КНИГА ВТОРАЯ
Глава 10
РОМАНТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
Рассказ о куртуазной жизни и тайной, запретной любви
11 июля, поздний вечер
Маркус, как бешеный, скакал сквозь вечернюю летнюю грозу, загоняя коня и понимая, что посланец намного опережает его. Он и сам не знал, зачем мчится: ни помешать вручить Имоджин письмо отца, ни сделать так, чтобы это послание растворилось в воздухе, было невозможно. Отчаяние подталкивало его к тому, чтобы предпринять хоть что-нибудь и быть рядом с Имоджин — совершенно неразумные действия, не имеющие никаких логических обоснований. «Мы можем сбежать», — думал он, содрогаясь при мысли, какой громкий скандал это вызовет в обществе.
Нужно было остаться при дворе. Нужно было попытаться отравить Виллема. Господь Великодушный, нет, только не это, он на такое не способен… хотя мысль о том, чтобы отравить Альфонса, не вызывала у него отторжения. Но даже это не изменило бы того факта, что сообщение уже послано. Может, есть способ кастрировать Виллема? Продолжая скакать, Маркус истерически расхохотался, но потом смех перешел в рыдания. Теперь Виллем стал особой неприкосновенной… да и разве хватит у Маркуса мужества для таких вещей? Раненая нога ныла ужасно и в конце концов полностью онемела от колена и ниже.
Он не останавливался даже ради краткого отдыха. Время от времени он чувствовал, что засыпает на скаку, но прекрасно сохранял равновесие в седле с высокой спинкой — когда-то, во времена активного увлечения воинским делом, ему не было равных в искусстве верховой езды. Иногда в полусне он принимал швыряемые ветром капли дождя за ласковые прикосновения маленьких рук Имоджин. Временами в отупевшее сознание просачивалась мысль — и ему почти удавалось убедить себя, что это правда, — что он неправильно судил о графе и в посланном на юг сообщении ничего страшного нет. Только в эти краткие мгновения Маркусу становилось хоть немного легче.
12 июля
Страдая от похмелья, Эрик тем не менее пришел в себя раньше, чем его кузен. Оба проспали мессу, и Конрад велел пажам не будить Виллема и к завтраку. Очнувшись наконец, рыцарь обнаружил, что находится в теплой комнате с закрытыми ставнями. Разбитость ощущалась и в сознании, и в теле. Он долго лежал, раздумывая над тем, что произошло вчера днем и вечером.
Где-то в полдень появился Эрик, жизнерадостно отряхнулся от капель дождя и помог покрытому синяками кузену одеться. Пройдя через апартаменты Конрада и спустившись по винтовой лестнице, они оказались в зале. Конрад встал и приветствовал Виллема, широко раскинув руки. На его лице играла самодовольная ухмылка, предназначенная стоящему рядом Павлу, которого он, как обычно, игнорировал.
Зал выглядел не так ярко и празднично, как прежде, и дело было не только в закрытых из-за дождя ставнях: сейчас здесь чувствовалось что-то еще, какое-то еле заметное изменение атмосферы. Спустя мгновение Виллем понял, в чем дело: за столами на подмостках расположились главным образом седые вельможи, рядом с каждым из которых сидела привлекательная молодая женщина. Все мужчины встали, приветствуя Виллема.
Сегодня Конрад собрал у себя исключительно замужних дам с их богатыми немолодыми мужьями.
Едва Виллем вошел, все присутствующие разразились бурными аплодисментами и криками «ура!», повергнув его в смущение.
С ощущением ужасной неловкости вчерашний герой пересек зал, остановился перед троном и поклонился.
— Ваше величество, — заговорил он, чувствуя прикованные к спине оценивающие взгляды дам. — Примите мою самую искреннюю благодарность за приглашение к вашему столу.
Конрад одарил его сияющей улыбкой.
— Это я должен благодарить судьбу, Виллем, за то, что при моем дворе появился человек с таким характером. Если твоя преданность хотя бы наполовину так же сильна, как рука, лучшего вассала и желать не надо. Мы учреждаем должность рыцаря императора, и в течение месяца ты будешь посвящен первым, если, конечно, готов присягнуть мне по доброй воле.
В зале воцарилась тишина. Дыхание у Виллема перехватило.
— Я ваш человек, сир, — внезапно севшим голосом произнес он и снова поклонился. — Ваше предложение — величайшая честь для меня.
— Превосходно, — жизнерадостно воскликнул Конрад и хлопнул в ладоши. — Продолжим разговор после Ассамблеи, которая собирается первого августа. Достопочтенный кардинал, мой брат, благословит церемонию. — Сказано это было так, словно Павел отсутствовал. — А теперь обед!
В суматохе, всегда сопровождающей омовение рук, Виллем заметил, что Жуглет, почти неразличимая в тени, смотрит на него из темного угла между камином и выходом на кухню. Судорожно вздохнув, он коротким движением головы подал ей знак подойти.
Задержавшись на мгновение, она проскользнула между расфуфыренными и надушенными гостями. Они встали в очередь для омовения рук сразу позади дамы, которую можно было бы назвать невзрачной, не будь она дочерью герцога. Виллем занял место за Жуглет, оба смотрели прямо перед собой, в направлении мальчика с тазиком, стоящего у закрытого ставнями окна.
— Я должен перед тобой извиниться, — еле слышно произнес Виллем. — Мне казалось, я заслуживаю лучшего объяснения, и все же этой ночью я вел себя не слишком любезно.
— Я застала тебя врасплох, — тоже тихо бросила через плечо Жуглет. — Глупо было рассчитывать на другую реакцию. Это все? Я могу идти?
Едва не касаясь густой копны ее волос, Виллем прошептал:
— Многому хорошему в своей жизни я обязан тебе. И неважно, какого ты пола. Просто тебе. Мне стыдно, что на какое-то время я забыл об этом. — Он осторожно сжал ладонь Жуглет. — У меня нет друга надежнее.
Он почувствовал, как она вздрогнула.
— Даже несмотря на то, что я обманывала тебя? — с облегчением, но не без иронии спросила она.
— Ты лгала не лично мне. — Виллем выпустил ее руку, осознав, что половина присутствующих в зале выворачивают шеи, стремясь разглядеть знаменитого победителя. — Ты обманывала всех, но это касается только тебя и Бога, а к нам с тобой никакого особого отношения не имеет.
Он не мог видеть ее лица, но почему-то не сомневался, что она ухмыляется.
— Должен сказать, что, хотя я никогда не выдал бы свою сестру за менестреля, меня огорчает, что твой флирт с ней был всего лишь притворством. Ее гордость пострадает, когда она об этом узнает.
— Так не рассказывай ей, — снова напрягшись, прошептала Жуглет. — И не только ей — вообще никому.
— Хорошо.
— Клянешься? — по-прежнему не оглядываясь, спросила Жуглет.
— Это так ужасно — если все выяснится?
Жуглет издала нетерпеливый, взволнованный звук и начала выбираться из очереди.
— Значит, не клянешься.
— Клянусь невинностью моей сестры, — быстро прошептал Виллем, и Жуглет замерла. — И клянусь собственной жизнью, что на нашу дружбу никак не повлияет то, о чем мне стало известно.
