Глава 8

Во второй половине дня Двадцатый легион, закончив прочесывать местность между крепостью и Валом, соединился с Шестым, приведя с собой губернатора и его свиту. Вскоре после этого командир телохранителей Эквития доставил в шатер губернатора вождя вотадинов. Процессию замыкали двое солдат с обнаженными мечами на случай, если тану удастся сбросить толстую веревку, которая опутывала его настолько плотно, что он едва мог идти. На его лице были заметны следы побоев, свидетельствовавшие, что стражам не терпелось поквитаться за смерть фризской когорты. Ульпий Марцелл удивленно посмотрел на Эквития.

– Нельзя ли обойтись без мечей, легат? Даже если не брать в счет меня самого, то тут я вижу двух легатов, полдюжины префектов и столько же трибунов на одного пленника, который связан, как призовой мул. Твои люди намерены перерезать ему глотку, если он угрожающе прыгнет в мою сторону?

Эквитий согласно кивнул и сделал знак командиру телохранителей, который с явным неудовольствием приказал солдатам выйти из палатки. Губернатор наклонился к беспомощному пленнику.

– Так-то лучше. Трудно мыслить ясно, когда в затылок тебе упирается острое железо. Так как тебя зовут? Понимаешь ли ты по-латыни?

– Меня зовут Марто, я сын сестры Бренна, вождя вотадинов. Ваш язык мне знаком. До начала войны мое племя было союзником твоего народа.

Ульпий Марцелл откинулся в кресле, подперев кулаком подбородок.

– Да, я знаю. Я был губернатором этой провинции в течение четырех лет и знаком с Бренном. Тебе, должно быть, известно, что мы до сих пор поддерживаем с ним связь и обещали ему мир, если он выдаст нам этого выскочку Кальга. Я считал это достаточно выгодным предложением, но, как выяснилось, твои люди замешаны в чудовищных преступлениях против наших войск. Мне известно, что ты участвовал в нападении на Белую крепость, поэтому не пытайся меня обмануть.

Он пристально посмотрел на поникшего пленника.

– Мы сражались в Белой крепости. Кальг… он…

– Обманул тебя? Сказал, что сместит твоего дядю и посадит тебя на трон вместо него? Что если ты поможешь ему одержать победу, то станешь могущественным правителем?

Марто кивнул, не поднимая глаз от земли.

– Так, значит, твои люди были в первых рядах тех, кто напал на крепость. Правильно я понимаю?

Еще один кивок.

– И сколько из них ты потерял в этом сражении? Пять сотен?

Марто ответил тихо, почти шепотом:

– Больше. Почти в два раза…

Легат Макрин вмешался в разговор:

– Ты мне позволишь, губернатор? Ты говоришь, что пожертвовал почти половиной своего войска, чтобы добыть Кальгу победу, а он отдал вас в руки нашей кавалерии? То есть он по доброй воле пожертвовал большей частью своей армии, чтобы добиться незначительной тактической победы, а потом вырвал клыки у оставшейся части, чтобы подавить инакомыслие в своих рядах? Это безумное расточительство, если только…

Марто посмотрел римлянину в глаза. К нему вернулась былая уверенность.

– Вот именно. Если только у него нет других союзников, о которых вам ничего не известно. Сохраните мне жизнь, и я расскажу вам все, что знаю. Убейте меня, и я унесу в могилу секреты, которые могут стоить вам победы в этой войне.

Губернатор презрительно усмехнулся, отвергая предложение.

– Сохранить тебе жизнь? Я допрошу твоих людей и выясню все, что мне нужно, не связываясь с человеком, который перебил целую когорту отличных воинов и вдобавок глумился над их трупами. Может, ты предложишь мне провозгласить тебя императором?

Марто твердо встретил взгляд губернатора.

– Я долго пробыл рядом с Кальгом и знаю о его планах больше, чем он думает. Я слышал обрывки разговоров, которые не предназначались для моих ушей, видел то, что Кальг и его приближенные пытались скрыть от посторонних глаз. Я твердо обещаю вам одно: если вы освободите меня и моих людей, я отправлюсь на охоту за Кальгом и принесу вам его голову. Я клянусь всеми богами, что отомщу мерзавцу за его коварство и за несчастья, которые он навлек на мой народ.

Ульпий Марцелл на секунду задумался, глаза его сузились.

– Уведите его, легат. Дальнейшее обсуждение лучше провести без посторонних ушей.

Центурион с непроницаемым лицом вывел пленника из палатки, оставив римлян изумленно переглядываться. Эквитий первый нарушил молчание.

– Я видел Кальга перед тем, как они напали на мою когорту в Битве утраченного орла, и еще тогда понял, что он – хитрая гадина, но это просто за гранью моего понимания. Отдать целое племя в руки врагов, чтобы укрепить свою власть над остальными, – это больше, чем смелый шаг. Похоже, это часть плана, с которым нам еще предстоит познакомиться на собственной шкуре. Еще одна Битва утраченного орла может стоить нам войны, а то и всей провинции.

Губернатор удивленно поднял бровь.

– Ты предлагаешь выполнить просьбу варвара, руки которого обагрены кровью наших людей, Эквитий? Отпустить его на свободу вместе с его людьми, чтобы он укрылся в своем диком краю, тогда как справедливость требует выставить его голову на колу рядом с этой палаткой?

В наступившей тишине раздался негромкий голос префекта Скавра. Он говорил спокойно, без надрыва, но к его словам нельзя было не прислушаться.

– Если вспомнить все, что выпало на долю вотадинов, над этим предложением стоит хотя бы подумать, губернатор. – Он продолжил, не ожидая разрешения: – Штурм Белой крепости обошелся им в тысячу человек. Мы сейчас убили около пятисот, и, вероятно, такое же количество раненых в ближайшее время будет неспособно держать в руках оружие. И это не считая тяжелораненых, заколотых легионерами. И что же остается? Две – две с половиной сотни воинов. Кальг уже однажды предал Марто. Даже если тот воскреснет из мертвых и явится в лагерь варваров со своим небольшим отрядом, «повелитель северных племен» наверняка уже поведал своим союзникам душераздирающую историю о предательстве вотадинов и без сожалений перережет их всех до единого.

Он замолчал на минуту, давая им проникнуться смыслом своих слов.

– Есть еще другой момент, который стоит иметь в виду, губернатор. Перед этой войной земля между двумя Валами была поделена на две неравные, но четко отличающиеся друг от друга части. На западе, где жили сельговы, нованты и дамнонии, нам приходилось держать тысячи солдат, поскольку варвары постоянно проверяли нас на прочность, устраивая засады и стычки. Назначение на северной дороге ни для кого не было поводом для радости. С другой стороны, на востоке жили вотадины. Почувствуйте разницу. На их территории у нас не было необходимости следить за их сборищами, не нужно было строить крепости и держать тысячи людей на стационарных позициях, где они легко могли стать мишенями для юных сорвиголов, которым некуда девать свою удаль. Думаю, один из главных вопросов: как мы хотим управлять их землями после войны? Хотим мы разместить там четыре или пять тысяч человек и получить все те неприятности, которые имеем на западе? Или стоит попробовать вернуть то, что было раньше?

