2
В сером утреннем свете Армия начала движение по узким уставленным лачугами улицам внешней части Йорка. Все три главные моста через Узу прикрывались стенами старой колонии на южном берегу реки, но для искусных плотников и топорников викингов это не было преградой. Они снесли несколько домов и ближайшую церковь, разобрали их на бревна и перебросили через Узу рядом с лагерем широкий мост. Армия прошла по нему и теперь, как прилив, накатывалась на желтые стены сердца города. Она не торопилась, не слышны были выкрики команд, все восемь тысяч человек, за исключением нескольких экипажей, оставленных для охраны лагеря, двигались к цели.
Они шли по узким улицам, время от времени от них отделялись небольшие группы, взламывали двери и ставни. Шеф повернул голову, повернул неуклюже, потому что еще не привык к тяжести шлема, и, глядя на Бранда, вопросительно поднял бровь. Тот мирно ехал рядом с ним, сгибая и разгибая руку, с которой только что сняли повязку.
– Дураки есть повсюду, – заметил Бранд. – Беглецы говорят, что король приказал несколько дней назад очистить это место, мужчин забрали в крепость, остальных куда-то в холмы. Но всегда найдется кто-то, кто думает, что пронесет, ничего не случится.
И как бы подтверждая его слова, впереди послышался шум: голоса, женский крик, звук неожиданного удара. Из двери показались, широко улыбаясь, четверо мужчин, между ними дергалась и вырывалась грязная неряшливая молодая женщина. Воины останавливались и обменивались шутками.
– Ослабеешь перед битвой, Тости! Лучше съешь оладью, силы сбережешь.
Один из мужчин задрал платье девушки на голову, зажав ее руки как в мешке. Еще двое грубо схватили ее за голые ноги и развели их. Настроение проходящих менялось. Многие останавливались и смотрели.
– Место для меня найдется, когда кончите, Скукул?
Железные перчатки Шефа сжали древко «Мести тролла», и он повернулся к дергающейся, напрягающейся группе. Огромная рука Бранда легла ему на плечо.
– Оставь это, парень. Если начнется драка, она точно будет убита. В легкие цели всегда попадают первыми. Оставь их, может быть, они ее потом отпустят. Им нужно сражаться, поэтому долго они не провозятся.
Шеф неохотно отвернулся и двинулся дальше, стараясь не слышать доносящиеся сзади звуки – а по мере того как они шли, звуки и с других сторон. Он понял, что город напоминает поле осенью. Оно кажется пустым, но когда жнец проходит по нему с серпом, оставляя все меньший и меньший квадрат несжатой пшеницы, все более заметными становятся обитатели, встревоженные, испуганные, убегающие от голосов и лезвий. Им нужно было уходить, когда им приказывали, говорил себе Шеф. А король должен был проверить. Есть ли разумные люди в этом мире?
Дома кончились, перед ними оказалось пустое пространство из затвердевшей грязи и булыжников, а ярдах в восьмидесяти желтые каменные стены, построенные римлянами. Бранд и его спутники, выйдя из улицы, посмотрели на верх стены, где двигались фигуры. Оттуда слышались окрики. Свист в воздухе, стрела впилась в стену мазанки. Еще одна, и викинг выругался, глядя на торчащую из бедра стрелу. Бранд протянул руку, вырвал стрелу, осмотрел ее, отбросил.
– Ранен, Арнтор?
– Нет, пробила только кожу. Шесть дюймов повыше, и отразилась бы от куртки.
– Значит, не пробила. Не смотрите на этих парней. Иногда они попадают в глаз, – сказал Бранд.
Шеф двигался вперед, стараясь по примеру остальных не обращать внимания на свист и звуки глухих ударов.
– Вы такое делали раньше? – спросил он.
Бранд остановился, приказал остановиться своим спутникам, повернулся к стене и быстро присел на корточки.
