Острые глаза Есугэя заметили олхунутских дозорных в тот же миг, когда и те увидели их с Тэмучжином. Зазвучал сигнальный рог, извещая о появлении чужаков и призывая воинов встать на защиту стад и женщин.

— Не говори с ними, пока они сами не заговорят с тобой, — предупредил сына Есугэй. — Будь бесстрастен, что бы ни случилось. Понял?

Тэмучжин не ответил, но нервно сглотнул. Дни и ночи, проведенные наедине с отцом, были для него странным временем. Никогда еще Есугэй не оказывал Тэмучжину столько внимания. Они путешествовали вдвоем, и другие сыновья не попадались хану на глаза и не отвлекали его. Поначалу Тэмучжин думал, что рядом с отцом будет чувствовать себя униженным. Они не были друзьями. Однако порой он улавливал в глазах отца отблеск какого-то чувства. Гордость за сына? Может быть.

Вдалеке Тэмучжин увидел тучу пыли — это молодые воины хватали оружие и вскакивали на коней. Есугэй сжал губы и выпрямился в седле. Тэмучжин последовал его примеру, глядя, как приближается клубящаяся пыль, поднимаемая воинами, скачущими толпой навстречу двум одиноким всадникам.

— Не оборачивайся, Тэмучжин, — бросил отец. — Они играют, как малые дети, и ты осрамишь меня, если поддашься.

— Понял, — откликнулся мальчик. — Но если мы будем неподвижными, как камни, они сразу поймут, что ты их заметил. Может, лучше беседовать друг с другом и смеяться?

Он поймал на себе гневный взгляд отца и на мгновение испугался. Эти золотистые глаза были последним, что видели в своей жизни десятки молодых наглецов. Есугэй готовился к встрече с врагом. Все помыслы его были направлены на то, чтобы защитить себя и сына. Тэмучжин наблюдал за ним и видел, что отец усилием воли принуждает себя расслабиться. Скачущие на конях олхунуты были еще пока далеко. А день только разгорался.

— Я буду выглядеть глупо, если они скинут нас с коней, — усмехнулся Есугэй, но на мертвеце эта усмешка смотрелась бы куда лучше, чем на его побледневшем лице.

Тэмучжин рассмеялся в ответ. Ведь отец искренне старался его развеселить.

— Тебе худо? Так гордо подними голову, как ты обычно делаешь.

Отец постарался придать себе гордый вид, как посоветовал Тэмучжин, и оба они неожиданно для самих себя расхохотались. Как раз в этот момент и подъехали олхунутские всадники. Есугэй, раскрасневшись от смеха, утирал слезы, а воины тем временем остановились перед двумя веселыми путниками и загородили им дорогу. За ними тянулось облако пыли. Оно настигло всадников и окутало их такой плотной дымкой, что на несколько мгновений пришлось зажмурить глаза.

Олхунуты застыли в молчании, дожидаясь, когда же Тэмучжин с Есугэем справятся с собой и обратят на них внимание. Мальчик постарался сделать бесстрастное лицо, хотя на самом деле едва мог скрыть свое любопытство. Все здесь было другое, и воины были не такие, как в его племени. Кони олхунутов были превосходными, а воины в легких серых халатах и коричневых штанах с золотой нитью выглядели чище и опрятнее сородичей Тэмучжина. И мальчик почувствовал вдруг странное недовольство в душе. Его внимание переключилось на воина, который явно был предводителем. В ожидании распоряжений всадники смотрели на него с почтением.

Молодой воин держался в седле не хуже Хачиуна, как заметил Тэмучжин, но был уже почти взрослым мужчиной. Одет в легкую рубашку без рукавов, обнажавшую его сильные загорелые руки. К его седлу приторочены два лука и хороший метательный топор. Мечей у всадников не было, только топорики. Как же они сражаются с хорошо вооруженными противниками? Тэмучжин считал, что добрый меч превратит их топорики в щепки, только если эти топорики не попадут в цель раньше.

