До края неба разбегались холмистые просторы Блор-Хит – миля за милей сплошь утесник да бурые травы. За истекшие шесть дней трехтысячная армия Солсбери покрыла приличное расстояние, ступая в основном по бугристым полям, а на торные дороги выходя лишь тогда, когда те совпадали с прямым маршрутом на юго-запад, к замку Ладлоу. С одной пехотой и кавалерией эту дистанцию можно было одолеть в четыре перехода, но путь досадно замедлял обоз, вяло ползущий по болотистой почве. Солсбери уже смекнул, что одной вылазкой или схваткой дело не кончится. Мира и дома ему не видать по меньшей мере с год, а то и больше, – вот он и шел не торопясь, равняясь по своим самым медлительным возам с провизией, боезапасом, инструментами и походными кузнями – всем, что необходимо для похода. Здесь же плелись запасные лошади. Если всего этого не иметь, так же налегке, считай что с голым задом, придется идти и в бой или же попрошайничать у Йорка. Каждое утро у Солсбери начиналось с брюзжания о потраченном впустую времени, но затем снова принималось решение и следовала монотонная тряска вровень с ползущим обозом. Вчера с полдня ушло на перетаскивание громоздких возов через прыгающую по камням речку – занятие не столь уж утомительное, благо людей хватало, но все равно затратное по времени.

Хорошо хоть, земля здесь была сухая: вересковые пустоши с бурыми покатыми холмами, тянущимися на юг. Карты у Солсбери были хорошие: на Ладлоу он выбрал самый короткий путь, двигаясь с посильной для своего войска скоростью. Когда навстречу показался скачущий во весь опор передовой разведчик, колонна успела растянуться по половине обозримого пространства, направляясь к речке без обозначенных мостов. Мысли Солсбери были заняты предстоящей переправой, а потому вид несущегося всадника вызвал у него хмурое удивление. Пульс сделался чаще, напряженней.

– Впереди вооруженные люди, милорд. Я видел пики и флаги за логом.

– Сколько их? – спросил Солсбери, вглядываясь в даль, как будто мог видеть через ложбины и подъемы вересковой пустоши.

– Сосчитать их мне не удалось, но очень много. Я их увидел и сразу поскакал обратно, сообщить.

Оба обернулись: приближался еще один всадник, на скаку тяжело переводящий дух.

– Сколько? – нетерпеливо бросил Солсбери ему навстречу. А сзади уже галопом скакал третий, и весть расходилась по шагающим рядам.

– Вдвое или втрое больше, чем нас здесь, милорд.

– Их скрывает вон тот холм, утесник и деревья, – указал второй разведчик. – Вон те, отсюда видно.

Солсбери велел остановиться, и его приказ пошел от капитана к капитану, пока среди кустиков вереска не остановилась вся людская масса, с внезапной силой сознавая свою неприкрытость. Численность чужой колонны подтвердил и третий разведчик, на что Солсбери тихо выругался. До этого он надеялся, что они ошибаются; что враги не могли стянуть сюда такую силу.

– Что ж, ладно. Возвращайся и разведай разделяющую нас местность. И отыщи место для переправы через эту речушку. – Он повернулся к двум другим разведчикам. – А вы двое подберитесь к ним как можно ближе, но так, чтобы в случае погони успеть уйти. Мне нужны ваши зоркие глаза. Пошли!

Трое всадников вновь поскакали прочь, оставив Солсбери наедине со своими треволнениями. Если б не разведчики, он бы зашел прямиком в западню, да такую, что живым из нее и не выбраться. Может, отойти? Перевес все-таки нешуточный. Но, поиграв желваками и поразмыслив, он понял: отойти не получится. Если не пробиться к Йорку на помощь, армии короля возьмут его ближайшего союзника в осаду и уничтожат. А там перед ними откроется путь и на Миддлхэм: не успеешь оглянуться, как они уж тут как тут, со своим вердиктом о лишении прав. Сжав пальцами переносицу, Солсбери натужно наморщил лоб. Уорик, сын, сейчас уже должен дойти до Ладлоу. А значит, шансы на иной расклад тают. Куда ни кинь, а вступать в бой придется. Солсбери пробормотал себе под нос молитву, больше похожую на богохульство, и созвал к себе командиров.

Шесть десятков человек сошлось и съехалось к местоположению графа во главе колонны. Лица командиров были сосредоточенны и серьезны. Новость уже разошлась, и было видно, как кое-кто из солдат, нагибаясь, касается земли. Надо же, какое темное суеверие: вещать земле, чтобы она готова была принять их кровь.

