно будет познакомиться со стилем Хосокавы.
Кодзиро усмехнулся, но промолчал.
– Удивляюсь, почему ты считаешь унизительным собеседование. Обычное дело.
– Знаю. Предположим, он меня отвергнет. Что тогда мне делать? Я не нуждаюсь настолько, чтобы бродить от одного даймё к другому и навязываться на службу.
– Может, я в чем-то сплоховал, но господин Тадатоси совсем не имел в виду того, о чем ты говоришь.
– И что ты ответил ему?
– Я пока ничего не сказал, но он высказал недоумение.
– Мне, верно, не стоило тебя подводить. Нехорошо все получилось.
– Может, все-таки зайдешь к Хосокаве?
– Ладно, только ради тебя, – покровительственно молвил Кодзиро.
– Сегодня?
– Такая спешка?
– Почему бы нет?
– В какое время?
– После полудня, когда он упражняется в стрельбе из лука.
– Так и быть, приду.
Кодзиро с необычайной тщательностью готовился к визиту. Он выбрал дорогое кимоно и хакама из заморской ткани, поверх кимоно на хаори из плотного шелка. Костюм довершили новые сандалии-дзори и широкополая плетеная шляпа, за которыми сбегал в лавку слуга.
– Есть свободная лошадь? – спросил он конюха.
– Да, запасной конь внизу, у цветочной лавки.
Цветочника не оказалось на месте. Кодзиро оглядел храмовый двор увидел толпу людей вокруг тела, лежавшего на циновке. Кодзиро подошел ближе. Люди обсуждали, как хоронить покойника, поскольку никто не знал, кто он и откуда. Ясно было, что это самурай. Он был разрублен мечом от плеча до пояса.
Цветочник был в толпе.
– Я видел его здесь четыре дня назад, – сказал он собравшимся. Рука Кодзиро легла на плечо лавочника.
– Мне сказали, что Какубэй оставляет лошадей у тебя. Оседлай коня!
Цветочник поклонился и заспешил к конюшне за лавкой. Выводя серого в яблоках коня, он любовно похлопал его по шее.
– Хорош! – заметил Кодзиро.
Сев в седло, Кодзиро достал несколько монет и кинул цветочнику:
– Купи благовоний и цветов.
– Кому?
– Покойнику, который лежит в храме.
Когда Кодзиро проезжал мимо ворот храма, ему показалось, будто самурай, разрубленный его Сушильным Шестом, приподнялся и посмотрел ему вслед. Кодзиро сплюнул. «Я не совершил ничего, за что Ёгоро мог бы меня возненавидеть», – пробормотал он.
Кодзиро ехал по тракту Таканава. Пешие путники почтительно расступались. Привычные ко всему жители Эдо и то провожали восхищенным взглядом великолепного всадника.
Какубэй встретил Кодзиро в доме Хосокавы.
– Спасибо, что приехал. Сейчас доложу. – И велел подать гостю холодной воды, чаю и табак.
Подошел слуга. Кодзиро отдал ему бесценный Сушильный Шест, оставив при себе только короткий меч, и проследовал за самураем на площадку для стрельбы из лука.
Тадатоси взял за правило ежедневно стрелять по сто раз. Свита с благоговением наблюдала за упражнениями хозяина дома.
– Можно вас потревожить, господин? – опустился на колени Какубэй.
– В чем дело?
– Сасаки Кодзиро прибыл.
– Сасаки? Ах да!
Тадатоси прицелился и выстрелил. Пока он не выпустил сотую стрелу, никто и не взглянул в сторону Кодзиро.
– Воды! – приказал Тадатоси.
Обнажив грудь, Хосокава вытерся до пояса, потом вымыл ноги. Самураи из свиты вытерли ему спину и помогли одеться. В их манерах не было низкого угодничества.
Кодзиро ожидал, что Тадатоси, поэт и ценитель возвышенного, сын даймё Сансая и внук Юсая, утонченный аристократ, будет держаться церемонно, следуя этикету Киото. К удивлению Кодзиро, Тадатоси оказался на редкость непринужденным.
– Теперь, Какубэй, взглянем на вашего молодого человека, – произнес Тадатоси, опускаясь на сиденье в тени навеса. Рядом стояло знамя с фамильным гербом рода Хосокава – кольцо в обрамлении восьми маленьких колец, которые символизировали Солнце, Луну и семь планет.
Кодзиро опустился на колени перед Тадатоси. После официальных приветствий он пригласил Кодзиро сесть на стул, что подчеркивало уважительное отношение к гостю.
– Я слышал о тебе от Какубэя, – начал Тадатоси. – Ты родился в Ивакуни?
– Да, господин.
– Киккава Хироиэ, владетель Ивакуни, хорошо известен как мудрый правитель. Твои предки служили у него?
– Нет, мы не состояли при доме Киккавы. Наш род происходит от Сасаки из провинции Оми. После падения последнего сёгуна Асикаги отец переехал в деревню, на родину моей матери.
– Ты впервые устраиваешься на службу?
– Я пока твердо не уверен, хочу ли я служить.
– Как я понял из слов Какубэя, ты хотел бы служить дому Хосокавы. Почему?
– Считаю, что стоит жить и умереть ради этого дома.
Ответ понравился Тадатоси.