Губернатор кивнул и обернулся к легатам, чтобы узнать их мнение.

– Твоя точка зрения понятна, префект. Можно дать волю чувствам и заставить этого человека вместе с остатками его банды заплатить за все… Или же поступить мудрее и отпустить его в обмен на обещание дружбы и поддержки. Кто хочет высказаться?

Скавр огляделся, чтобы понять реакцию старших офицеров. Фурий сидел с мрачным видом, лица остальных были задумчивы. Легат Двадцатого первым нарушил молчание.

– Я не в восторге от предложения отпустить мерзавца на свободу, несмотря на то что по справедливости он должен был бы испустить свой последний вздох на кресте, но… – Он пожал плечами, бросив оценивающий взгляд на Скавра. – Префект очень убедительно обрисовал нам ситуацию. Однако я бы порекомендовал другой подход. Можно сохранить ему жизнь, я согласен, но ни в коем случае нельзя отпускать его на свободу. Лучше пусть он останется у нас. Его люди станут для нас отличными проводниками, когда мы двинемся на север, в горы. А потом мы спустим их с поводков и натравим на Кальга. И когда Марто расскажет нам обо всех тайнах, которые, по его словам, ему известны, я бы порекомендовал передать его и его людей под надзор префекта Скавра. Освобождением своих владений наш пленник займется позже, когда голова Кальга будет красоваться на шесте вместо его собственной.

За время их короткого знакомства префект ни разу не видел примипила в таком бешенстве, поэтому яростный гнев старшего центуриона вызывал у него что-то среднее между весельем и страхом.

– Плевать я хотел на приказ губернатора! – Фронтиний ткнул указательным пальцем едва ли не в лицо своего командира. – Передай ему, что в моей когорте нет и не будет места этому сборищу убийц и головорезов.

Скавр поднял бровь. Реакция примипила его явно забавляла.

– Удивительно, я готов был поклясться, что это моя когорта.

Фронтиний не обратил внимания на колкость, полностью отдавшись своему гневу.

– Этим ублюдкам нужно было отрубить головы сразу, как только стало ясно, что они участвовали в резне в Белой крепости. То, что они еще дышат, уже плохо, но чтобы наш главнокомандующий в Британии приказал нам взять их к себе… – Он широко развел руки, лицо его горело негодованием. – За кого он нас принимает? За кого он принимает меня? Я служил вместе с их примипилом, он был солдатом в нашей когорте пару лет, пока фризам не потребовалось пополнение…

Скавр решительно покачал головой, прерывая обличительную речь своего подчиненного.

– Хватит!

Неожиданная резкость, прозвучавшая в его голосе, заставила старшего центуриона поднять голову. Взглянув префекту в лицо, Фронтиний обнаружил, что тот взбешен не меньше его самого. Примипил набрал в грудь воздуха, но, пока подыскивал слова, Скавр вышел из-за стола и приблизился к нему вплотную, лоб в лоб. Лицо его исказила гримаса ярости, свидетельствовавшая о том, что он взбешен не меньше своего подчиненного.

– Я сказал «хватит». Ты, примипил, похоже, кое-что забыл, и пора тебе напомнить. Заруби себе на носу: я твой командир, а ты – мой подчиненный! – Фронтиний вздрогнул, услышав неожиданную злобу в голосе старшего офицера. – Когда я отдаю какое-то распоряжение, ты можешь обсудить со мной его преимущества и можешь сказать, что тебе оно не нравится, но обязан выполнять его полностью и добросовестно, как если бы это была твоя собственная идея. Со своей стороны, я согласен выслушать твои возражения, интересоваться твоим мнением и уважать твои взгляды, но буду делать так, как считаю нужным в соответствии со своим пониманием ситуации. Которое может значительно превосходить твое. А что касается твоих вопросов, то я отвечу лишь на один, а все остальное станет тебе понятно. Ты спрашивал, кем тебя считает губернатор? Губернатор считает тебя солдатом Рима, который дал клятву исполнять приказы своих командиров вне зависимости от того, что он о них думает. – Его голос немного смягчился. – Секст Фронтиний, губернатор считает тебя профессиональным солдатом, способным зарыть поглубже свое отношение к его приказу и заставить своих подчиненных сделать то же самое. Нас намеренно выбрали для этого задания, примипил, и я не могу и не хочу перекладывать на других ответственность за его выполнение. Завтра, когда мы выступим отсюда, остатки войска вотадинов пойдут с нами, нравится тебе это или нет.

На следующее утро, глядя на марширующую тунгрийскую когорту, солдаты удивленно таращили глаза. Рядом с префектом и примипилом шествовали три неровные шеренги пестро одетых косматых воинов-вотадинов. Тунгрийцы пихали друг друга локтями и шепотом высказывали разные соображения о том, почему выжившие в битве варвары как ни в чем не бывало шагают перед их шеренгами.

– Наверное, нам поручено их перебить? Ну, за Белую крепость?

Морбан смерил трубача Восьмой центурии уничтожающим взглядом.

– Разве они похожи на идущих на казнь, придурок? Начать с того, что они вооружены.

В наступившей тишине другой солдат спросил:

– Может, они поступили на службу? Как мы?

Морбан, не сводя глаз с варваров, прошипел с плохо скрываемой насмешкой:

– Да чтоб мне провалиться, это еще лучше! Ну, конечно, мы собираемся принять банду необученных полоумных варваров в пехотную когорту. Почему я сам не догадался! Знаешь что, Ахмад, или как там тебя, я готов на это поспорить. Даю двадцать к одному… Нет, чего уж там, даю пятьдесят.

– Я согласен, знаменосец. Ставлю динарий.

– Легкие деньги.

Трубач, все еще красный от недавней отповеди, произнес:

– Ты их не получишь. А теперь заткнись, дядюшка Секст, похоже, собирается объяснить нам, что происходит.

В первые два часа после снятия с лагеря и переправы через ручей тунгрийская когорта двигалась на юго-запад вдоль подножия гор. Рядом с пехотинцами ехала дюжина всадников из конницы Петрианы. Воины вотадинов, почти двести пятьдесят человек, шли по обе стороны от передовой центурии. Их вождь, молчаливый и насупленный, шагал среди них. Тунгрийцы и их новые попутчики время от времени бросали друг на друга косые взгляды. Памятуя о недавних событиях, ни одна из сторон не доверяла другой. К полудню потеплело, солдатам стало жарко в тяжелых шерстяных плащах. Прозвучал приказ убрать плащи, а шлемы повесить на шеи.