Олхунуты тоже внимательно рассматривали незваных гостей. Один из них подъехал слишком близко. Грязный его палец потянулся было к полам халата Есугэя. Тэмучжин едва успел заметить какое-то движение, а на руке наглеца уже вспухла красная полоса. Воин, так и не успев коснуться Есугэя, вскрикнул и подался назад, разозлившись от боли.

— Ты сильно рисковал, приехав сюда без своих воинов, хан Волков, — сказал воин в рубашке. — Ты привез еще одного сына, чтобы олхунуты сделали из него мужчину?

Есугэй повернулся к Тэмучжину, и глаза его снова странно сверкнули.

— Это мой сын Тэмучжин. Тэмучжин, это твой двоюродный брат Коке. Это его отцу я прострелил бедро в тот день, когда встретился с твоей матерью.

— И он до сих пор хромает, — кивнул Коке без улыбки.

Конь его вдруг тронулся с места, похоже, без малейшего приказа, и воин оказался на расстоянии вытянутой руки от Есугэя. Тот позволил похлопать себя по плечу, хотя сам даже не пошевелился. Так он давал понять, что всегда решает сам, позволять до себя дотронуться или нет. Когда Коке отъехал, всадники вздохнули с облегчением. Их предводитель показал, что не боится хана, а Есугэй признал, что не правит теми землями, где олхунуты поставили свои юрты.

— Дорога была долгая, и вы наверняка голодны. Нынешним утром наши охотники привезли жирных весенних сурков. Не разделите ли вы с нами нашу еду?

— Разделим, — ответил Есугэй.

С этой минуты их защищали законы гостеприимства, и напряженность Есугэя, говорившая о том, что он в любой момент готов выхватить меч, исчезла. Он спрятал оружие в подбитый мехом халат. А у Тэмучжина в животе вдруг похолодело. Он начал понимать, как одиноко ему будет среди чужаков. Пока они ехали к юртам олхунутов, он не отрываясь смотрел на отца и с ужасом представлял себе то страшное мгновение, когда тот уедет и оставит его одного.

Юрты олхунутов напоминали юрты племени Тэмучжина, но были не такого грязно-белого цвета. Лошади стояли в огромных загонах рядом с жилищами. Их было так много, что и не пересчитать. Коровы, козы и овцы паслись на холмах, и, судя по их количеству, олхунуты процветали. Да и само племя было многочисленным. Правду говорил Есугэй. Тэмучжин увидел мальчишек — ровесников его братьев. Они носились на лошадях вокруг улуса. У каждого был маленький лук, и целились они как будто в землю, постоянно при этом переругиваясь и смеясь от радости. В эти минуты Тэмучжину остро захотелось, чтобы Хасар и Хачиун были рядом.

Его двоюродный брат Коке спешился, бросил поводья худенькой женщине с лицом морщинистым, как осенний лист. Тэмучжин с Есугэем тоже спешились. Их коней увели, чтобы напоить и накормить после долгой дороги. Остальные всадники разошлись по улусу. Одни отправились в свои юрты, другие подошли к сородичам, чтобы обменяться новостями. Чужаки в племени не были обычным делом, и Тэмучжин чувствовал на себе взгляды сотен людей, пока Коке вел двоих Волков сквозь толпу в юрту отца.

Есугэй недовольно хмыкнул, так как ему пришлось идти позади какого-то юнца. В отместку хан шел медленно, останавливался и рассматривал узоры на юртах менее знатных семей. И Коке был вынужден ждать, пока гости удовлетворят свое показное любопытство, иначе ему пришлось бы идти одному. Тэмучжин внутренне ликовал: отец и в чужом племени показал всем, кто тут главный. Он не спешил за младшим. Нет, он вел себя так, чтобы всем стало понятно — высокие гости осматривают олхунутские жилища. Есугэй даже заговорил с парочкой простых воинов, но не задавал вопросов, а лишь бросал короткую похвалу или делал небольшое замечание. Олхунуты смотрели на двоих Волков, и Тэмучжин знал, что отец наслаждается затаенной злобой чужого племени не меньше, чем жаркой битвой.

