Глава 9
ПАРАЛИПСИС
От греческого слова, обозначающего «ложный пропуск», когда читателю предоставляется меньше информации, чем того требуют обстоятельства
11 июля
Виллем жалел, что подарил своего лучшего коня. Не потому, что боялся его потерять, — он знал, что Жуглет, не имея возможности содержать животное, непременно вернет его, — а из-за того, как странно повел себя в момент дарения менестрель. Когда поводья оказались в его руках, он покраснел и едва сумел сдержать слезы, а потом посмотрел на Виллема столь растроганным и благодарным взглядом, что тот мгновенно почувствовал неловкость. Какое-то мгновение казалось, что Жуглет его разыгрывает, но поскольку менестрель не завершил игру ухмылкой или подмигиванием, то Виллем, не зная, как реагировать, попросту молча отвернулся и пошел прочь.
Больше всего его вывело из равновесия то, что он едва не заключил Жуглета в объятия, но остановился, внезапно осознав, как неоправданно остро его ликование по поводу того, что он доставил радость Жуглету.
Во дворце, в большом обеденном зале, в честь Виллема столь усердно поднимали тосты, так много поздравляли его и даже сравнивали с Александром Македонским, что на менестреля у него просто не хватило времени. Сам же Жуглет держался на расстоянии. Виллем, хоть и испытал облегчение оттого, что необходимость общаться с певцом на людях отпала сама собой, все же с неудовольствием отметил, что его избегают. В результате он с нарастающим раздражением все яснее чувствовал, что чем больше они стараются не замечать друг друга, тем чаще и неотступнее он о Жуглете думает. Виллем сидел рядом с Конрадом, подливал ему странно напряженный Маркус. Забыв, что ел в последний раз из рук Николаса еще во время короткой передышки на турнире, Виллем много пил. Вскоре он совершенно опьянел, однако, как ни странно, довольно быстро обрел второе дыхание. Когда Конрад объявил, что Виллем заслужил право входить в замок, не оставляя оружие у ворот, а также что он, Конрад, письменно сообщил Линор о своем намерении на ней жениться, молодое красивое лицо рыцаря увлажнилось слезами гордости и благодарности. Всем дамам, столпившимся вокруг королевского помоста, такое проявление чувств показалось восхитительным.
Жуглет получил от его величества очередной вычурный плащ. С намерением снова избавиться от подарка — на этот раз он достался слуге — менестрель тихонько выскользнул из зала и спустился во внутренний двор. Возвращаясь по освещенной факелами лестнице, Жуглет едва не налетел на Виллема. Рыцарю хотелось отдохнуть от шума и славословий. Интуитивно он направил свои стопы вниз по лестнице, во внутренний дворик. Там, среди простых деревянных строений, он чувствовал себя гораздо спокойнее, чем наверху, в роскошных покоях из красного песчаника.
Реакция столкнувшихся на крытой лестнице рыцаря и менестреля была столь одинаковой, что Жуглету это напомнило встречу двух кутил: при виде другого на лице каждого появляется выражение искренней радости и удовольствия; его сменяет взаимное смущение оттого, что оба вспоминают свою последнюю встречу; неудобство же обе стороны пытаются замять, преувеличенно сердечно похлопывая друг друга по плечу, дабы продемонстрировать — опять же неуклюже, — что всякая неловкость полностью забыта.
— Герой дня! — воскликнул Жуглет, сопроводив свой возглас дружеским толчком в широкую грудь.
— Мое тайное оружие! — воскликнул Виллем, ответив певцу таким же жестом. — Мой главнейший союзник!
В руках у него был кубок с пивом, который выплеснулся на руку и рукав, но он этого не заметил.
— Ну и денек, а? — ликовал Жуглет, не зная, как выйти из нелепой ситуации.
— Да уж! — поддержал рыцарь. — Самый волнующий и радостный день в моей жизни, и я обязан им тебе, мой дорогой друг.
Он заключил Жуглета в пылкие объятия.
На менестреля пахнуло перегаром. Виллем был слишком пьян, чтобы осознавать, как сильно ему досталось и до какой степени он после этого дня не в себе.
Жуглет, сердце которого вдруг бешено заколотилось, сумел вырваться из объятий Виллема — правда, тот облил пивом и его, опять ничего не заметив.
— Я весь в синяках, — рассеянно произнес Виллем, потирая плечо и едва не расплескав остатки пива.
— Так давай выпьем, — предложил Жуглет, довольный, что нашелся повод отвлечь внимание Виллема. — Выпьем за здоровье друг друга, — добавил он не совсем уверенно. — И за здоровье красавиц, которые вдохновили нас накануне.
— Отличная идея! Давай! — с жаром поддержал менестреля Виллем таким тоном, словно бросал вызов пустой лестнице.
Подняв бокал, он провозгласил:
— За Жуглета, его отлично подвешенный язык и быстрый ум, ну и, конечно, за женщин! — и под одобрительное хмыканье Жуглета сделал большой глоток, затем протянул бокал менестрелю.
Жуглет взял бокал и заглянул внутрь: оловянный эмалированный сосуд был заполнен лишь на четверть, и то, что осталось, от энергичной тряски почти целиком превратилось в пену.
— За Виллема, чье копье побеждает мужчин днем, а женщин ночью!
Виллем, весьма польщенный, довольно ухмыльнулся, и Жуглет разошелся еще пуще.
