ГЛАВА 5

Аттик и Септимий вслед за Сципионом и его охраной въехали во внутренний двор римского особняка старшего консула. Дом находился в нижней части северного склона Капитолийского холма, и с него открывался великолепный вид на заливные луга Тибра по ту сторону Сервиевой стены. Воздух на этой высоте был свежее, чем в тесных улицах инсул, и Аттик всей грудью вдохнул пахнущий землей ветер. Спешившись, они вслед за Сципионом вошли в дом; массивные деревянные ворота за их спинами захлопнулись, отрезая от внешнего мира. Все трое оказались в атриуме, просторной квадратной площадке, со всех сторон окруженной высокими галереями, крыши которых были скошены внутрь, чтобы собирать воду в неглубокий бассейн в центре.

Септимий имел представление о том, как живут сенаторы, но ему еще не приходилось бывать в таких домах, как у Сципиона. Аттику же дом казался воплощением роскоши и богатства, которые он видел на Форуме. В атриуме было тихо и спокойно — шум и суета улиц остались далеко позади, а дом казался необитаемым. Одна открытая сторона атриума — напротив входа — вела внутрь здания. В благоговейном молчании они шли за консулом, но он вдруг остановился и обернулся.

— Подождите тут, — приказал Сципион. — Мои слуги отведут вас в одну из ванн. Потом идите в помещение для охраны и ждите дальнейших указаний.

— Слушаюсь, консул, — в один голос ответили Аттик с Септимием, но сенатор уже вышел из атриума, направляясь во внутренние покои.

Оглядывая атриум, Септимий тихонько присвистнул. Мебели тут было мало, но все свидетельствовало о богатстве хозяина: от искусных мраморных бюстов предков Сципиона до золоченой мозаики на стенах. Через несколько секунд появился раб. Ни слова не говоря, он повел Аттика и Септимия в глубь громадного дома.

Сципион медленно опустился в горячую, почти обжигающую воду. Пар, заполнивший комнату, уже заставил каждую пору кожи выделять пот, и, хотя влажный воздух поднял температуру тела, мозг сенатора сопротивлялся необходимости погрузиться в воду, заполнявшую выложенную мозаикой ванну. Стиснув зубы, Сципион терпел, пока кожа не привыкнет к высокой температуре, затем расслабился и предался размышлениям. Подумать было о чем, но ему всегда казалось, что простые жизненные ритуалы, такие как принятие ванны, помогают привести мысли в порядок. Первый шаг в этом процессе — сосредоточиться на процедуре. И только потом он обретет спокойствие, необходимое для того, чтобы увидеть до сих пор скрытые решения каждой проблемы.

— Горячее, — пробормотал он и тут же услышал шлепки босых ног раба, бросившегося исполнять его приказание.

Слуга подбросил дров в расположенный под полом котел, который нагревал ванну кальдария. Тело вновь среагировало на повышение температуры: пульс усилился и возникло ощущение легкости и эйфории.

Не в силах больше терпеть, Сципион подал знак слугам вытащить его из ванны. Два мускулистых раба, истекавшие потом в наполненной паром комнате, подняли обмякшее тело сенатора и уложили на покрытый полотенцем мраморный стол. Рабыня принялась втирать ароматическое масло в распаренные, разогретые мышцы, удаляя избыток масла закругленной металлической лопаточкой. Сципион, впервые за много дней почувствовавший себя чистым, направился в соседнее помещение, тепидарий, где погрузился в теплую, кристально чистую воду, поступавшую из водоносного слоя прямо под домом. Температура воды в этой ванне на два градуса превышала температуру тела, и Сципион молча лежал, расслабившись. В помещении присутствовал только один раб, готовый выполнить любое распоряжение хозяина. Сципион не обращал на него внимания, считая раба частью остановки своей личной ванной. После тесноты и скученности галеры, доставившей его из Сицилии, он наслаждался одиночеством.

Мысли его прервал тихий стук в дверь тепидария. Открыв глаза, Сципион посмотрел на дверь, уже зная, кто за ней стоит, и улыбаясь при мысли о том, что увидит родное лицо.

Он немного помедлил, чтобы растянуть приятное ожидание.

— Входи.

