VII
На гладиаторскую школу опустились синие сумерки, и беспощадный солнечный жар уступил место животворной прохладе.
Слуха Лисандры достигали веселые голоса и смех, отчасти приглушенные каменными стенами. Женщины шли на празднество. Надо думать, веселье было в полном разгаре — час стоял уже достаточно поздний. Лисандра сидела на своей лежанке, поставив локти на колени и задумчиво теребя завязки сандалии. Одну сандалию она уже подвязала. Оставалось завязать вторую — и все, можно идти веселиться.
Однако спартанка медлила. Она все еще раздумывала о том, стоило ли в самом деле туда идти. Пьяное веселье не очень-то ее привлекало. Что же касается мнения Катуволька, то Лисандра в который раз спрашивала себя, какое оно на самом деле имело значение и имело ли вообще. Решив наконец, что оно было для нее пустым звуком, Лисандра тут же подумала, что совсем не пойти было бы… ну, низко, что ли. Недостойно. Она сунула вторую ногу в сандалию и завязала тесемки.
Она поднялась, уже взялась за ручку двери и опять замерла. Вдруг поход на празднество все-таки окажется ошибкой? Может, Катувольк не зря говорил, что другие девушки ее недолюбливают? В таком случае излишек вина мог побудить их к язвительным колкостям, если не хуже.
«Это уже смешно, — сказала она себе. — Да там никто вообще не заметит ни моего присутствия, ни отсутствия. Ведь не просто так вот уже несколько недель никто не обращался ко мне без веского повода. До меня никому нет никакого дела».
В конце концов девушка решила провести на празднике какое-то время. Пусть Катувольк ее заметит и поймет, до какой степени был не прав. Потом она вернется к себе.
Лисандра резким движением отворила дверь, не давая себе времени в очередной раз передумать.
За те несколько часов, что она предавалась уединенным размышлениям в своем закутке, учебная площадка разительно изменилась. В ее дальнем конце, против бань, виднелись накрытые столы. Их вытащили наружу, чтобы девушкам не нужно было сидеть в тесноте. Лисандра оглядела верх наружной стены и увидела, что там было полным-полно стражи. Оружейная комната оказалась крепко-накрепко запертой. Территория, отведенная для сборища гладиатрикс, была надежно изолирована. Словом, великодушие Тита вовсе не означало того, что он забыл о безопасности всей школы. Лисандра машинально пригладила волосы и пошла в сторону загородки.
В проходе, оставленном в ограде, сколоченной на скорую руку, стояли Палка, Катувольк и несколько стражей.
Лисандра приблизилась и ощутила взгляд галла, нацеленный на нее.
— А ну стой, — сказал ей один из стражников.
Это был тот самый македонец, что первым заговорил с нею в день ее прибытия в луд. Он шагнул навстречу Лисандре, велел ей поднять руки и наскоро обыскал.
— Это в самом деле необходимо? — спросила она Катуволька.
Он посмотрел на нее. Его лицо дышало холодом.
«Обиделся», — подумалось ей.
Потом галл ухмыльнулся, чем, кстати, только усугубил ее раздражение. Лисандра весьма не любила ошибаться, когда оценивала про себя чье-либо расположение духа.
— Да, Лиса, — сказал Катувольк. — Необходимо.
— Хватит уже называть меня Лисой! — повысила она голос. — Мое имя — Лисандра!
— Укороти язык, сучка! — встрял Палка, готовый без промедления пустить в ход свой длинный посох. — Побольше почтительности, не то, клянусь богами, я прямо здесь преподам тебе хороший урок!
Лисандра посмотрела на него так, будто во что-то вляпалась и этим чем-то был он. Парфянин побагровел.
— Да ладно тебе, Палка, — сказал Катувольк. — У девочек свободный вечер. Да и у нас тоже, если на то пошло. Давай не будем его портить. — Он снова повернулся к Лисандре. — Там больше сотни девушек собралось.
Катувольк ткнул пальцем в сторону ограждения. Как бы в подтверждение его слов, оттуда донесся взрыв безудержного хохота.