– Не могу сказать, что я делал. Не в таком масштабе. Но сегодня мы делаем только то, что нам приказывают. Рагнарсоны говорят, что у них есть план и мы возьмем город, если каждый нажмет в нужное время и в нужном месте. Подождем и посмотрим.
– Если кто и знает, что делает, так это они. Знаешь, их старик, их отец Рагнар, однажды пытался взять город франков – о, это было, должно быть, лет двадцать назад. Париж, так он назывался, этот город. С тех пор Рагнарсоны много думали о городах и каменных стенах. Но от какой-нибудь крепости в Килкенни или Мите до этого далеко. Мне интересно, как они это сделают.
Шеф оперся на свою алебарду и осмотрелся. Прямо перед ним каменная стена с парапетом, на ней люди, они больше не тратят стрелы, потому что армия остановилась на краю расчищенного пространства, но явно готовы к стрельбе при продвижении вперед. Удивительно, подумал Шеф, на какое небольшое расстояние можно выстрелить даже с такой высокой стены. Люди на верху тридцатифутовой стены недосягаемы. Однако они буквально ничего не могут сделать наблюдающим. В пятидесяти ярдах ты в опасности, в десяти – почти наверняка мертв. А в восьмидесяти можешь стоять открыто и спокойно готовиться.
Он внимательней посмотрел на стену. Слева, в двухстах ярдах, она заканчивалась круглой выступающей башней, с которой можно стрелять вдоль стены, по крайней мере на дальность полета стрелы. За башней местность понижается к коричневой мутной Узе, и сразу на другом берегу деревянная ограда, она охраняет выходящий к реке край колонии, – Мэристаун, как называют местные. На ограде тоже люди, они с беспокойством смотрят на приготовления таких близких теперь язычников.
Армия ждала, стояла перед стеной по шесть-восемь человек в ряд, растянувшись на пятьсот ярдов в длину. Еще больше оставалось на улицах и переулках. Пар дыхания поднимался в воздух. Тусклый металл, темная ткань и кожа, лишь кое-где ярко блестят щиты. Воины спокойны и уверены, они напоминают работников, ждущих приказа хозяина.
Из центра ожидающих рядов, ярдах в пятидесяти-шестидесяти справа от Шефа, послышались звуки рога. Шеф понял, что нужно смотреть на ворота в центре стены. От них отходит широкая улица, она теперь мало заметна в грязи и обрушенных мазанках, но совершенно очевидно, что это главная дорога из города на восток. Сами ворота новые, не работы римлян, очень массивные. Из высушенные дубовых стволов, высотой с башни по обе стороны от ворот. А петли – самые большие железные предметы, какие могли сковать английские кузнецы.
Но все же дерево слабее камня. Против ворот стояли теперь четверо Рагнарсонов. Шеф разглядывал самого высокого из них. Рядом со своими могучими братьями он кажется почти хрупким. Айвар Бескостный. Одет по такому случаю в развевающийся алый плащ, брюки цвета травы под длинной кольчугой, щит и шлем украшены серебром. Он остановился и под одобрительные крики помахал своим ближайшим сторонникам. Снова затрубил рог, и англичане со стен ответили градом стрел, те свистели в воздухе, ударялись о щиты, отскакивали от кольчуг.
На этот раз махнул рукой Змееглазый, и неожиданно сотни людей, отборные войска Рагнарсонов, двинулись вперед. Первая линия несла щиты, не обычные круглые, какими пользуются в схватке, а большие прямоугольные, способные закрыть тело от шеи до ног. Они пробежали вперед сквозь дождь стрел и остановились, образуя V, нацеленное на ворота. Второй и третий ряд составляли лучники. Они пробежали вперед, укрылись за щитами и начали стрелять. Теперь начали падать люди с обеих сторон, с простреленным горлом или головой. Шеф видел, как падают воины, на этот раз стрелы пробивали кольчугу и впивались в тело. От рядов викингов начал отделяться и двигаться назад ручеек раненых.
