В ловушке смерти
Забрезжило утро, но луна стояла высоко. По белеющей во мгле горной дороге двигались тени. Путники беспокойно переговаривались тихими голосами.
– Я думал, что людей будет побольше.
– И я тоже. Многие не явились. Я полагал, что человек сто пятьдесят наберется.
– И половины нет!
– С людьми Гэндзаэмона и семидесяти не насчитаешь.
– Плохи дела. Развалилась школа Ёсиоки!
– Нечего жалеть о тех, кто не явился, – раздался голос из группы людей, шедших сзади. – Додзё закрыт, и многие разбрелись, чтобы прокормиться. Пришли самые гордые и преданные, а это важнее количества.
– Правильно! Представь, какую кутерьму устроили бы двести или даже сто человек!
– Ха-ха-ха! Отважные речи! Вспомните Рэнгэоин!
Двадцать человек открыв рот смотрели вслед Мусаси.
Гора Хиэй и соседние вершины спали в пелене облаков. Путники приближались к развилке, откуда одна дорога взбиралась в гору, другая – вела к деревне Итидзёдзи. Дорога была каменистой, с глубокими выбоинами. У развилки, раскинув ветви гигантским зонтом, росла сосна, под которой расположились несколько старших учеников школы Ёсиоки. Шел военный совет.
– Сюда ведут три тропы. Неизвестно, по какой придет Мусаси. Разумно разделить людей на три группы и поставить на каждой. Гэндзиро с отцом останутся здесь с десятком самых сильных наших учеников во главе с Миикэ и Уэдой.
– Местность здесь пересеченная, поэтому собирать всех людей бессмысленно. Надо расставить их вдоль трех троп и подождать, пока Мусаси не приблизится достаточно близко к месту боя, а затем окружить его.
Тени метались по дороге, некоторые самураи стояли неподвижно, опершись на копья. Они подбадривали друг друга, хотя среди них не было трусов.
– Идет! – раздался крик дозорного.
Тени замерли. По спинам воинов пробежал холодок.
– Ложная тревога! Это Гэндзиро.
– Смотрите, его несут в паланкине.
– Да он ведь еще ребенок!
Тусклый фонарь, раскачиваясь в такт шагов носильщиков, медленно приближался. Вскоре Гэндзаэмон уже выбирался из паланкина со словами: «Ну вот, кажется, все в сборе». Гэндзиро, мальчик лет тринадцати, вылез из другого паланкина. На головах отца и сына были белые повязки, хакама подогнуты. Гэндзаэмон велел сыну стоять под сосной. Отец потрепал мальчика по волосам:
– Бой от твоего имени, но сражаться будут ученики школы. Ты еще мал, твое дело – наблюдать со стороны.
Гэндзаэмон застыл под деревом, как кукла самурая на празднике мальчиков.
– Еще рано, – проговорил Гэндзаэмон. – До восхода солнца далеко.
Порывшись за пазухой, он достал трубку и попросил дать ему огня. Все видели, что он спокоен и держит себя в руках.
– Может, решим, как распределить людей? – предложил кто-то.
– Пожалуй. Каждый должен знать свою позицию. Что предлагаете?
– Боевое ядро остается под деревом. Остальные воины будут стоять через двадцать шагов друг от друга вдоль трех дорог.
– Кто на позиции под сосной?
– Вы и еще десяток учеников. Мы сможем оградить Гэндзиро и прийти на помощь бойцам на дорогах.
– Надо подумать, – произнес Гэндзаэмон. – По твоему плану на Мусаси смогут напасть не более двадцати человек.
– Правильно, этого достаточно для его окружения.
– А если он приведет подмогу? Запомните, он мастер выходить из самых трудных положений. В этом он, пожалуй, даже сильнее, чем в бою. Вспомните Рэнгэоин. Он может ударить по слабому звену в наших порядках, ранить троих-четверых и скрыться, а потом бахвалиться, что один справился с семью десятками учеников школы Ёсиоки.
– Мы не допустим клеветы!
– У вас не будет доказательств. В городе уже сплетничают, что Мусаси один бросил вызов всей школе Ёсиоки. Народ, как обычно, на стороне одинокого храбреца.
