Бланш и Мелани, старшим из детей Маго д'Аркей и Франсуа де Вивре, исполнилось уже по тринадцать лет, но их невозможно было принять за близняшек, настолько разными они казались и внешне, и по возрасту. Мелани была уже очаровательной женщиной, с наметившейся грудью, длинными темными волосами и фиолетовыми глазами. Бланш, напротив, казалась еще совсем ребенком, с хорошенькими светлыми кудряшками, пухленькими щечками и ручками.

Что касается младшего, одиннадцатилетнего Адама, трудно было представить себе более красивого мальчика. Он был изящен, прекрасно сложен, с ангельским личиком, голубыми глазами и светлыми вьющимися волосами.

Все трое воспитывались вместе с отпрысками простых слуг во дворце Сент-Поль, поэтому вечером в Великий четверг 1407 года просто онемели от удивления, увидев, как к ним направляется величественная дама в блестящем зеленом платье, отделанном драгоценностями и жемчугом. Она произнесла одно лишь слово:

— Идемте!

Следуя за ней, дети прошли через весь дворец и оказались в комнате, где сидела еще одна знатная дама, темноволосая, с матовой кожей и в еще более богатом платье. Было ей лет сорок, она уже начинала полнеть, что придавало ей пышный, цветущий вид.

Вошедшая с детьми женщина почтительно поклонилась:

— Вот они, ваше величество.

«Ваше величество»! Дети бросились на колени. Перед ними стояла сама королева Франции! Они находились в апартаментах самой королевы Франции! Они дрожали так сильно, что Изабо не могла не заметить этого. Она ободряюще улыбнулась.

— Не бойтесь. Вот ваша мать.

Мелани, Бланш и Адам испытали новое потрясение, еще более сильное, чем предыдущее. В самом деле, в комнате находилась третья женщина, которую они сразу не заметили, ослепленные присутствием королевы.

Это была нищенка, одетая в лохмотья, которые когда-то были приличным платьем. Но очевидная бедность никак не отразилась на ее внешности. Видно было, что это необыкновенно красивая женщина. Жалкое обличье нищенки придавало ее красоте дикое, неистовое очарование. Она была высокой. Черные волосы ниспадали ниже спины, а глаза полыхали фиолетовым огнем. Ее сходство с Мелани было поразительным.

Она приблизилась к детям, которые отпрянули в страхе. Им же говорили, что их мать умерла! Что это за призрак?

Между тем призрак заговорил голосом глубоким, даже суровым:

— Я — ваша мать, Маго д'Аркей. Подойдите ко мне!

Все трое повиновались, словно под гипнозом, и Маго заключила их в объятия.

Вот уже семь лет ждала она этого мгновения. Семь лет она скрывалась, скиталась по всей Франции, страшась ареста и эшафота. И внезапно поняла, что ждать более не в силах. Ей нужны были дети, которых она родила от Франсуа де Вивре и которые, как было ей известно, воспитывались во дворце Сент-Поль.

Прибыв в Париж и чудесным образом избежав всех опасностей, она дождалась Великого четверга. Это был единственный день, когда дворец открывали для публики: король по традиции омывал ноги несчастных из толпы. Карла VI, страдающего очередным приступом безумия, сопровождала Одетта де Шандивер, и королева находилась у себя в комнате одна.

Маго проникла к бывшей подруге, и ей не составило особого труда убедить королеву. Изабо по-прежнему испытывала слабость к своей любимице. Она согласилась вернуть ей детей.

Маго решила отвести их в Прованс, на иностранную территорию. Чтобы в полной безопасности пересечь Францию, она собиралась переодеть себя и детей в прокаженных. Изабо Баварская повелела Ингрид, своей камеристке, найти необходимую одежду, а затем отыскать детей. Тем временем она вручила Маго набитый золотом кошелек, чтобы они смогли обосноваться в Ницце, далеком от столицы городе, где никто бы их не потревожил.

Маго д'Аркей по-прежнему прижимала к себе сына и дочерей. Все четверо молчали, столь велико было их волнение. Изабо первая нарушила молчание, попросив Ингрид всех увести, но неожиданно последняя обратилась с просьбой:

— Позвольте мне взглянуть на ладони девушек, ваше величество. Эти двойняшки особенные.

— Что же в них такого особенного?

— Они родились вместе, но их судьбы не похожи.

Изабо дала согласие и уточнила специально для Маго:

— Ингрид — предсказательница.