— В большинстве своем это обученные убийцы, — продолжал молодой галл. — Некоторые из них весьма не любят друг дружку. Отсюда и обыск. Это, знаешь ли, простая предосторожность. Мы ведь знаем, каковы женщины. Опрокинут по маленькой чашечке — больше-то им не осилить! — и давай припоминать обиды. Представляешь, что будет, если кто-нибудь еще и оружие туда пронесет?
Лисандра вынуждена была признать его правоту.
— Жду не дождусь, чтобы ты продемонстрировал свою без сомнения титаническую способность поглощать вино не пьянея, — все-таки сказала она.
— Не дождешься, — заявил Катувольк. — Нам туда ходу нет. Незачем девушкам получать в руки оружие того или иного свойства, если ты понимаешь, о чем я. — Он подвигал бровями вверх-вниз. — Все вы считаете меня совершенно неотразимым. Как бы виноградная лоза не увлекла кого-нибудь из девчонок на подвиги.
— Я нахожу тебя больше надоедливым, чем неотразимым, — сказала Лисандра.
Катувольк картинно пошатнулся и схватился за сердце.
— Горе мне!..
— Очень смешно, — сказала Лисандра и шагнула мимо него.
Краем глаза она заметила взгляд Палки, исполненный черной злобы. Она шла к пирующим и слышала, как за ее спиной Палка порицал молодого галла за излишнюю мягкость. Ответа Катуволька за общим шумом Лисандра уже не разобрала.
Празднество действительно было в самом разгаре. Иные женщины уже спали, уронив головы на столы. Вино одолело их. Остальные продолжали пить и угощаться едой. Лисандра увидела ячменную кашу, их обычную пищу, но помимо нее Тит обеспечил и мясо, до которого так охочи варварки. Над углями жарились баранина и свинина, аппетитно пахнущий дымок струями поднимался в вечернее небо. Женщины веселились, хохотали и пели песни одновременно на множестве языков. Слух Лисандры выхватывал то одно слово, то другое. Песни ей не понравились. Речь в них шла либо об утраченной любви, либо, наоборот, о радостях плотского соития. Ни того ни другого спартанке не доводилось переживать. Напротив, она привыкла гордиться тем, что ни разу еще не унизилась до подобной слабости тела и чувств.
Лисандра обошла столы стороной и направилась к винным бочонкам, стоявшим в стороне. Она налила себе и стала оглядываться в поисках воды, чтобы разбавить вино, как надлежало, но ее нигде не было видно. Делать нечего, Лисандра пожала плечами, пригубила крепкий напиток и сморщилась от слишком ядреного вкуса.
Тут на ее плечо с силой опустилась чья-то рука. Лисандра вздрогнула и обернулась.
Перед ней стояла Хильдрет. Германка держала в руках кувшин с пивом, ее верхнюю губу украшали пенные усы, свидетельствовавшие о том, что Хильдрет потягивала любимый напиток — по мнению Лисандры, совершенно дрянной — прямо из кувшина.
— Привет, Лисандра! — возбужденно крикнула она на латыни. — Как ты сегодня?
— У меня все хорошо, Хильдрет, — ответила спартанка. — А у тебя?
Подобный обмен фразами уже превращался у них в нечто вроде ритуала.
— У меня тоже все хорошо! — расхохоталась Хильдрет. — Я…— Она вскинула взгляд, пытаясь собраться с мыслями. — Как это правильно сказать? Ах да! Я пьяная, как бочка!
Лисандра подняла бровь и сухо отозвалась:
— Чувствуется.
— Как-как?.. — во все горло закричала Хильдрет.
Лисандра успела уже подметить, что если варвары не понимали сказанного или, наоборот, сами не умели понятно выразиться, то они переходили на крик, почему-то думая, что это поможет делу.
— Точно, — по-другому повторила Лисандра.
Хильдрет снова расхохоталась и похлопала ее по плечу так, что вино выплеснулось у Лисандры из чаши. Германка ничего не заметила и на не очень твердых ногах отправилась дальше, распевая очередную песню на своем грубом наречии.
Лисандра проводила ее глазами, и ее губы тронула легкая улыбка. Хильдрет была довольно славной девчонкой. Для дикарки, конечно.