– Снимай плащ, малыш, скатывай и клади его в мешок. Пусть ветер обвевает твою кожу.

Луп последовал примеру Антеноха, который скатал свой плащ и убрал его в мешок, висящий на шесте.

– Антенох?

– Да?

– А можно мне меч?

– У тебя же есть меч. Вон на поясе болтается.

Мальчик поморщился.

– Нет, это деревянный. А я хочу настоящий.

Предупреждающе посмотрев на идущих рядом солдат, Антенох достал из ножен гладиус и протянул его ребенку рукоятью вперед.

– На, подержи. Нет, не размахивай этой штуковиной, просто попробуй немного подержать. Ну что, тяжелый?

Мальчишка пожал плечами, не сводя глаз со сверкающего лезвия и изо всех сил стараясь держать меч ровно.

– Не особенно. Я могу его нести. Ведь все остальные идут с мечами.

Писарь поднял глаза к небу, будто ища там подсказки, но ее не последовало. Один из солдат Восьмой центурии тихонько толкнул его локтем и, вопросительно подняв бровь, показал из-под полы плаща короткий кинжал. Антенох нахмурился, в свою очередь, поднял бровь и кивнул в сторону ребенка. Хамианец подбадривающе кивнул.

– Почем?

– Тебе – десять динариев. Мальчишке – в подарок.

Луп смотрел на них, не понимая, что происходит.

– В подарок? – Глаза Антеноха сузились. – Почему? Тебе он нравится?

Его собеседник засмеялся.

– Нет, мне не нравятся мальчики. Это просто подарок. Ты ведь был ребенком? Мечтал о ноже, таком остром и блестящем?

Антенох внимательно посмотрел на него, а потом крикнул громко, чтобы его слышали на другом конце усевшейся на отдых колонны.

– Морбан!

Знаменосец поднял голову.

– Чего тебе?

– Можно Лупу иметь свой нож?

Ответ пришел после секундного размышления.

– Почем?

– Нет чтобы спросить, не рано ли ему. Почем да почем… В этом весь Морбан, – пробормотал Антенох, закатывая глаза. – Это подарок, – во весь голос крикнул он.

– Тогда можно. Не задавай дурацких вопросов.

– Старый сквалыга, – буркнул Антенох и повернулся к мальчишке, который уже понял, о чем идет речь, и весь сиял от предвкушения, все еще сжимая в руках гладиус.

– Вот что, Луп, давай договоримся… Верни-ка мне меч.

Ребенок неохотно передал ему гладиус и с явным сожалением последил, как клинок исчезает в ножнах Антеноха.

– Так вот… Будешь чистишь сапоги центуриона так, чтобы они блестели и на них не оставалось грязных пятен, каждый вечер будешь полировать его кольчугу, чтобы блестела и сияла. Тогда вот эта штука останется у тебя.

Он взял у хамианца кинжал и показал его мальчику. Вытащив нож до середины, Луп осторожно потрогал пальцем лезвие, блеснувшее в утреннем свете.

– Коцидий, какой он острый!

Хамианец довольно улыбнулся.

– Какой смысл в тупом ноже?

Бритт протестующе поднял бровь.

– Да, очень убедительно. Запомни, малыш, если ты хорошо делаешь свою работу, кинжал остается у тебя. Если хоть один раз я замечу грязь на сапогах или доспехах центуриона, включая его шлем, то кинжал сразу же вернется к… Как тебя зовут?

Хамианец вежливо поклонился, коснувшись рукой лба.

– Я – Хамид.

– Твоему новому дяде Хамиду. Договорились?

– Да!

– Хорошо. Прицепи ножны к перевязи. Вот так… Понял?

Сияя от восторга, мальчишка положил руку на рукоять кинжала и принял горделивую позу.

– Хватит кривляться, лучше скажи спасибо дяде Хамиду за роскошный подарок.

Хамианец едва не упал, когда Луп, обхватил его обеими руками за шею:

– Спасибо, дядя Хамид!

– Теперь сбегай в начало колонны и покажи деду свое новое оружие. Стой… – Он удержал мальчика на месте, ухватив его за пояс. – И еще одна важная вещь: ножом не баловаться! Не бросать его, не вырезать узоров на коре деревьев, не обрезать себе волосы. Поймаю за чем-нибудь подобным, сразу отниму нож, и обратно ты его не получишь! Если хочешь быть солдатом, веди себя подобающим образом. Все, беги.

Счастливый Луп помчался вдоль колонны, что-то крича на ходу своему деду. Антенох снова улегся на спину, уперся локтями в землю, покачал головой и чуть улыбнулся.

– Прямо диву даюсь, откуда в мальчишке столько энергии. – Он протянул руку Хамиду. – Спасибо, друг, это был щедрый подарок.

Хамианец пожал плечами.

– Он хороший мальчик. Мы все были маленькими, мечтали о ноже. Говорят, он лишился родителей. Пусть хоть немного порадуется.

Антенох кивнул.

– Вдобавок его дед настолько глуп, что сегодня утром со мной поспорил. Так что за нож он все равно заплатил.

– А, так это был ты? Все равно это был щедрый поступок. Вот, держи…

Он засунул голову в вещмешок, вытащил оттуда небольшой сверток и передал его Хамиду.

– Я собирался угостить мальчишку позднее, но нож его больше порадовал.

– Лепешка?

– Медовая. Очень вкусная. Бери, пока мы снова не тронулись в путь. Командиры не дадут нам рассиживаться. Таким пригожим утром нельзя терять время попусту, до реки путь долгий.

Воины варваров сидели ближе к началу колонны, обмениваясь с тунгрийцами из Девятой центурии подозрительными взглядами. Через какое-то время Дубн вздохнул, приказал опциону следить за порядком, поднялся на ноги и двинулся к группе вотадинов. Сотни бойцов со смешанными чувствами следили за его передвижениями. Один пихнул соседа локтем и указал на молодого центуриона.

– Лопни мои глаза, принц собрался с ними поговорить.

Фронтиний, краем уха услышавший эту реплику, поглядел на Дубна.

Центурион встал перед сидящим на корточках предводителем вотадинов и протянул ему руку.

– Ты, должно быть, Марто. Меня зовут Дубн, я был принцем бригантов, а сейчас – римский солдат. Если нам предстоит идти по этим горам вместе, то придется как-то общаться…

Его слова какое-то время висели в воздухе. Марто смерил его с головы до ног равнодушным взглядом и снова уставился на протянутую руку.

– Что ж, Дубн, бывший принц бригантов…

Он взял предложенную руку и поднялся. Стоя лицом к лицу, мужчины выглядели ровней друг другу: оба крепкие и мускулистые, с загрубевшими от солнца и ветра лицами, уверенные, что одолеют любого, с кем придется сойтись в схватке.