Дверь открылась, и в комнату вошла женщина. Она двигалась с привычной грацией аристократки, занимающей высокое положение в обществе; благородная осанка делала ее выше ростом. Женщина отличалась классической красотой: темные карие глаза и длинные рыжие волосы; рот приоткрыт в полуулыбке. Присев рядом с ванной, она повернулась к мужу.

— Добро пожаловать домой, Гней, — нарушил тишину нежный голос.

— Как хорошо дома, Фабиола, — ответил Сципион, обрадованный приходу жены. Голос выдавал искренность его слов.

На Фабиоле была надета элегантная стола из тонкой шерсти с разрезом, поднимавшимся выше колена, и открывшееся стройное бедро заставило Сципиона пошевелиться — его чресла вспомнили жаркие ночи, проведенные в супружеской спальне. Это не укрылось от Фабиолы, и она мысленно улыбнулась, довольная тем, что вызывает желание у самого влиятельного человека Рима.

— Я не ждала тебя так скоро. — Ее голос выдавал беспокойство неожиданным возвращением мужа.

— Удача отвернулась от нашей армии на Сицилии, — ответил Сципион. — Карфагеняне блокировали побережье и перерезали пути снабжения. Если ничего не предпринять, наша армия не переживет этой кампании.

Старший консул пристально смотрел на жену, ожидая ее реакции. Она была очень умной женщиной, и Сципион часто проверял на ней свои идеи. Фабиола высказывала ценные мысли и суждения по любому вопросу, и он обнаружил, что их точки зрения почти всегда совпадают.

— Это шанс, — произнесла она после целой минуты молчания. — Шанс для тебя, Гней.

— Я тоже так думаю, — кивнул Сципион. — Мы уже нанесли поражение карфагенянам на суше. Со временем мы столкнули бы их в море, откуда они пришли. Еще одна победа для легионов. Еще одна провинция для Республики. Ничего нового и волнующего для народа Рима.

— Но теперь карфагеняне подняли ставки, — прибавила Фабиола, поощряя Сципиона высказаться, хотя уже знала, что он задумал.

— Да, — кивнул Сципион, — они подняли ставки и изменили правила игры. Никогда еще наши легионы не сталкивались с подобной опасностью. Эта угроза взбудоражит плебеев, разбудит их воображение. Их внимание будет привлечено к сицилийской кампании. Прежде она считалась ничем не примечательной, но теперь выходит на первый план.

— И ты спасешь легионы.

Фабиола улыбнулась, ощущая приятное волнение от мысли, что ее муж определяет судьбу такого количества людей.

— Я спасу легионы, — согласился с ней Сципион. — Построю флот, который разобьет карфагенян, и народ будет приветствовать это новое доказательство силы, новое расширение нашей власти.

— Они полюбят тебя и потребуют, чтобы ты нарушил традицию и остался старшим консулом еще на год.

Фабиола упомянула о желанной награде, которую они часто обсуждали.

— И я наконец отменю глупые правила, ограничивающие пребывание в должности старшего консула одним годом, и продлю свою власть еще на год.

Фабиола вдруг встала, не отрывая взгляда от глаз мужа; исходившая от него сила кружила голову, наполняла воздух в комнате невидимой энергией, которая притягивала ее к Сципиону. Тело женщины изогнулось дугой, стремясь приникнуть к источнику этой силы.

— Оставь нас, — приказала она рабу, который мгновенно исчез за дверью.

Фабиола подошла к краю ванны и расстегнула пряжки на плечах, так что стола упала к ее ногам, открыв шелковую нижнюю тунику, доходившую до бедер. Затем Фабиола медленно сошла по мраморным ступеням в ванну, наполненную до уровня пояса теплой водой. Остановившись напротив мужа, она согнула колени и полностью погрузилась в воду, а затем снова выпрямилась.

Тонкий шелк облепил ее тело, пышная округлость груди подчеркивалась медленным глубоким дыханием, потемневшие соски, проступавшие под туникой, выдавали возбуждение.

Сципион сел на подводной полке тепидария, наблюдая за медленно приближавшейся женой; он смотрел, как Фабиола медленно приподнимает подол туники, открывая низ живота. Консул протянул руку, помогая жене опуститься в его объятия, уперевшись коленями в полку по обе стороны от его талии. Страсть вспыхнула с новой силой, движения ускорились, стоны эхом отражались от мраморных стен уединенной комнаты — жар любви поддерживала жажда власти, возбуждавшая супругов.