Ингрид взяла руки Бланш и Мелани и стала внимательно их рассматривать. Казалось, чем больше она глядит на них, тем сильнее становится ее волнение. Наконец, предсказательница подняла голову и медленно произнесла голосом одновременно далеким и проникновенным:

— Все, что светленькая познает в счастье, темненькая познает в горе. Они пойдут разными путями, и судьбы их будут похожими, но все же различными.

После этих странных слов все ощутили странное беспокойство. И только Маго не обратила на них никакого внимания. Посреди комнаты стоял стол с остатками трапезы. Пользуясь тем, что на нее никто не смотрит, она схватила куриную ножку и быстро спрятала ее под своими лохмотьями. Присутствие в такой день на столе этой запрещенной еды нисколько ее не удивило. Маго знала, что Изабо, любящая вкусно поесть, далеко не всегда соблюдает положенный пост.

Пора было уходить. День близился к концу, и вскоре в дверь постучали. Изабо несколько раз повторила, что не хочет, чтобы ее беспокоили, но долго оставаться взаперти она не могла. Она торопливо попрощалась с Маго, и мать с детьми покинули дворец в сопровождении и под защитой Ингрид.

Камеристка буквально следовала инструкциям, полученным от госпожи. В какой-то хижине, в нескольких минутах ходьбы от дворца, уже были приготовлены четыре одеяния прокаженных: плащи с капюшоном из грубой шерстяной ткани и трещотки. Маго надела все это и приказала надеть своим детям, которые молча повиновались. Затем они вышли и отправились в путь, оставляя за собой пустоту. Когда они проходили Папскую заставу, сзади застучала колотушка сторожа.

***

Маго с детьми остановились на ночлег недалеко от Парижа и рано утром снова пустились в дорогу. Народу им встречалось немного: в этот день, Страстную пятницу, люди оставались у себя дома, совершая вечерние молитвы. Они прошли деревню Вильнев-Сен-Жорж, когда часа в три пополудни со всех окрестных колоколен раздался похоронный звон. Мелани опустилась на колени. Маго окликнула ее:

— Что ты делаешь?

— Я молюсь, мама.

— Встань!

Мелани повиновалась лишь после того, как мать несколько раз повторила приказание. Тогда Маго вытащила спрятанную накануне куриную ногу и протянула ее детям.

— Ешьте!

Мелани в ужасе отпрянула. Бланш не смогла сдержать гримасы отвращения. Только Адам не двигался. Мелани, опомнившись первая, заговорила дрожащим голосом:

— Но, мама, сегодня же Страстная пятница!

— Вот именно!

— В этот час как раз распяли Христа!

— Именно! Я — язычница, а вы — мои дети! Вы тоже должны стать язычниками!

Она поднесла куриную ногу ко рту, с видимым удовольствием откусила и проглотила кусок, затем вновь протянула детям.

— Ешьте!

Дочери оказались ближе к ней, чем Адам. Мелани дрожала от головы до пят, ее фиалковые глаза выражали ужас, Бланш казалась скорее недовольной, чем напуганной. Адам живо отодвинул сестер:

— Вы язычница? Как же это возможно?

— Я родилась в стране язычников, в Пруссии. Однажды в нашу деревню ворвались крестоносцы. Они убили всех: моего отца, мать, братьев, сестер. Мне удалось избежать смерти, потому что я была еще слишком мала. Затем христиане поместили меня в монастырь. Я притворялась христианкой, но сердце мое по-прежнему отдано язычеству.

— Мое — тоже!

Адам схватил кусок курицы и проглотил большой кусок. Невыразимая радость овладела Маго. Была она такой яркой, такой огромной, эта радость, что женщина вся тряслась от возбуждения. Сбылась самая ее заветная мечта: хотя бы один из ее детей оказался похож на нее! Она спасена!.. И она отобрала у Адама кусок курицы. Не следовало забывать и дочерей.

— Теперь вы.

Обе девочки отказались: Бланш — с досадой, Мелани — с отчаянием.

— Ешьте, я приказываю.

Бланш нехотя взяла мясо.

— Коль скоро это приказ, значит, грех лежит на вас.

Она тяжело вздохнула и недовольно повиновалась, скривившись, как будто проглотила что-то очень горькое. Настала очередь Мелани. Но напрасно Маго настаивала, кричала, топала ногами, хватала дочь за длинные черные волосы и пыталась силой запихнуть ей в рот кусок: девочка сжимала зубы, отбивалась руками и ногами. Наконец, Маго отказалась от своих намерений и сама доела курицу.