– …похоже, у нас с тобой много общего, поскольку я тоже был принцем вотадинов, а теперь рыщу с волками, которые хотят согнать нас с нашей земли.

Он внимательно смотрел на центуриона, ожидая увидеть на его лице обиду, но Дубн только мрачно улыбнулся.

– Да, мне знакомо это чувство. Но я примирился с этими людьми и обратил мой меч им на службу. Пошли рядом со мной, когда снова двинемся вперед? Нам есть о чем поговорить.

– Хорошо, – согласно кивнул Марто. – Я хотел бы понять, почему ты надел эту форму.

Дубн вернулся к своим, перейдя невидимую полосу, разделявшую тунгрийцев и вотадинов.

– Из всех моих офицеров первым шаг навстречу сделал, конечно же, Дубн… – задумчиво произнес Фронтиний и, заметив вопросительное выражение на лице Скавра, пояснил: – Забыл, что ты его не знаешь. Центурион, о котором идет речь, прежде чем вступить в эту когорту, принадлежал к племенной знати бригантов, живущих к югу от Вала. Полагаю, Дубн, как никто другой, понимает чувства Марто.

– Вот видишь, примипил, теперь ты начинаешь догадываться, что в явном безумии губернатора все же есть здравый смысл, а?

Фронтиний фыркнул и отвернулся. В следующую минуту он скомандовал когорте подняться на ноги. Скавр отметил про себя задумчивое выражение его лица и со спокойной улыбкой ждал, когда колонна снова тронется в путь.

Утро выдалось солнечным. Две когорты двигались вдоль предгорий в обычном походном темпе. С их позиции, возвышавшейся на триста локтей над долиной, им были видны главные силы римской армии. Два легиона направлялись вдоль реки, которая петляла по долине, и на расстоянии мили от них две когорты, охранявшие правый фланг, лепились к низким склонам гор на юге. Дубн и Марто шли в промежутке между Девятой центурией и остатками вотадинов, полностью погрузившись в беседу. Поскольку они оба говорили на родном языке, все различия вскоре были забыты, и взаимное любопытство преодолело барьеры обстоятельств.

– В общем-то, у меня не было выбора. После смерти отца я не мог вернуться к своему племени: меня бы казнили на следующий же день. Кроме того, на смертном одре отец взял с меня клятву, что я пойду на службу к римлянам.

Марто мрачно кивнул.

– От такой клятвы нельзя отречься.

– Да, поначалу было трудно, даже с учетом того, что дядюшка Секст… – Дубн перехватил недоумевающий взгляд бритта и пояснил: – То есть примипил Фронтиний, который тогда был центурионом, дал моему отцу обещание взять меня на службу. Люди, которые тогда командовали когортой, сделали все, чтобы меня сломать. Телесных наказаний я не боялся, а драки прекратились после того, как мне надоело обороняться и я отправил троих человек на месяц в госпиталь. После этого все утихло, и со временем мы привыкли друг к другу. Впрочем, я бы не был сейчас офицером, если бы не один ри… один человек, который поступил на службу несколько месяцев назад. Но это уже другая история. А ты? Как вышло, что ты идешь сражаться вместе с нами вместо того, чтобы поджидать нас с другой стороны?

Марто рассказал, как хотел сместить с трона своего дядю, Бренна, и о последующем предательстве Кальга. В его голосе звучала горечь.

– Я повел себя как последний дурак. Не стал слушать дядю, а поверил лживым обещаниям Кальга, что вернусь домой с победой как его ближайший союзник. – Он говорил так тихо, что Дубн с трудом разбирал слова. – Я хотел стать правителем, а в результате лишился войска и погубил нашу семью. Моего повелителя, скорее всего, уже нет в живых, и Кальг пошлет кого-нибудь из своих доверенных людей править нашими землями. Моих детей убьют, а мою жену если и оставят в живых, то, скорее всего, превратят в игрушку для людей нового правителя.

Он долго молча смотрел на лежавшую внизу долину, а потом заговорил снова. Теперь его голос окреп.

– У меня нет возможности этому помешать, но поверь мне, центурион Дубн, я отомщу этому мерзкому куску дерьма, который именует себя «повелителем северных племен». Я скручу ему кишки и выдеру из тела, я затолкну в его хитрый рот его вырванное с корнем мужское достоинство прежде, чем дам ему умереть. Или я умру с мечом, покрытым кровью его людей. Я поклялся в этом, и мои воины поклялись следовать за мной до победы или до смерти.

Дубн мрачно улыбнулся.

– Дав такую клятву, от нее нельзя отречься. Я желаю тебе удачи и, если представится случай, сочту для себя честью сражаться с тобой в одном строю. У меня с Кальгом свои счеты.

Его собеседник насмешливо посмотрел на него.

– Думаешь, нам позволят сражаться вместе с вами? Нет, центурион, наши методы слишком разные, да и не настолько ваши командиры нам доверяют, чтобы удостоить такой чести.

Дубн кивнул, не обращая внимания на горечь, прозвучавшую в голосе Марто.

– Это правда, но мы не такие, как они. – Дубн указал на легионы, шагавшие по равнине внизу. – Они сражаются тяжеловесно, так же как передвигаются по местности. Их действия осторожны и размеренны. Прежде чем пустить в ход свои мечи и щиты, они всегда стараются найти подходящую площадку. Мы же гораздо легче и быстрее. Да, мы умеем сражаться, как они, но умеем действовать быстро и тихо. Шанс сражаться вместе с нами представится вам гораздо раньше, чем ты думаешь.

В середине дня обе когорты остановились для короткого отдыха. Префект Скавр и его примипил прошли в конец своей когорты побеседовать с Фурием и Невто, подошедшим к началу своей.

– Вотадины говорят, что пора поворачивать на север и подниматься дальше в горы, если мы намерены и дальше прочесывать отроги гор. Через десять миль придется форсировать Красную реку. Единственный брод находится над водопадом.

Фурий скривился.

– Не нравится мне идти следом за этими дикарями. К тому же мы знаем, что где-то там, в горах, скрывается огромная армия. Нас отрежут от основных сил. Вполне возможно, что нас потеряют из виду…

Скавр сочувственно кивнул.

– Я знаю. Если это тебя утешит, то я не думаю, что они сбивают нас с пути. Им самим очень хочется поквитаться с Кальгом.

Фурий фыркнул.

– Твои умозаключения основываются на знании местных обычаев, Рутилий Скавр?