Когда они наконец подошли к юрте с ярко-синей дверью, Коке уже кипел от злости, хотя и сам не мог понять почему.

— В добром ли здравии твой отец? — спросил Есугэй.

Молодой человек вынужден был остановиться, хотя уже собирался войти в юрту.

— Он силен, как всегда, — отвечал Коке.

— Скажи ему, что я здесь, — кивнул Есугэй и ласково посмотрел на племянника.

Коке покраснел и поспешил скрыться в темноте юрты. Есугэй и Тэмучжин остались вдвоем, хотя вокруг было полно чужих глаз и ушей.

— Прояви уважение, когда войдем, — прошептал Есугэй. — Эти семьи тебя не знают. Они отметят все твои промахи и не обрадуются.

— Понял, — ответил Тэмучжин и, едва шевельнув губами, спросил: — Сколько зим моему двоюродному брату Коке?

— Тринадцать или четырнадцать.

Тэмучжин посмотрел на отца с любопытством.

— Значит, он живет только потому, что ты попал стрелой его отцу в бедро, а не в сердце?

— Я не в бедро целил, — пожал плечами Есугэй. — Хотел его убить, но другой брат Оэлун уже метнул топорик, и у меня не было времени, чтобы прицелиться.

— Он тоже здесь? — огляделся по сторонам Тэмучжин.

— Разве что башку себе приставил, — усмехнулся Есугэй.

Тэмучжин молча обдумывал его слова. У олхунутов нет причин любить его отца, зато для ненависти причин много. Однако именно к олхунутам Есугэй посылал сыновей за женами. Уверенность, которую Тэмучжин чувствовал среди людей своего племени, быстро улетучивалась. Он вдруг ощутил себя одиноким и испуганным мальчишкой. Однако ему удалось взять себя в руки. В конце концов, выдержал же Бектер целый год среди чужих. Убить не убьют, а все остальное стерпеть можно, в этом Тэмучжин был уверен.

— Почему он не выходит? — прошептал он отцу.

Есугэй хмыкнул, оторвав взгляд от молодой олхунутки, доившей неподалеку коз.

— Он заставляет нас томиться в ожидании, потому что хочет меня обидеть. Он заставил меня ждать и два года назад, когда я привез Бектера. Не сомневаюсь, что так будет и тогда, когда мы с Хасаром приедем сюда. Он дурак. Ну да все шавки лают на волка.

— Тогда зачем ты вообще к нему поехал? — еще тише спросил Тэмучжин.

— Меня охраняют кровные узы. Им не нравится привечать меня, но так они оказывают почтение твоей матери. А я в свою очередь выполняю свой отцовский долг. У моих сыновей должны быть жены.

— Ты будешь встречаться с их ханом? — поинтересовался Тэмучжин.

Есугэй отрицательно покачал головой.

— Если увижусь с Сансаром, то он будет вынужден давать мне кров и женщин, пока я здесь. Ему придется устроить для меня охоту, как сделал бы и я, будь он гостем Волков.

— Он тебе нравится, — сказал Тэмучжин, вглядываясь в лицо отца.

— Он честный мужчина и другом мне не прикидывается. Уважаю его. Если решу угнать его стада, то оставлю ему несколько овец и пару женщин, а может, даже лук и хорошую одежду, чтобы не страдал от холода.

Есугэй улыбнулся и снова уставился на девушку, доившую блеющую козу. Тэмучжин подумал: а знают ли они, что волк уже среди них?

Внутри юрты было темно, пахло бараниной и потом. Тэмучжин низко пригнулся, чтобы пройти под притолокой. Ему впервые пришло в голову, насколько беззащитен человек, вступающий в дом другой семьи. Может, у этой двери есть и другое назначение, кроме как не пускать непогоду в дом?