— Это невозможно, но я высоко ценю твои добрые намерения, — прошептала она так тихо, что он еле-еле расслышал.
Дама с костлявым задом закончила возиться у тазика и отошла. Жуглет слегка подвинулась, чтобы Виллем мог вымыть руки рядом с ней. Когда она подняла на него глаза, на ее лице играла знаменитая усмешка Жуглета, и вот уже перед Виллемом снова был жизнерадостный придворный музыкант, пусть и не слишком мужественный внешне, но, безусловно, с замашками истинного мужчины.
— Тебе пора занять свое место: большая игра вот-вот начнется.
— Какая игра? Жуглет подмигнула ему.
— Ты еще не догадался? Конрад знает, что тебе нужна покровительница, вот и собрал тут целую орду. Чтобы нести ее образ в своем сердце, чтобы очищать и облагораживать душу, предаваясь возвышенной любви, чтобы давить в себе плотское влечение, терзаясь вместо этого от ревности. На манер тех идиотов-рыцарей, которых я воспеваю. Подцепи кого-нибудь побогаче.
Виллема это сообщение явно напугало.
— Так даму сердца не ищут.
Жуглет, посмеиваясь, протянула руку за надушенным розмарином полотенцем.
— Не забывай, Виллем, он ведь просто старается воплотить в жизнь твои собственные фантазии. Поэтому не стоит капризничать из-за мелких деталей.
— Мои фантазии? — Виллем тоже взял у девочки полотенце. — Скорее, твои, если уж на то пошло. Лично я хотел бы иметь жену.
Жуглет, явно забавляясь, махнула рукой.
— Да-да, конечно, все в свое время… но сначала рыцарю требуется недоступная дама. Чтобы потом, когда друг-менестрель, стремясь обессмертить его, будет складывать о нем песни, рыцарь выглядел бы в них страдающим и романтическим. И вот тебе предоставляется шанс найти такую.
Не обращая внимания на испуганное выражение лица Виллема, Жуглет проскользнула в дальнюю часть зала.
Трапеза, как и весь этот день, оказалась самой странной в жизни Виллема. Глядя через пространство зала на Жуглет, он видел одновременно двух людей. Иногда ему не верилось, что там сидит женщина, а иногда его поражало, почему другие не в состоянии разглядеть под маской истину, в особенности когда она флиртовала с женщинами и дерзила мужчинам.
И сама трапеза протекала необычно: под различными, не слишком убедительными предлогами все присутствующие дамы по очереди покидали свое место, обходили вокруг столов, приседали в реверансе перед королем и, соответственно, Виллемом, а потом возвращались к своим усердно жующим, бессловесным супругам. Фактически для него была устроена настоящая выставка претенденток, и, похоже, мужья ничего против этого не имели. Так называемая куртуазная любовь обычно носит характер адюльтера и не имеет никакого достойного завершения. И тем не менее подбор дамы сердца путем такого сговора смущал Виллема. Предполагалось, что встреча двух сердец должна произойти по велению Судьбы или Бога. После того как завершающее угощение в виде инжира и фруктов было съедено и столы опустели, Конрад подмигнул Виллему.
— Как тебе наши придворные дамы?
Виллем вежливо улыбнулся.
— Что-то их многовато сегодня.
— О, ты заметил, да? — усмехнулся Конрад. — Это наш маленький друг постарался.
Он кивнул на Жуглет, которая придвинулась к герцогине Швабии и нашептывала ей на ухо что-то такое, от чего та залилась краской.
Внезапно Конрад с дружеской бесцеремонностью повернулся к Павлу, как будто не он только что просидел весь обед спиной к нему.
— Жуглет определенно неравнодушен к женщинам, ты не находишь?
— Слишком уж нахально он проявляет свое внимание, — ответил Павел.
Виллем резко выпрямился и сказал:
— Никогда не видел, чтобы он вел себя неприлично с женщиной.
Конрад расхохотался и несильно ткнул его в грудь.
— Еще как вел! Жуглет — дьявол во всем, что касается его вожделения. Настоящий хищник, несмотря на свою молодость и субтильное сложение.
Догадываясь, каков скрытый мотив Конрада, Виллем благоразумно воздержался от дальнейших комментариев.
— Хищник наподобие Николаса? — вкрадчиво уточнил Павел.
Король подчеркнуто проигнорировал замечание брата.
— Виллем тоже дьявол в этом смысле, — продолжал он. — Рыцарское поведение имеет одну цель — обмануть мужей. Разве не так, Виллем? Ты прекрасно знаешь, что говорят о мужчинах с таким носом, как у тебя! Какая из этих красавиц заставила твое сердце воспламениться?
Виллем обежал взглядом коллекцию собранных в зале приятных дам, но не сумел никого выделить.
— Все они выглядят… многообещающе, — послушно ответил он, постаравшись придать голосу блудливое звучание, в чем, однако, не слишком преуспел.
— Да, они такие, — улыбнулся Конрад. — Посмотрим, сдержат ли они свои обещания.
Он хлопнул в ладоши, и в зал вошел камергер, громко наигрывая на маленькой дудке марш. За ним по двое в ряд шли оруженосцы, неся украшенные резьбой позолоченные сундуки. Сундуки поставили в центре зала, под самой большой люстрой.
— В честь выдающегося Виллема из Доля, проявившего вчера такие благородные качества на турнирном поле, — объявил Конрад, — мне пришло в голову облагодетельствовать достопочтенных дам нашего двора. Ну-ка, мальчики, откройте крышки сундуков.
Оруженосцы так и сделали. Достопочтенные придворные дамы восторженно завизжали.
Сундуки были набиты великолепными платьями и другой одеждой: тут были роскошные шелка, парча и прочие причудливые, экзотические ткани; окаймленные золотом рукава; шелковые и кожаные пояса — короче, наряды, которые трубадуры могли бы воспевать часами. Некоторые из мужей помоложе выглядели испуганно, узнав содержимое сундуков: это были те самые «костюмы», которые во время летнего разгула Конрада надевали приглашенные им проститутки. Поскольку в летнем лагере их надевали совсем ненадолго, они были мало изношены и могли сойти за новые.
— Сегодня я великодушен, как король Артур, — воскликнул Конрад, перекрывая ахи и охи женщин, столпившихся вокруг сундуков. — Берите, сколько пожелаете. Джентльмены, помогите им.
Виллем, сидя рядом с императором, увидел, что Жуглет тоже бродит между сундуками, критическим взором изучая их содержимое. Вот ее рука залезла в один из сундуков и вынырнула оттуда с туникой из красного шелка. Рукава и воротник обильно украшало золотое и серебряное шитье, а сама туника была отделана горностаем. Жуглет очень женственным движением подняла ее. Туника была большая и отнюдь не самая роскошная по сравнению с другими нарядами в сундуках, но, безусловно, придавала женственный вид тому, кто надевал ее.
— Сегодня я буду здесь самой хорошо одетой дамой! — перекрикивая шум голосов, шутливо провозгласила менестрель, и почти все взгляды на мгновение метнулись в сторону ее голоса.
Виллем чуть не подскочил от беспокойства.
Жуглет взмахнула ресницами, посылая стоящим рядом мужчинам воздушные поцелуи. А герцогу Лоррейна, который, стоя на коленях рядом с сундуком, помогал беременной жене вытаскивать зеленое платье, достался самый настоящий поцелуй в лоб.