Лисандра бесцельно бродила среди пировавших женщин, помимо собственной воли начиная проникаться праздничной атмосферой. Что бы там она ни говорила Варии некоторое время назад, но щедрость Тита, устроившего такой пир, впечатлила ее. Позволить женщинам таким вот образом провести вечер значило здорово поддержать их дух, порядком задавленный каждодневными тяготами гладиаторской школы. Все же Лисандра держалась особняком и со стороны наблюдала за весельем, забавляясь выходками дикарок.
Некоторые женщины пытались плясать. Спотыкающиеся варварки силились одновременно исполнять танцы десятков разных племен. Это заставило Лисандру про себя уподобить луд самой Римской империи в миниатюре. Сколько разных вер, сколько несходных обычаев, и все они служили Риму, покорившему их.
Это наблюдение показалось Лисандре весьма проницательным.
Потом она заметила, что Эйрианвен идет сквозь толпу в ее сторону. Прекрасная силурийка приветственно вскинула руку, и Лисандра даже оглянулась посмотреть, кому было предназначено приветствие гладиатрикс, но за ее спиной никого не было.
Эйрианвен подошла к ней и улыбнулась. На силурийке была туника из белого хлопка, и Лисандра невольно подивилась тому, как выгодно столь простая одежда оттеняла ее красоту, облекая бедра и подчеркивая форму груди. Лисандра всегда гордилась собственными ростом и статью, но теперь, в присутствии Эйрианвен, она вдруг показалась себе нескладной, неуклюжей, плюгавой.
— Приветствую! — Голос Эйрианвен показался Лисандре необычайно звонким и музыкальным.
Она щедро отхлебнула вина, чтобы смочить внезапно пересохшие губы, и подумала: «Что это? Почему близость силурийки так действует на меня? Может, Эйрианвен колдунья, искушенная в заклятиях, вроде нимфы Калипсо, заморочившей голову Одиссею?»
Однако мысль не задержалась надолго в ее голове.
Лисандра приписала странное ощущение действию неразбавленного вина, кивнула и сказала:
— Здравствуй, Эйрианвен.
— Ты, я смотрю, все одна да одна, — заявила силурийка. — Негоже это — в такой-то вечер!
— Мне и так хорошо, — ответила Лисандра и осушила чашу.
Эйрианвен склонила голову к плечу, и Лисандру поразила необыкновенная игра факельного света в ее синих глазах.
— Ерунда, — сказала силурийка и протянула ей руку. — Пошли!
Лисандра не возражала и позволила Эйрианвен провести себя сквозь веселящуюся толпу. Голова у нее шла кругом, в мыслях царил полный беспорядок. Ей казалось, что она ступает прямо по воздуху, не касаясь земли, а сердце в груди так и колотилось. От прикосновения Эйрианвен по кончикам ее пальцев словно искорки пробегали.
Силурийка улыбнулась ей через плечо.
— Вот мы и пришли, — сказала она и выпустила руку Лисандры.
Перед ними был стол, за которым сидели несколько женщин, в том числе Гладиатрикс Прима — амазонка Сорина.
— Садись, — сказала Эйрианвен.
Девушки подвинулись на скамейке, давая ей место, и спартанка опустилась между ними. Эйрианвен устроилась напротив и, не дожидаясь просьбы, заново наполнила чашу Лисандры.
— Приветствую вас, подруги, — выговорила девушка положенное приветствие.
Ей ответил нестройный хор, она подняла чашу и добавила:
— Сидеть здесь с вами — большая честь для меня!
Хотя на самом-то деле это она оказывала им честь своим присутствием. Кто из них мог похвастаться, что сидел за одним столом с жрицей Афины? Бывшей, правда…
— Так ты и есть та самая спартанка, — проговорила женщина, сидевшая рядом. — Эйрианвен говорит, что у тебя неплохие задатки. За этот стол допускаются лишь ветераны!
— А Лисандра и есть ветеран, — вмешалась Эйрианвен. — Она еще не приносила клятву, но уже дралась в настоящем бою и выиграла свой поединок. Так что она имеет полное право сидеть здесь!
Женщина равнодушно пожала плечами.
— Я — Тевта.
У нее были темные волосы и миндалевидные глаза. Чуточку плосковатое лицо выдавало в ней уроженку Иллирии либо Паннонии.