Эмори, прислуживавший Сципиону в ванной, стоял за дверью тепидария, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам. Его отослали неожиданно, и он никак не решался воспользоваться этой возможностью. Сквозь толстую дубовую дверь доносились приглушенные стоны хозяина и хозяйки, и раб знал, что время работает против него. В доме с таким количеством слуг тайн почти не существовало, и интимные отношения консула и его жены всегда были предметом обсуждения живших в доме слуг. В этот раз все будет как обычно — агрессивно, страстно, но самое главное, недолго. Совсем скоро жена консула уйдет, и тот сразу же позовет Эмори. Нужно торопиться. Уронив льняные полотенца на пол, Эмори повернулся и побежал в помещения для рабов в глубине дома, надеясь, что успеет разыскать Тиаго, служившего на конюшне.

— Полотенца! — нетерпеливо повторил Сципион.

Второй приказ прозвучал громче первого, оставшегося без ответа.

После ухода Фабиолы он снова вытянулся в воде, чувствуя, что молчаливое одобрение жены укрепило его уверенность в правильности разработанного плана. Сципион будет играть главную роль в устранении невиданной угрозы, в спасении солдат Рима, над которыми нависла смертельная опасность. Завоевание Сицилии, если им правильно распорядиться, обеспечит старшему консулу власть и бессмертие, к которым он так стремился. Теперь его уверенность еще больше окрепла.

Сципион поднял голову и повернулся к двери, за которой исчез слуга. Он не привык повторять приказ дважды — тем более рабу — и решил, что слуга будет жестоко наказан, если посмел оставить его одного.

— Полотенца! — прорычал консул и приподнялся, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату вбежал слуга.

— Что означает эта задержка? — раздраженно спросил Сципион, принимая поспешно протянутое полотенце.

— Тысячу извинений, хозяин. — Эмори низко опустил голову; в его голосе звучали покорность и страх перед человеком, который мог казнить его, если пожелает. — Наверное, я не услышал зова из-за толстой дубовой двери.

Сципион испытующе посмотрел на стоящего перед ним человека. Раб тяжело дышал — возможно, от усталости, но скорее всего, от страха. Маловероятно, что слуга намеренно заставил его ждать.

Бросив полотенце на протянутую руку раба, Сципион быстро прошел мимо него в коридор и позвал начальника над рабами. Тот появился без промедления.

— Шесть плетей этому человеку, — приказал Сципион, и начальник над рабами прошел в тепидарий, чтобы увести с собой слугу.

В следующий раз будет внимательнее, подумал Сципион и направился во фригидарий, последнее помещение бань, где ритуал купания завершался погружением в холодную воду.

Краем глаза Эмори наблюдал за тем, как удаляется старший консул. Голова его оставалась низко опущенной, лицо — безразличным, но внутренне он улыбался. Шесть плетей, думал он, не очень большая плата за серебро, которое выдаст ему настоящий хозяин.

Сципион вышел во внутренний дворик дома, когда солнце уже начало опускаться за холмы к западу от Рима. Скоро весна, и прохладные вечера согреет теплый ветер, а воздух вновь наполнится ароматом цветов из окружавшего дом ухоженного сада. Сципион вдохнул полной грудью и задержал дыхание, наслаждаясь ощущением покоя. Прошло меньше полутора часов после того, как он проехал мимо сената, но короткий отдых — ванна, легкий ужин, время, проведенное с женой, — восстановил его силы и укрепил уверенность в себе.

Сципион отметил, что два офицера с «Аквилы» ждут его, как было приказано, вместе с личной охраной. Старший консул кивнул начальнику охраны, и главные ворота, ведущие с внутреннего двора на улицу, открылись. Сципион в окружении охраны — четверо впереди и шестеро сзади — отправился в короткое путешествие, которое должно вновь привести его на главную площадь Рима. Проезжая по улицам города, старший консул всегда испытывал чувство удовлетворения собственной значимостью. Прохожие останавливались, чтобы поглазеть на сенатора; многие указывали иногородним на внушительную фигуру старшего консула, самого влиятельного человека Рима.