— За Виллема, которого король за его благородство жаждет поцеловать в лоб, а дамы — во все остальные места!
И Жуглет единым махом выпил то, что еще оставалось в бокале. Правда, тут же закашлялся и половину выплюнул обратно.
Виллем взглянул в лицо друга и рассмеялся — нет, скорее, захихикал.
— У тебя наконец-то выросли приличные усы! — веселился он. — Настоящие усы из жидкого ячменя!
Жуглет попытался стереть пену, но Виллем, улыбаясь во весь рот, покачал головой. Их глаза нечаянно встретились. Жуглет, замерев, внезапно почувствовал, что не в состоянии отвести глаз от прекрасного исцарапанного лица, а Виллем разразился громовым хохотом.
— Эх ты, неуклюжий простофиля!
Он потянулся, чтобы стереть с верхней губы Жуглета пену. При этом на лице Виллема проступило выражение нежности. Жуглета словно пронзила молния: он понял, что подобного момента может больше никогда не случиться. Когда рука Виллема оказалась совсем близко, Жуглет схватил ее и начал очень нежно целовать костяшки пальцев, глядя рыцарю в глаза.
Виллем остолбенел.
Жуглет притянул его к себе, поднялся на носки и поцеловал прямо в губы.
Виллем, слишком пьяный, чтобы что-либо соображать, инстинктивно едва не ответил на поцелуй — так приятно было прикосновение этих мягких, влажных губ, — но внезапно с безумной ясностью осознал, кому они принадлежат. С расширенными глазами он отшатнулся и неловко закашлялся.
— Жуглет, прошу тебя, — забормотал он. — Если ты из любителей таких развлечений… — Не зная, как продолжить, он предпринял неловкую попытку пошутить: — Обратись к своему другу Николасу. Или найди какого-нибудь другого… оригинала.
Карие глаза Жуглета впились в лицо Виллема.
— У меня более чем достаточно возможностей предложить себя какому-нибудь… оригиналу. Я никогда этого не делаю.
Виллем покачал головой.
— В таком случае объясни свой… жест. Ты, должно быть, пьян.
— Да.
Абсолютно трезвый Жуглет вздохнул. В сгущающихся сумерках на нижнем лестничном пролете появилась старуха горничная и с ворчанием начала подниматься по неровным ступенькам.
— Наконец-то я достаточно пьян, чтобы откровенно признаться в своей противоестественной привязанности к тебе. Поверь, я ничего не планировал и даже не ожидал, что это случится. Я пришел сюда из Доля с образом твоей сестры в сердце. Но то, что я испытываю к тебе, не просто дружба. — Он перешел на шепот, чтобы не услышала приближающаяся служанка: — И мне кажется, Виллем, что наши чувства взаимны. Хотя я прекрасно знаю, что любой мужчина, оказавшийся на твоем месте, никогда в этом не признается. Поэтому прошу, избавь меня от боли и унижения: давай больше не будем встречаться наедине. Я и так уже у брата Павла на подозрении и не хочу, чтобы из-за моей слабости тень пала и на тебя. Ну вот, я сказал все.
Закончив свою речь, Жуглет скорчил гримасу и, пытаясь понять реакцию Виллема, впился взглядом в его лицо.
Пару секунд Виллем лишь стоял, разинув рот и не зная, что сказать, затем выхватил из рук Жуглета эмалированный кубок и, круто повернувшись, зашагал наверх. Там был маленький разводной мостик, который вел во внутренний двор и длиной не превышал трех шагов. Проходя по нему, Виллем на ходу разгневанно швырнул кубок вниз, даже не проводив его взглядом. Жуглет с печалью и облегчением наблюдал за действиями рыцаря.
Внезапно Виллем остановился. Затем — к нарастающей тревоге Жуглета — повернулся и двинулся по мостику обратно. Потом по лестнице. К Жуглету. Приблизившись почти вплотную, он в свете факелов впился взглядом в лицо менестреля.
— Ничего не понимаю, — просто и огорченно сказал он. — И мне не нравится, что я не понимаю. Но я скорее предпочту остаться здесь, с тобой, и чувствовать себя дураком, чем идти туда и слушать, как пьяные чужаки восхваляют меня.
Жуглет, от такого поворота событий окончательно потеряв голову, пробормотал не своим голосом:
— Ты приказываешь мне оставаться рядом с тобой, даже зная, что это для меня тяжело? Обрекаешь на жалкое существование?
Виллем покачал головой. Жуглет, пораженный внезапной нежностью во взгляде рыцаря, отпрянул. Виллем схватил музыканта за руку:
— Ты никогда не подталкивал меня к ошибкам и ни разу не попросил совершить поступка, о котором я жалел бы. Наверное, и в этом раскаиваться не стоит.
Жуглет тяжело вздохнул и с отчаянным усилием вырвался из хватки Виллема.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
Виллем робко кивнул.
— Нет, понимаю, Жуглет. Я не стал бы подавать тебе ложной надежды.
— Ты пьян. Ты говоришь так, потому что напился.
Жуглет, точно загнанный зверь, выискивающий возможность сбежать, попятился вверх по лестнице. Старуха служанка была уже почти рядом.
— Я не настолько пьян, чтобы не отвечать за свои слова, — возразил Виллем. — Все и так запуталось, не осложняй еще больше.