Но задача этих нападающих – только очистить парапет на стене.
Из улицы показалась гордость Рагнарсонов. Шеф, гладя, как она выдвигается из-за рядов, в первое мгновение увидел огромного кабана. Ноги тех, кто тащил его изнутри, не были видны. Двадцати футов длиной, он с обеих сторон был закрыт перекрывающими друг друга щитами, и крышу тоже образовали щиты.
Внутри в своей раме раскачивался на железных цепях ствол дуба. Пятьдесят человек, отобранных за свою физическую силу, тащили его, налегали на восемь колес размером вдвое больше тележных. Впереди торчал железный конец тарана. Он громоздко продвигался вперед, а воины с обеих сторон закричали и тоже побежали вперед, не обращая внимания на стрелы англичан. По обе стороны от тарана шли Рагнарсоны, они отсылали людей назад и старались выстроить их в колонну. Шеф мрачно посмотрел на мелькающие шафрановые пледы. Там Мюртач, его длинный меч еще висит на боку, он тоже машет руками и кричит.
– Что ж, это план, – сказал Бранд. Он по-прежнему не потрудился встать. – Таран пробьет ворота, и мы все войдем.
– А сработает?
– Мы для того и сражаемся, чтобы проверить.
Теперь таран находился в двадцати ярдах от ворот, на одном уровне с самыми передними лучниками, люди, толкавшие его, все ускоряли свой бег. На парапете появились люди, и стрелки викингов выпустили шквал стрел. Опустили луки, а со стены на таран полетели огненные стрелы, вонзались в дерево.
– Не подействует, – заметил Бранд. – Где-нибудь в другом месте, но не в Англии. После жатвы? Это дерево надо сутки сушить у огня, чтобы оно загорелось.
Огни шипели и гасли. Таран уже у самых ворот, он все ускоряется, но вот его продвижение закончилось ударом. Пауза, воины оставили веревки, за которые тянули таран, и подошли к ручкам самого тарана. Начали раскачивать ствол подвешенный на железных цепях. Он двинулся вперед под давлением сотни рук и инерцией самого ствола. Ворота задрожали.
Шеф понял, что всех уже охватило возбуждение битвы. Даже Бранд вскочил, и все начали продвигаться вперед. Сам он оказался на десять ярдов ближе к стене. На парапете никакого движения, огненные стрелы больше не летят.
Теперь все внимание обеих сторон сосредоточилось на воротах. Свирепый боров зашевелился, люди оттягивали ствол назад. Еще один рывок, удар, грохот которого перекрыл даже крики тысяч глоток, ворота снова задрожали. Что делают англичане? Если они позволят борову продолжать наносить удары, ворота скоро разобьются и Армия ворвется в крепость.
На башнях по обе стороны от ворот появились головы, на них обрушился залп стрел. Каждый человек – должно быть, там собрались самые сильные люди, – нес булыжник, поднимал его над головой и бросал вниз, в щиты, прикрывающие таран. В такую цель невозможно не попасть. Щиты трещали и раскалывались. Но продолжали держаться на месте. Они были приколочены с наклоном, и камни скатывались по этому наклону.
Происходило что-то еще. Теперь Шеф стоял ближе, сразу за лучниками Рагнарсонов, за теми, кто подносит им груды стрел. Что это? Веревки. На обеих башнях видны веревки, много веревок, и люди на башнях, оставаясь вне пределов выстрелов, тянут за них. Поле зрения Шефа пересек Рагнарсон – кажется, Убби, – он кричал на людей, посылая их вперед. Велел бросать копья в башни. Бросать с более близкого расстояния. Кое-кто послушался и подбежал ближе, но немногие. Это бросок вслепую, а копья стоят недешево. Веревки натянулись.
Над краем ворот появился какой-то предмет, он медленно приближался к краю. Столб. Каменный столб еще римских времен, спиленный с обоих концов. Если он упадет с тридцати футов, никакая рама не выдержит.