Дорога привела их на погруженный в тень восточный склон Капитолийского холма, и Сципион заметил оживление, царившее на форуме Холиториум, той части торговой площади, где продавали фрукты, овощи и масло. Он едва сдержал улыбку при виде источника богатства своего главного конкурента. Сципион считался прямым потомком одного из первых патрициев, отцов-основателей римского сената, которому скоро исполнится триста лет. Поэтому он принадлежал к сословию патрициев, элите аристократических семей, представители которых до сих пор составляли большинство в сенате. Его соперник Дуилий был выходцем из среднего класса, или сословия всадников, и прокладывал себе путь с помощью «новых денег», беззастенчиво пользуясь своим богатством, чтобы купить власть. Ирония этого обвинения не ускользнула от Сципиона, который тоже прибегал к власти денег для достижения поставленных целей. Тем не менее Сципион ни секунды не сомневался, что его действия более тонкие, изящные и деликатные — свидетельство благородного происхождения.

Поворачивая за угол, перед тем как въехать на Римский форум — центр города, все еще залитый послеполуденным солнцем, — Сципион почувствовал, что его охватывает волнение. Справа высилось здание Гостилиевой курии, и охрана, состоящая из преторианцев, уже выстраивалась у ступеней, ведущих в сенат. Мысли старшего консула все еще были заняты младшим коллегой, и он предвкушал, как обманет соперника. Будучи младшим консулом, Дуилий в следующем году имел все шансы занять кресло старшего консула. Ничего не выйдет, подумал Сципион. Карфагеняне позаботились об этом. Они дали Сципиону шанс вписать свое имя в анналы истории, вычеркнув оттуда Дуилия. Поднимаясь по ступеням, которые вели в самое сердце Республики, старший консул поднял глаза на портики, обрамлявшие вход в зал, и его сердце наполнилось гордостью. На верхних ступенях в ожидании его прихода стоял один из молодых сенаторов. Узнав самого влиятельного человека Рима, молодой человек повернулся и бросился в зал, чтобы объявить о прибытии Гнея Корнелия Сципиона.

Щурясь от лучей вечернего солнца, Аттик смотрел на внутренний дворик, примыкавший к помещению для охраны в доме Сципиона; его мысли были заняты событиями минувшего дня. Затем он повернулся к Септимию, который растянулся на койке в скромно обставленной комнате, используя для отдыха период вынужденного безделья, пока они ждали указаний консула.

— В Бролиуме Марк сказал, что в случае блокады легионам придется «выживать, а не сражаться, охотиться за продовольствием, а не за врагом», — сказал Аттик. — Что он имел в виду? Насколько быстро легионы потеряют боеспособность?

Септимий задумался, медля с ответом.

— Отрезанные от путей снабжения и израсходовав имеющиеся резервы, Второй и Девятый легионы столкнутся с нехваткой трех вещей, причем отсутствие двух не смертельно.

Аттик вернулся к своей койке и сел.

— И что это за две вещи?

— Продовольствие и амуниция. — Септимий сел и повернулся к Аттику. — О первом обязана заботиться любая армия. Горячая пища в солдатском желудке придает силы и поднимает боевой дух. Пустое брюхо вызывает недовольство. Если у легионов закончится продовольствие, люди начнут роптать, но голодать они не будут. На вражеской территории армия может кормить себя сама, реквизируя у крестьян скот и зерно, — солдаты Второго и Девятого легионов будут двигаться дальше, оставляя позади себя голод и разруху.

— Марку такая перспектива не нравилась, — заметил Аттик.

— Это ненадежно, — с мрачным видом подтвердил Септимий. — Фуражиры могут попасть во вражеские засады, а когда армия будет проходить по бесплодным горам, добывать продовольствие станет труднее, и придется охватывать большую территорию.

Аттик кивнул. До него постепенно доходило, с какими трудностями сталкивается армия в походе.

— Ты сказал, что нехватка амуниции тоже не очень страшна.