Она обернулась к сыну. Адам оставался невозмутимо спокойным, и было ясно видно, что происходящее забавляет его: голубые глаза мальчика смеялись. Затем Маго взглянула на Мелани: та следила за матерью взором испуганного животного. Маго сделала странное наблюдение: сын унаследовал обличье отца и душу матери, а девочка, напротив, — внешность матери и душу отца.

Приблизившись к Маго, Адам неожиданно спросил:

— Кто наш отец?

Маго д'Аркей никогда не произносила имени Франсуа де Вивре в присутствии детей. И для этого у нее имелись веские причины.

— Я вам этого не скажу.

— Он умер?

— Не знаю.

Теперь взволнованным голосом заговорила Бланш. Казалось, она уже забыла о недавнем эпизоде с курицей.

— Я уверена, что это благородный господин. Наверное, он рыцарь!

Маго решила удовлетворить ее любопытство.

— Да, это рыцарь.

Она увидела, что лицо Адама внезапно сделалось жестким и суровым. В этом ребенке с белокурыми локонами и голубыми глазами больше не было ничего ангельского. Он пылал ненавистью и жаждой мести.

— Тогда почему он допустил, чтобы мы жили, как последние попрошайки? Почему он позволил, чтобы нас разлучили с вами? Назовите его имя, я отомщу за нас!

Маго так и светилась счастьем: Адам превзошел все ее ожидания. Но она решила не торопить события.

— Сегодня ты не узнаешь его имени.

— Почему?

— Когда-нибудь я назову его тебе.

На следующий день, восьмого марта, они дошли до Корбея. На своем пути они избегали городов, но все равно не могли не расслышать, как на церквях во всю мощь заливаются колокола. Была Пасха, и христианский мир отмечал свой великий праздник. Мелани выразила желание отправиться к мессе. Маго только рассмеялась:

— Мы не пойдем туда. Более того, мы станем поститься! У меня есть три ежегодных обязательства, которые я наложила на себя сама: есть мясо в Страстную пятницу и поститься на Пасху и на Рождество!

Мелани заплакала и не могла успокоиться целый день. Бланш несколько раз принималась жаловаться, но только потому, что была голодна. Что же касается Адама, он хранил невозмутимость. Этим вечером они опять заснули в чистом поле. Маго пробудилась среди ночи, потревоженная полной луной. Она обнаружила исчезновение Мелани. Маго поднялась и довольно скоро отыскала дочь на краю дороги, стоящую перед распятием на коленях, со сложенными для молитвы руками. Женщина подошла поближе и услышала:

— Oremus pro paganis. Ut Deus omnipotent auferat iniquitatem a cordibus eorum; ut, relictis idolis suis, convertantur ad Deum vivum et verum et unicum …

Маго уже готова была отругать и наказать дочь, но остановилась. Зачем? Мелани, которой предсказательница Ингрид напророчила несчастную жизнь, была слишком религиозна. Она никогда не сможет отказаться от веры. Надо оставить ее в покое. Пусть себе молится, сколько хочет. Все это не имеет никакого значения. Главное — Адам…

И в самом деле, когда Маго вернулась, чтобы снова лечь, мальчик, который тоже проснулся, подошел к ней. Он прошептал:

— Мама…

— Что ты хочешь?

Бланш спала, Мелани по-прежнему была погружена в свою литанию. Глаза Адама блестели:

— Все! Я хочу знать все. Кто вы? Вы моя мать, а я ничего не знаю о вас. Что это за опасность, которой мы можем избежать, только переодевшись прокаженными?

— Меня приговорили к смерти.

— Кто? Почему?

— Ты узнаешь об этом позже.

Но Адам не желал более оставаться в неведении и обрушил на нее град вопросов.

— Если вы не желаете открыть мне, кто мой отец, скажите, по крайней мере, как вы с ним встретились. Это произошло при дворе? И что связывает вас с королевой?

Маго д'Аркей приложила палец к его губам.

— Я расскажу тебе, но не при сестрах.

— Почему?

— Потому что именно ты — мой настоящий наследник. Однажды ты узнаешь все. Я даже передам тебе свои силы.

— Какие силы?

Маго вновь понизила голос.

— Я должна была наследовать колдуну из нашей деревни. К тому времени, когда крестоносцы пришли и убили его, он успел многому научить меня.

Адам хотел что-то добавить, но Маго сжала его в объятиях.

— Иди, пора спать.