– Выставить по правому флангу повозки, – с нарочитой уверенностью распорядился Солсбери. – Ловушку мы заметили вовремя.

Вспомнилась свадьба сына, наутро после которой их атаковали наймиты Перси, думая уничтожить. В тот день он одержал верх благодаря тому, что отошел, выдержав первый натиск. Напряжение частично схлынуло. Сейчас громить армию неприятеля не было необходимости. Надо лишь выстоять в столкновении и обойти ее. Возы можно бросить; сил хватит на то, чтобы с боем отойти к Ладлоу, до которого к югу не больше двух дней пути. Если послать вперед разведчиков, то, может, Йорк даже вышлет навстречу подкрепление. Так что выход есть; надо лишь угадать верный момент для отрыва.

Сзади с грохотом выдвигались возы – сорок две тяжелые повозки, груженные оружием, боезапасом и всякой деревянной и железной всячиной, полезной в походе. Сейчас все это как нельзя годилось в качестве заслона на фланге, но прочно закрепляться для обороны было нельзя. Сейчас надо было пробиваться к Ладлоу, а не цепляться за эту пустошь. Между тем было заметно, как лица солдат при воздвижении прочного барьера из возов светлеют. Солсбери коротко кивнул сам себе. Ну а вы как думали. Он не один год гонял в своих северных походах шотландцев. Сколько уж десятков боев за спиной. Опыта хватает, чтобы понять: число – еще не ключ к победе. Дисциплина и тактика – вот что решает исход боя. Возможно, пришло время взглянуть, что там за войско собрал король.

– Лучники, к бою! – рявкнул он своей рати. – Плавно выходим на дистанцию стрельбы. Покажем этим мотыжникам, как воюет настоящая армия.

Люди бодро зашевелились, хотя некоторые при этом все равно успевали нагибаться и притрагиваться к бурым травам, спешно крестясь и нашептывая молитвы. Щелкали плетьми артели конюхов, подгоняя все новых тягловых лошадей с возами для прикрытия правого фланга деревом, колесами и кованым железом. Лучники натягивали тетивы и вывешивали колчаны на бедро, перебирая оперение из белых гусиных перьев и попеременно взбалтывая руками, чтобы расслабить мышцы. Солсбери отвязал прикрепленный к конскому крупу щит и вдел в лямки защищенное кольчугой предплечье, отрадно ощущая увесистость. «Побеждать необязательно», – напомнил он себе. Главное – протиснуться. И ничего, что ублюдкам потом достанутся его возы: пускай подавятся и идут следом хоть до самого Ладлоу; до этого уже дела нет.

На приближении русло ручья расширялось; пришлось снова остановиться. Вот черт. За годы коварная речушка проточила себе внушительное русло – теперь с одной стороны шумящую воду отделял обрыв в четыре фута, а с другой вверх вел еще один крутой уступ, на который еще надо взобраться. Тут и без врага умаешься, пока одолеешь. В эту секунду Солсбери поднял голову и увидел тучу стрел, черным роем взмывающих над притихшими впереди деревьями и холмом.

Одли был доволен. Числом неприятель уступал по меньшей мере втрое. К тому же местность была выбрана на редкость удачно. Чтобы хотя бы добраться до расположения поборников, Солсбери придется перебираться через реку, а затем еще карабкаться на крутой откос, все это время хватая летящие градом стрелы. Одли смотрел, как они взлетают с обеих сторон, вначале как бы нехотя зависая в воздухе, а затем, словно набравшись решимости, со злой стремительностью срываются вниз и гвоздят, гвоздят. Со стороны неприятеля был в основном недолет; лишь единицы достигали гребня холма и юркали в кусты утесника; в рядах поборников от боли никто и не вскрикнул. Одли чопорно улыбнулся уголками губ. Оставалось выложить последний козырь, и место для него было бароном уже предусмотрено.

– Пушкари! – взвопил Одли через плечо. – А ну задать им жару!

И тут же обернулся проследить исполнение, невольно вздрогнув от раскатистого грохота слева и справа. В сторону Солсбери словно моргнули две смазанные точки и исчезли в ратных рядах по ту сторону реки. Одно ядро действия как будто не возымело, зато другое несколько раз подряд скакнуло, разметывая людей так, что по разбросу тел было видно, куда оно летит. Одли тихонько присвистнул. Вместо двух таких орудий не мешало бы иметь их с дюжину.

– А ну еще разок, по центру! – крикнул он. – Давай!