— После того как будут израсходованы запасы, солдаты начнут ремонтировать то, что у них имеется. Существует множество способов поддерживать амуницию в рабочем состоянии, хотя для парада она вряд ли сгодится. Самое главное — это оружие легионера, его меч, щит и дротики. Доспехи — вещь второстепенная, хотя солдаты сражаются отважнее, если у них защищена грудь, а на голове шлем. Но в любом случае легионы будут вступать в бой, и оружие павших перейдет к живым.

Аттик снова кивнул. Оставалась одна проблема.

— А третье? — спросил капитан «Аквилы». — То, без чего легионы не выживут?

— Самый главный ресурс любой армии, Аттик. Люди.

— Но ведь численность Второго и Девятого легионов составляет почти двадцать тысяч. Пройдет не один месяц, пока потери станут такими значительными, что это повлияет на боеспособность легиона в целом, — возразил Аттик.

Септимий покачал головой.

— Их может быть и двадцать тысяч, но сила легиона не только в общем количестве, но и в отдельных подразделениях.

Удивление, отразившееся на лице Аттика, вынудило Септимия пуститься в пояснения.

— Манипула состоит из ста двадцати солдат. В мирное время из них человек пять или шесть больны. Во время боевых действий проблема усугубляется: к больным прибавляются раненые. Для такой кампании, как сицилийская, характерны небольшие столкновения, и после каждого боеспособность манипулы уменьшается. Без пополнения с материка боевые порядки манипул будут редеть, и очень скоро отдельные подразделения просто исчезнут — одни будут расформировываться ради пополнения других. Запомни мои слова. Аттик: эта естественная убыль самого главного ресурса армии — в результате болезней, ранений и гибели в бою, а также невозможности пополнения — за пару месяцев уничтожит Второй и Девятый легионы.

Аттик задержал дыхание, затем медленно выдохнул, слушая центуриона, рисующего яркую картину гибели римской армии. В каком-то смысле армия похожа на отдельного солдата, а потеря людей сродни полученным в бою ранам, только раны армии лечатся закрывающим брешь свежим пополнением, подобным шраму, который защищает находящуюся под ним плоть. Без возможности обновления армия, как и отдельный солдат, умрет от ран, а ее жизненную силу впитает иссушенная земля Сицилии.

— Сенаторы! — начал свою речь Сципион, и звук его голоса заставил затаить дыхание триста человек, олицетворявших политическую власть Республики.

Старший консул выпрямился во весь рост за кафедрой в центре трехъярусного полукруга сидений внутреннего зала курии. Прошло лишь несколько секунд, как о его появлении объявил принцепс, или глава сената. Это была почетная церемониальная должность, на которую назначали одного из самых старых сенаторов, проведших в этих стенах много лет. Сципион вошел в зал решительной походкой, и сенаторы все как один встали в знак уважения к его должности; он с удовлетворением отметил, что присутствуют почти все, в том числе и Дуилий.

Выдержав паузу, Сципион продолжил речь.

— Сенаторы, я привез вам неприятное известие относительно военной кампании, целью которой является изгнание карфагенских орд с нашей любимой Сицилии. Я очень торопился и подверг свою жизнь опасности, чтобы лично сообщить вам эту новость. Только ваше мужество и ум смогут спасти наши храбрые легионы, сражающиеся далеко от дома.

Дуилий ощущал напряжение зала, усиливавшееся с каждым словом, произнесенным Сципионом. Даже зная, о чем пойдет речь, младший консул не мог сдержать волнения, восхищаясь ораторским искусством Сципиона и его умением удерживать внимание толпы, которую представлял собой сенат. Он мысленно улыбнулся, оценив фразу про мужество и ум. Дуилий знал, что Сципион, подобно ему самому, не питает ни капли уважения к другим сенаторам, но умеет искусно управлять толпой, и эти люди верят, что эпитеты, которыми их наградил старший консул, заслуженные и что они — каждый в отдельности и все вместе — держат бразды управления Римом в своих руках. На самом же деле власть принадлежала таким людям, как Сципион и Дуилий.