– Если он и на этот раз вывернется, нам конец, – произнес Миикэ Дзюродзаэмон. – Никакие объяснения не помогут. Единственное наше спасение – смерть Мусаси, сейчас не до выбора средств. Мертвые молчат.
Дзюродзаэмон подозвал четверых самураев, стоявших в стороне.
Трое были с луками, один с мушкетом.
– Мы обеспечили дополнительные меры обороны, – сказал он.
– А, дальнобойное оружие!
– Поставим их на возвышении или устроим на деревьях.
– Не обвинят ли нас в нечестных приемах?
– Плевать на молву. Наша задача – убить Мусаси.
– Если тебя не страшат сплетни, согласен, – быстро проговорил старик. – Если Мусаси захватит с собой человек шесть, им не уйти от стрел и пули. Пора по местам. Мусаси может напасть внезапно. Расставляй людей, командование поручаю тебе.
Темные тени рассыпались, как дикие гуси по болоту. Одни нырнули в заросли бамбука, другие спрятались за деревьями или слились с камнями на межах между рисовыми полями. Трое лучников заняли позицию на возвышенности, а один забрался на сосну. Пока он карабкался на дерево, дождь иголок сыпался на стоявшего внизу Гэндзиро. Отец заметил, что мальчик заерзал на месте.
– Уже волнуешься? Нельзя так трусить!
– Я не трус. Иголки за ворот попали.
– Терпи молча. Хорошая закалка для тебя. Попытайся запомнить все подробности боя.
– Перестань драться, болван! – раздался вопль с восточного конца дороги.
В зарослях бамбука стоял такой шум, что лишь глухой мог не догадаться, какая там куча людей.
– Страшно! – закричал Гэндзиро, прижимаясь к отцу. Дзюродзаэмон бросился на крик, понимая, что это ложная тревога. Сасаки Кодзиро дубасил одного из людей Ёсиоки.
– Слепой, что ли? Как можно принять меня за Мусаси? Я пришел, чтобы быть свидетелем, а ты набросился с копьем. Сумасшедший!
Люди Ёсиоки переполошились. Они подозревали в Кодзиро лазутчика.
Увидев Дзюродзаэмона, Кодзиро обратился к нему:
– Я пришел как свидетель, а меня встречают как врага. Если это твой приказ, придется мне с тобой сразиться. Мне нет дела до Мусаси, но за свою честь я постою. К тому же Сушильный Шест давно не пробовал крови, что-то я разленился.
Кодзиро походил на тигра, изрыгающего огонь. Его ярость поразила людей Ёсиоки, обманувшихся было фатоватой внешностью Кодзиро. Дзюродзаэмон решил не уступать строптивому юнцу.
– Ты правда рассердился. Ха-ха-ха! А кто звал тебя в свидетели? Не припоминаю. Мусаси попросил?
– Почему переполох? Когда мы ставили столб с объявлением в Янаги-мати, я сообщил враждующим сторонам, что буду свидетелем.
– Ну и что? Это ты сам придумал. Мусаси не просил, а мы тем более. Удивляюсь, сколько на свете выскочек, сующих нос не в свои дела.
– Это оскорбление! – бросил Кодзиро.
– Убирайся! – заорал, не выдержав, Дзюродзаэмон. – Здесь не балаган для представлений!
Посинев от злости, Кодзиро, мягко отпрыгнув назад, приготовился к атаке.
– Защищайтесь, негодяи!
– Подождите, молодой человек! – раздался голос подошедшего Гэндзаэмона.
– Сам жди! – прошипел Кодзиро. – Не лезь! Я вам покажу, что случается с людьми, которые меня оскорбляют.
Старик подбежал к Кодзиро.
– Прошу вас не принимать это недоразумение всерьез. Наши люди перевозбуждены. Я – дядя Сэйдзюро, он рассказывал, какой вы выдающийся фехтовальщик! Не обижайтесь! Приношу вам личное извинение за поведение наших людей.
– Спасибо на добром слове. Я был в хороших отношениях с Сэйдзюро и желаю успехов дому Ёсиоки, хотя и не могу выступить на вашей стороне. Я тем не менее не допущу, чтобы ваши люди оскорбляли меня.