Шеф передал «Месть тролла» Бранду и побежал вперед, нечленораздельно что-то выкрикивая. Люди внутри тарана не видели, что делается у них над головами, однако другие видели. Но беда в том, что никто не знал, что делать. Когда Шеф добежал до тарана, несколько человек начали кричать, что нужно бросить ручки, снова взяться за веревки и оттащить все сооружение назад, в безопасность. Другие звали Мюртача и его товарищей, чтобы те помогли тащить. Но тут усилилась стрельба из луков, воздух заполнился свистом и глухими ударами. И на этот раз дальность позволяла наносить смертельные раны.
Шеф оттолкнул одного, другого, нырнул под крышу тарана сзади. Внутри невыносимо пахло потом, воздух был спертый от тяжелого дыхания, пятьдесят героев пыхтели от усилий, некоторые уже взялись снова за веревки, другие отворачивались от массивного ствола.
– Нет! – изо всех сил закричал Шеф. – Назад к ручкам.
К нему обратилось несколько лиц, воины начали тянуть за веревки.
– Не нужно все везти назад, качните только таран…
Его толкнули в спину, он пролетел вперед, мимо других тел, в руки ему сунули веревку.
– Тащи, придурок, или я тебе вырву печень, – крикнул ему в ухо Мюртач.
Шеф почувствовал, как вздрогнула рама, колесо за ним начало поворачиваться. Он всем весом навалился на веревку, еще два фута, может, три, и столб не долетит…
Удар, от которого дрогнула земля, сильный толчок в спину, голова ударилась о бревно, резкий крик, словно женский, он все звучит и звучит…
Шеф с трудом встал и огляделся. Викинги не успели. Каменный столб, перекатывавшийся сотней рук, упал на железную морду тарана, вогнав его в землю, разорвав стальные цепи, вырвав болты крепления. Он разбил раму и упал на одного из викингов. Именно он – мощный сорокалетний седеющий человек – так кричал. Товарищи попятились от него, испуганные, пристыженные, не обращая внимания на три или четыре тела, неподвижно лежащие у цепей и рухнувшей рамы. Все молчали, если не считать кричащего воина. Скоро начнутся крики, Шеф это понимал, но сейчас он может заставить их себя выслушать. Он знает, что нужно делать.
– Мюртач. Прекрати шум. – На него смотрели смуглые жесткие лица, явно не узнавая. Мюртач прошел вперед, вынимая из-за голенища шотландский кинжал.
– Остальные. Откатите таран назад. Недалеко. На шесть футов. Стойте. Теперь… – Он принялся осматривать переднюю часть ствола, определяя размеры повреждений. – Десять человек снаружи, возьмите сломанное дерево, древки копий, все что угодно, подкатите этот столб прямо к воротам. Он в несколько футов шириной. Если поставим переднее колесо прямо к нему, сможем по-прежнему раскачивать таран.
– Теперь. Наденьте снова цепи. Мне нужен молот, два молота. Тащите таран вперед…
Время летело лихорадочно. Шеф сознавал, что на него смотрят, что кто-то в серебряном шлеме проталкивается сзади сквозь ряды, видел, как вытирает кинжал Мюртач. Но не обращал внимания. Цепи и болты, гвозди и сломанные бревна превратились в огненные линии в голове, передвигающиеся, меняющие место, когда он думал, как следует действовать. Он не сомневался в правильности своего решения.
Громкие крики в стороне: это армия попыталась осуществить неожиданный штурм с помощью наспех сооруженных лестниц. Стены как будто остались беззащитными. Но тут же появились англичане и сбросили лестницы.
Внутри напряженные выдохи, голоса:
– Это кузнец, одноглазый кузнец. Делай, что он говорит.