— Я… ты… нет! — вытаращив глаза, простонал Жуглет. — Послушай, включи свои мозги. Я знаю тебя, Виллем: ты говоришь не всерьез, даже если тебе кажется, что это не так. К завтрашнему утру ты протрезвеешь и проклянешь меня. Ты, сам того не понимая, издеваешься надо мной. Я не виню тебя за это, но ты совершаешь ошибку.
Нахмурившись, Виллем опять схватил Жуглета за рукав, на этот раз крепко.
— Ты же знаешь, я никогда ни над кем не издеваюсь. Нечего городить чушь.
Жуглет, упираясь, отчаянно придумывал, как бы отвлечь Виллема. Наконец его осенило: приложив определенные усилия, он ухитрился вызвать у себя рвоту и облевать кожаные сапоги Виллема.
Виллем резко отшвырнул менестреля и, окончательно разъярившись, попытался уклониться. При этом его самого чуть не вырвало.
— Эй, кто там! — окликнул он служанку, которая была уже в двух шагах. — Мои сапоги!
Старуха, недовольно ворча, склонилась над сапогами с тряпкой, от которой за версту несло пивом. Виллем тем временем опять переключился на Жуглета. Тот, красный как рак, стоял, прислонившись к стенке и скрестив на груди руки. Виллема передернуло. Он почувствовал себя ужасно глупо, отчего мгновенно рассвирепел.
— Ты играешь мной. Так же, как и всеми остальными. Что у тебя на уме, Жуглет? Я вижу тебя насквозь. Это цена, которую я должен заплатить за твою помощь?
— Ну да, разумеется, я хочу добиться от тебя противоестественного расположения, а потом, добившись своего, отказываю тебе. Знаешь, даже я не настолько извращен, Виллем, — упавшим голосом произнес Жуглет. — Все мое существо восстает против абсурдности этой ситуации. При дворе есть лишь три человека, которым император безусловно доверяет. Если выяснится, что двое из этих троих на пару обманывают его, он чрезвычайно огорчится. Нельзя допустить, чтобы такое случилось.
— Тогда зачем ты поцеловал…
Виллем заколебался, провожая взглядом старуху служанку, бредущую по мостику.
— Разумеется, чтобы отпугнуть тебя! — решительно ответил Жуглет. — То, что становится явным, не выносит яркого света и умирает.
После краткого замешательства Виллем с вызовом заявил:
— Тогда ты не достиг своей цели.
— Пиво, треволнения дня — от всего этого у тебя помутилось в голове, — гнул свое Жуглет. — Прошу тебя, вернись к собутыльникам. Может, эти нормальные, простые люди помогут тебе избавиться от своего бреда. Бьюсь об заклад, там найдется и дама, которая ждет не дождется, как бы утолить твою жажду!
Виллем несколько мгновений стоял, словно не веря своим Ушам. Когда он наконец обрел дар речи, в его голосе звучала ярость:
— Я говорил с тобой совершенно искренне, наплевав на все принципы, вложенные в меня воспитанием. А ты отделываешься общими фразами! В конце концов, именно ты сделал первый шаг!
— Я же сказал, только чтобы отпугнуть тебя. Для меня нужды его величества и твои…
— Ты лживый негодяй! — оборвал его Виллем, обиженный и сбитый с толку. Он отвернулся в сторону уходящих вверх ступеней, но потом резким движением повернул голову и посмотрел через плечо. — Все, что я здесь наговорил, было шуткой. Больше никогда и нигде не подходи ко мне на людях. Слышал?
Он тяжелой походкой двинулся вверх по лестнице. Оставшись в одиночестве, Жуглет пробормотал:
— Жуглет, тупица, хуже сделать было невозможно.
Наверху, в зале, Виллем до конца пира столь старательно избегал Жуглета, что не поднял кубка, даже когда тот предложил тост за нового героя. Никто не заметил возникшего между ними напряжения, потому что в зале не осталось ни одного трезвого. Разве что Маркус, но тому было не до чужих проблем.
«Ничего хорошего из этого не получится», — отчаянно думал Жуглет. Выдумав какой-то жалкий предлог, он выскользнул из зала и спустился во двор. Развязать этот узел можно было лишь одним способом, но Жуглет отдал бы почти все на свете, лишь бы к этому способу не прибегать.
Когда пир закончился и остатки празднества убрали, Маркус предпринял еще одну попытку сбежать. Но ему помешали повар, мясник и королевский конюший — все они жаждали продемонстрировать, с каким усердием трудились в этот замечательный праздничный день. И конечно, никто не пришел с новостью, что графского посыльного, беднягу, убило молнией. Затем Конрад сообщил ему, что Виллем из Доля, великий рыцарь, проведет ночь в качестве почетного гостя в самой маленькой из трех королевских комнат. В связи с чем Маркусу надлежит незамедлительно проследить, чтобы молодой красавец, идеальный герой Виллем был обеспечен удобной кроватью. Кроме того, нужно предоставить его оруженосцу Эрику бинты, бальзамы и все необходимое для обработки ран рыцаря. Маркус хотел возложить это конкретное поручение на кого-нибудь из своих подчиненных, но потом вспомнил, что все подчиненные, в соответствии с замыслом Конрада, разосланы с целью заплатить выкупы, дабы утереть нос королю Франции. Он с мучительной тоской думал о письме, которое неминуемо движется на юг и очень скоро навеки разлучит его с Имоджин. Окончательно пав духом, он громкой руганью разбудил пажей: пусть помогают обустраивать человека, в чьих объятиях скоро окажется его возлюбленная.
