ГЛАВА 29
Марк смотрел через парапет, напрягая глаза и стараясь увидеть далекие костры врага. Эта земля была красивой, но неласковой. Суровые зимы убивали старых и немощных; даже колючие кустарники, что цеплялись за крутые скалы на горных перевалах, увяли и как будто перестали бороться.
Марк провел в горах больше года; его кожа стала темно-коричневой, а тело бугрилось жилистыми мышцами. У него развилась способность, которую старшие солдаты называли «чуйкой»: умение почуять засаду, обнаружить лазутчика или ходить по скалам в темноте. «Чуйка» была у всех опытных разведчиков, а если она не появлялась через год, то не появлялась никогда — как утверждали старшие, такому человеку не стать настоящим разведчиком.
Первое повышение — командование восемью солдатами — Марк получил, когда успешно обнаружил засаду синекожих дикарей, вовремя разослав дозорных. Солдаты искрошили дикарей на кусочки, и только потом кто-то заметил, что они выполнили его приказ без возражений.
Тогда Марк в первый раз увидел диких кочевников вблизи, и их размалеванные лица долго мерещились ему во сне после плохой еды или дешевого вина.
В обязанности легиона входили контроль над землями и усмирение местного населения. На практике это давало огульное право убивать столько дикарей, сколько возможно. Жестокость здесь никого не удивляла. Бывало, римские солдаты пропадали, а потом их находили на видном месте, с внутренностями, вываленными под палящее солнце. Милосердие и доброта быстро сгорали в этой пыльной и гудящей от мух жаре. Война приняла вид мелких стычек: на такой неровной и негостеприимной местности были невозможны шахматные построения, столь любимые римскими полководцами. Каждый раз патруль возвращался с парой вражеских голов или недосчитавшись нескольких своих. Противники оказались в тупике: ни одна сторона не скопила достаточно сил, чтобы уничтожить вторую.
Спустя год набеги на караваны с армейскими поставками неожиданно участились и ужесточились. Людей Марка и еще несколько подразделений послали охранять караваны, которые везли бочки с водой и солонину в самые дальние форты.
Все понимали, что эти маленькие каменные укрепления — колючки под кожей дикарей, и нападения на них случались нередко. Гарнизоны регулярно сменялись; многие приносили в постоянный лагерь зловещие истории о головах, которые швыряют через парапеты, или обнаруженных после восхода солнца словах, написанных кровью на стенах.
Поначалу обязанности охранника каравана не показались Марку обременительными. Пятеро из восьмерки под его началом были опытными, хладнокровными воинами, выполнявшими приказы без возражений или жалоб. Что касается остальных троих, Япек вечно ныл, не обращая внимания, что раздражает остальных; Рупис оказался бывшим командиром, которого перед самым выходом на пенсию из-за какой-то провинности разжаловали в простые солдаты; ну а третьим был Пеппис. Каждый из них по-своему осложнял Марку жизнь. Когда он попросил совета у Рения, тот только покачал головой и сказал:
— Твои люди, ты с ними и разбирайся.
Марк сделал Руписа своим помощником, командиром второй четверки, думая, что это смягчит его уязвленную гордость. Тот же воспринял новое назначение как оскорбление и с тех пор фактически высмеивал все приказы Марка. Япеку Марк, немного поразмыслив, приказал записывать все свои жалобы, чтобы по возвращении в постоянный лагерь представить список центуриону. Центурион славился тем, что не терпел дураков, и Марк с радостью отметил, что на пергаменте, которым он заботливо снабдил Япека из запасов легиона, не появилось ни одной записи. Скромная победа, но Марк очень хотел овладеть умением управлять людьми или, по словам Рения, заставлять их делать то, что ты хочешь, причем так, чтобы их обида не отражалась на качестве работы. Вспоминая эти слова, Марк невольно улыбался: странно, что Рений учит его дипломатии.
Проблему Пепписа было не решить парой слов или ударов кулаком. В постоянном лагере он прижился, подрос и окреп от хорошей еды и упражнений. К несчастью, у мальчишки появилась склонность воровать со складов, да еще и приносить наворованное Марку, что доставило юноше немало неприятных минут. Ни краткие, но ощутимые наказания, ни то, что Марк заставил Пепписа отнести обратно все, что он украл, не излечили мальчика от этой привычки. В конце концов центурион Бронзового Кулака. Леонид, отослал Пепписа к Марку с запиской: «Твоя ответственность. Тебе и расхлебывать».