— Разве из меня не получится прекрасная дама, если я вот это надену? — спросила Жуглет.
Вокруг послышались смешки. Она натянула тунику через голову, прямо поверх одежды; в итоге туника топорщилась во все стороны буграми. Кончиками пальцев Жуглет подхватила ткань примерно там, где должны находиться соски, и крикнула капельдинеру:
— Сударь, сюда неплохо бы поместить пару яблок! Ну, кто хочет быть моим поклонником?
И потом Виллем едва не вскрикнул, когда она приказала:
— Виллем из Доля, добрый господин, попробуйте-ка уговорить меня пойти с вами.
С этими словами она приняла позу, долженствующую изображать, как она робеет, но тем не менее томится от любви: одна рука вяло прижата ко лбу, другая отставлена назад. Виллем против воли был очарован этой убедительной пантомимой молодого мужчины, неубедительно изображающего молодую женщину. В том, как она это делала, определенно было что-то дьявольское.
Все вокруг закричали:
— Виллем! Виллем из Доля! Дама ждет! Охваченный смущением, он смотрел на Жуглет. Стремясь ублажить аудиторию, она игриво подмигнула ему, но выражение ее лица не было игривым, нет. На нем явственно читался вызов.
Раз так, он поднялся со своего места рядом с королем. Вокруг захлопали и засвистели, подбадривая его. Он шагал к застывшей в центре зала Жуглет, и люди расступались перед ним. Под их взглядами его неуверенность улетучивалась; всеобщее внимание придало ему храбрости, и к тому моменту, когда он оказался рядом с Жуглет, он был настроен, вопреки обыкновению, почти нахально.
Опустившись на одно колено, он склонил голову и покорно сказал:
— Моя госпожа, вы — сияющая звезда на моем небосклоне, и я отдал бы все, лишь бы упокоиться на вашей груди.
Зрители разразились смешками и свистом.
— Ничего не имею против, — проворковала Жуглет, вульгарно имитируя манеру Линор, и опустилась на одно колено рядом с ним.
Изящно обхватив Виллема рукой за затылок, она грубо прижала его к своей груди.
Там ощущались маленькие, но определенно женственные выпуклости: ухом и скулой Виллем чувствовал их далее сквозь слои одежды. Этой ночью он уже видел ее груди в свете камина, таращился на них, да и вообще на нее, как на какого-нибудь суккуба, но эти детали стерлись из памяти. То, что он ощущал сейчас, не сотрешь; сейчас на его коже словно выжгли клеймо.
Притянутый к ее груди — к женской груди, вне всяких сомнений, — он разглядел что-то женственное и в чертах ее лица. Она была интересная женщина. Не хорошенькая, нет, не изящная, какой, предположительно, должна быть благородная дама. Не утонченно совершенная, как его сестра, не соблазнительно округлая, как вдова. Но это было лицо, способное приворожить — и под стать духу, которым Виллем восхищался годами. Он поразился тому, какую глупость совершил, отказавшись от нее этой ночью. Он смотрел вверх, на ее лицо, Жуглет поглядела вниз, и, когда их взгляды на мгновение встретились, она улыбнулась ему, очень личной улыбкой. От этой улыбки внутри у него все перевернулось, в особенности когда он вспомнил, что брат короля во все глаза смотрит на него.
Конрад почувствовал беспокойство брата, даже не глядя на него. И повернулся к Павлу, собираясь спросить, что его так взволновало, с тем расчетом, чтобы еще больше позлить.
Однако на лице кардинала было выражение, которое Конрад хорошо помнил еще по их подростковым словесным схваткам: хитрое, ликующее, победоносное; обычно оно всегда предвосхищало крупную ссору. Конраду не требовалось даже проследить за взглядом брата. Он знал, что Павел смотрит на Жуглета и Виллема.
Жуглет демонстративно захлопала бледными ресницами.
— Ох, мой господин, вы такой храбрый, преданный, рыцарственный, великодушный, сильный — и очень красивый. Единственное препятствие, стоящее на пути нашей любви…
Она посмотрела на него с таким чисто женским обожанием, что он невольно покраснел…
Но это выражение мгновенно исчезло. Она с силой оттолкнула его и спросила совсем другим, удивительно мерзким тоном:
— Каково ваше происхождение, сударь? Вы ведь просто безземельный рыцарь, не так ли? Ба! Я придерживаюсь правила — влюбляться только в свою ровню или в тех, кто выше.
И она театральным жестом показала ему нос.
Зрители — и молодые дамы, и их зрелые мужья — рассмеялись, признавая, что да, такова жизнь, ничего не поделаешь.
Виллем вскинул руку, призывая всех к молчанию, и горячо возразил:
— Но, моя госпожа, разве чистая любовь не поднимает ничтожнейшего до невиданных высот? И разве я уже не сделал первый шаг в этом направлении, просто самим фактом своей бескорыстной любви к вам?
Отбросив женственную манеру вести себя, Жуглет со смаком провозгласила, обращаясь к аудитории:
— Наш рыцарь — ученик Андреаса Капеллануса, модного французского монаха! Это цитата из его первого диалога об идеальной любви!
— Правда? — удивился Виллем. — А я считал, что придумал это сам.
Зрители расхохотались, что еще больше взвинтило его.
— Я серьезно, — добавил он горячо, вызвав лишь новый взрыв веселья.
— Стойкий сторонник «Искусства куртуазной любви»! — Жуглет стало неприятно, что Виллем выглядит таким уж простодушным. — Если бы каждый мужчина в этом зале старался быть столь же мягким, аристократия в целом стала бы гораздо благороднее, а дамы счастливее. — Она подмигнула женщинам, сгрудившимся вокруг сундуков. — Любая из вас заслуживает такого галантного обращения.
Виллем стал совсем уж пунцовым, но Жуглет сделала вид, что не замечает этого.
— Он немного робок, поэтому вам следовало бы дать ему понять, что его усилия не пропадут даром. Он остановился в гостинице Вальтера у южных ворот города. Послания можно передавать через его оруженосца Эрика — это такой плотный белокурый парнишка с прыщавым лицом — и, конечно, через меня, мои ласточки.
Она одарила всех улыбкой Жуглета-менестреля, собирающегося исполнить очередную любовную песню, и, несмотря на то что на ней по-прежнему был женский наряд, многие, как обычно, польщенно вспыхнули. Виллем же чувствовал себя одновременно настолько сбитым с толку, потрясенным и удивленным «представлением» Жуглет, что на несколько мгновений вообще утратил способность оценивать происходящее вокруг.
Когда же он наконец пришел в себя, все наряды были разобраны и супружеские пары потянулись к выходу.
— Шахматы! — жизнерадостно объявил Конрад, подходя к Виллему. — И прихвати свой фидель, Жуглет.
— Да, я высоко ценю игру в шахматы, — сказал внезапно возникший рядом Павел, подчеркнуто демонстрируя хорошее настроение и с таким видом, точно звали и его или даже, чем черт не шутит, он сам приглашал.
Конрад бросил на него испепеляющий взгляд.
— Уверен, в замке немало людей, играющих не хуже меня и моих друзей.