Едва Виллем расположился в покоях Конрада, перед дверью возник его верный друг Жуглет и сказал, что хочет переговорить с рыцарем наедине. Паж Виллема, привыкший к неожиданным визитам Жуглета, удалился на кухню, весьма довольный таким поворотом дела: там можно было на свободе полакомиться остатками пиршественных яств.
Прошло несколько секунд, прежде чем Жуглет собрался с духом и постучал.
— Войдите, — приглушенно прозвучало изнутри.
Жуглет открыл дверь, но, зная, с кем имеет дело, остановился на пороге.
— Не смей входить! — бросил Виллем, но быстро взял себя в руки. — Что тебе надо? Я не желаю с тобой разговаривать.
Жуглет осторожно вошел. Видя, что Виллем не возражает, он закрыл дверь, повернул ключ в замке, пересек комнату и скромно присел напротив рыцаря, у камина. Виллем полулежал в неловкой позе на расставленной для него походной постели. Под плечи он подложил шерстяное одеяло, а ноги опустил в таз с раствором минеральных солей. Он благоухал мазями и бальзамами, которыми Эрик усердно натер своего наставника.
— Конрад любит нас обоих, — тихо начал Жуглет. — Он хочет, чтобы мы оба были при дворе. Но если я проведу еще один такой вечер, как сегодня, то умру от несварения желудка.
— Мои сапоги пострадали больше твоего проклятого желудка, — пробормотал Виллем.
Он закинул руки за голову, глядя на узорчатый потолок, и положил примочку на глаз. «Жаль, что я уже протрезвел», — подумалось ему.
— До рассвета мы должны достигнуть взаимопонимания, или один из нас покинет дворец.
— Ты что, угрожаешь мне? — взорвался Виллем. — Пытаешься меня запугать? Император выделил мне свою собственную комнату, а ты спишь на полу с его собаками — и это после семилетней службы! Я только что победил в турнире — и, заметь, в его шлеме!
— Я надел этот шлем тебе на голову, и я же могу его снять, — предостерегающе сказал Жуглет. — Вместе с твоей красивой головой, если понадобится. Не стоит почивать на только что обретенных лаврах, Виллем. История моих отношений с Конрадом длиннее твоей, и я умею играть в политические игры, для которых ты слишком наивен. Эту комнату тебе дали по моей подсказке. Так что лучше помирись со мной, или не пройдет и недели, как окажешься на дороге в Доль. Я желаю тебе всего хорошего — но не за счет собственного блага. Это понятно?
Виллем, по-прежнему не отрывая взгляда от потолка и неловко возясь с примочкой, наконец кивнул с кислым видом.
Жуглет сбавил тон.
— Я не ожидал, что сегодня так получится. Но… — Тяжкий вздох. — Что ж. Наверное, надо это преодолеть. Виллем, сегодня вечером, на лестнице, мы друг друга не поняли…
— То есть ты хочешь сказать, что не планировал всего этого? — спросил Виллем, радуясь тому, что можно не смотреть Жуглету в лицо.
— Разумеется, не планировал. Но я хочу объяснить свое поведение.
Последовала долгая пауза. Виллем осторожно снял с глаза примочку, потом, подумав, приложил другую. Эти примочки нужны были ему как повод, чтобы не садиться прямо и не видеть Жуглета.
— Что ж, говори, если есть что сказать, — произнес он надтреснутым голосом.
Жуглет, подбирая слова, надолго умолк. Наконец, так и не найдя подходящих, махнул на это рукой и начал:
— Вообрази, что обстоятельства, вызвавшие нашу беседу, были… немного другие. Представь себе, например, что это сделал не я, а другой рыцарь — или, к примеру, женщина…
— Рыцарь так никогда не поступил бы. А если бы это была женщина, значит, она шлюха, — оборвал его Виллем.
Жуглет сжал челюсти.
— Представь, что так повела себя благородная дама, к которой ты относился бы так же, как относишься ко мне.
— Жуглет, что за нелепая идея! — нетерпеливо выпалил в потолок Виллем. — Ты же не женщина. В этом мире женщина никогда не достигла бы того, чего достиг ты.
— Это правда, — согласился менестрель. И добавил с горечью: — Очень веская причина, почему я никак не могу быть женщиной, да?
Свободный глаз Виллема удивленно заморгал.
— К чему ты клонишь?
Жуглет, набрав в грудь побольше воздуха, произнес так, словно каждое слово давалось ему с великим трудом:
— Даже если бы меня угораздило родиться женщиной?
Несколько мгновений рыцарь продолжал лежать, прислонившись к стене, потом резким движением отшвырнул примочку и сел. Он не отрываясь смотрел на Жуглета. Тот отвечал ему умоляющим взглядом — очевидно, переживая не меньше Виллема.
У рыцаря засосало под ложечкой.
— О чем ты?
Однако когда настал момент сказать все как есть, у Жуглета не хватило духу.
— Не могу… Не хочу… Господи боже, мне казалось, я смогу сделать это по-умному, — взволнованно забормотал он. Потом добавил более спокойно: — Я не хотел ничего такого делать, Виллем, все произошло против моего желания. Ты сам подтолкнул меня к этому. И все же пусть так, чем если ты полностью порвешь наши отношения и тем самым сделаешь пребывание при дворе невозможным для нас обоих.