Выйдя из курии после получения известий о возвращении Сципиона, Дуилий знал, что нужно делать. Он уже давно усвоил урок о важности информации и поэтому поспешил в свой особняк, расположенный позади форума Холиториум. Войдя в дом, Дуилий сразу же послал за старшим слугой, Аппием, освобожденным рабом, который формально являлся управляющим городского дома консула, а в действительности возглавлял сеть агентов, внедренных в дома самых влиятельных членов сената. В числе соглядатаев были четыре человека из прислуги Сципиона, освобожденные рабы, проданные в качестве слуг, чтобы шпионить за самым серьезным соперником Дуилия. Младший консул целый час в нетерпении расхаживал по четырем галереям атриума, пока наконец не вернулся Аппий с долгожданными новостями. Молча выслушав сообщение, Дуилий поспешил в сенат.

Теперь, сидя в зале курии и слушая речь Сципиона, он был спокоен. Драгоценное время, выигранное благодаря шпионам, позволило ему подготовиться и составить план противодействия сопернику. Пока старший консул приближался к кульминации своей речи, сообщении об угрозе со стороны карфагенян, Дуилий краем глаза наблюдал за взволнованным Лонгусом, молодым сенатором, который должен помочь в осуществлении задуманного. Дуилию оставалось лишь надеяться, что молодой человек справится с поручением.

— Итак, мои дорогие коллеги сенаторы, — продолжал Сципион, — с волнением в сердце я сообщаю вам, что карфагеняне установили блокаду северного побережья Сицилии и полностью лишили снабжения наши доблестные легионы. Пунийцы поставили под угрозу всю нашу кампанию, и, если блокада не будет снята, мы потеряем сицилийскую армию, а враг получит возможность ударить в самое сердце Республики — сам Рим!

На мгновение в зале повисла тишина, сменившаяся нестройным хором голосов, — сенаторы выражали свои опасения и тревоги. Многие предрекали катастрофу и поражение. Последние слова Сципиона об угрозе Риму усилили страх и дурные предчувствия. Сципион медленно обводил взглядом зал, наблюдая за морем взволнованных лиц. Сам он не верил в близкую или даже отдаленную опасность для Рима, но знал, что многие сенаторы не служили в армии и не понимают, какую угрозу для войск представляет отсутствие снабжения. Поэтому старшему консулу требовалось сделать эту угрозу более понятной для богатых, самодовольных и оторванных от жизни членов сената. Отыскав взглядом Гая Дуилия, он с удивлением увидел, что тот тоже спокойно изучает зал; его лицо оставалось бесстрастным, словно Сципион говорил об урожае зерна в Кампанье. Восхитившись самообладанием соперника, старший консул уже собирался отвернуться, когда Дуилий посмотрел на него. Их взгляды встретились, и Сципиону показалось, что он увидел некий намек в глазах младшего консула. Сципион взял молоток и принялся стучать по кафедре, пока шум в зале постепенно не утих.

— Коллеги сенаторы, — вновь заговорил он. Теперь его голос звучал властно, а не примирительно, как раньше. — Коллеги сенаторы, Рим обязан ответить на угрозу. Мы должны разбить карфагенян и изгнать их из наших морей.

— Как? — послышался чей-то голос, и вопрос повторили еще несколько голосов.

— Построить собственный флот! — выкрикнул Сципион, повышая голос. — Направить всю мощь Республики на создание флота, который прорвет блокаду и уничтожит вражеские галеры. Разбить карфагенян, как мы разбивали всех, кто осмелился бросить вызов могуществу Рима. Поручить мне, вашему лидеру, Гнею Корнелию Сципиону, возглавить флот и повести его в бой во славу Республики!

Зал огласился радостными возгласами — сенаторы ухватились за надежду, поданную Сципионом. Толпа, которой руководили эмоции. Старший консул сначала напугал толпу сообщением о якобы непреодолимой угрозе со стороны карфагенян, а затем внезапно обрадовал, дав надежду на победу. Ликование длилось целых пять минут, и все это время Сципион неподвижно стоял за кафедрой. Лицо его было надменным, поза властной, излучающей силу и уверенность. Когда шум начал стихать, Сципион приготовился перейти к главному — заставить сенат единодушно проголосовать за предложенный план и назначить его командующим новым флотом. Он уже поднял молоток, чтобы окончательно успокоить толпу, но тут раздался голос, привлекший внимание всех присутствующих в зале.

— Коллеги сенаторы. — Голос Лонгуса слегка дрожал, но в зале тотчас воцарилась тишина. — Хвала мудрейшей богине Минерве, благословившей нас таким лидером, как Гней Корнелий Сципион.