— Но, брат, — с улыбкой ответил Павел, — дело не в том, кто как играет, а в личности игрока. Если этот молодой рыцарь достоин твоего общества, без сомнения, он достоин и моего, значительно более скромного.
Не успел Конрад снова обрезать его, как к ним подошел граф Бургундский. Он только что вымыл руки, но так рвался присоединиться к компании, что, не дожидаясь полотенца, вытер их о тунику.
— Похоже, оба моих племянника сегодня в хорошем настроении, слава Господу, — с улыбкой сказал он. — Почту за честь принять участие в вашей вечеринке.
Конрад на мгновение закрыл глаза.
— Полная чушь, — пробормотал он и взглянул прямо в глаза дяди. — Никакая у нас не вечеринка, и это грубо со стороны вас обоих — напрашиваться в личные покои императора. Я хочу отдохнуть в обществе этих двух молодых кавалеров, и никто больше мне не нужен.
— Вообще-то, сир, — с елейной улыбкой сказал Павел, — сегодня я получил от его святейшества Папы послание относительно ваших брачных планов и надеялся обсудить его с вами как можно скорее, чему шахматы никак не помеха. Если вы не желаете пригласить к себе ни меня, ни вашего дядю, мне придется побеседовать на эту тему с ним как с главой Ассамблеи. Мой добрый дядя, — он подчеркнуто низко поклонился Альфонсу, — вы пойдете со мной? Наш император все еще не женат, и этот предмет очень занимает его святейшество. Возможно, и Ассамблею тоже.
Конрад уже много лет назад научился скрывать даже самое острое раздражение.
— В данный момент Альфонс Бургундский не может ничего обсуждать с тобой, — устало сказал он. — Он идет ко мне играть в шахматы, а ты, увы, нет, поскольку у меня всего лишь две шахматные доски, а игроков уже четверо.
И с этим они отправились в гостиную Конрада. Там было все как обычно: сокол над головами, гончие у ног, пажи в углу и телохранители за дверью. Альфонс пошел с ними, чрезвычайно обрадованный, в отличие от всех остальных. Мальчиков-пажей позвали помочь тащить по крутому склону восковую отливку для колокола новой часовни. Шахматная доска на деле оказалась всего одна. Жуглет играла на фиделе, а Виллем быстренько проиграл две партии Конраду и одну графу.
Чувствуя тотальное равнодушие к себе Конрада, Альфонс выбрал, как ему показалось, удобный момент и довольно неуклюже повернул разговор в таком направлении, чтобы иметь возможность самому принять в нем участие.
— Я, конечно, не разделяю точку зрения Папы на брачные взгляды моего племянника.
Остальные трое удивленно замерли.
— Да неужели? — с оттенком иронии спросил Конрад. — Папа хочет, чтобы я женился на наследнице Безансона. Ты тоже хочешь, чтобы я женился на наследнице Безансона.
— Хотел, — признал Альфонс. — Но теперь убежден, что сестра Виллема из Доля — более подходящая кандидатура.
Виллем недоуменно посмотрел на него и спросил резким, подозрительным тоном:
— И что же вас переубедило?
Граф обнажил в улыбке безупречные зубы — черта, которой славилась вся семья, — отчего лицо его приняло странное выражение, одновременно льстивое и самодовольное. Конрад и Жуглет, которым очень хорошо было известно это выражение, терпеть его не могли.
— Твоя сестра — гораздо более ценное приобретение, чем эта суровая девица из Безансона.
Альфонс протянул руку, чтобы погладить гончую, но она зарычала на него.
— Граф Альфонс, — с исказившимся лицом заговорил Виллем, — в последний раз, когда вы видели Линор, ей не было еще и десяти лет. Вы, наверно, считаете меня сельским дурачком, если думаете, что я удовлетворюсь таким ответом. Моя сестра так прекрасна, так очаровательна, что, без сомнения, при виде нее растает сердце любого мужчины. Однако я не настолько простодушен и романтичен, чтобы не понимать: за браками такого рода мало что стоит, кроме политики.
Жуглет в оконной нише склонила голову над фиделем и прикусила нижнюю губу. Сидящий на постели Конрад откинулся на подушки, как бы полностью устраняясь от происходящего.
Альфонс успокаивающе похлопал Виллема по плечу.
— В мои намерения не входило обманывать или оскорблять тебя, — отеческим тоном заявил он. — Конечно, любой союз служит той или иной цели. Но мне кажется, ты недооцениваешь бога любви, считая, что он не играет никакой роли в политике. А иначе почему бы его величество устроил сего дня этот обед, давая тебе возможность по своему вкусу выбрать объект поклонения?
Конрад и Жуглет обменялись взглядами. Еле заметным жестом Конрад позволил Жуглет вмешаться, и та насмешливо фыркнула.
— Дело вообще не в этом. Ты должен был решить, какому сеньору хочешь служить. И потом поухаживать за его женой, что польстило бы не только ей, но и мужу.
— Что?! — воскликнул Виллем.
— Конечно. Жена вознаградит за лесть звонкой монетой, а муж — своим покровительством. Знати всегда нужны преданные солдаты, а вам, безземельным рыцарям, всегда нужен покровитель. И когда его величеству надоест твое общество, тебе понадобится другой хозяин, разве не так? Говорил же я, выбирай ту, что побогаче.
Виллем глядел на менестреля с таким видом, словно она говорит на неизвестном ему языке.
— Выбирать возлюбленную, чтобы на этом заработать? Я думал, с такой целью выбирают только жену. Где же тут место любви?
Менестрель вытянула руку раскрытой ладонью вверх.
— Положи сюда монетку, и я напишу тебе любовную песню для нее. Тогда и спустя тысячу лет люди будут думать, что ты был без ума от нее. За это она тебя и вознаградит — за полет фантазии, за то, что благодаря тебе она, прожив жизнь в лишенном любви браке, сможет утешаться мыслью, что когда-нибудь люди станут верить, будто она тоже была желанна.
Рыцарь состроил гримасу.
— Звучит прямо-таки устрашающе.
Конрад рассмеялся.
— Ты действительно чистая душа, друг мой. Император похлопал его по покрытому синяками плечу, и Виллем вздрогнул от боли. Стремясь избежать новых проявлений монаршей симпатии, он потянулся и встал.
— Прошу извинить меня, сир, но я перебрал нынче днем вашего превосходного вина и должен облегчиться. — Он поклонился и направился к двери, бросив через плечо: — Ваша милость, я, конечно, необъективен, но, идя на обед, видел, как дворецкий нес в хранилище бочонок бургундского вина…
— Это был мой маленький дар, — с гордостью объявил Альфонс.
— Очень маленький, давным-давно просроченный налог, — поправил его Конрад, сосредоточенно чистя ногти.
— В любом случае это вино превосходно, сир, — сказал Виллем. — И поскольку ваши мальчики заняты, может, Жуглет сделает хоть что-нибудь полезное и принесет нам немного?
— Я изо всех сил стараюсь не делать ничего полезного, — лениво откликнулась она из оконной ниши.
Виллем пожал плечами и вышел.
Некоторое время трое оставшихся сидели в молчании.
— Сразимся, дядя, — сказал наконец Конрад, с преувеличенно скучающим видом кивнув в сторону шахмат.