— О чем ты? — повторил Виллем немного более твердо. Он стал выжимать примочку, а когда с нее закапало, с отвращением отшвырнул прочь.
— Я ничего не говорил, — окончательно разнервничался Жуглет. Его взгляд заметался по комнате. — Ты не можешь утверждать, будто я что-то говорил.
— Я ничего не собираюсь утверждать. Просто скажи мне ясно и просто, чего именно ты не говорил! — с внезапной горячностью прокричал Виллем.
С трудом поднявшись на затекших ногах, он сделал неверный шаг вперед, выхватил из-за пояса нож и ткнул им в Жуглета, который невольно отшатнулся.
— Раздевайся, — хрипло приказал он. Жуглет со страхом смотрел на нож.
— Если я разденусь под угрозой ножа и выяснится, что я женщина, это можно рассматривать как изнасилование.
Виллем нетерпеливо махнул ножом.
— А если оголишься под угрозой ножа и выяснится, что ты мужчина, будет ненамного лучше. Так что не вынуждай меня заставлять тебя! — Пауза. И потом, почти беззвучно и испуганно: — Или это тоже будет считаться изнасилованием?
Ответа не было. Оба молча смотрели друг на друга. Виллем с ворчанием отшвырнул нож.
— Я никогда не совершал ошибок, — пробормотал менестрель тоном, в котором звучали и извинение, и упрек себе. — И нет оправдания тому, что дело дошло до этого.
— Снимай тунику и рубашку. — Виллем прикрыл глаза рукой. — Или не снимай, — добавил он, не отнимая ладони от глаз. — Но если не желаешь быть со мной честным, то уходи и больше не возвращайся, никогда.
Наступила тишина. Долго оба ничего не говорили, не двигались и не смотрели друг на друга.
Наконец Жуглет удостоверился, что обе двери комнаты заперты изнутри. Дрожащими руками снял пояс, тунику, рубашку и произнес еле слышным шепотом:
— Ну так смотри.
Виллем не сразу открыл глаза. А когда открыл, ему понадобилось приложить руку ко рту, чтобы заглушить восклицание. Одетая лишь в нелепо большие мужские штаны, перед ним стояла тоненькая гибкая женщина. Ее маленькие груди были полностью обнажены. У этой женщины было лицо его друга, но улыбалась она с робостью, Жуглету совершенно не свойственной. Черты лица, которым, на взгляд Виллема, всегда не хватало мужественности, сейчас выглядели не в полной мере женственными.
— Моя жизнь теперь в твоих руках, — тихо произнесла Жуглет и с хмурой полуулыбкой добавила: — Виллем, у тебя челюсть отвисла.
Рыцарь резко закрыл рот, постоял, стараясь прийти в себя, потом походил по комнате, разглядывая это новое непонятное существо под всеми возможными углами зрения.
— Кто ты? — произнес он хрипло, когда дар речи вернулся к нему.
— Мне казалось, мы это уже выяснили. — Жуглет попыталась рассмеяться, но у нее не получилось. — Или ты хочешь, чтобы я сняла штаны?
— Ты знатная дама? Крестьянка?
— Менестрель.
— Ты стоишь голая у моей постели, — произнес он, как будто говоря о чем-то абсолютно невообразимом.
— Нет. — Дрожащими пальцами Жуглет развязала шнурки штанов, предоставила им упасть на пол и аккуратно перешагнула через них. Виллем только и мог, что в полном остолбенении смотреть. — Вот теперь я действительно стою голая возле твоей постели.
— Ты шлюха? — быстро спросил он.
На ее лице выступила краска гнева, но потом она рассмеялась.
— Нет, я менестрель и твой друг Жуглет. Не делай поспешных выводов.
Виллем немного пришел в себя.
— После такого обмана я имею права делать что угодно!
— Потише! Если уж на то пошло, ты сам обманывался, — отпарировала Жуглет. — Я когда-нибудь утверждала, что я мужчина? Я ни разу не солгала насчет своего пола. А сейчас я надеялась, что моя откровенность принесет тебе облегчение. И подумала, что… — Она замялась. — Подумала, что ты меня обнимешь.
— Я не могу тебя обнять, — слегка шокированный, отозвался Виллем. — Ты… ты женщина, которая стоит голая у моей постели.
— Ты предпочитаешь, чтобы я оделась?
— Нет, — произнес он так поспешно, что она, несмотря на все страхи, откинула голову и от души расхохоталась.
Этот смех был столь характерным для Жуглета, что у Виллема закружилась голова — так трудно было увязать хорошо знакомый смех с тем фактом, что он исходит из уст женщины.
— Тогда, может, я сяду?
Он торопливо окинул взглядом комнату, словно внезапно устыдившись ее холостяцкого состояния, явившегося результатом деятельности Эрика.
— Я… подожди, я найду тебе местечко поудобнее, — забормотал он и нагнулся, чтобы подобрать упавшее на пол одеяло.
— О, ради всего святого! — Жуглет потянулась за туникой. — Надену-ка я пока это, в надежде, что потом ты наконец придешь в себя.
Она натянула тунику, но не стала подпоясываться, предоставив ей свободно свисать.
Виллем застыл на месте, не сводя взгляда с одеяла в своих руках. С чего это вдруг ему захотелось его подобрать? Швырнув одеяло на пол, он пристально посмотрел на Жуглет.
— А Линор знает? — спросил он. — Вы, сговорившись за моей спиной, разыгрывали из меня дурака?