— Это мое настоящее имя, — продолжала она. — На арене я выступаю как Тана. Может, ты даже слышала обо мне?
Это последнее было сказано с некоторой надеждой.
— Иллирийская богиня охоты, — кивнула Лисандра, пропустив вопрос мимо ушей. — Хорошее имя.
Ей было известно, что бойцам, выступающим на арене, часто доставались имена, взятые из легенд. Это помогало толпе узнавать и различать их, а заодно как бы добавляло действу значимости. По крайней мере, Тит был в этом уверен.
Лисандра обвела глазами стол и сказала:
— У вас у всех здесь такие титулы!..
— Да уж, — опередив остальных, ответила Тевта. — Эйрианвен, к примеру, называют Британикой. А вон сидит Зукана. — Иллирийка указала на женщину со светлыми, коротко остриженными волосами. — Ее прозвали Верцингеторией…
— Ага! — прокричала Зукана, явно успевшая уже как следует набраться. — Это в честь великого героя Галлии, который держал в страхе Цезаря!
Собутыльницы, подыгрывая, ответили ей приветственным шумом.
— А Сорина, стало быть, — Амазона? — Лисандра наклонила голову в сторону Гладиатрикс Примы.
Она постаралась не выдать своего удивления, но возраст дакийки ее просто потряс. На загорелом лице первой воительницы угадывались морщины, и Лисандра про себя рассудила, что ей было далеко за тридцать.
— Твое имя пришло из глубин истории, не так ли?
— Так, спартанка, — отозвалась Сорина. — Я из рода Пентесилеи.
Ее лицо оставалось бесстрастным, а вот Лисандре захотелось недоверчиво выпятить губу. Дикарки всегда готовы приврать насчет своего происхождения. Пентесилея была владычицей амазонок, павшей от руки Ахилла. Счастье стареющей воительницы, что никто во всей школе не сподобился получить образование, подобное тому, какое досталось Лисандре, иначе Сорину давно уже вывели бы на чистую воду. Между прочим, древние амазонки никогда не брали себе постоянных мужей, так что кто там был из чьего рода — вопрос темный. К тому же они не знали письменности, а значит, в своих изустных преданиях могли врать что угодно. Поди-ка проверь! Естественно, вслух Лисандра ничего не сказала, потому что это было бы невежливо.
— Не такого я ждала от рабства, — проговорила она, решив сменить тему.
— Да, это лучшая жизнь, чем можно было бы рассчитывать, — ответила Эйрианвен. — Пусть мы невольницы, но Бальб нас ценит. Он понимает, что с нами имеет смысл хорошо обращаться.
Она прямо посмотрела на Лисандру и добавила:
— Наставники поначалу всех берут в ежовые рукавицы. Это ломает слабых, но если женщина не может выдержать учения, то она сразу же погибнет на арене.
Лисандра кивнула. В школе при храме Афины, в общем, происходило примерно то же.
— Воспитание бойца — дело дорогостоящее, — продолжала Эйрианвен. — Нас хорошо кормят, за нами присматривают отличные лекари. Если мы достаточно долго продержимся, то нас ждет неплохое жилье. — Она указала на домики, стоявшие поодаль от учебной площадки.
— Ты говоришь так, словно тебе начинает тут нравиться, — резко вмешалась Сорина.
— Я ненавижу это место и эту жизнь, — спокойно ответила Эйрианвен. — Но что, по-твоему, я должна делать? Предаваться пустой скорби? Или, может быть, принять свою участь — и надеяться когда-нибудь заслужить свободу?
Сорина плюнула наземь.
— Римские подонки, — сказала она. — В лучшем случае они увидят твою смерть, в худшем — сделают одной из своих… Нет, меня им не подкупить!
Лисандра слушала их перепалку и вдруг обнаружила, что ее чаша вновь опустела. Чувствуя необычайную легкость в голове, она налила себе еще. Неразбавленный напиток отчего-то перестал щипать ей язык и пился не в пример легче прежнего.
— Я не считаю, что меня подкупили, — сказала Эйрианвен. — А вот ты, Сорина, зря отягощаешь себя такой жгучей ненавистью.