Скавр наклонился поближе к Фурию и понизил голос:

– Грацил Фурий, ты когда-нибудь договоришься. Об этой стране и ее народах мне известно гораздо больше, чем думают некоторые. И поскольку у меня есть на то серьезные основания, я должен тебе сказать, что Марто не желает нам зла. Хочешь, называй это инстинктом, но прими во внимание, что он, как никто, заинтересован в том, чтобы привести нас в нужное место. Так или иначе, он вряд ли намерен нас предать. Думаю, нам надо проявить мужество и разобраться с этим прежде, чем наши подчиненные решат, что у нас нет желания заниматься своими прямыми обязанностями.

Он повернулся и пошел прочь, не дожидаясь ответа от своего изумленного коллеги.

– Примипил Фронтиний, поднимай тунгрийцев, пора двигаться в путь. Мы станем лагерем около брода, а завтра углубимся в горы.

Во второй половине дня идти стало труднее. Летнее солнце палило нещадно, и к тому времени, как вдали показалась река, туники под железными кольчугами взмокли от пота. С чувством, близким к отчаянию, солдаты смотрели на холодный поток, струящийся с гор. Фронтиний выстроил их спиной к реке и возвысил голос, чтобы перекрыть шум воды на каменных перекатах и рев водопада в сотне шагов ниже по течению. Вторая когорта выстроилась рядом, и их примипил, как и было договорено, сделал Фронтинию знак дать краткие указания обоим когортам.

– Первая и Вторая когорты, сейчас вы сложите вещи туда, где будут стоять ваши палатки после того, как будет построена земляная стена вокруг лагеря. Если у вас осталась вода, утолите жажду, а затем приступайте к строительству. Если воды не осталось… – он сделал паузу, чтобы оценить, сколько из них напрягает слух, чтобы разобрать его слова, – то вы идиоты, и вам придется терпеть до тех пор, пока стена не достигнет такой высоты, которая устроит меня и моих собратьев-офицеров. Каждая когорта должна соорудить одну длинную и две короткие стороны и стандартным образом состыковать их между собой. Согласно жребию, охрана лагеря поручается Третьей и Восьмой центуриям обеих когорт.

Хамианцы, которые до сих пор не научились правильно нарезать терн и годились только в носильщики, сочли такой расклад удачным.

– Когда стена будет построена, обе когорты смогут помыться в реке, по две центурии одновременно, соблюдая очередность, определенную жребием. Центурии, которым поручена охрана, должны прочесать окрестности лагеря, дабы удостовериться, что нас не ждет никаких неприятных сюрпризов. Они будут мыться и есть последними. Всем центурионам подойти к примипилу Невто для планировки лагеря и охраны. Центурионы Терций и Корв, прошу ко мне. Солдаты, за работу.

Строй разбился на обычную суетливую возню, сопровождающую строительство лагеря. Центурии направились к закрепленным за ними секциям земляной стены. Марк велел своим людям оставаться на месте и поспешил к примипилу, который давал указания двум курьерам: им предстояло отправиться в расположение легионов с донесением о местонахождении когорт. Два центуриона приветственно кивнули друг другу.

– Предположительно, вам не должно встретиться никаких сил варваров, поскольку считается, что мы загоняем их на северо-восток, но наши предположения не всегда совпадают с реальностью, – заявил Фронтиний. – Поэтому, центурионы, вам приказано прочесать окрестности и доложить о том, что вы видели. Терций, ты со своими ребятами переправишься через реку, посмотрите, что творится за следующей горой. Однако следует соблюдать осторожность. Не хотелось бы, чтобы вся округа знала о нашем прибытии. Центурион Корв, тебе тоже придется полазить по горам. Поднимись на вершину горы, расположенную с другой стороны лагеря, и хорошенько осмотрись. Свободны.

Центурионы отсалютовали, снова кивнули друг другу и направились к своим подчиненным. Собрав Восьмую центурию, Марк указал на гору на востоке от лагеря. Ее склоны круто вздымались над рекой и заканчивались закругленной вершиной.

– Нам надо подняться вон на ту гору, опцион. Щиты оставим здесь под присмотром тех, кто будет обустраивать лагерь. Скажи им, чтобы к нашему возвращению они уже все помылись. Пусть не думают, что вытащили легкий жребий.

Центурия начала взбираться в гору. Хамианцы сначала тихонько ворчали, но по мере того, как холодный ветерок высушил пот, жалобы уступили место обсуждению того, что открылось их глазам. После нескольких минут карабканья по круче Марк на минуту остановился, чтобы перевести дыхание и унять колотящееся сердце. Кадир, шедший за ним следом, тоже воспользовался возможностью передохнуть.

– Это труднее, чем я думал.

Марк кивнул и указал на походный лагерь.

– Да, но зато какой отсюда вид. Видишь, моя старая центурия вкалывает, сооружая костолом.

– Костолом?

– Извини, я забыл, ты еще незнаком с нашими словечками. Так называется ров, выкопанный по всему периметру походного лагеря. Его называют костоломом, потому что он имеет прямые отвесные стены в два локтя высотой. Если в темноте туда упасть, то лодыжку наверняка сломаешь. До сих пор у нас не было в нем необходимости, поскольку мы стояли на расстоянии слышимости от двух легионов, но теперь, когда мы здесь одни, без этого не обойтись.

Опцион кивнул, не отводя взгляда от работающих солдат.

– Понятно. А откуда ты знаешь, что это твоя бывшая центурия?

– Ну, это просто. Вон там Дубн расхаживает взад и вперед, понукая лентяев. Вдобавок отсюда видно варваров, которые подносят дерн…

Кадир кивнул.

– Думаю, нам пора возобновить подъем. Часть солдат уже почти у самой вершины.

Марк обернулся.

– О боги, по равнине ходить вам не нравится, но только дай взобраться в гору…

Зрелище, открывшееся с вершины, стоило затраченных усилий. Люди Терция поднимались на гору с противоположной стороны реки, а другие, разделившись, двигались вверх и вниз по течению. Походный лагерь был почти достроен, земляная стена отбрасывала длинную тень в лучах закатного солнца. Горы поросли кустарником, а вдоль обоих берегов Красной реки к югу от водопада тянулись редкие рощицы. На севере и западе рельеф состоял из холмов примерно одинаковой высоты, однако постепенно увеличивающаяся горная гряда уходила в сторону самой высокой вершины, расположенной на расстоянии добрых десяти миль. На востоке южные склоны почти вертикально обрывались к реке.

– Любопытно… – Марк указал вниз, на реку. – Видишь, вдоль холма уступом тянутся твердые породы. На этой стороне реки они лежат под землей, а на противоположном берегу выходят на поверхность. – Он всмотрелся в исчезающий вдали каменный выступ. На юге виднелся пологий склон, изрезанный горными ручьями, притоками Красной реки. – Смотри, берег ниже водопада защищать гораздо легче. Спуск с обрывистых скал долог и опасен, да и высоко, не спрыгнуть.

– Да, но взгляни вон туда. – Кадир указал на восток.