Орудийная обслуга засновала муравьями. Одли смотрел, строптиво поджав губы: шла минута за минутой, а пушки все еще не были готовы к выстрелу.

Солсбери, видя уязвимость своего строя, тоже не дремал. Вся середина его войска откатывалась назад, оставляя павших – где по одному, где сразу по нескольку – в местах попаданий стрел и ядер.

Одли, оскалившись, пронаблюдал второй выстрел пушек, нестройно грохнувших в недвижном воздухе. Он был менее удачным: одно ядро врезалось в землю, а второе зашибло всего одного, повернувшегося бежать. Но все равно силы Солсбери дрогнули, выдавая признаки паники. Это вызвало взрыв победного рева в рядах поборников королевы: вид бегущего врага приводил их в неистовство.

– А ну не двигаться! – рывком обернувшись, проревел Одли. – Капитаны! Держи их на месте!

Но те, к его бессильной ярости, ничего не могли сделать. Кто-то из людей уже скатывался с гребня холма, мчась на ту сторону реки. Одли чертыхнулся, осипшим от крика голосом повторяя приказ стоять на месте.

Но людская лавина уже хлынула вниз, с безумным ором и блеском радостно-бешеных глаз.

– Черт побери! – рявкнул Одли. – Коня мне, живо!

Людской напор чуть не опрокинул его самого. И без того неровное построение превратилось в беснующуюся толпу, в своей жажде преследовать врага лишая себя всякого преимущества, которое давала местность. Одли ярился на тупую беспечность этого сброда, но поделать ничего было нельзя. Он располагал девятью тысячами против вражьих трех, но закаленные ратники Солсбери запросто могли посечь этих крикунов. Усаживаясь на коня, барон видел, как первые из его дуралеев уже кидаются в реку и барахтаются там, вздымая фонтаны брызг.

А впереди, на обрыве уже останавливалось воинство Солсбери, перестраиваясь в боевой порядок. У Одли тревожно замерло сердце: по беззвучной команде вражья рать сплоченно двинулась навстречу его толпе, все еще сыплющейся с берега в воду, кишащую теми, кто туда уже спрыгнул.

Одним своим безумным порывом поборники сдали все свои преимущества, кроме одного. Они все еще превосходили врага численностью, но на них, уже подуставших, сверху вниз напирала рать Солсбери.

Одли бросил коня вниз по склону и, подлетев к реке, врезался в воду на опасной скорости. Здесь он, сбавляя ход из-за течения, снова рявкнул поборникам остановиться, но его мало кто расслышал. Река оказалась шире и глубже, чем можно было подумать, и люди барахтались, выбиваясь из сил, а сзади их давили товарищи. Сотни дрожали в студеной воде, крича передним двигаться, чтобы как-то отсюда вылезти.

И вот спереди ударил передний ряд Солсбери – частокол топоров и мечей из-за стены щитов. С флангов виднелись конные построения, ждущие схватки с конницей поборников. К реке они подтягивались неспешно и, судя по всему, обладали боевым опытом: жажда гонки на них не действовала. Приходилось до срока втягивать в бой свою кавалерию – будь проклято тупоумие этих молодых торопыг. Вот уж действительно, простота хуже воровства. Одли подхватил болтающийся у колена рог и протрубил двойной сигнал к атаке. Это, как ни странно, отрезвило и его пехотинцев, которые, озираясь, будто лишь сейчас заметили своего полководца.

Шаг за шагом рать Солсбери продвигалась вперед. Берег реки был в их распоряжении, а всякий, кто на него влезал, безжалостно срубался. Какое-то время резня шла хлопотливо, почти без возгласов. Постепенно страх начинал пробирать поборников, видящих перед собой только смерть, беспросветную и безысходную. Тысячи их все еще стояли сухими, неспособные в такой толпе даже пробраться к реке. Одли протолкнулся сквозь них на коне и собрал десяток капитанов с четырьмя-пятью сотнями человек, которым хватало благоразумия стоять и держаться, пока остальные перли из реки на берег. Солсбери видел опасность: слышно было, как над пустошью гудят его рога. Его люди ужесточали натиск, а лучники с флангов обстреливали поборников так густо, что речка начинала уже краснеть от крови павших.