Готовы. Шеф отошел назад, дал знак взяться снова за веревки, увидел, как таран продвинулся вперед, пока его колеса не приблизились к колонне; металлическая голова, измятая и сбитая, снова оказалась на одном уровне с воротами, дуб против дуба. Воины снова схватились за рукояти, подождали приказа, оттянули ствол, двинули вперед. И еще вперед. Теперь они пели – песня гребцов, всю силу своих тел вкладывали в удар. Шеф вынырнул из-под щитов на дневной свет.
Вокруг местность стала походить на поле битвы. Повсюду тела, раненые уходят или их уводят назад, земля усеяна стрелами и копьями, их подбирают лучники. К нему обратились беспокойные лица. Потом к воротам.
Они начали раскалываться. Когда ударял таран, они приходили в движение; один ствол утрачивал связь с другим. Люди внутри тарана напрягались. Еще пятьдесят ударов сердца, может, сто, и ворота рухнут. Тогда воины Нортумбрии выйдут, размахивая мечами с позолоченными рукоятями, чтобы помериться силами с воинами Дании, Норвегии, с отступниками из Ирландии. Это будет поворотный момент сражения.
Шеф обнаружил всего в нескольких футах от себя Айвара Бескостного. Светлые глаза смотрят на него с ненавистью и подозрительностью. Но тут Айвар посмотрел в другую сторону. Он тоже понимал, что наступает критический момент в битве. Повернувшись, он обеими руками дал условный сигнал. Из-за домов на берегу Узы появились толпы воинов. Они несли длинные лестницы, не наспех сооруженные, как в первой попытке, а прочные, заранее подготовленные и спрятанные. Свежие силы, еще не участвовавшие в битве, они знали, что нужно делать. Теперь, когда все силы англичан сосредоточились у ворот, Айвар посылает на штурм лишенных защиты башен.
Англичанам конец, подумал Шеф. Их оборона трещит в двух местах. Теперь Армия прорвется.
Почему я это делаю? Почему помогаю Айвару и Армии? Той самой, что сожгла мне глаз?
Из-за качающихся ворот донесся странный глухой звон, словно порвалась струна арфы, но звук гораздо громче, он перекрыл шум битвы. В воздух поднялся какой-то огромный предмет, камень такого веса, что его не смогли бы пошевелить десять сильных мужчин. Это невозможно, подумал Шеф. Невозможно.
Но камень продолжал подниматься, все выше и выше, так что Шефу пришлось задрать голову, чтобы видеть его. Казалось, на мгновение он повис.
И потом рухнул.
Он приземлился прямо посредине тарана, пробил щиты, раму и опоры, словно это детский домик из коры. Таран подпрыгнул и дернулся в сторону, как умирающая рыба. Изнутри послышались крики боли.
Нападающие уже прислонили лестницы к стенам, поднимались по ним; одну лестницу отбросили, остальные стояли. В двухстах ярдах дальше, за Узой, тоже что-то происходило на деревянной ограде Мэристауна: там люди сгрудились возле какой-то машины.
На этот раз не камень, а линия, с ревом пронеслась над рекой, нацеленная на лестницы. На одной из них стоял воин, он уже протянул руку и взялся за парапет, собираясь перебраться на него. И линия пересеклась с его телом.
Он полетел вперед, словно ударенный рукой гиганта. Удар был так силен, что лестница под ним сломалась. Он повернулся, расставив руки, и Шеф увидел, что из его спины торчит гигантская стрела. Воин сложился вдвое и медленно упал на толпу товарищей.
Стрела. И в то же время не стрела. Никто не смог бы выстрелить такой стрелой. И никакой человек не поднял бы этот камень. И все же это произошло. Шеф медленно прошел вперед и принялся разглядывать камень, лежащий в обломках тарана. Он не обращал внимания на крики боли и просьбы о помощи.
Это может быть сделано только машинами. И какими машинами! Где-то в крепости, может, среди черных монахов, есть мастер, какого он себе и представить не может. Он должен найти его. Однако теперь Шеф понял, почему помогает армии. Потому что не может вынести вида неправильно управляемой машины. Но теперь машины есть с обеих сторон.