— Да как ты можешь так говорить? — Сорина одним глотком опустошила свой кубок. — Разве Фронтин не разметал твое собственное племя, не перебил воинов и не вверг в неволю всех остальных?.. Где теперь силурийцы, Эйрианвен? Что сталось с вашей землей? Неужели в Британии мало римской заразы? В зеленых полях разрастается парша каменных укреплений, тело великой Матери-Земли, словно мечи, рассекают дороги… Тьфу! — Сорина завершила свою речь презрительным жестом.
Эйрианвен опустила глаза, но все-таки отрицательно мотнула головой.
— Ты все говоришь правильно, Сорина, но я не могу ненавидеть римлян за то, что они сделали. Не они изобрели войну. Не они придумали ее последствия.
— Да они просто насилуют весь мир!
Голос Сорины звучал тяжкой угрозой, усугубленной выпитым вином.
— Они называют это цивилизацией, но я считаю, что это самое богомерзкое богохульство, и больше ничего! Пусть они живут в своих каменных городах, если им так угодно, но не надо принуждать к этому свободнорожденных! С изначальных времен мы, дакийки, вольно скакали на конях по широким полям, неподвластные никаким императорам и никаким мужчинам! — Последнее слово дышало сокрушительным презрением. — Потом в мою страну явились римляне и принялись жечь и убивать невинных людей. Наши племена сообща поднялись на великую битву, не пожалели ни сил, ни самой жизни. Мы отбросили их за Дунай, вот как! Мы вселили страх в их сердца!
Эта гневная речь была выслушана в тишине.
Потом заговорила Лисандра:
— На самом деле не очень-то они испугались.
Тут все взгляды обратились в ее сторону.
— Все дело в том, что Дакия не стоила того, чтобы класть солдат ради ее завоевания…
Лисандра закашлялась, с неудовольствием ощущая, что говорит чуть невнятно. Она понимала, что винить за это следовало вино, но почему-то ей было все равно, и она налила себе еще.
— Что там можно взять ценного, не считая рабов? — спросила она, указывая на Сорину. — С другой стороны, страна обширная, им пришлось бы немало повозиться, присоединяя ее к империи, а зачем? Вот римляне и не стали особо возиться.
— Я обязательно отсюда выберусь и подниму степных воительниц на войну с Римом! — с неистовым напором проговорила Сорина.
— Рим вас раздавит, — пожав плечами, сказала Лисандра, для которой это было очевидно. — Против обученной армии никакому варварскому воинству не устоять.
Сорина поднялась на ноги, ее слегка покачивало.
— Да ты кого варварами называешь, заносчивая сучонка?
— Всякий, кто не владеет эллинской речью, называется варваром, — пропустив мимо ушей оскорбление, пояснила Лисандра. — Ваш язык, он ведь так и звучит… вар-вар-вар!
Она рассмеялась. Объяснение было давним, буквально навязшим в зубах, тем не менее оно неизменно смешило ее.
— Сорина, не заводись. — Эйрианвен положила руку на плечо первой воительницы, лицо которой потемнело от гнева. — Мы тут все порядочно выпили. Давайте поговорим о другом.
Лисандра, напротив, не отказалась бы продолжить, но вовремя передумала. Ей не хотелось расстраивать Эйрианвен. Сорина опустилась на место и спросила мрачным тоном:
— Почему это ты так уверена в победе римлян?
Лисандра провела ладонью по волосам, огляделась, увидела поблизости на земле горшок ячневой каши, а подле него — длинную деревянную ложку. Девушка неуверенно подняла ложку и вернулась за стол.
— Вот. — Она бросила ложку Сорине. — Ты можешь ее сломать?
— Конечно могу, — ответила дакийка и легко переломила черенок.
— Теперь сложи половинки и сломай их обе сразу, — сказала Лисандра.
Это оказалось трудней, но упорная амазонка все-таки справилась с задачей. Раздался треск, и Сорина с торжеством вскинула глаза.
— Ты очень сильна, — сказала спартанка. — А четыре куска сразу сломаешь?
Сорина бросила деревяшки наземь и недовольно отряхнула ладони.
— Их не сломать, — сказала она. — А к чему это ты клонишь?