– Каким стилем фехтования ты владеешь?
– Я его называю стилем Ганрю.
– Ганрю?
– Я сам выработал его.
– В основе его лежит чья-то школа?
– Я изучал стиль Томиты и брал уроки у даймё Катаямы Хисаясу, владетеля Хоки, который провел преклонные годы в Ивакуни. Я тренировался, срубая на лету ласточек.
– Вероятно, название Ганрю происходит от имени реки в твоих родных местах?
– Да, господин.
– Я хотел бы посмотреть на твое фехтование. – Затем, обращаясь к самураям из свиты, спросил: – Кто готов сразиться с гостем?
Вассалы, притихнув, рассматривали Кодзиро, который казался чересчур молодым для своей славы.
– Не хочешь ли ты, Окатани?
– Слушаюсь, господин.
– Ты всегда утверждал, что копье превосходит меч. Сейчас у тебя есть возможность доказать свое мнение.
– Если Сасаки не возражает.
– К вашим услугам, – проговорил Кодзиро. Его тон был спокоен и холоден для самураев свиты оружие было привычно, как палочки для еды, однако они применяли его преимущественно на тренировках в додзё. Видеть настоящий поединок, а тем более участвовать в нем довелось немногим. Все единодушно считали, что поединок – более серьезное испытание, чем участие в боевых действиях, где можно укрыться или выждать удобный момент. В поединке от первой до последней минуты приходится рассчитывать только на себя, и исходом бывает лишь победа или смерть.
Окатани Городзи считался одним из лучших бойцов на копьях. Таких было немного, поскольку даже среди профессиональных пеших солдат редко, кто хорошо владел копьем. Окатани участвовал и в настоящих сражениях. Он отличался усердием в тренировках и разработал свой стиль.
Окатани удалился для приготовлений к бою. Он был, как и в любой другой день, в чистом нижнем белье, что составляло одну из самурайских традиций. Истинный воин, вставая утром, не знает, доживет ли он до вечера.
Кодзиро выбрал деревянный меч длиной в девяносто сантиметров и стал осматривать площадку для предстоящего поединка. Он держался спокойно и непринужденно, не потрудившись даже закатать брюки-хакама. В его незыблемой уверенности было что-то орлиное.
Все с нетерпением поглядывали на палатку, в которой скрылся Городзи, он задерживался. Городзи тем временем мокрой тряпкой тщательно заматывал острие своего копья. Древко достигало почти трех метров, а наконечник был размером с короткий меч.
– Зачем это? – крикнул Кодзиро. – Напрасное беспокойство. Оставьте наконечник открытым. – Слова звучали вежливо, но все поняли их скрытый смысл.
– Вы уверены? – спросил Городзи.
– Совершенно.
– Сделай, как просит гость. Тебя никто не посмеет упрекнуть в трусости, – вмешался Тадатоси.
Соперники поприветствовали друг друга взглядом. Городзи сделал первый выпад, но Кодзиро, нырнув под копье, достал противника мечом. Городзи, действуя на близком расстоянии, попытался ударить Кодзиро тыльной стороной древка, но копье внезапно дернулось вверх, а удар меча Кодзиро пришелся по ребрам Городзи. Он пытался уйти от атаки, но его действия походили на уловки сокола, на которого нападал орел. Одновременно с треском сломанного древка раздался пронзительный крик Городзи.
Кодзиро предложил сразиться еще с кем-нибудь, но Тадатоси счел достаточным и того, что произошло у всех на глазах.
Когда Какубэй вернулся домой, Кодзиро спросил его:
– Не перестарался я у вас там? Что сказал твой властелин?
– Ты великолепно выступил!
Какубэй чувствовал себя уверенно, поскольку талант Кодзиро получил блестящее подтверждение.
– Так что сказал Тадатоси?
– Ничего особенного.
– Он ведь должен был что-то изречь.
– Ушел, не проронив ни слова.
Кодзиро выглядел слегка растерянным.
– В любом случае он произвел впечатление на меня, – проговорил Кодзиро, помолчав. – Он лучше, чем о нем говорят. Я бы хотел служить такому человеку.
Кодзиро тщательно подбирал слова. Он заранее все продумал. Клан Хосокава был самым сильным и надежным после Датэ, Курода, Симадзу и Мори. Так будет продолжаться, пока Будзэн остается во владении князя Сансая. Эдо и Осака рано или поздно столкнутся, и самурай, поставивший не на того хозяина, окажется в роли бездомного ронина. Кодзиро нельзя ошибаться.
У Городзи была разбита грудь и сломана берцовая кость, но он выжил. Получив это известие, Кодзиро неожиданно решил навестить раненого. Он отправился пешком к мосту Токива, где находился дом Городзи.
Незваного гостя приняли сердечно.
– Поединок есть поединок, – сказал Городзи. – Мне не хватило мастерства, а тебя я не виню. Спасибо, что проведал.
После ухода Кодзиро Городзи заметил друзьям:
– Этот самурай достоин восхищения. Я его считал надменным выскочкой, а он оказался искренним и добрым юношей.
Кодзиро и рассчитывал именно на такой результат визита. Пусть искалеченный хвалит своего победителя. Кодзиро еще несколько раз заходил к Городзи, а однажды даже принес живую рыбу как символ скорого выздоровления.