Гэндзаэмон склонился в глубоком поклоне.
– Вы совершенно правы. Прошу вас, забудьте о происшедшем ради Сэйдзюро и Дэнситиро.
Старик решил любой ценой уладить неприятность, поскольку Кодзиро мог ославить их на весь Киото, рассказав о подготовленной засаде на Мусаси.
– Хорошо! Мне стыдно, что почтенный старец гнет передо мной спину в поклоне, – милостиво произнес Кодзиро.
Без тени смущения хозяин Сушильного Шеста начал хвалить и подбадривать людей Ёсиоки и поносить Мусаси.
– Я дружил с Сэйдзюро и знать не знаю Мусаси. Конечно, я на вашей стороне. Я видел много поединков, но трагедия вашего дома ни с чем не сравнима. Какой-то деревенский бродяга вывалял в грязи семейство, служившее военными наставниками сёгунам Асикаги!
От слов Кодзиро у всех загорелись уши. Дзюродзаэмон ругал себя за то, что грубо обошелся с искренним другом дома Ёсиоки.
Кодзиро, мгновенно уловив перемену в отношении к себе, заговорил еще вдохновеннее:
– Я мечтаю о собственной школе, поэтому не пропускаю ни одного поединка, чтобы видеть различные приемы. Таким образом я учусь. Два ваших боя с Мусаси меня безмерно разочаровали. Вас было много в Рэнгэоине, да и в Рэндайдзи тоже, но вы позволили Мусаси уйти безнаказанным. Теперь он болтается по улицам Киото и кичится своими победами. Не могу понять, в чем дело.
Кодзиро продолжал, облизнув пересохшие губы:
– Спору нет. Мусаси на редкость упорный боец, впрочем, как и все бродячие фехтовальщики. Раза два я наблюдал его в деле. Боюсь показаться навязчивым, но хочу кое-что рассказать вам о Мусаси. Впервые я услышал о нем от женщины, которая знала Мусаси с семнадцати лет.
Кодзиро предусмотрительно опустил имя Акэми.
– Ее рассказ и другие сведения дали мне представление об этом человеке. Он – сын деревенского самурая из провинции Мимасака. Вернувшись в деревню после битвы при Сэкигахаре, он натворил столько безобразий, что односельчане изгнали его. С тех пор он странствует. Человек он никчемный, но кое-какие способности имеет. Обладает могучей силой. Сражается с полным пренебрежением к собственной жизни, что сводит на нет традиционные правила фехтования в поединках с ним. Это все равно что с помощью здравого смысла пытаться уговорить сумасшедшего. Надо поймать его в ловушку, как дикого зверя, иначе вам с ним не справиться. У вас есть представление о противнике, так что действуйте!
Гэндзаэмон церемонно поблагодарил Кодзиро и посвятил его в план сражения. Кодзиро одобрительно кивал.
– Если выполните задуманное, Мусаси живым не уйдет. Можно, однако, придумать кое-что и получше.
– Получше? – переспросил Гэндзаэмон, пристально взглянув на самоуверенного гостя. – Спасибо, но, по-моему, мы все предусмотрели.
– Нет, мой друг, далеко не все. Если Мусаси честно явится сюда по дороге, то ему, может, и не уйти. А если он разгадает вашу тактику и вовсе не появится? Все ваши приготовления пойдут насмарку.
– Расставим по всему Киото объявления о его трусости и сделаем его посмешищем.
– Конечно, таким образом вы отчасти поправите свою репутацию, но не забывайте, Мусаси будет всем рассказывать о вашем коварстве. Вам не будет веры. Необходимо уничтожить Мусаси сегодня. Значит, надо подстроить так, чтобы он явился сюда и угодил в вашу западню.
– Как это сделать?
– Сейчас скажу. Есть несколько вариантов. – Кодзиро что-то прошептал на ухо Гэндзаэмону. – Ну как? – спросил Кодзиро. Надменное лицо выражало дружелюбие, не свойственное ему.
– Понимаю, к чему вы клоните, – закивал в знак согласия старик. Обернувшись к Дзюродзаэмону, он зашептал ему на ухо.