Бранд схватил его, сунул в руки «Месть тролла», оттаскивал, гневно рыча.
– …стоишь, как блаженный, сейчас в любую минуту начнется вылазка!
Шеф увидел, что они чуть ли не последние в этом месте, месте убийства. Остальные уже отошли, спустились по склонам холма.
Штурм Йорка, предпринятый Рагнарсонами, не удался.
* * *
Очень осторожно, высунув от напряжения язык, Шеф поднес лезвие своего ножа к нити. Нить лопнула. Вес на одном конце деревянной планки опустился, другой конец взлетел вверх. Над горном неторопливо пролетел булыжник.
Шеф со вздохом сел.
– Вот как это действует, – сказал он Торвину. – Короткое плечо, большой вес: длинное плечо, меньший вес. Вот и все.
– Я рад, что ты наконец удовлетворен, – ответил Торвин. – Два дня ты играешь с кусками дерева и нитями, а я выполняю всю работу. Теперь можешь мне помочь.
– Помогу, да, но это тоже важно. Это новое знание, то, что ищет Путь.
– Конечно. И это важно. Но есть и ежедневная работа, ее тоже нужно выполнять.
Торвин живо интересовался экспериментами Шефа, но после первых же попыток помочь понял, что мешает воображению своего бывшего подмастерья, и потому занялся огромной грудой поврежденного оружия, принесенного солдатами Армии.
– Но новое ли это знание? – спросил Хунд. – Ингульф может делать такое, чего не может ни один англичанин. И узнает он этого новое на опыте, а также вскрывая тела мертвых. Ты тоже учишься на опыте, но то, что ты стараешься узнать, уже знают черные монахи. А они не забавляются с моделями.
Шеф кивнул.
– Знаю. Я трачу время. Теперь я понимаю, как это действует, но многое мне еще не понятно. Если у меня был бы здесь настоящий груз, такой, какой они бросили, то какой же груз должен быть на другом плече? Гораздо больше, чем может поднять десяток людей. И если он такой тяжелый, как я могу опустить вниз длинный рычаг, который бросает вес? Нужна какая-то лебедка. Но теперь я знаю, что это был за звук, перед тем как появился камень. Кто-то перерезал веревку и освободил груз. Но меня гораздо больше беспокоит другое. Они бросили один камень – и разбили таран. Если бы не попали, ворота рухнули бы и все мастера, изготовившие машины, погибли бы. Они должны быть очень уверены, что попадут с первого же броска.
Он неожиданно стер линии, начерченные на земле.
– Пустая трата времени. Понимаешь, о чем я, Торвин? Должно существовать какое-то искусство, мастерство, в котором все это уже известно. Мне не нужно пробовать снова и снова. Когда я впервые увидел ограду вокруг вашего лагеря у Стура, я был поражен. Я думал, откуда они знают, сколько именно бревен нужно, чтобы построить такую ограду, куда вместятся все воины. Но теперь я знаю, как это делают Рагнарсоны. Они берут палочки, по одной на каждый экипаж, делают на них зарубки, складывают их в груды, потом берут и подсчитывают, сколько всего. И на этом основываются лучшие полководцы, руководители Великой Армии. На груду палок. Но какие знания скрываются за этими стенами? Знания римлян, которые умели записывать числа так же легко, как буквы. Если бы я сумел писать римские цифры, я мог бы построить машину.
Торвин отложил клещи и задумчиво взглянул на серебряный молот у себя на груди.
– Не думай, что у римлян был ответ на все, – заметил он. – Если бы это было так, они по-прежнему правили бы Британией из Йорка. И они были всего лишь христиане, и этим все сказано.
Шеф нетерпеливо вскочил.