В юрте стояли резные деревянные лежанки, посередине была маленькая жаровня. Тэмучжину с первого взгляда почему-то не понравилась обстановка, однако его острые глаза заметили отличный лук на дальней стене — с двойным изгибом, усиленный роговыми накладками и с жильной тетивой. Интересно, удастся ли ему потягаться в стрельбе с олхунутами? Если целый год он не сможет прикоснуться к оружию, то утратит искусство, наработанное с таким трудом.

Коке стоял, почтительно склонив голову. Навстречу Есугэю поднялся человек, чтобы поприветствовать гостей. Он был на голову ниже хана Волков.

— Я привез тебе другого сына, Энк, — сказал, как требует обычай, Есугэй. — Олхунуты нам друзья и оказывают Волкам честь, давая им сильных жен.

Тэмучжин с восхищением рассматривал своего дядю. Брат его матери. Странно думать, что она выросла в этой самой юрте, может, ездила вокруг верхом на баране, как это любят делать дети.

Энк был строен, как копье. Кожа плотно облегала кости, и на бритом черепе были хорошо видны все шишки и углубления. Даже в темноте юрты он блестел от жира, и лишь одна густая седая прядь свисала с его темени между глаз. Взгляд, которым Энк одарил Тэмучжина, не был ласковым, однако олхунут приветственно пожал Есугэю руку, и жена его подала соленый чай, чтобы гости освежились.

— Здорова ли моя сестра? — спросил Энк, когда воцарилась тишина.

— Она подарила мне дочь, — ответил Есугэй. — Может, в один день ты пришлешь ко мне сына.

Энк кивнул, хотя эта мысль вряд ли была ему по душе.

— Пришла ли кровь к той девушке, что ты выбрал для моего старшего сына? — поинтересовался Есугэй.

— Ее мать говорит, что нет еще, — поморщился Энк. — Она приедет, когда будет готова.

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но передумал, закрыл рот и сжал губы с такой силой, что складки вокруг рта углубились.

Тэмучжин уселся на краю лежанки, незаметно оценив прекрасное качество одеял. Когда поднесли чаю, он, помня о том, что говорил отец, принял пиалу правой рукой, левой поддерживая правый локоть, как того требовал обычай. Ни один олхунут не сможет попрекнуть его за поведение.

Все расселись и в полном молчании выпили чаю. Тэмучжин начал было расслабляться.

— Почему твой сын меня не приветствует? — хитро спросил Энк Есугэя.

Отец нахмурился в ответ, а Тэмучжин снова напрягся. Он отставил пиалу и встал. Энк тоже встал, и мальчик с удовольствием обнаружил, что они одного роста.

— Для меня великая честь познакомиться с тобой, дядя, — произнес он. — Я Тэмучжин, второй сын хана Волков. Моя мать передает тебе поклон. Здоров ли ты?

— Здоров, мальчик, — ответил Энк. — Хотя вижу, придется поучить тебя правилам вежливости, принятым у нашего народа.

Есугэй тихонько кашлянул, и Энк тут же замолчал, хотя, возможно, и собирался еще что-то сказать. В его глазах мелькнуло раздражение. Мальчик вспомнил, что находится в мире взрослых игр, и ему снова стало страшно оттого, что скоро настанет минута, когда отец оставит его здесь одного.

— Как твое бедро? — шепотом спросил Есугэй.

Тонкие губы Энка искривились в усмешке.

— Даже не вспоминаю о нем, — отвечал он.

Однако Тэмучжин заметил, как неловко садится и встает дядя, и в душе порадовался. Он не обязан любить чужаков. Мальчик понимал, что это лишь еще одно испытание, предназначенное Есугэем для его сыновей, и он выдержит.

— Найдется ли для моего сына жена в твоих юртах? — поинтересовался Есугэй.

Энк поморщился, допил чай и протянул руку, чтобы пиалу опять наполнили.