Они приступили к охране каравана слаженно и четко; Марк уже привык к дисциплине, хотя и догадывался, что так было не по всей империи. Они вышли из лагеря за час до рассвета и поднялись по тропам в горы из темного гранита. Караван состоял из четырех плоских повозок, запряженных волами и нагруженных крепко увязанными бочками и тридцатью двумя солдатами. Охраной командовал Перит, старый и умный разведчик с двадцатилетним опытом. Отряд римлян на извилистых горных тропах представлял собой серьезную силу. Хотя Марк почти сразу почувствовал, что за ними наблюдают, он быстро привык к этому. Его группе поручили вести разведку впереди. Марк поднялся с двумя из своих подначальных вверх по крутому склону, покрытому камнями и сухим мхом. Неожиданно они оказались нос к носу с полусотней раскрашенных синекожих фигур в полном вооружении.
Несколько мгновений и те и другие стояли как вкопанные и смотрели друг на друга. Потом Марк повернулся и бросился вниз по склону; его спутники не отставали. Позади раздался громкий крик, избавив их от необходимости предупреждать караван. Синекожие перевалили через утес и напали на солдат, высоко подняв длинные мечи и сотрясая горный воздух дикими воплями.
В это время легионеры отнюдь не бездействовали. Когда синекожие бросились вперед, на тетивы уже легли стрелы, и звенящая волна смерти прошла над головами Марка и его людей, так что они успели добежать до тропы и повернуться лицом к врагу. Марк тут же достал гладий и убил первого синекожего, который кричал что-то до тех пор, пока меч не вонзился в синее горло.
Сначала римляне проигрывали. Их сила была в боевых группах, но на горной тропе каждый дрался за себя и редко ухитрялся сомкнуть щиты с товарищем. Тем не менее все они мрачно и непоколебимо рубили и кололи мечами, не поддаваясь синекожему ужасу. Люди погибали с обеих сторон; Марк прислонился спиной к телеге, увернулся от выпада мечом и погрузил короткий гладий в раздувшийся синий живот. «Кишки на фоне синей краски совсем желтые», — промелькнуло у Марка в голове, пока он защищался еще от двоих. Одному Марк отрубил кисть, а другому, когда тот попытался вспрыгнуть на телегу, пронзил пах. Дикарь оскалился и упал в пыль, задыхаясь. Марк, не глядя, затоптал его и разрубил руку следующему. Бой казался очень долгим, но, когда враги наконец рассеялись и побежали вверх, в укрытие, Марк с удивлением обнаружил, что солнце стоит там же, где было, когда на них напали. Прошло не больше нескольких минут. Юноша оглянулся в поисках своей группы и с облегчением увидел знакомые лица. Солдаты тяжело дышали и утирали брызги крови, но остались в живых.
Некоторым не так повезло. Рупис уже никогда не будет никого высмеивать. Легионер лежал, раскинув ноги, у телеги, и в горле у него зияла широкая красная улыбка. В стычке погибла еще дюжина; вперемешку с ними на собственную землю проливали кровь три десятка неподвижных синих тел. Стаи мух уже слетались на мрачное пиршество.
Марк приказал Пеппису принести флягу с водой. В это время Перит расставил охрану по местам и подозвал к себе командиров для краткого доклада. Марк взял фляжку у Пепписа и трусцой побежал к голове колонны.
Пыль и жара за долгие годы службы иссушили Перита, оставив вместо лица жесткий кусок дерева да еще глаза, смотревшие на мир со слегка снисходительным равнодушием. Изо всех охранников верхом был только он. Перит кивнул в ответ на салют Марка.
— Мы могли бы повернуть назад, но, по-моему, мы уже отбили самую худшую их атаку. Если повезем тела обратно, дикари будут праздновать победу, так что мы продолжаем путь. Привяжите убитых к телегам и почаще меняйте переднюю охрану, чтобы всегда были начеку, на случай новых неприятностей. Те, кто наскочил на врагов и заставил их показаться раньше, молодцы. Спасли пару жизней. До форта всего тридцать миль, пора двигаться дальше. Вопросы?
Марк посмотрел на горизонт. Спрашивать было не о чем. Люди умирали, их кремировали и отсылали обратно в Рим.