Жуглет поспешила успокоить его.
— Линор я никогда ничего не говорила. И из тебя дурака тоже не делала, Виллем. Может, я сама была дурой, а ты стал жертвой моей глупости. Это вовсе не одно и то же.
Он опять смерил ее долгим, скептическим взглядом. Она стояла покорно, опустив руки и высоко подняв голову, что дало ему возможность как следует рассмотреть неожиданно ставшее таким чужим лицо.
— Но зачем? — наконец нарушил молчание он.
— Зачем жить под личиной мужчины? — переспросила она, сопровождая свои слова характерным для Жуглета пожатием плечами. — А если нет, то каковы, по-твоему, были бы мои перспективы?
— Я имел в виду — зачем тебе понадобился я? Зачем ты сделала так, чтобы я оказался здесь?
— Чтобы мой самый дорогой друг был рядом со мной, там, где мы оба можем благоденствовать, — ответила Жуглет. — Что бы ты обо мне ни думал, Виллем, в этом, прошу тебя, поверь моему слову.
По Виллему, однако, было видно, что он не склонен ей верить.
— А еще какие причины? — осведомился он. На ее лице появилось беззащитное выражение.
— Только те, которые напрашиваются сами собой! Я надеялась, что нам удастся поспособствовать продвижению твоей сестры, которая очень мне дорога, хотя мой флирт с ней и был просто игрой. Я надеялась принести пользу императору, потому что ему выгодно иметь при дворе таких людей, как Линор и ты. И еще я думала, что мы — ты и я — прекрасно проведем тут время. Так ведь и было. Клянусь, я не хотела, чтобы случилось все это.
Пауза. Жуглет осторожно, на шаг, приблизилась к Виллему.
— Но это произошло, и, кажется… я надеюсь… что мне не придется об этом пожалеть. Если не пожалеешь ты.
Неуверенно улыбаясь, она придвинулась ближе еще на шаг. Ее близость вызывала в нем чувство тревоги. Резко попятившись, Виллем ударился о кровать и пошатнулся.
— У меня нет никакого желания спать с тобой, — неловко, почти беспомощно произнес он.
— Неужели? Когда ты принимал меня за юношу, то не был так категоричен в своих суждениях.
Виллем замялся.
— Ты казался мне привлекательным молодым человеком. Не хочу тебя обижать, но в качестве молодой женщины ты вовсе не так хороша.
Жуглет рассмеялась.
— У меня то же лицо! — и добавила подчеркнуто: — Лицо твоего друга.
Она сделала еще шаг в сторону Виллема. Тот опять попятился.
— Ты ведь не девственница? — спросил он полным отчаяния тоном, словно защищаясь неизвестно от чего.
— Виллем!
Жуглет вконец потеряла терпение.
— И ты не проститутка, не замужем и не…
— Ты тоже не проститутка, и не женат, и не девственник, — подчеркивая каждое слово, отпарировала Жуглет.
— Я мужчина!
— На это ценное наблюдение можно найти массу остроумных ответов, но я воздержусь. Нет, Виллем, я не девственница. Но, — добавила Жуглет мягче, — я всю жизнь в одиночку борюсь с миром, у меня никогда не было ни друзей, ни близких. Ты единственный мужчина, которому я полностью открылась, и ты первый… — На ее лице возникло выражение тревоги, как будто она боялась высказаться чересчур откровенно. — Первый, объятия которого могли бы стать чем-то большим, чем просто случайная встреча.
Она осмелилась приблизиться еще на пядь.
— Ясно. Значит, ты шлюха.
Чувствовалось, что убедить Виллема ей не удалось.
— За эти слова тебе стоило бы поставить еще один фонарь под глаз.
Вспылив, она подхватила с пола штаны, дрожащими от ярости руками напялила их и не сразу смогла затянуть шнурки.
— Я не шлюха, Виллем. Я человек. А людям, как известно, свойственны естественные потребности. Еще совсем недавно мои желания вовсе не вызывали твое неодобрение, и иногда — иногда — я находила способ удовлетворять их. И было бы не здорово, если бы я этого не делала. Не требуй от меня, чтобы я была пассивной и чистой, как утренняя роса, до того момента, как окажусь в твоих объятиях — а в них внезапно оживу! Я всегда живая, Виллем, и это тебе всегда во мне нравилось.
Подвязав наконец штаны, она поискала глазами пояс и кошель. Виллем увидел их раньше и поднял с усыпанного тростником пола.
— Ты только что потрясла меня до глубины души, за всю мою жизнь я ничего подобного не испытывал… и имею право быть немного не в себе, — с упреком произнес он.
Жуглет тут же вскинула руки, показывая, что понимает.
— Признаю за тобой это право, — сказала она с легким смешком. — Ты сам меня изрядно шокировал, когда вернулся там, на лестнице. А я-то решила, что мне удалось тебя отпугнуть. Уж кем-кем, а содомитом я тебя никак не считала.
— Я и сам так думал! Ты недооценила свои чары, — нахмурившись, произнес Виллем.
— Я недооценила тебя, — улыбнулась Жуглет.
Последовал момент неловкого молчания. Жуглет почти умоляюще смотрела на пояс и кошелек в большой руке Виллема.
— Мой пояс, пожалуйста, — наконец сказала она как можно небрежнее.
Виллем посмотрел на то, что держал в руке.
— Так что там у тебя? — Он похлопал по кошельку. — Ведь не травы же, чтобы сохранить мальчишеский дискант?