— Только в одной семье не нашлось для дочери пары. Они обрадуются, если она будет есть чужое мясо и пить чужое молоко.

— Я посмотрю на нее до отъезда, — кивнул Есугэй. — Она должна быть здоровой и плодовитой, должна родить сыновей Волку. Кто знает, может, однажды она станет матерью племени.

В глубокой задумчивости Энк отпил соленой жидкости. Тэмучжину больше всего на свете хотелось убраться подальше от этого плохо пахнущего человека и его мрачной юрты, но он заставил себя сидеть спокойно и прислушиваться к каждому слову. В конце концов, от нынешнего разговора зависела его дальнейшая жизнь.

— Я приведу ее к тебе, — обещал Энк.

— Добрая кровь идет от доброго рода. Хочу увидеть ее родителей, — заявил Есугэй.

— Ладно, — с неохотой кивнул Энк. — Мне все равно надо выйти по нужде.

Тэмучжин встал и попятился, пропуская дядю к выходу. И почти сразу же услышал журчание. Есугэй рассмеялся, но смех был недобрым. Молча протянув руку, он обнял Тэмучжина за плечи, и они вместе вышли на солнечный свет.

Олхунутов снедало любопытство. Казалось, им хочется узнать все про их гостей. Когда глаза Тэмучжина привыкли к свету, он увидел, что вокруг юрты Энка столпилось несколько десятков чужаков. Есугэй едва удостоил собравшихся взглядом. Энк пошел сквозь толпу, пинком прогнав с дороги двух рыжих собак. Есугэй зашагал за ним, но перед этим на мгновение встретился с сыном взглядом. Тэмучжин спокойно посмотрел на отца, и тот кивнул ему, чтобы подбодрить.

Хромота Энка при ходьбе была видна куда сильнее. Каждый шаг напоминал о старой ране. Заметив, что гости за ним наблюдают, Энк покраснел. Они прошли между юртами к краю поселения. За ними шли олхунуты, переговариваясь и совершенно не скрывая своего любопытства.

За их спинами вдруг послышался грохот копыт, и Тэмучжин еле удержался, чтобы не оглянуться. Перехватив взгляд отца, он понял, что если бы была какая-то опасность, то хан выхватил бы меч в мгновение ока. Есугэй чуть улыбнулся, но пальцы его стиснули рукоять. Тэмучжин слышал приближающийся топот. Под ногами задрожала земля.

Есугэй вдруг отпрянул и схватил всадника. Лошадь, без узды и седла, пронеслась дальше. Освободившись от наездника, она пару раз взбрыкнула и успокоилась, опустила голову и начала щипать траву.

Тэмучжин обернулся. Интересно, кого это поймал отец, а Есугэй как раз опускал ребенка на землю.

Наверное, это была девочка, хотя сказать с уверенностью было трудно. Волосы коротко подстрижены, а лицо черно от грязи. Девочка вырывалась из рук Есугэя, плевалась и верещала. Тот поставил ее на землю, рассмеялся и, повернувшись к Энку, заметил:

— Вижу, олхунуты растят дочерей дикарками.

Лицо Энка скривилось в усмешке. Он смотрел вслед удирающей чумазой девчонке.

— Пойдем-ка к ее отцу, — произнес он, бросив взгляд на Тэмучжина.

Тэмучжин уставился на убегающую фигурку, сожалея, что не успел как следует ее рассмотреть.

— Это она? — спросил он, но никто ему не ответил.

Кони олхунутов паслись за пределами улуса, мотали головами и ржали в весеннем возбуждении. Крайние юрты стояли на пятачке пыльной земли рядом с загонами. Приземистые и простые, без украшений, даже двери были из некрашеного дерева. Это говорило о том, что их хозяева не имели ничего, кроме собственной жизни и места в племени. Тэмучжин вздохнул, подумав, что придется провести в такой бедной семье целый год. Он надеялся, что ему хотя бы лук для охоты дадут. По юрте можно было предположить, что семья невесты с трудом его прокормит.