– Ха! А как ты объяснишь другие их машины? Ту, что послала большую стрелу? Я думал и думал об этом. Ничего не получается. Нельзя сделать такой большой лук. Дерево не выдержит. Но из чего можно стрелять, кроме лука?
– Тебе нужен беглец из города, – сказал Хунд, – или из Мэристауна. Такой, который видел машины в действии.
– Может, такой и найдется, – сказал Торвин.
Наступило молчание, прерываемое только возобновившимися ударами молота Торвина и шумом мехов, которые раздувал Шеф. О беглецах лучше не говорить. После неудачи штурма Рагнарсоны обрушили свой гнев на окрестности, на беззащитные деревни, потому что вооруженные люди и дворяне, витязи и таны закрылись с королем Эллой в городе.
– Если не можем взять город, – воскликнул Айвар, – опустошим всю местность.
И началось опустошение.
– Меня тошнит от этого, – признался Бранд Шефу после одного из набегов на уже опустошенную местность. Все экипажи участвовали в этом по очереди. – Не думай, что я тряпка. Я не христианин. Я хочу разбогатеть и мало на что не согласился бы ради денег. Но в том, что мы делаем, нет денег. И ничего нет забавного в том, что делают Рагнарсоны, гадгедлары и весь сброд. Не смешно смотреть на деревню, в которой они побывали. Я знаю, это всего лишь христиане, может, они и заслужили это, потому что подчиняются своим жрецам.
– Но я бы не стал этого делать. У нас теперь сотни рабов, хороший товар. Но где их продавать? На юге? Но туда нужно отправляться с сильным флотом и держаться настороже. Мы там не очень популярны – и я виню в этом Рагнара и его отродье. В Ирландию? Далеко. Много времени пройдет, прежде чем получишь деньги. А кроме рабов, тут ничего нет. Церкви переправили свое золото и серебро в Йорк еще до нашего появления. А деньги крестьян и даже танов плохие. Очень плохие. Странно. Это богатая земля, всякий это видит. Куда девалось все их серебро? Так мы никогда не разбогатеем. Иногда я жалею, что принес Рагнарсонам в Бретраборг известие о смерти Рагнара, что бы ни говорили мне жрецы Пути. Мне от этого мало пользы.
Но Бранд снова увел свой экипаж, хотел пройти к церкви в Стреншелле, надеялся там найти золото и серебро. Шеф попросил разрешения остаться, ему тошно было видеть землю, по которой прошли Рагнарсоны и их последователи. Каждый пытался продемонстрировать свое умение извлекать сведения, тайны и скрытые сокровища у крестьян и троллов, у которых никаких тайн и сокровищ не было. Бранд колебался нахмурившись.
– Мы все в Армии заодно, – сказал он. – То, что решено, должны делать все, хотя некоторым это может не понравиться. Если не нравится, нужно попытаться уговорить других на общей встрече. Мне не нравится то, что ты считаешь, будто часть армии может оставить другую. Ты теперь карл. А карлы стараются действовать вместе и как можно лучше. Поэтому все имеют голос.
– Я старался действовать как можно лучше у тарана.
Бранд хмыкнул с сомнением и сказал:
– У тебя были собственные соображения.
Но разрешил Шефу остаться с Торвином и со все увеличивающейся грудой работы в лагере у Йорка, охраняемом и всегда готовом к отражению вылазки. Шеф немедленно начал возиться с моделями, с воображаемыми гигантскими луками, пращами, деревянными молотами. Одну проблему он по крайней мере решил – если не практически, то в теории.
Снаружи кузницы послышался топот, звуки тяжелого дыхания. Трое в кузнице, как один, двинулись к двери, раскрыли ее. За несколько футов от нее Торвин установил столбы, соединил их нитью и увешал гроздьями рябины, это означало пределы святого места. К одному из столбов прислонился человек в грубой мешковине. Железный ошейник показывал его статус. Он в отчаянии смотрел на троих вышедших из кузницы, потом облегченно вздохнул, увидев на шее Торвина молот.