— Может, Жуглет сыграет нам что-нибудь? — спросил Альфонс.
— Попозже, — ответил Конрад и зевнул. — Сейчас я хотел бы доставить удовольствие Виллему и попробовать твоего злосчастного вина. Пойди, Жуглет, принеси нам немного.
Менестрель мало чего боялась в жизни, но подвал всегда заставлял ее напрягаться. Все знали, что именно сюда солдаты приводят объекты своих желаний, по доброму согласию или даже против воли — женщин и мальчиков. Три года назад Жуглет именно здесь пришлось руками и ногами отбиваться от нападения одного рыцаря, впоследствии лишившегося за это расположения Конрада.
Подвал находился непосредственно под большим залом. Вырезанный прямо в скале на глубине около тридцати шагов под поверхностью земли, он простирался на всю ширину горного хребта. На его северном конце, с маленьким боковым выходом на кухню, имелись небольшие оконца, пропускающие слабый свет; тут хранились овощи, зелень и сыры. В центре размещались зерно, мука, груды корзин и ящиков, а на южном конце, в прохладной полутьме, вино. Здесь дверь была высокая и широкая — достаточно большая, чтобы втаскивать внутрь огромные бочки, поднятые по склону горы. И сейчас тут стояли несколько больших бочек, каждая в своей собственной, тоже вырезанной в скале нише. Внутри, но непосредственно рядом с дверью, тянулся длинный стол, за которым помощник дворецкого проводил почти все свое время, наливая вино в графины и кувшины, которые тут же уносили наверх. Сразу за дверью имелись два водоема и родник, но их использовали главным образом для мытья посуды и овощей или для приготовления еды. Жажду обитатели замка удовлетворяли почти исключительно вином.
Когда Жуглет с фонарем в руке спустилась в подвал, там было непривычно тихо и пусто. Дворецкий и его подручные, скорее всего, помогали во внутреннем дворе разгружать телеги. Отсутствие людей лишь усилило беспокойство Жуглет. Она закрыла за собой дверь, зная, что дворецкий будет браниться, если вернется и обнаружит, что она открыта. Не зная точно, в какой бочке бургундское, Жуглет поставила фонарь на пол и огляделась, надеясь, что нужная емкость сама заявит о себе.
Внезапно большие, грубые руки схватили ее сзади и притянули к мощному торсу. Быстрее мысли она со всей силой нанесла нападающему мощный удар ногой в пах и отскочила, когда он отпустил ее, вскрикнув от боли.
— Черт побери, Жуглет, — прохрипел откуда-то с влажного каменного пола жалобно знакомый голос.
— Ох, господи! — Жуглет подошла к скрючившейся на полу фигуре. — Прости! Что ты здесь делаешь?
— Тебя жду, — прошептал Виллем, судя по всему сильно пострадавший, и выругался сквозь стиснутые зубы.
Чисто инстинктивно она потянулась к тому месту, куда ударила его, но он оттолкнул ее руку и жалобно пробормотал:
— Так плохо даже вчера на поле боя не было.
— Прости, — повторила она. — Зачем ты ждал меня?
Все еще тяжело дыша, Виллем подал Жуглет знак наклониться поближе. Что она и сделала, повернувшись к нему ухом, чтобы лучше слышать. Он и сам приподнялся, однако вместо того, чтобы заговорить, быстро, коротко поцеловал ее. После чего снова распростерся на холодном сыром полу, устремив на Жуглет полный надежды мягкий взгляд карих глаз.
Она отшатнулась и некоторое время изумленно смотрела на него. Потом уголки ее губ слегка дрогнули.
— Будь я благородной дамой, отвесила бы тебе пощечину.
— Но ты ведь не такая, — ответил он и, несмотря на боль, нерешительно улыбнулся.
— Это очень опасно, — сказала она, слыша стук собственного сердца.
— Ты права, прости, — тут же отозвался он. — Я уйду первым, вот только дай мне время прийти в себя.
Жуглет заколебалась, а потом все же поцеловала его. Их губы слились, языки проникли внутрь, нерешительно, осторожно изучая друг друга. Жуглет издала низкий звук возбуждения, Виллем вскинул руки, чтобы обнять ее, притянуть к полу… но тут послышался стук открываемой двери и характерное флегматичное покашливание дворецкого.
— Эй, кто тут? — требовательно спросил покрытый каплями дождя старый рыцарь, вглядываясь во тьму.
Этот человек так хорошо знал подвал — он очень серьезно относился к своей работе, воспринимая ее как великую честь, — что, без сомнения, заметил бы даже новое гнездо тараканов.
— Это всего лишь я, сударь, и Виллем из Доля, — очень прямо сидя на полу, успокоила его Жуглет. — Он помогал мне найти бургундское вино, но в темноте мы столкнулись друг с другом.
Понимая, что глаза дворецкого еще не привыкли к темноте, она быстро провела рукой по щеке Виллема. Он потянулся и поцеловал запястье, которое прошлой ночью выкручивал с такой силой. Потом она быстро поднялась, чтобы не вызвать никаких подозрений.
Дворецкий без труда нашел бургундское вино, и молодые люди вышли на галерею, почти слыша, как бьются сердца друг у друга. Пока они бок о бок поднимались по винтовой лестнице в покои Конрада, напряжение между ними было так велико, что воздух едва не потрескивал. Виллем был доволен тем, как он все это устроил, но сейчас изо всех сил сражался с эрекцией, понимая, что в таком виде появляться у Конрада никак нельзя.
По счастью, император тут же потребовал, чтобы Виллем сыграл еще партию в шахматы с Альфонсом, собираясь подсказывать герою, как лучше ходить, чтобы обыграть графа. Это дало Виллему возможность сесть. Каждый раз, когда рыцарь собирался сделать не слишком хорошо продуманный ход (а так было почти всегда), Конрад объяснял, чем это может ему грозить. Несмотря на столь мудрое руководство, Виллем проиграл, поскольку мысли его (и даже глаза) были прикованы отнюдь не к шахматной доске. Жуглет тоже выглядела ужасно рассеянной, чем сильно раздражала Конрада: сидя в оконной нише, она всю оставшуюся часть дня играла на фиделе такие нервные мелодии, что собаки в ответ принимались выть.
— По-моему, вы оба вчера перетрудились, — недовольно заявил Конрад, как бы найдя, наконец, оправдание для их странного поведения. — По счастью, до ужина у вас еще есть время прийти в себя.
Однако после ужина, закончившегося, как обычно, выступлением артистов, Виллем подошел к Конраду, с тем чтобы умолить отпустить его сегодня пораньше. Одним глазом он поглядывал на Жуглет, показывающую молодому оруженосцу Конрада, как с помощью смычка извлекать из фиделя достойные звуки. Менестрель предостерегающе нахмурилась, ощутив внимание Виллема, но он снова поймал ее взгляд, и она, отвернувшись, еле заметно кивнула. Трепет предвкушения пробежал по спине Виллема, и ему снова — это случалось не раз на протяжении всего дня — пришлось сосредоточиться, чтобы как-то подчинить себе эрекцию. По счастью, в этот момент он отвешивал низкий поклон Конраду.
— Уже, Виллем? — удивленно спросил Конрад.