Лицо Есугэя было непроницаемо, и Тэмучжин изо всех сил пытался сделать точно такое же лицо, пока Энк еще был здесь. Для себя он решил, что никогда не полюбит дядю, который принял его так неласково.

Отец девушки вышел им навстречу, улыбаясь и кланяясь. Одежда его была черна от грязи и засалена так, что Тэмучжин подумал, будто он носит ее, не снимая, уже который год. Открыв в улыбке беззубый рот, старик почесал голову и вытащил из волос какого-то паразита. Все это казалось ужасным, особенно если всю жизнь провел в чистой материнской юрте. Густой запах мочи висел в воздухе, а рядом не было даже выгребной ямы.

Мальчик смотрел на грязные руки старика, а тот тем временем пригласил гостей в юрту — выпить пиалу соленого чая. Тэмучжин сел слева от Энка и Есугэя. Сердце Тэмучжина совсем упало, когда он увидел кособокие лежанки и серую обстановку юрты. На стене висел старый лук, но плохой и много раз чиненный. Старик пинком разбудил жену и велел ей приготовить чай. В присутствии гостей он явно беспокоился и постоянно бормотал себе что-то под нос.

Энк не мог скрыть удовольствия. Он с усмешкой оглядел голый войлок и деревянные решетки каркаса юрты, латанные в сотнях мест.

— Благодарим за угощение, Шрия, — сказал Энк женщине, когда она с коротким поклоном разлила по неглубоким пиалам соленый чай. Его настроение все улучшалось. Он обратился к хозяину юрты: — Приведи дочь, Шолой. Отец этого мальчика желает ее видеть.

Снова осклабившись в беззубой улыбке, старик вышел, на каждом шагу подтягивая спадающие штаны. Тэмучжин услышал какой-то пронзительный визг, крик, но сделал вид, что ничего не слышит. Он глотал жидкость из пиалы, прятал испуганные глаза и чувствовал, как ужасно хочется выйти по нужде.

Шолой втащил ту самую чумазую девчонку, которую они встретили по дороге. Чувствуя на себе холодный взгляд Есугэя, старик стукнул ее по лицу, потом огрел по заду. Глаза девочки наполнились слезами, но она продолжала все так же решительно вырываться.

— Это Бортэ, — хитренько усмехнулся Энк. — Уверен, она станет твоему сыну верной и хорошей женой.

— А не старовата? — засомневался Есугэй.

Девочка вырвалась из рук отца и уселась в другом конце юрты, как можно дальше от незваных гостей.

— Ей четырнадцать, но кровь еще не пришла, — пожал плечами Энк. — Может, потому что такая худая. У нее были и другие женихи, но они предпочли девочек поспокойнее. А в этой горит огонь. Она станет хорошей матерью Волку.

Девочка, о которой шла речь, вдруг схватила сапог и швырнула им в Энка. Тэмучжин, сидящий рядом с дядей, перехватил сапог в воздухе. И она злобно на него уставилась.

Есугэй прошелся по юрте. Что-то в его лице заставило девочку притихнуть. Для своего народа он был высоким, а уж по меркам олхунутов — огромным. Он протянул руку и легонько взял ее за подбородок, приподнял лицо.

— Моему сыну нужна сильная жена, — сказал он, глядя ей в глаза. — Думаю, когда вырастет, станет красавицей.

Возмутившись, девочка попыталась ударить Есугэя, но не успела: тот уже отдернул руку. Усмехнулся, кивнул:

— Она мне нравится. Я согласен.

— Я рад, что нашел хорошую пару твоему сыну, — произнес Энк, скрывая недовольство за легкой улыбкой.

Есугэй встал и выпрямился, возвышаясь над всеми.

— Через год, Энк, я заберу его. Научи его послушанию, но помни: настанет день и он превратится в мужчину, который, может статься, вернется и отдаст олхунутам долги.