– Убежище, – выдохнул он, – я прошу убежища. – Говорил он по-английски, но использовал латинское слово.
– Что такое sanctuarium? – спросил Торвин.
– Убежище. Он просит, чтобы мы защитили его. У христиан беглец может спрятаться в церкви и будет под защитой епископа, пока его дело не будет решено.
Торвин медленно покачал головой. Показались и преследователи – с полдюжины, по внешности гебридцы, самые проворные ловцы рабов. Теперь, видя добычу, они не торопились.
– У нас тут нет такого обычая, – сказал Торвин.
Раб завопил от страха, увидя его жест, и схватился за непрочный столб. Шеф вспомнил, как сам вошел за пределы этой нити, не зная, на что идет. Может, на смерть. Но он смог назвать себя кузнецом, товарищем по ремеслу. А этот человек кажется простым работником, ничего ценного не знающим.
– Пошли с нами, ты, – сказал предводитель гебридцев, ударив раба в ухо и отдирая его руки от столба.
– Сколько ты за него хочешь? – неожиданно спросил Шеф. – Я куплю его у тебя.
Взрыв смеха.
– Зачем он тебе, Одноглазый? Мальчик нужен? В загоне есть получше.
– Я сказал, что куплю. Смотри, у меня есть деньги. – Шеф взял «Месть тролла», порылся в земле у входа в кузницу, достал кошелек и извлек из него несколько монет – свою скудную долю от набега под командой Бранда.
– Нет. Приходи к загонам, продам тебе раба в любое время. А этого нужно увести, он послужит примером другим. Тот, кто сбежал от одного хозяина, думает, что сможет сбежать и от другого. Надо им показать, что не выйдет.
Раб кое-что понял из этого разговора и завыл от страха, на этот раз еще отчаянней. Воины схватили его за руки и за ноги и начали тащить, при этом стараясь не повредить товар, а он отбивался.
– Подвески, – кричал он. – Мне говорили, что люди с подвесками помогут.
– Мы не можем помочь тебе, – сказал по-английски Шеф. – Тебе нужно было оставаться у твоего английского хозяина.
– Я был рабом у черных монахов. Ты знаешь, как они обращаются с рабами. А мой хозяин был хуже всех – Эркенберт, дьякон, тот, что делает машины…
Рассерженный гебридец потерял терпение, вытащил мешок с песком и ударил. Но промахнулся и попал рабу не в висок, а по челюсти. Треск, челюсть вывернулась, из угла рта потекла кровь.
– Э… кр… берт… Он дья… вол. Дел… ет дьяв… льские м… шины.
Шеф схватил перчатки, надел, взялся за алебарду. Клубок людей откачнулся на несколько шагов.
– Подождите, – сказал Шеф. – Этот человек ценен. Больше не бейте его.
«Десять слов», – подумал он. – «Десять слов – все, что мне нужно. И я буду знать принцип действия большого лука».
Раб, отбивающийся с силой отчаяния, высвободил одну ногу, пнул ею. Один из гебридцев с бранью согнулся.
– Довольно! – выпалил предводитель. Шеф прыгнул вперед, чтобы помешать ему, но не успел: тот достал из-за пояса нож и ударил им слева. Раб дернулся и обвис.
– Тупица! – крикнул Шеф. – Ты убил одного из тех, кто делает машины!
Гебридец повернулся к нему с искаженным от гнева ртом. Он собрался заговорить, но Шеф со всего размаха ударил его по рту железной перчаткой. Тот отшатнулся и упал. Наступила мертвая тишина.
Гебридец медленно встал, выплюнул зуб, потом другой. Посмотрел вокруг, пожал плечами. Труп раба бросили, повернулись и ушли к лагерю.
– Ну, вот, ты и добился, парень, – сказал Торвин.
– Чего добился?
– Сейчас возможно только одно.
– Что?
– Хольмганг, поединок насмерть.