Брат короля, как обычно сидящий слева от него, сказал:
— Ты, конечно, заберешь с собой в гостиницу нашего милого юного менестреля?
Не успел Виллем изобрести ответ, как Конрад с улыбкой повернулся к брату.
— Извини, Павел, что забыли пригласить тебя. Мы отправляемся в город на поиски проституток. Ты хотел бы пойти с нами, братец?
— Вы… что? — ошарашенно, но в то же время подозрительно спросил Павел.
Виллем залепетал, пытаясь скрыть, как испугало его это заявление:
— Мой… кузен… знает, где их найти. Они занимают дом на окраине. Мы уже… бывали там. С Жуглетом.
Конрад улыбнулся и кулаком ткнул брата в живот, гораздо сильнее, чем того требовал простой дружеский жест.
— Куда удобнее, нежели в наши дни, а, Павел? — со смехом спросил он, на что кардинал ответил ворчанием. — Помнишь, как мы шатались по улицам, находили только одну и вынуждены были использовать ее по очереди? Я всегда пропускал тебя первым, а ты ни разу даже спасибо не сказал, неблагодарный. Но это все дела давно минувших дней. Можешь пойти с нами сегодня ночью, если желаешь.
— Вот уж нет, — ответил Павел.
В его голосе наряду с отвращением прозвучали нотки нездоровой веселости, как будто он не мог дождаться момента, когда расскажет о таком бесстыдстве кому-то, кто посмеется вместе с ним.
Конрад безмятежно улыбнулся брату.
— Вспомни, ведь твой святой тезка думал, будто вот-вот наступит конец света.
— Что?
— Святой Павел. Думал. Что мир. Приближается к концу, — четко выговаривая каждое слово, ответил Конрад. — Он навязывал всем суровый кодекс чести, потому что отмеривал человечеству еще века два-три, никак не двенадцать. Знай он, что ошибся в своих расчетах относительно второго пришествия Христа, он, конечно, не возражал бы против нашего пришествия, таких, какие уж мы есть, и был бы гораздо менее требователен. — Он снова с усмешкой ткнул брата под дых. — Что скажешь?
Павел оттолкнул руку короля.
— У тебя не хватило бы воображения измыслить такую удобную ересь, — заявил он. — Кто вложил тебе в голову эти рассуждения? Жуглет, надо полагать?
Конрад победоносно расхохотался.
— Нет, ты! Вскоре после того, как постригся в монахи. Еще немного, и ты станешь забавным, Павел… Виллем, скажи Жуглету, что мы отправляемся. Я должен переодеться по такому случаю. — Он хитро подмигнул Павлу. — Прямо как в добрые старые времена.
Станция, где меняют лошадей, представляла собой грубо сколоченный деревянный дом. В первое мгновение могло показаться, что заляпанный грязью всадник либо пьян, либо сумасшедший, с такой силой он колотил в ворота. Смотритель поднял повыше фонарь, и мужчина замигал, съежился. Лицо его нервно подергивалось.
— Никак вы сенешаль его величества? — пораженно спросил смотритель.
Маркус кивнул, не в силах произнести ни слова, так пересохло в горле. Он попытался оттолкнуть фонарь. Смотритель со свистом втянул воздух.
— Ужасно выглядите, сударь. Вы, часом, не больны?
Маркус покачал головой и нетерпеливо показал в сторону конюшни. Смотритель понял его и крикнул, чтобы привели коня и подали вина и еды. Широко распахнув глаза, гордый тем, что сумел узнать Маркуса, хотя тот был не в императорской ливрее, он спросил взволнованно:
— Какие-то новости, сударь?
Маркус снова покачал головой, не в силах говорить, но затем все же разлепил губы и сумел выдавить:
— Посланцы были?
Удивленный человек закивал.
— О да, два королевских посланца, оба скакали в Бургундию. Последний сменил лошадь, когда пробили девять. Что-то происходит в Бургундии, да? Всегда считал, что это настоящее захолустье.
— Не надо еды, — еле слышно сказал Маркус. — Нет времени. Просто дай свежего коня.
Когда пробили девять… по крайней мере семь часов назад. Однако курьеры покинули Селестат, опережая Маркуса примерно на десять часов; значит, за сегодняшний день он выиграл три часа. Дорога до Бургундии занимает четыре-пять дней; может, он сумеет догнать хотя бы одного из них. Маркус не думал, что способен на убийство, но весь день подсчитывал, какого размера взятку в состоянии предложить — или, если повезет догнать Николаса, сколько понадобится угроз, чтобы подчинить юношу своей воле.
Чтобы компания не привлекала к себе внимания, Виллему и Эрику было поручено исполнять роль телохранителей его величества. Итак, четверо обычных горожан в простых плащах и туниках прокладывали путь по сонным улицам Селестата, направляясь к пылающим в свете заката западным воротам города, в район, куда Конрад обычно старался не заглядывать. Улицы тут были скверные, с рыхлой почвой, в которой дожди промыли рытвины иногда глубиной по колено. Им пришлось пройти мимо лавки мясника, где в сточных канавах валялась вонючая требуха; дубильня и кузница, расположенные на соседних улицах, тоже добавляли «ароматов». Прижимая к лицу надушенный платок, Конрад вышагивал следом за Эриком, трепещущим при мысли о том, что в этом предприятии он удостоился чести возглавить процессию.
Наконец они добрались до небольшого низкого дома с алым пятном на двери. Эрик постучал и отошел в сторону, пропуская старших.
Этой ночью внутри было гораздо спокойнее, чем в предыдущий раз, поскольку многие прибывшие на турнир торговцы и артисты уже покинули город. За грубо сколоченным общим столом сидели человек десять, по большей части пьяные, но двое-трое были еще в состоянии вяло заигрывать с женщинами. Увидев Жуглет, Жанетта и Марта захлопали в ладоши и бросились навстречу вошедшим, позабыв о своих пьяных ухажерах. Однако Жанетта, узнав высокого рыцаря, резко остановилась. Марта же, напротив, устремилась прямо к нему и принялась ластиться. Наклонившись, чтобы остальным была хорошо видна ложбинка на ее груди, она подняла на Виллема взволнованный взгляд.
— Ох, мой господин, я так скучала по тебе, — хриплым голосом горестно произнесла она.
Конрад наблюдал за этой сценой, явно получая от нее удовольствие.
— Жаль, что Павел этого не видит, — сказал он, не обращаясь ни к кому в частности.
— После нашей встречи меня ничто не радует. Ты был так великодушен, во всех смыслах, — продолжала Марта. Обращаясь к остальным женщинам, она добавила задорно: Нос у него такой большой, потому что сломан. Но все остальное просто огромное — и это уж точно по замыслу Природы.
Ее рука скользнула к паху Виллема. Покраснев до корней волос, он со слабой, вежливой улыбкой остановил ее, схватив за запястье.
— Он у нас щепетильный, — сказал Конрад, объясняя Марте нежелание Виллема обжиматься на людях. — Хочет сначала заплатить. Ну так давай, ближе к делу. — Он с усмешкой посмотрел на Виллема. — В конце концов, именно за этим мы здесь, и ты заслужил право выбора. — Он взмахнул рукой, и Виллем испугался, что сейчас Конрад обрушит на его покрытое синяками плечо очередной дружеский удар. — Найди себе укромное местечко и получи заслуженное удовольствие.