Такова военная жизнь. Те, кто выживал, получали повышение в чине. Раньше он и не понимал, насколько важно здесь везение.
Когда он заговорил об этом с Рением, тот кивнул и добавил;
— Боги любят героев, но стреле абсолютно все равно, кого убивать.
Серьезные неприятности начались, когда поредевшему отряду оставалось пройти всего несколько миль. Синекожие почти открыто следили за ними из подлеска. У римлян не хватало людей, чтобы перехватить их, да и синекожие никогда не пользовались метательным оружием. Поэтому легионеры старались не обращать внимания на мелькание синего среди листьев и лишь крепко сжимали в руках мечи.
Чем ближе они подходили к форту, тем больше врагов замечали. Прямо над тропой бежало не менее двух десятков дикарей. Они прятались за деревьями и кустами, но иногда выбегали оттуда и дразнили мрачных солдат Рима. Перит хмурился и держал руку на рукояти меча. Его конь рысью шел вперед.
Марку постоянно казалось, что в него вот-вот вонзится копье. Он представлял себе, что какой-нибудь синий целится в него, и почти ощущал место между лопатками, куда вопьется наконечник. У синекожих действительно были копья, но они почти никогда их не метали, по крайней мере до этих пор. Правда, от этого спина у Марка не переставала зудеть. Он очень хотел поскорее добраться до форта и в то же время опасался того, что они могут там обнаружить. Вокруг, должно быть, собралось не одно племя. По крайней мере никто из лагеря еще не видел столько синекожих в одном месте. Если кто-то из них выживет и доберется до легиона, он должен будет предупредить остальных: дикари стали увереннее и многочисленнее.
Наконец они зашли за поворот и увидели последний отрезок пути, полмили тропы, ведущей резко в гору, к небольшому укреплению на сером холме. По плато вокруг холма ходило еще больше синих. Некоторые разбили перед фортом стоянку и теперь, сощурившись, смотрели на караван. Сверху слышались шаги, из-под босых ног падал щебень. Римляне, нервничая, начали медленный подъем к форту. Погонщики волов лихорадочно махали и щелкали кнутами.
Марк не видел в форте часовых, и внутри у него заныло от страха. Они не доберутся до форта — а если и доберутся, что там осталось?
Римляне медленно шли вперед, пока не приблизились достаточно, чтобы рассмотреть форт во всех подробностях. На валах по-прежнему никого не было, и Марк с отчаянием понял, что все защитники убиты. Он достал меч и беспокойно махал им на ходу.
Вдруг синекожие разразились громким воем. Марк рискнул оглянуться и увидел, что за ними бежит около сотни воинов.
Перит проскакал вдоль всей линии легионеров.
— Бросайте повозки! Бегите в форт! Живо! — прокричал он, и все бросились наверх.
Осталось всего сто футов. Варвары завыли еще яростнее. Марк держал меч далеко от себя и бежал, не отваживаясь оглядываться. Совсем близко он слышал шлепанье твердых босых подошв и громкие боевые кличи синекожих. Наконец перед ним появились ворота, и Марк вбежал в них вместе с толкающимися, пыхтящими солдатами и сразу повернулся и стал криками подбадривать тех, кто медлил.
Успели почти все. Лишь двоих римлян, которые бежали медленнее всех — то ли от усталости, то ли от страха, — загнали, как зверей на облаве, и проткнули десятками мечей. Дикари с вызовом трясли окровавленными мечами перед выжившими, которые запирали ворота. Перит спешился и приказал обыскать форт и проверить, в безопасности ли они. Кто поймет, что за нездоровые мысли бродят в головах дикарей? Внутри римлян вполне могли поджидать новые толпы синекожих, чтобы для забавы перебить римлян, когда те решили, что спаслись.
Однако форт оказался пуст, если не считать трупов. В римских фортах обычно было по пятьдесят человек и двадцать лошадей. Теперь их изуродованные трупы валялись на месте убийства. Дикари даже из животных вытащили вонючие кишки и растянули по каменному полу. Тучи потревоженных сине-черных мух с гудением поднялись в воздух. От смрада двоих солдат вырвало. Марку стало совсем тоскливо: они попали в ловушку и впереди их ждали только болезни и смерть. А за стенами форта кричали и улюлюкали синекожие.