— Если тебе так уж непременно надо знать, — недовольным тоном ответила Жуглет, — то, кроме всего прочего, там пузырек с составом, благодаря которому то, что бывает у женщин, у меня короче и протекает не так болезненно. И еще другой пузырек, подарок Жанетты, чтобы не заводились маленькие Жуглеты…
— Господи боже!
Виллем торопливо сунул ей кошель.
Привязав его к поясу, она приблизилась к Виллему. На этот раз он не отпрянул. Девушка осторожно протянула руку и дотронулась до его лица. Почувствовав прикосновение таких знакомых пальцев, он быстро, взволнованно задышал.
Этот ее жест что-то в нем расшевелил. Схватив Жуглет за запястье, он с силой его выкрутил, и ей пришлось развернуться, чтобы не сломалась кость.
— Виллем!
— Ты жалкая обманщица, — прошипел он.
— Рука… ради бога, Виллем! — задыхаясь от боли, воскликнула она.
— Извинись за обман, — сверля ее негодующим взглядом, потребовал он.
— Я придумала все это совсем не для того, чтобы обманывать тебя, я… А-а!
Он еще сильнее выкрутил ей руку.
— Перестань, Виллем, хватит! Ты — рыцарь и не должен причинять боль женщине…
— Я причиняю боль обманщице, — сердито поправил он, но руку выпустил.
Прижав пострадавшую кисть к груди, она стала поглаживать ее другой рукой, пятясь назад, пока не оказалась в дальнем углу комнаты.
Отвернувшись, рыцарь смотрел на огонь в камине.
— Убирайся, — с отвращением произнес он и сел, издав тяжкий, по причине многих ушибов и ссадин, вздох.
— Ты ведь это не всерьез.
— Ну конечно всерьез! — взорвался Виллем и отвернулся от камина. — Я-то всегда искренен и никогда не лгу.
— Я тоже.
— Да ты само воплощение обмана! Я не могу тебя больше видеть, ты украла у меня лучшего друга!
— Я и есть твой лучший друг, — возразила Жуглет.
Виллем неумолимо покачал головой.
— Нет. Мой друг — не какая-то там лгунья.
— Это правда, она не… я ни разу не произнесла ни слова лжи по поводу моего…
— Мой друг вообще не женщина! — яростно заявил Виллем, едва сдерживаясь, чтобы не закричать.
— Нет, женщина, — тихо и разгневанно произнесла Жуглет. — И тебе предстоит выбрать, сохранить нашу дружбу или предать ее забвению.
— Я сделаю выбор, как только ты признаешься, что намеренно вводила меня в заблуждение, — воскликнул Виллем. — Ложь, основанная на умолчании, все равно остается ложью. Меня оскорбляет, что ты скрывала от меня такую вещь. Это преступление против дружбы.
— И когда мне следовало тебе во всем признаться? — спросила Жуглет и вышла из угла на свет.
Виллем не сразу нашелся.
— В тот самый момент, когда у тебя впервые зародились нечистые мысли насчет меня.
Она рассмеялась.
— В тот момент как раз более всего нужно было скрывать правду, — указала она. — Я женщина пылкая, Виллем, я…
— Не говори мне этого! — В отчаянии он с такой силой замотал головой, будто хотел вытрясти ее слова из памяти. Он встал и подошел к двери. — Уходи. Я не хочу тебя видеть.
Внезапно ее охватил такой страх, что она побледнела.
— Открыв тебе правду, я подвергла себя опасности. Если Конраду или кому-то еще…
— Я не выдам твою жалкую тайну, — заверил он, глядя на пол у ее ног. — За кого ты меня принимаешь? Но прошу тебя, ради бога, уходи сейчас же, пока я еще не пришел в себя.
— Так мы друзья?
— Задай этот вопрос завтра, — отмахнулся Виллем, по-прежнему не отрывая взгляда от пола.
Сейчас, когда она опять оделась, он не мог заставить себя на нее посмотреть: он не хотел смотреть на Жуглета и видеть женское лицо.
— Уходи.
Прошло некоторое время. Не в силах успокоиться, Виллем яростно вышагивал по пустым сейчас комнатам Конрада. Собаки провожали его подозрительными взглядами, а сокол Шарите встревоженно вскрикивал на своей подставке. Со двора донеслись музыкальные трели менестреля — ими она словно бросала вызов нестройным пьяным крикам, несущимся из большого зала. Ну конечно же, это женский голос, сейчас он это ясно слышал, — низкий, хрипловатый альт, не нежное сопрано, как у Линор, но все же без басовых нот. Эрик, ужасно фальшивя, пьяно подпевал, потом к ним присоединились и другие голоса, которые Виллем не узнал. Послышался смех, а затем единственным звуком, нарушавшим тишину, стала наигрываемая на арфе взволнованная мелодия, льющаяся из окон большого зала.
Он вернулся обратно в отведенную ему комнату, чувствуя себя так, словно вот-вот сойдет с ума. Наконец, поборов импульс вылезти из окна и сбежать, карабкаясь по стене, он вышел через ту же дверь, через которую выставил Жуглет, и оказался на лестнице во внутренний двор. В небе ярко сиял месяц. Во дворе, все еще озаренном светом факелов, пахло пролитым пивом, холодным камнем и отчасти рвотой.