— Но конечно же, наш великий герой заслуживает особого обращения, ведь он празднует свою победу, — заявила Жуглет, кивнув в сторону потолка. — Знаю, там, между стропилами, есть уединенный чулан. Хозяйка этого дома как-то оказала мне милость, позволив им воспользоваться.
— Плата за эту милость тройная, — заявила хозяйка дома, внезапно подходя к столу и подмигивая Жуглет.
Та беззаботно махнула рукой.
— Мне здесь верят, не так ли? Я плачу.
С каменным лицом, стараясь не смотреть на Жуглет, Виллем позволил увести себя наверх по шаткой деревянной лестнице, приколоченной к стене. Он и Марта исчезли в темном провале на потолке.
Три оставшихся клиента огляделись. С улыбкой кивнув на Жанетту, Эрик сообщил его величеству:
— Вот эта хороша.
Жанетта, бросив взгляд вслед Виллему, пристально смотрела на Жуглет и не прореагировала на этот комментарий. Конрад проследил за жестом Эрика, и его лицо просияло.
— Жанетта! — воскликнул он и подмигнул Эрику. — Ты прав, она и в самом деле очень хороша. Жанетта, сегодняшняя ночь за мной.
Отвлекшись от своих мыслей, Жанетта мгновенно оказалась рядом с императором и прошептала ему на ухо:
— Я узнала вас, ваше величество. Если хотите сохранить инкогнито, может, лучше вам взять одну из заезжих девочек.
Конрад обхватил ладонью одну грудь Жанетты и с улыбкой сжал ее. Однако она заставила его повернуться лицом к себе и многозначительно вскинула брови. Конрад отпустил ее.
— Ты права. Что за удовольствие напускать таинственность, если для девочки никакой тайны уже нет. Ладно, найди мне кого-нибудь послаще.
— Блондинку, — уверенно заявила Жуглет.
Жанетта кивнула в сторону самой младшей из трех женщин, стоящих в ряд в стороне. Она не была блондинкой — никто из троих не мог этим похвастаться — но волосы у нее были светлее, чем у остальных.
— Ханна пришла сюда из Бремена. Она никак не сможет узнать вас, — шепнула королю Жанетта.
Повинуясь ее жесту, Ханна присела и сделала шаг вперед.
— Значит, ты свободна, Жанетта, — сказал Эрик с туповато-наглой усмешкой. — Пошли со мной…
— Ох, господин Эрик! — наградив его восхищенной улыбкой, ответила Жанетта. — Дайте и другим шанс прочувствовать вашу щедрость. Сюзанна! — окликнула она темноволосую девушку. — Не ударь в грязь лицом перед этим прекрасным молодым человеком.
Сюзанна послушно приклеила на лицо улыбку и подошла к Эрику. Взглядом каменщика, оценивающего мост, он осмотрел ее груди, соблазнительную ложбинку между ними и остался доволен.
— Хотите сначала выпить? — спросила Жанетта, не сводя пристального взгляда с Жуглет.
Та, однако, сделала вид, что не замечает этого, с внезапно вспыхнувшим интересом разглядывая на столе дырку от сучка. Конрад только рукой махнул.
— Мы недавно поужинали, а сюда пришли в поисках некоторой… завершенности приятного вечера. Ну, и где мы найдем эту завершенность?
— Во дворе позади дома есть брезентовые палатки, — ответила Жанетта. — Но вряд ли это устроит ваше королевское…
— Нет-нет! — замахал руками Конрад. — Сегодня ночью я просто обычный рыцарь. Я хочу знать, как мои люди выпускают пар — и разбрасывают свое семя.
Жанетта бросила многозначительный взгляд на Ханну и Сюзанну. Девушки присели и повели мужчин во двор.
Жанетта провела рукой по густым волосам Жуглет и крикнула вслед королю:
— Я позабочусь о нем, сир.
Когда они остались одни, Жанетта, все еще перебирая пальцами волосы менестреля, аккуратно подняла ее голову, и их взгляды встретились. Жанетта вопросительно вскинула бровь.
— Тот рыцарь?
Жуглет еле заметно кивнула, нервно покусывая нижнюю губу. Проститутка усмехнулась, взяла подругу за руку и потянула за собой к лестнице.
С напряженным видом стоя на коленях на изодранном парусиновом коврике, Виллем, придерживая ножны, отстегнул пояс с мечом. Увидев входящую Жуглет, он с облегчением вскочил, но, не рассчитав высоты, стукнулся головой о низкий потолок и снова с ворчанием рухнул на колени. Марта недоуменно переводила взгляд с Жуглет на Виллема. Потом глаза у нее расширились — она начала понимать.
Жанетта игриво кашлянула и махнула ей рукой. Марта, удивленно оглядываясь, ушла, задвинув за собой занавеску. Жанетта и Жуглет, которым приходилось сутулиться из-за низкого потолка, опустились на колени по обеим сторонам от Виллема. Грязная занавеска не полностью прикрывала дверной проем, и трепещущий свет от лампы внизу освещал маленькую комнатку, отбрасывая резкие тени.
Первой заговорила Жанетта.
— Надеюсь, господин рыцарь простит мне, что я так дерзко вела себя прошлой ночью во дворе Кенигсбурга.
— Я заслужил это, — явно испытывая неловкость, ответил Виллем. — Более того, я благодарен тебе.
— Спасибо, — улыбнулась Жанетта. Потом, отбросив церемонии, наклонилась к Виллему и сказала доверительно: — Вы, должно быть, видели, в каком состоянии она была в ночь перед турниром.
— Ни в каком я не была состоянии, — возразила Жуглет.
— Была, была, поверьте мне, мой господин.
— Хватит, Жанетта, — многозначительно сказала Жуглет, но та не обратила внимания на ее слова.
— Известно ли вам, что вы первый мужчина, которому она открылась? Обычно, желая расслабиться, она просто маскируется под одну из нас. Вы, должно быть, имеете для нее какое-то особенное значение, раз она рискнула открыться тому, кто знает ее как…
— Наша хозяйка желает получить деньги, — объяснила Жуглет Виллему.
Тот, испытывая неловкость и не зная, чем занять себя в замкнутом пространстве, сначала положил меч на пол, потом снова взял его, как будто только что заметил. Жанетта выглядела довольной тем, что ее намерения наконец прояснились.
— Только и всего. Хотя, — Жуглет сердито посмотрела на подругу, — я не уверена, чего она на самом деле добивается: склонить тебя проявить щедрость или довести меня до того, что я раскошелюсь, лишь бы заставить ее заткнуться.
— Почему бы не то и другое? — засмеялась Жанетта.
Жуглет, в притворной злости оскалив зубы, развязала как всегда тщательно завязанный кошелек и протянула Жанетте несколько серебряных пенни.
— Вы часто будете прибегать к нашим услугам? — с надеждой спросила Жанетта.
— Нет, — твердо ответила Жуглет. — Нельзя, чтобы заметили, что новый любимец двора то и дело наведывается к шлюхам: это так же скверно, как если бы его имя связывали с мерзким педерастом вроде меня. Мы здесь лишь для того, чтобы доставить удовольствие Конраду.