Вдали, почти на пределе видимости, за тремя или четырьмя вершинами в небо поднимался дым от костра в долине.

– Может, это лагерь варваров?

Марк кивнул.

– Думаю, да. И если мы это видим…

Они повернулись на юго-восток, к долине Красной реки. Внизу, то тут, то там мелькали отблески солнца на ярко начищенном металле.

– Легионы тоже останавливаются на ночлег и, вероятно, заняты тем же, что и мы: ставят походный лагерь и мечтают окунуться в воду.

– Да. Не догадываясь, что выше по течению расположились две когорты, которые уже вымыли свои вспотевшие задницы в той самой воде, которая дойдет до них часом позже.

Услыхав такие выражения, Марк фыркнул, не в силах сдержаться.

– Сдается мне, опцион Кадир, ты слишком много времени проводишь в обществе Морбана. Вымыли свои вспотевшие задницы…

Кадир скривился.

– Ничего не поделаешь. Послушал бы ты, каких слов тут нахватались наши люди.

Отряд взобрался на гребень восточного склона долины, и Фронтиний в очередной раз поймал на себе взгляд Терция. Центурион Второй когорты украдкой поглядывал на него с того самого момента, когда примипил изъявил желание присоединиться к ним в осмотре другого берега. Быстрые струи реки приятно охлаждали и освежали разгоряченных солдат Терция. Переходя реку по колено в воде, бойцы чувствовали, как усталые тела наливаются свежими силами.

– Удивительно, что делает с человеком бегущая вода, правда, Терций? Десять минут назад солдаты пыхтели и стонали при одной только мысли, что придется снова идти по горам, а сейчас карабкаются вверх, как четырнадцатилетние подростки.

Терций хмыкнул и продолжал взбираться вверх по склону. Примипил улыбнулся про себя. С его стороны игра была не совсем честной.

– Мы ведь раньше не встречались, центурион? Как давно ты служишь во Второй тунгрийской?

Его собеседник немного помедлил, обдумывая ответ.

– Тринадцать лет, примипил. Я поступил на службу, когда когорта переселилась в Большие луга.

– Так ты из местных?

Терций по-прежнему держался настороже и отвечал сдержанно.

– Не совсем. Мой отец был центурионом Двадцатого легиона. Еще до моего рождения он вышел в отставку и вместе с моей матерью поселился на Ветеранском холме.

Еще один офицер связал свою жизнь с девушкой из гарнизона, задумчиво отметил про себя Фронтиний. Что ж, для обеих сторон это была выгодная сделка. Немолодому мужчине с деньгами и положением нужна была подруга, чтобы скрасить его одиночество, а женщине, чьи лучшие годы остались позади, трудно было рассчитывать, что солдатские деньги и дальше будут течь к ней рекой. Она окружила его заботой и вниманием, получив в обмен безопасность и уважение окружающих. Переезд в ветеранскую колонию был обычным в таких обстоятельствах способом начать новую жизнь.

– Сын солдата, понятно. Должно быть, ты выслушал немало историй о тех временах, когда твой отец следовал за орлом. В былые дни Двадцатому пришлось немало потрудиться, чтобы подавить последние очаги сопротивления местных племен.

Терций улыбнулся.

– Так и есть. К отцу приходили его приятели, собирались в кружок у очага и начинали бесконечные воспоминания о днях былой славы.

– И ты поступил на службу, чтобы он мог тобой гордиться.

– Он умер за пять лет до того, как я стал центурионом. Отец мечтал увидеть меня с жезлом из виноградной лозы в руках, но для того, чтобы дослужиться до офицера, нужно время… по крайней мере для большинства из нас.

Последняя реплика прозвучала так тихо, что Фронтиний засомневался, не послышалось ли ему. Он прибавил хода, поскольку идущие впереди двинулись по направлению к седловине между двумя соседними горами.

– У вас хороший примипил, один из лучших. А теперь появился молодой, многообещающий префект… Фурий, если не ошибаюсь.

Терций поморщился – возможно, от усилий, которые приходилось прилагать, чтобы карабкаться по склону.

– Префект Фурий сильный человек, примипил. Он делает, что считает нужным, не думая о последствиях.

Фронтиний фыркнул.

– Как будто я не знаю! У меня есть двойная центурия лучников, готовых это подтвердить. А еще я слыхал, что ему нравится распинать людей.

Терций словно бы онемел. Его губы шевелились, но внезапное напоминание о брате превратило непроизнесенные слова в пыль на языке. Фронтиний смягчил тон, понимая захлестнувшие центуриона эмоции.

– Я слышал, что твой солдат пал его жертвой. Говорят, Невто и другие офицеры сделали все, чтобы избавить его от позорной смерти на кресте. Я бы на их месте поступил точно так же.

Терций ответил не сразу. Когда он наконец отвел взгляд от лежащих вдалеке холмов, в его глазах стояли слезы.

– Поверь мне, примипил, если где-то есть малейшая зацепка, которую трибун может обратить себе на благо, он ее отыщет и использует. – Он повернулся к Фронтинию, подставив лицо прохладному ветерку. – Тому, у кого есть что скрывать, лучше держаться от него подальше.

Фронтиний понимающе кивнул и похлопал центуриона рукой по плечу.

– В таком случае давай заберемся на горку и посмотрим, что оттуда видно. Смотри, Восьмая центурия уже наверху.

– Он, считай, сказал мне, что Фурий знает про Корва, и посоветовал спрятать парня подальше или ждать разоблачения. Вчера с Марком он говорил еще откровеннее…

Префект Скавр отхлебнул глоток вина – по вечерам он позволял себе одну-единственную чашу. Примипил явился в его палатку сразу после ужина. Вокруг лагеря выставили двойную стражу, а вдоль реки разослали дозорных.

– Значит, Фурий не просто уверен, что Корв не тот, за кого себя выдает, но и не намерен держать эти сведения при себе. Итак, примипил, что же нам делать?

Фронтиний нахмурился, уткнувшись в свою чашу.

– Все не так просто, как тебе кажется, префект. Теперь этот юноша – полноправный член нашей когорты, а не одинокий беженец, как раньше. Он сражался бок о бок с нашими людьми, связан с ними крепкими узами, как если бы прослужил здесь всю жизнь. Девятая центурия, вся до последнего бойца, будет стоять за него насмерть. Мои офицеры считают его братом. Если мы тихонько отошлем его в неизвестном направлении, пусть даже и с лучшими намерениями, это подорвет их боевой дух.

– А если я оставлю его здесь, то Фурий донесет на нас губернатору, и наша песенка спета. Не забывай, что в этом деле замешаны еще два старших офицера: твой бывший префект и трибун Лициний. Если все выйдет наружу, полетит не меньше полудюжины голов. Нет, он должен растаять в воздухе, и как можно скорее. Как только мы вернемся за Вал и войдем в ворота крепости, парень должен исчезнуть – и лекаря с собой забрать, иначе она станет следующей жертвой злых умыслов Фурия.