Энк с Шолоем поняли угрозу, таящуюся в этих словах. Хозяин юрты стиснул зубы, постарался взять себя в руки и ответить спокойным голосом:

— Нелегка жизнь в юртах олхунутов. Мы вернем тебе воина вместе с женой.

— Не сомневаюсь, — отвечал Есугэй.

Почти пополам пришлось согнуться Есугэю, чтобы выйти через низенькую дверь. И Тэмучжин внезапно испугался, поняв, что отец уходит. Ему казалось, что взрослые, выходящие следом за отцом, плетутся целую вечность. Но он заставил себя сидеть на месте, дождался, пока в юрте останется только старуха, и тогда вышел. Выбрался из юрты и зажмурился от яркого солнца. Коня для Есугэя уже привели. Отец легко взлетел в седло, посмотрел на всех сверху вниз. Наконец твердый взгляд остановился на Тэмучжине. Ничего не сказал отец сыну на прощание, лишь ударил коня пятками и умчался прочь.

Мальчик смотрел Есугэю вслед и думал, что отец возвращается к братьям, к матери, ко всему, что любил сам Тэмучжин. Он понимал, что Волк не обернется, но надеялся и ждал, ждал прощального отцовского взгляда. Он почувствовал, что на глазах его выступают слезы, и глубоко вздохнул, чтобы удержать их, понимая, как радостно будет Энку увидеть его слабость.

А дядя дождался, пока Есугэй не исчезнет вдали, зажал ноздрю пальцем и высморкался на траву.

— Наглый глупец, как и все Волки, — бросил он.

Тэмучжин резко обернулся, так что даже напугал Энка.

— А щенки еще хуже отца. Ничего, Шолой бьет щенков так же крепко, как дочерей и жену. Они все знают свое место, мальчик. И ты будешь знать свое, пока живешь здесь.

Он дал Шолою знак, и коротышка схватил Тэмучжина за руку, причем неожиданно крепко. Энк усмехнулся, глядя мальчику в лицо.

Тэмучжин молчал, понимая, что эти люди просто хотят его напугать. Постояв немного, Энк отвернулся и с мрачным видом заковылял прочь. И сейчас дядя хромал куда сильнее, чем в присутствии Есугэя. И среди страха и одиночества, которые поглотили его, только эта мелочь дала мальчику некоторое удовлетворение. Если бы с ним обращались по-доброму, он не обрел бы силы. А теперь его кипящий гнев был подобен глотку кобыльей крови, от которой ему всегда становилось теплее.

Есугэй так и не обернулся. Он проезжал мимо последних олхунутских всадников и не обращал на них внимания. Сердце его болело оттого, что он оставляет дорогого сына в руках этого червя, грязного Шолоя, но при олхунутах он не мог сказать Тэмучжину даже нескольких слов утешения — они бы возрадовались, став свидетелями отцовской слабости. Только оказавшись на равнине в одиночестве, оставив далеко позади юрты олхунутов, только тогда Есугэй позволил себе слабую улыбку. В Тэмучжине много гнева и огня, наверное, больше, чем в любом другом его сыне. Где Бектер погрузился бы в мрачное молчание, там Тэмучжин ошеломит своей силой того, кто думает, будто может безнаказанно издеваться над ханским сыном. Как бы то ни было, он переживет этот год, и благодаря приобретенному опыту и жене, которую сын привезет домой, Волки станут еще сильнее. Есугэй подумал о жирных овцах, которые так и кишели вокруг юрт родного племени его жены. Он не считал, будто охрана у олхунутов слабая, но если зима придет суровая, то вполне может такое случиться, что однажды Есугэй снова устроит набег со своими воинами. Настроение улучшилось: он представил себе, как Энк удирает от его воинов. Тогда-то этот хромой человечек не будет ухмыляться да смотреть искоса. Есугэй ударил коня пятками и пустил его вскачь по степи, полный сладостных мыслей о битвах и воплях раненых.