Встретившись с Жанеттой взглядом, она многозначительно перевела его на низкую, затянутую занавеской дверь.
— А-а, так она проталкивает вас! — воскликнула Жанетта, игнорируя взгляд Жуглет. — Знаете ли, у нее это здорово получается. Сенешаль Маркус скоро получит статус свободного человека, герцогство и жену королевского рода — и все благодаря Жуглет.
— Это всего лишь слухи, — нетерпеливо сказала Жуглет. — Ради бога, Виллем, дай же ей наконец денег! А иначе она никогда не отвяжется.
Оставшись наедине в косых тенях — хихиканье шлюх ясно доносилось из-за серой занавески, — Виллем и Жуглет, стоя на коленях на тонком парусиновом коврике, протянули друг к другу руки. Она начала развязывать его накидку.
Он остановил ее.
— Пожалуйста, только не говори, что сначала ты хочешь спеть мне любовную песнь, — сказала Жуглет.
— Заниматься любовью в таких жалких, убогих условиях…
— Ну, это, конечно, не так благородно, как заваливать меня в винном погребе. У тебя есть идея получше?
Оттолкнув руку Виллема, она развязала его накидку и одной рукой стянула ее, а другую подняла, чтобы освободиться от своей собственной.
Виллем быстро вскинул руку и снова остановил Жуглет.
— Что мы делаем? — спросил он. — Кто ты для меня?
Она шлепнула его по руке.
— Это бессмысленный разговор. Я, конечно, твой друг. И твой тайный покровитель до тех пор, пока ты не научишься сам вести свое судно по опасным проливам придворной политики. Если хочешь, я стану твоей любовницей. Но твоей возлюбленной, Виллем, я быть не могу. А она тебе нужна, и я найду ее для тебя.
— Не нужен мне никто, — сказал он. — Существует менестрель, которую я безмерно уважаю…
— Благородная дама больше подходит для поэзии, да и для твоего будущего так лучше, — твердо ответила Жуглет, развязывая свою накидку.
— Это… если это… если это произойдет, — Виллем сделал неуклюжий жест между ними, — больше мне никто не будет нужен.
— Это же просто для вида, Виллем, чтобы защитить и твою, и мою репутацию.
Он покачал головой.
— Тогда между нами ничего не должно произойти. А иначе получится, будто я делаю из тебя шлюху.
— Никто же не узнает, — засмеялась Жуглет, нетерпеливо стащила с себя накидку и бросила взгляд в сторону занавески.
— Я буду знать. Бог будет знать.
В ее улыбке проступило раздражение.
— Прекрасно. Как, в таком случае, нам продолжить отношения, не оскорбляя твоих рыцарских чувств и благочестивых воззрений?
— Напрасно иронизируешь, — тоже раздраженно ответил Виллем. — Я весь день думал об этом…
— Я это заметила: твой благородный лоб украшают горизонтальные морщинки, когда ты пытаешься быть уж очень правильным рыцарем.
По-прежнему сохраняя серьезность, Виллем взял ее руки в свои.
— Будь моей прекрасной дамой. Тайно, — быстро добавил он, заметив, что она готова разразиться смехом. — Имя возлюбленной вообще следует хранить в секрете. Никто ничего не узнает, кроме нас двоих. Это… я должен заслужить твою любовь, а иначе получится, что я, поддавшись зову природы, воспользовался ситуацией. Не желаю, чтобы это было просто дешевкой.
— Это не будет дешевкой ни для тебя, ни для меня, — резко возразила Жуглет. Высвободив руки, она посмотрела на Виллема почти так же серьезно, как он на нее. — Я не могу играть роль твоей тайной дамы. Это даже более нелепо, чем просто быть твоей тайной любовницей. И прости, если я усомнюсь в твоих рыцарских чувствах, но, по-моему, ты хочешь, чтобы я играла эту роль главным образом потому, что тогда ты тоже сможешь играть роль. Достойную роль, без сомнения, но я — единственный человек, с кем тебе вообще не нужно играть никакой роли, и мне это нравится. — Она принялась расшнуровывать левый ботинок. — У нас не так уж много времени, давай не будет расходовать его зря.
И снова Виллем протянул руку, твердо положив ее на колено Жуглет, чтобы помешать ей раздеваться.
— Ничего не будет, пока мы не разберемся в наших с тобой отношениях.
Жуглет всерьез рассердилась.
— Конрад надолго не задержится в грязной брезентовой палатке. У нас, может, осталось всего несколько мгновений, чтобы побыть наедине. Как ты хочешь их провести?
В тусклом свете его взгляд быстро, даже как бы против воли обежал все ее тело.
— Я, конечно, хочу сам раздеть тебя, — с обезоруживающей робостью ответил он.
Это застало ее врасплох, и она невольно рассмеялась. Поцеловала его и улыбнулась, когда он обнял ее.
Руки Виллема заскользили по все еще одетому телу, отыскивая груди.
— Они никуда не делись, — сказала она. И так оно и оказалось.
Это было так волнующе странно для обоих — что теперь Виллем взял инициативу на себя. Жуглет испытывала непривычное чувство облегчения, позволив себе запретную роскошь стать объектом действия, а не действующей силой. Она помогала ему, но лишь пассивно, поднимая то руку, то ногу, когда он торопливо, не слишком умело освобождал ее от одежды. В остальном же в буквальном смысле отдала себя в его руки.
Наконец он полностью раздел ее, уложил на коврик и провел руками по груди, пытаясь захватить пальцами оба соска.
— Это твое тело, — бормотал он, обхватив рукой одну маленькую грудь. — Это… — вторая рука скользнула к бедру, — и это… — первая рука, повторяя изящный изгиб грудной клетки, двинулась к талии, — было здесь все время…
— У нас нет на это времени, — прошептала Жуглет. Вскинув руки, она расстегнула золотую застежку его туники. — Иди ко мне.
Он залился краской.
— Я стесняюсь раздеваться перед тобой.
Она засмеялась.
— Но я уже видела тебя обнаженным.
— Знаю. Это глупо.
— Я закрою глаза.
Так она и сделала. Он поцеловал ее веки.
— Нет, я и так справлюсь.
— Тогда и я тоже.
Она снова открыла глаза.
Ссутулившись под низким потолком, он быстро разделся, опустился на колени и перекинул ногу через Жуглет.
Разглядев выражение его лица, она мягко прикоснулась к его обнаженной груди.
— Да, Виллем. — Это был ответ на его невысказанный вопрос. — Я делала это чаще, чем ты, и со многими. Но поверь, ты самый желанный из всех, кто когда-либо оказывался там, где ты сейчас.
Виллем поцеловал ее в лоб и бережно опустился на нее всей своей немалой тяжестью. Прямо перед глазами у него находилось так хорошо знакомое, бесстрастное лицо Жуглета, в то время как тело ощущало изгибы теплого тела неизвестной женщины. Она раздвинула ноги, и он вошел в нее, почувствовал, как в ответ она крепко обхватила его руками и ногами, увидел, что лицо под ним утратило свою безмятежность, услышал ее вскрики, и все это в полном соответствии с его движениями… Да, он овладел ею, этой женщиной, которая одновременно была его лучшим другом.
Все так запуталось. Ничего более захватывающего он никогда не испытывал.