Фронтиний печально кивнул.

– Я надеялся, что он пробудет здесь подольше, дождется, пока шум уляжется, и потом начнет новую жизнь. Если есть на свете люди, достойные мира и спокойствия, то этот юноша – один из них.

Скавр опрокинул остатки вина себе в горло.

– Тебе ли не знать, как несправедлива порою судьба. Вообще-то, у меня есть идея относительно того, как сохранить ему жизнь, чтобы он и его возлюбленная насладились миром и покоем, но для этого он при первой же возможности должен покинуть когорту. Лучше всего, если напротив его имени в платежной ведомости появится запись «убит в бою». В противном случае тебе останется лишь смотреть, как твое подразделение расформировывают, а Фурий сколачивает для тебя крест. Возможно, это не лучший выбор, но другого у нас нет. Да, кстати…

За откинутым пологом палатки происходило нечто невероятное. В расположении Девятой центурии тунгрийцы и вотадины решили на время обменяться оружием. Солдаты махали над головой мечами варваров и изумлялись силе, требовавшейся для того, чтобы нанести длинными тяжелыми клинками больше двух ударов. Варвары, укрывшись за рядом щитов и надев для полноты картины римские шлемы, смеялись и корчили рожи.

– Удивительно, как быстро солдаты находят между собой общее и забывают различия.

Спустя час Дубн прошел в расположение Восьмой центурии. Шедший с ним рядом Марто, сам того не замечая, изо всех сил сжимал рукоять меча на поясе. Хамианцы, утомленные дневным маршем, уже спали в своих палатках, но, как Дубн и ожидал, Марк все еще бодрствовал, обсуждая с Кадиром и двумя унтер-офицерами завтрашнюю тактику. Все четверо были одеты в шерстяные плащи в отличие от двух бриттов, которые будто не замечали вечерней прохлады. Марк обменялся рукопожатием с Дубном и невозмутимо повернулся к Марто.

– Марто, это Марк, мой собрат по оружию. Марк, это Марто, принц вотадинов, наш новый союзник и с сегодняшнего дня мой друг.

Марк приветственно кивнул и протянул руку. Марто чуть задержал его ладонь в своей.

– Твоя рука холодна, Марк. Судя по всему, ты родился далеко отсюда.

– Да, я родился в Риме и прожил там бо€льшую часть своей жизни. Возможно, тебе кажется, что вечер приятен и свеж, но я привык к теплу.

– А твои солдаты?

Марк улыбнулся, протянув руку в сторону Кадира, который понял намек и слегка наклонил голову.

– Мой опцион может сам ответить на твой вопрос, но поскольку его родина еще жарче, чем моя, делай выводы сам.

Бритт смерил хамианцев долгим холодным взглядом, прежде чем снова заговорил.

– Я просил Дубна показать мне людей, которые сломили волю моих воинов к сопротивлению. Мне хотелось увидеть солдат, которые сыпали на нас смерть, посмотреть им в глаза и понять, что они за люди. Я ожидал увидеть хладнокровных убийц, но вижу, что они такие же, как и мы. Если на то пошло, они выглядят еще диковинней, чем воины моего племени.

Кадир встал и протянул руку Марто.

– Я должен попросить у тебя прощения, принц Марто. Моих людей много лет учили видеть в своих целях просто… мишени. Я не испытываю гордости из-за того, что мы убили так много твоих воинов, хотя, если честно, доволен, что мои лучники хорошо проявили себя в первом сражении. Прими мои соболезнования твоим утратам.

Марто кивнул, не сводя глаз с высокого хамианца.

– Мое сердце обливается кровью при мысли о тех, кто ушел за реку раньше меня. Я поклялся отомстить врагам, но я не числю вас среди них: вы просто сражались, как умеете. – Он с любопытством перевел взгляд на Марка. – Несколько моих воинов, выживших после побоища, рассказывали об офицере, который в одиночку остановил дюжину воинов, убивая их по двое и по трое за раз. Говорят, что этот человек сражается двумя мечами и обладает невероятной ловкостью и сноровкой… – Он посмотрел на римлянина, жестом указав на два меча, висящие у него на поясе. – Это был ты?

Марк улыбнулся.

– Мои лучники еще не до конца освоились с таким способом ведения войны. Нескольких твоих воинов хватило бы, чтобы обратить их в бегство. Я встал на их защиту, потому что у меня не было другого выбора.

К удивлению Марка, бритт слегка поклонился.

– В любом случае ты заслужил уважение моего племени. Только недюжинный смельчак станет на пути десятка разъяренных воинов.

– Ну, или ему слишком часто стучали по голове и вышибли последние мозги.

Марто громко рассмеялся шутке Дубна.

– Отлично. Я скажу своим людям, что у офицера, который в одиночку положил шестерых, просто в голове помутилось от удара. – Он положил руку Марку на плечо, не сводя с римлянина внимательного взгляда. – Хорошо, что я не успел выбраться из толпы своих людей, а то распластался бы бездыханным, поверженный твоим клинком. Теперь, когда мы оба охотимся за одним врагом, я с нетерпением жду возможности сразиться на твоей стороне. А сейчас, мой новый друг Дубн, мне лучше вернуться к своим, пока они не начали беспокоиться.

Дубн отправился его провожать, на прощанье кивнул Кадиру и легонько ткнул Марка кулаком в грудь.

– Да, странный у них подход к жизни, у этих бриттов. У меня на родине человек в его положении при первом же удобном случае воткнул бы тебе нож под ребро и мне, скорее всего, тоже.

Марк поджал губы, обдумывая его замечание.

– В наших краях дела обстоят примерно так же. Но, судя по всему, для него вся эта история утекла, как вода, бегущая под мостом. Будем надеяться, что его отношение не изменится, когда мы сойдемся лицом к лицу с его бывшими союзниками.

Следующее утро выдалось ясным, подъем, завтрак и приготовления к походу были подсвечены мягким багряным светом утренней зари. Предполагалось оставить повозки с провизией в лагере и выдать каждому солдату рацион на два дня, поскольку, по всем прикидкам, они не успевали в тот же день вернуться обратно. Морбана освободили от обязанности присматривать за Лупом, поскольку Антенох неохотно согласился остаться с мальчиком у брода, чтобы вместе с дежурными охранять повозки и прочее имущество. Мрачно глядя в небо над горами на востоке, знаменосец Восьмой центурии подтолкнул трубача локтем.

– Небо красное…

– И что?

Морбан изумленно поднял брови, оглядываясь на хамианцев, которые также пребывали в недоумении.