— Все очень просто, — сказала Лисандра. — Так бьется цивилизованная армия. В сомкнутом строю, я имею в виду. Эллины и римляне высоко ценят личную храбрость, но на поле боя гораздо большее значение имеют выучка и дисциплина. Варвар сражается ради славы. Он… или она бросается в битву очертя голову и размахивая огромным мечом. Ну и к чему это приводит? В пешем бою длинный меч требует пространства, а то недолго задеть своих же соратников или соратниц. Если на такую воительницу идет плотный строй с сомкнутыми щитами, то она оказывается одна против троих. Если же она скачет на лошади, то ее встречает лес копий. Это верная гибель.
— Ты лихо судишь, спартанка, — сказала Сорина. — Очень лихо для девчонки, ни разу не бывавшей в сражении.
— Оставайся при своем мнении, амазонка, — ответила Лисандра.
В кои веки у нее почему-то не было желания продолжать спор до победного конца.
— Вы, варвары, все одинаковые. То ли слишком гордые, то ли слишком глупые… Никак не желаете учиться у тех, кто знает больше!
Сорина перепрыгнула через стол и врезалась в Лисандру. Они упали и покатились по земле. Сорина оказалась сверху. Ее кулак обрушился Лисандре в лицо. Рассудок девушки, отуманенный винными парами, окатили волны боли. Зрительницы, поначалу немногочисленные, сообщили остальным о завязавшейся схватке.
Скоро кругом дерущихся женщин собралась толпа, размеренно восклицавшая:
— Бой! Бой! Бой!..
Лисандра, прижатая было к земле, с силой взметнула бедрами, заставила нападающую потерять равновесие и завалиться вперед. Девушка перекатилась по земле, мгновенно вскочила на ноги, но вино лишило ее движения точности, и она споткнулась. Сорина уже неслась к ней, шипя и плюясь. Лишь давняя выучка тела помогла Лисандре прицельно выбросить ногу и влепить ступню в самый низ живота налетевшей амазонки. Сорину согнуло от боли. Лисандра уже собралась схватить ее за волосы и припечатать коленом в лицо, но дакийку спасла быстрая реакция. Она рванулась вперед и плечом ударила соперницу в ребра так, что спартанку оторвало от земли и подбросило.
Приземление оказалось болезненным. Лисандра ударилась затылком. Ее голова немедленно закружилась. Лисандра все-таки поднялась, но пошатнулась и едва успела перехватить очередную атаку Сорины. Кулак амазонки скользнул по ее скуле. Лисандра ответила почти таким же ударом, отчего голова Сорины резко дернулась назад. Спартанка уже дернулась вперед, чтобы развить успех, но и ее, и Сорину уже схватили. Зрительницы оттаскивали их друг от друга. Амазонка яростно бранилась, силясь достать Лисандру ногами.
Эйрианвен крепко держала бешено бьющуюся Гладиатрикс Приму.
— Хватит! — кричала она. — Хватит, Сорина!
Тевта обхватила Лисандру поперек тела, подняла ее и потащила прочь.
— Боги! — пыхтела она. — Уймись, спартанка!
Лисандра прекратила сопротивление. Иллирийка неожиданно разжала руки, и она неуклюже шлепнулась на мягкое место.
Толпа, сбежавшаяся было поглазеть на драку, рассосалась столь же быстро, сколь и собралась. Лисандра осторожно потрогала скулу и поняла, что там уже наливается полновесный синяк. Она раздула щеки и с нажимом выдохнула, стараясь унять головокружение, причиненное вином и крепкими кулаками амазонки.
Потом девушка подняла глаза и увидела Сорину, стоявшую над нею.
Некоторое время они молча смотрели одна на другую, потом старшая протянула руку и поставила младшую на ноги.
— А ты неплохо дерешься, — сказала она.
— Ты тоже, — ответила Лисандра.
— Но все же недостаточно хорошо, — добавила Сорина, повернулась и пошла прочь, прежде чем Лисандра успела что-либо ответить.
Чувствуя себя дура дурой, спартанка собралась было уйти, но тут к ней подошла Эйрианвен.
— Не переживай, — сказала она. — На сегодня достаточно неприятностей. Пойдем-ка выпьем еще.