Люди вокруг валились под ударами плотного строя кольчужников, разящих с ужасающей сноровкой. Послышался дробный перестук копыт: на конницу Одли напустилась кавалерия Солсбери; две силы сошлись так, что тяжко задрожала земля. Одна группа всадников, прорвавшись через мелкопоместных сквайров, врезалась поборникам во фланг и, разметав, добралась до самого Одли. Он не успел толком поднять щит и меч, когда ему смяло нагрудник могучим ударом топора. Изо рта брызнула кровь. Чувствуя, что силы его покидают, Одли наотмашь рубанул мечом, выбив из седла рыцаря с отсеченной от плеча рукой. Но на место сраженного ворвались еще двое. Над головой у Одли вознеслась булава. Не сделав вовремя замах, он получил сокрушительный удар по шлему и полетел наземь с расколотым черепом.

Поборников королевы теснили со всех сторон, а сверху на них сыпались стрелы. Те, кто еще не пересек реку, уже не испытывали желания сделать шаг против такого грозного врага и начинали пятиться. Две тысячи все еще сражались вокруг тела Одли; кто-то, видя, как задние постепенно рассеиваются, отчаянно к ним взывал. Те, кто спереди, уже поняли, что, если побежать обратно к реке, их забьют, как скот, и поэтому продолжали биться, падая от стрел или от рук более опытных и хорошо вооруженных латников. В гневе безысходности эти храбрецы прорубали в рядах Солсбери бреши, но это ничего не давало. Пустоты снова и снова зарастали вражескими щитами, пока не пал последний из горе-вояк.

Студеные воды реки смывали кровь со всех, кто пал, – а их здесь скопилось столько, что местами при желании можно было, пожалуй, пройти с берега на берег по изувеченным трупам. Люди Солсбери за реку так и не переправились; они довольствовались тем, что перебили всех на своем берегу, а до остальных дело еще как-нибудь дойдет.

Когда резня унялась, Солсбери подошел к самому краю воды и взглянул из-под руки. Уже низкое солнце желто светило на неприятельский холм. Интересно, стоят ли там еще на гребне пушки? А впрочем, что до них. Главное, от поборников там не осталось и следа. Все разбежались.

Отчего-то затекла шея, хотя за весь бой Солсбери не нанес ни единого удара. У него полегла примерно тысяча человек – потеря недопустимая, даже несмотря на победоносность стычки. Вражеских трупов вокруг было навалено втрое больше, и на земле, и в ручье. Люди уже вовсю собирали знаки серебристых Лебедей, пересмеиваясь над своей добычей и созывая своих товарищей приобщиться к этому занятию.

Созванных капитанов Солсбери встретил с суровым лицом. На их раздутые карманы он предпочитал не смотреть.

– До темноты переправить возы через этот чертов ручей, – распорядился он. – Лагерь поборников мы обыщем, но задерживаться нельзя.

Он знал, что от него ждут хоть какой-то похвалы, но что за похвальба может быть, когда утрачена треть армии, столь отчаянно необходимой ему и Йорку. Тут уж не до радости.

– Милорд, у нас будет время присмотреть за ранеными? – спросил один из капитанов.

Солсбери сверкнул на него глазами, сердясь за решение, которое вынужден был принять.

– Из Перси и Сомерсетов я здесь не видел никого. Где-то в полях у них рыщет еще одна армия, а мне надо дойти до Ладлоу. Те, кто может идти, пусть идут сзади своим ходом. Тем, кто ночи не продержится, оставить по хорошему ножу. Мы здесь потратили полдня, господа. Больше времени терять нельзя, для нас это непозволительная роскошь. Всем быть готовыми к выходу.

Капитаны кивнули уже без улыбок и снова возвратились к своим служебным обязанностям. Один за другим они расходились по своим подчиненным, оглядывая мрачную картину побоища и реку, что будет течь кровью еще не один день.

Маргарет поднялась на ноги в укромной ложбине, где просидела сегодня столько времени. Минули долгие часы с той поры, как она пристроилась здесь, на неприметном холме к востоку от вересковой пустоши, откуда хорошо было видно войско Одли, а затем и армию Солсбери, когда та вышла на местность. От пережитого ужаса королева была бела как мел. Сцены немыслимой жестокости и насилия, которые ей довелось видеть, вспыхивали в уме воспаленными призрачными сполохами. От них хотелось отмахнуться, как от гнуса. Утром в воображении она рисовала себе стройные, стоящие друг перед другом шеренги, но никак не тот хаос и шквал безумия, что, казалось, выл одним огромным круглым голосом. Сотни людей рушились и тонули в реке, гибли под ударами скалящихся, беспощадно разящих врагов. Она безмолвно покачала головой, тщетно пытаясь высвободить ум из вязкого плена этих воспоминаний. Те люди давали ей клятву верности, нося на груди самое для себя дорогое – ее знак Лебедя. Они явились сюда, блаженно веруя, с сердцами, переполненными духом истовости, и были готовы сражаться за короля и королеву со сворой гнусных изменников. Тягостно отводя взор, она не могла не замечать на реке темные разводы вымываемой из тел крови, этот сок отданных жизней. Маргарет содрогнулась, чувствуя себя маленькой и беззащитной перед густеющей завесой сумерек. Неизвестно было, как поступит после битвы Солсбери: задержится похоронить тела или же продолжит путь к Ладлоу. По склонам этих холмов сейчас наверняка разъезжают десятки его всадников – догадка, пронзившая Маргарет страхом столь острым, что занялось дыхание. А вдруг кто-нибудь заметит и погонится?