– Вот это да! Ты что, правда не знаешь? Неужели отец никогда не говорил тебе, что бывает, когда небо такого цвета?

– Какого цвета? Розового?

– Хватит придуриваться, балбес. Небо красно поутру – воину не по нутру. Не знаешь, что ли? Смотри, плащ далеко не убирай, он тебе понадобится еще до обеда.

Все утро две когорты передвигались по безлесным горам и долинам, но небо оставалось ясным и чистым, о чем трубач не преминул напомнить Морбану. Однако к обеду на юго-западе стали собираться темные тучи. После пятого или шестого замечания по поводу его способности предсказывать погоду знаменосец решил, что подходящий момент настал.

– Отлично, умник! Если ты считаешь, что дождя не будет, то предлагаю сделать ставки. Или ты только задним числом храбрый?

Через несколько минут обе когорты снова двинулись в путь. По прикидкам вотадинов, до укрепленного лагеря объединенного войска варваров оставалось всего несколько миль. Скавр и Фурий, после вчерашней ссоры настроенные более-менее мирно, договорились, что их подразделения изменят способ перемещения и будут двигаться не маршевой колонной, а разобьются на мелкие группы. Фронтиний, довольный тем, как все складывалось, собрал своих центурионов.

– Итак, сейчас мы на самом острие копья. Первая когорта пойдет впереди. Необходимо соблюдать осторожность: никаких труб, никаких сигналов. Передвигаемся медленным темпом и следим за горизонтом со всех четырех сторон. Дубн, твоя центурия считается разведывательной, так что заставь этих лентяев отвечать за свои похвальбы. Пусть идут вперед. Углубитесь как можно дальше, не скрываясь при этом из виду. Переверните каждую травинку и каждый листок – нам нужны точные сведения о врагах. Они, вероятно, залегли где-то поблизости в ожидании легионов. Наша задача – обнаружить варваров, оставаясь незамеченными. Как только вы их заметите, сразу умерьте свою прыть: подайте сигнал и ждите, когда я к вам подойду. Не надо геройства. Да, и ты возьми с собой своего нового друга, но только не позволяй его людям далеко уходить. С этого момента разведка будет проводиться исключительно нашими силами.

Девятая центурия выдвинулась вперед. Долгие месяцы тренировок не прошли даром: каждый боец знал, что ему делать. Небольшие группки по десять человек прочесывали местность в полном молчании, общаясь с Дубном с помощью жестов. Они осторожно поднимались к пологой вершине, осматривая каждую складку и впадину на голом склоне. Часом позже, когда над их головами уже начали собираться темные тучи, первая группа осторожно вошла в небольшую рощу, опередив примерно на полмили основные силы когорты. Солдат по кличке Меченый сделал своим товарищам знак оставаться у кромки деревьев и, подняв копье, неслышно скользнул под полог леса, осторожно огибая узловатые стволы деревьев. Наморщив лоб, старый солдат принюхался, а затем осторожно положил на траву свой щит и копье, чтобы они не мешали ему неслышно красться по лесу. Он вытащил из ножен меч и сделал знак остальным не двигаться с места. Осторожно ступая по выступам каменистой породы, в изобилии рассыпанным среди чахлой поросли кустов и деревьев, Меченый прокрался вперед и замер в полной неподвижности.

Чуть поодаль, спиной к Меченому, сидел на корточках воин варваров в спущенных штанах. Он старательно тужился в тщетных попытках опорожнить кишечник. Медленно продвигаясь вперед и не сводя глаз со спины противника, Меченый вскинул гладиус и неслышно подобрался к утратившему бдительность врагу. Он едва дышал, опасаясь спугнуть свою жертву. На какое-то мгновение солдат замер, бессознательно репетируя предстоящую схватку едва заметными движениями рук, а затем решительно шагнул вперед и, зажав рукой рот варвара, отклонил голову противника назад и подставил его открывшуюся шею под лезвие клинка. Не обращая внимания на кровь, брызнувшую из раны, Меченый отступил на шаг, перехватил рукоять меча поудобнее и мощным ударом всадил клинок варвару в сердце. Тот свалился замертво. Убрав в ножны окровавленный гладиус, Меченый схватил труп за руки и потащил сквозь заросли туда, где ждали его товарищи.

Дубн бегом помчался навстречу возвращавшимся разведчикам. Марто с четырьмя телохранителями бежал рядом с ним. Солдаты двигались плотной группой, волоча что-то большое и тяжелое. Подойдя поближе, они уронили свою ношу на землю и расступились, открывая взглядам остальных залитый кровью труп варвара со вспоротым горлом. Выпученные глаза свидетельствовали о последних отчаянных попытках сопротивления. Меченый шагнул вперед, все еще тяжело дыша от усилий.

– Он был вон в той рощице. Я застал его сидящим ко мне спиной, поэтому перерезал ему глотку, чтобы он не позвал на помощь, а потом воткнул меч ему в спину. Мы утащили его оттуда, пока никто не заметил, но его хватятся с минуты на минуту.

Дубн повнимательнее присмотрелся к мертвецу.

– А почему у него штаны спущены?

На лице старого солдата отразилась целая последовательность чувств.

– Потому что, когда я его застукал, он старался посрать. Как ты думаешь, центурион, почему у меня все сапоги в дерьме? Похоже, он напрасно так долго тужился – мой меч в мгновение ока избавил его от запора.

Молодой центурион недоверчиво покачал головой и вопросительно посмотрел на Марто. Тот в ответ нахмурился.

– Плохо дело. Мы кинули камень в осиное гнездо, и через несколько минут на нас набросится весь рой.

Дубн вытащил меч, отсек трупу голову и поднял ее за гриву сальных волос. Потом он снова повернулся к Меченому:

– А ты еще кого-нибудь видел?

Ветеран отрицательно покачал головой, но по выражению его лица можно было о многом догадаться.

– Нет, но пока я с ним возился, до меня долетел запах костров. Там может быть дюжина варваров, а может – несколько сотен.

– Коцидий, помоги нам. Предполагалось, что главное войско варваров находится в пяти милях дальше на восток, а тут… – Молодой центурион посмотрел на отрубленную голову, уставившуюся на них невидящими глазами. – Да уж, мы гораздо глубже в дерьме, чем твои сапоги. – Он указал на одного из молодых солдат: – Парень, ты быстро бегаешь, так что бери вот это и дуй к примипилу. – Он вложил голову в руки солдату. – На словах передашь, что за горой мы нашли лагерь, где горят костры и готовят еду. Численность противника пока неизвестна. Позаботься, чтобы он это увидел. Он все поймет.

Отправив гонца, Дубн повернулся к своим людям:

– Надо быстро оповестить другие группы, чтобы они возвращались. Разберитесь, кто за кем пойдет. Главное – тихо, не мчитесь сломя голову. И поберегите дыхание, бежать придется долго.