Со всех концов зала послышались одобрительные возгласы, и Сципион благодарно кивнул, хотя на самом деле не испытывал никакой благодарности, а лихорадочно пытался понять, что кроется за речью Лонгуса, известного сторонника Дуилия. Молодой сенатор повысил голос, стараясь перекричать шум.

— Старший консул указал нам путь к победе над карфагенянами. Его ум, направляемый богиней, нашел решение, которое позволит спасти наши легионы и сам Рим. Он наш лидер и наша опора.

Лонгус вновь умолк, ожидая, пока смолкнут голоса одобрения. Молодой сенатор готовился произнести заученную речь, которую вручил ему Дуилий перед приходом Сципиона.

— Именно потому, что Гней Корнелий Сципион является нашим лидером, нашим величайшим сенатором, меня страшит опасность, которой он подвергнет себя, когда поведет флот в бой против неизвестных сил карфагенян. Без его руководства в сенате мы будем побеждены этим новым, сильным врагом. Поэтому, коллеги сенаторы, я предлагаю, чтобы старший консул руководил морской кампанией против пунийцев, но отсюда, из сената, средоточия власти Рима. Командование же флотом следует поручить младшему консулу Гаю Дуилию.

Финал выступления Лонгуса оказался неожиданным, и в зале курии воцарилась тишина. Затем сенаторы разом заговорили, обсуждая предложение Лонгуса. Сципион оторвал полный ярости взгляд от молодого сенатора и посмотрел на Дуилия, который так же невозмутимо сидел в центре нижнего яруса прямо напротив кафедры. Дуилий едва заметно кивнул Лонгусу и повернулся к Сципиону. Легкая улыбка тронула его губы — его просили выступить. Он медленно встал и обратился к взбудораженному залу.

— Я согласен с мнением сенатора и смиренно принимаю его предложение возглавить флот.

Дуилий снова сел, а от его краткого заявления дебаты вспыхнули с новой силой. Сципион постучал молотком по кафедре, пытаясь восстановить контроль над сенатом, но он уже понял, что неожиданное выступление Лонгуса украло у него победу. Старший консул вспомнил многозначительный взгляд Дуилия при известии о блокаде карфагенян и понял смысл того взгляда: дерзкое торжество. Его перехитрили, и осознание этого привело Сципиона ярость — он продолжал что есть сил стучать молотком по кафедре даже после того, как агрессивные удары заставили всех умолкнуть.

— Коллеги сенаторы!

В наступившей тишине голос Сципиона звучал слишком громко. Он почувствовал это и тут же постарался взять себя в руки. Сделал паузу и набрал полную грудь воздуха, прежде чем продолжить речь.

— Коллеги сенаторы. Я тронут заботой о моей безопасности — личной и как вашего лидера. Но я хочу напомнить, что истинная сила сената воплощается в каждом из его членов. Будучи старшим консулом, я возглавлю флот, без колебаний оставляя Рим в ваших надежных руках.

Сципион видел, как многие сенаторы покачали головой, выражая несогласие. Тогда он предпринял последнюю попытку, надеясь, что остатки уверенности позволят ему одержать победу.

— Поэтому я призываю вас проголосовать за мое предложение и не сомневаюсь, что вы примете разумное решение. — Сципион вложил эти слова всю силу убеждения. — Ставлю на голосование вопрос о необходимости постройки флота и о том, чтобы я повел его в бой.

Если раньше в ответ на предложение принять командование флотом Сципион слышал лишь одобрительные возгласы, то теперь в зале разгорелся ожесточенный спор. Через минуту шум усилился, и голоса в сенате разделились. Сторонники Сципиона поддерживали своего лидера, фракция Дуилия — своего. Большинство сенаторов пребывали в нерешительности; некоторые призывали к продолжению дебатов, не зная, к кому присоединиться. Наконец большинство победило, и голосование отложили. Момент был упущен. Вместо триумфа Сципион получил долгие и нудные споры. Старший консул уступил свое место за кафедрой принцепсу сената, в чьи обязанности входило руководить дискуссией. Сципиону потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сдержать ярость и твердой походкой вернуться на свое место в рядах сенаторов.