В горле пересохло, а руки от этой мысли безудержно задрожали. У подножия холма ее дожидались двое мечников. Наверх за собой она их не пустила – если кто-нибудь заметит, несдобровать всем троим. Утром эти двое казались ей сильными, грозными воинами, но теперь, спустившись, Маргарет вдруг поняла, что они, в сущности, ничем не отличаются от тех, кто пал под секирами врага.

В седло королева села без единого слова – боялась, что голос выдаст. Где-то сзади, на большом отдалении, протрубил рог, но она все равно вздрогнула, а косые сумеречные тени наполнили сердце испугом, что вот сейчас, сию минуту, кто-то может сюда нагрянуть. Оставляя пустошь за спиной, королева на протяжении мили то и дело настороженно оглядывалась.

Минуя на пути какую-то деревню, Маргарет заприметила бодрый розоватый огонек кузни, где, несмотря на поздний час, все еще трудился коваль. Ум по-прежнему бередила угроза погони и то, как злобно возрадуется Солсбери, если ему удастся захватить в плен саму королеву. Но вместо того чтобы пришпорить лошадь, Маргарет, заслышав звонкое постукивание молотка, вдруг резко натянула поводья.

– А ну-ка выведите мне кузнеца, – велела она своим стражам (голос, слава богу, не подвел).

Вышедший навстречу коваль степенно отирал руки о засаленную тряпку. Окинув взглядом красавицу в изящном плаще, что пытливо оглядывала его с высоты седла, он на всякий случай согнулся в поклоне.

– Вам, госпожа, лошадку подковать? – спросил он, робким движением пробуя погладить шею лошади. Однако рука его тут же застыла: один из всадников бдительно шевельнул мечом, суля недоброе.

– Подковать да, – кивнула Маргарет, – только подковами в обратную сторону.

Помнится, когда она была еще совсем девочкой, мать ей сетовала, что так поступают браконьеры в Сомюре. Добрые же люди, что за ними гонятся, видят след копыт и направляют своих коней не в ту сторону. Трюк, в общем-то, нехитрый, но коваль посмотрел удивленно – вначале на всадников, затем на петляющую позади них дорогу. Было видно, что он смекает: эти трое явно оттуда, с места, где сегодня кипела битва. На перемазанном сажей лице читалась осторожная боязнь.

– Дайте ему полнобля за работу, – распорядилась королева.

От такой щедрости у коваля округлились глаза. Он ловко поймал кинутый с седла золотой и бережно прикарманил. Маргарет и ее спутники спешились, а коваль в благоразумном молчании, поочередно поднимая лошадям ноги, взялся сноровисто сдергивать подковы и скидывать в кожаный мешок (потом можно будет распрямить). Затем он заменил их дюжиной новых – без суеты, но быстрыми и выверенными ударами молотка. Поторапливаться заставляли сторожкие взгляды, что эти трое бросали на дорогу, по которой приехали. Вскоре все три лошади были перекованы задом наперед; коваль почтительным жестом предложил усаживаться.

Маргарет слегка замешкалась, чувствуя необходимость сказать этому человеку пару слов, прежде чем забыть его навеки.

– Что ж, кузнец, хвалю. Королевскому дому ты послужил исправно. Именем короля прошу тебя: никому не говори о том, что ты сегодня проделал.

Близкое присутствие двоих вооруженных людей кидало в жар. Коваль, угодливо кивая, попятился с поднятыми руками, пока не вошел в свою кузницу, где от горна было еще жарче, но не в пример спокойней.

Королева пришпорила лошадь. За время ожидания как-то незаметно наступила ночь, но в небе высоко сияла луна, и дорогу было видно хорошо. Скорее, скорее домой в Кенилуорт, под защиту надежных стен.