Эрик — с женщиной на коленях — пристроился на одной из нижних ступенек. Поглядев через плечо и узнав Виллема, он улыбнулся и окликнул его громким шепотом:
— Кузен! — Чувствовалось, что он очень пьян и рад видеть Виллема. — Иди сюда, выпей со мной! Его величество вызвал эту малышку, чтобы развлечь героя турнира, но ты заперся, так что я занялся ею сам. Если ты в настроении, у нее осталось еще немало сил… там, за кухней, есть подходящий закуток.
Женщина захихикала; издаваемые ею звуки напоминали мурлыканье.
— О боже, — тихо, с плохо скрываемым отвращением откликнулся Виллем. — Нет, этого не надо, но я выпью с тобой. Удивительно, что нас все еще обслуживают, ведь сейчас, должно быть, уже за полночь.
— Ради победителя они даже и не думают спать! — с пафосом заявил Эрик и кивнул в сторону кухни, где в самом деле горел свет.
Спустившись по ступенькам, Виллем пристроился рядом с Эриком и его мурлыкающей приятельницей — и тут узнал ее.
— Ты подруга Жуглета, — тоном обвинения заявил он.
Жанетта улыбнулась пьяной улыбкой.
— Я со всеми дружу.
— Мне она точно друг, — довольно вставил Эрик и внезапно зевнул во весь рот. — А какие познания я сегодня приобрел во французском!
— Где Жуглет? — спросил Виллем.
— Вы что, поссорились? — По голосу Эрика чувствовалось, что он вот-вот заснет. — После вашего разговора он вышел от тебя словно не в себе.
— Где Жуглет? — повторил Виллем, адресуя вопрос Жанетте.
Она пожала плечами.
— Полагаю, он вернулся в зал.
От этих слов Виллема захлестнуло такой волной необъяснимой ярости, что он вынужден был сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем обрел способность более-менее спокойно говорить. Окинув двор взглядом и удостоверившись, что их никто не слышит, он раздраженно прошептал:
— Так ты говоришь, он вернулся?
Эрик не испытывал никакого интереса к их беседе. Жанетта же, напротив, выпрямилась, широко распахнула глаза и в упор посмотрела на Виллема.
— Ах вот оно что, — тихо произнесла она. — Догадываюсь, из-за чего вы поссорились.
— Мы не поссорились. Мы разошлись во мнениях, как это случается у благородных рыцарей, — ехидно поправил ее Виллем.
Жанетта внимательно вгляделась в его лицо и осталась, по-видимому, недовольна результатами. Казалось, она хотела что-то сказать Виллему, но вдруг демонстративно повернулась к Эрику.
— Мой господин, — проворковала она, ласково щекоча его по подбородку и тем самым возвращая к реальности. — Если расстроенная женщина доверяется рыцарю, а он без всякой на то причины вышвыривает ее прочь, это рыцарское поведение или нет?
Эрик, угрюмо сосредоточившись, погрузился в изучение проблемы, а также груди Жанетты. Виллем спросил деревянным голосом:
— А что, если она вовсе не в расстройстве? Что, если она просто лжет?
По-прежнему глядя на Эрика, Жанетта тихо ответила:
— А что, если она лжет как раз потому, что расстроена?
— Все ложь, — фыркнул Виллем. — Редко кто так ловко управляет своей жизнью — да что там, жизнями многих.
— И это тебя задевает? — неожиданно сурово, глядя ему прямо в глаза, спросила Жанетта. — Для тебя невыносимо, что она так преуспела? Нападая на нее за двоедушие, не забудь упрекнуть и в том, что она привела тебя сюда и в одночасье сделала героем.
Виллем едва не задохнулся — до такой степени неожиданной показалось ему эта отповедь от кого-то настолько ниже него по статусу. Эрик, пьяный до бесчувствия, спал, прижавшись щекой к груди Жанетты.
— Будь я таким же, как другие, ты дорого бы заплатила за то, что говоришь со мной в таком тоне, — с трудом сдерживая гнев, сказал Виллем.
— Будь ты такой же, как другие, женская сила ужасала бы тебя, — спокойно ответила Жанетта. — Ты вышвырнул бы вон самую достойную из нас за то, что она осмелилась бросить вызов твоим ожиданиям. По счастью, ты не такой.
Бережно сняв голову Эрика со своей груди, она пристроила его обмякшее тело на ступеньках. Юноша слегка всхрапнул и начал издавать звуки, вероятно казавшиеся его одурманенному сознанию внятной речью, но потом опять умолк.
Жанетта двинулась прочь от лестницы, однако Виллем удержал ее, схватив за запястье. Она рванулась и посмотрела на свою руку, потом перевела взгляд на него.
— Так чем она расстроена? — спросил он. Жанетта презрительно вздернула подбородок.
— Если ты этого не знаешь, то и не заслуживаешь, чтобы знать. — Она освободилась от хватки Виллема. — В особенности потому, что ответ у тебя под самым носом.
Потом извинилась и ушла. Арфа смолкла. Конрад наконец вернулся в свои покои. Замок уснул. Глядя поверх стен Кенигсбурга в темное небо, Виллем обдумывал слова Жанетты, вслушиваясь в биение собственного сердца.
В бледном свете луны, устремившись наконец-то на юг в безумной надежде остановить надвигающееся бедствие, Маркус пришпорил коня, заставив его перейти в галоп, слишком охваченный отчаянием, чтобы беспокоиться о том, что оба они рискуют сломать себе шеи.