Немного времени спустя вернулась Мелани и тоже легла. И, увидев трогательную картину — обнявшихся во сне мать и брата, — она искренне поверила, что Господь внял ее мольбам.

***

Одежда прокаженных служила самой надежной защитой. Странники без приключений пересекли всю Францию с севера на юг, и никто ни разу не остановил их. Бланш оказалась самой капризной. Все время было слышно только ее: то она смеялась, то хныкала, она не замолкала ни на минуту — обычный здоровый ребенок, похожий на большинство детей ее возраста. Мелани, напротив, говорила мало. Она была грустна и воспринимала жизнь с удивительной серьезностью. Эта девочка казалась не по годам зрелой.

Но самым молчаливым оказался Адам. Невозможно было догадаться, о чем он думает. Он ни на шаг не отходил от матери. Время от времени они обменивались взглядами, и этого было достаточно.

1 июля 1407 года, в День святого Марциала, они дошли до моря. Маго решила, что они пойдут прямо по берегу. Поскольку было очень жарко и в прежних мерах предосторожности смысла уже не было, они сняли свои капюшоны. Темные гривы Маго и Мелани развевались на ветру, светлые локоны Адама и Бланш золотились в лучах солнца.

Местность была почти пустынна. За целое утро им встретилась по пути всего лишь одна рыбачья деревушка. Чуть позже рядом с берегом они увидели корабль — нет сомнения, он возвращался в порт. Но вместо того чтобы двигаться вдоль берега, он быстро повернул к земле, словно направляясь прямо к путникам. На какое-то мгновение у Маго мелькнула мысль о сарацинах, но ей было известно, что их паруса были треугольными, а эти оказались квадратными.

О том, что это ловушка, она догадалась слишком поздно. С корабля в воду прыгнули мужчины и быстрыми гребками поплыли в их направлении. Это действительно оказались сарацины — они нарочно подняли квадратные паруса, чтобы сбить своих врагов с толку.

Тем временем все четверо моряков встали на дно и побрели по воде к берегу. Маго понимала: если она и дети побегут все вместе, то их вместе и поймают. Им следовало разделиться и спасаться в разных направлениях, чтобы хотя бы кто-то избежал пленения. Мать велела Мелани бежать в обратную сторону, Бланш — попытаться уйти в глубь берега, а сама осталась с Адамом, с которым не согласилась бы разлучиться ни за что на свете.

Сарацинам понадобилось еще какое-то время, чтобы выбраться на берег. Поняв, какую тактику предприняли беглецы, они ненадолго растерялись, затем один из них заметил Бланш, которая как раз пыталась вскарабкаться на довольно крутой склон, заросший колючим кустарником.

Сарацины бросились в погоню за ней. Было очевидно, что их выбор определили ее белокурые локоны. В странах Средиземноморья светловолосые женщины ценились куда дороже, чем темноволосые. Как хрупкая девочка могла бы противиться крепким воинам? Спустя несколько мгновений Бланш, испускающая душераздирающие крики, была уже настигнута и уведена.

Вернувшись на берег, сарацины остановились, и некоторое время внимательно осматривались вокруг. Но не было видно ни Мелани, убежавшей в одну сторону, ни Маго с Адамом, направившихся в другую. Преследователи не стали задерживаться и вновь поднялись на свой корабль, довольствуясь одной пленницей.

Фальшивые христианские паруса уже исчезли с горизонта, когда Маго обнаружила свою дочь, которая, едва лишь опасность миновала, тоже пустилась на поиски. Мелани страстно переживала за сестру. Она оплакивала ее судьбу и предстоящую ей жизнь среди неверных, которая будет хуже смерти.

Маго решительно прервала жалобы. Следует продолжать путь, но на этот раз, держась как можно дальше от опасного берега.

Но никому из них не суждено было добраться до Ниццы. 29 июля, рано утром, Маго и Адам спали на обочине дороги, по которой шагали уже несколько дней. Мелани с ними не было. Прежде чем устроиться на ночлег, она заметила маленькую часовенку в горах и, как только стемнело, поднялась туда, чтобы помолиться, а потом там и осталась на ночь.

Ее разбудили крики. Девочка выбежала из часовни и спряталась в кустах, откуда все хорошо было видно. Мать и брат стояли в окружении вооруженных людей. Было очевидно даже издалека, что это не солдаты, а бандиты. Один из них, хромой, выглядел главарем.

Мелани не могла разобрать, что он говорит. С тех пор как они оказались в Провансе, вокруг постоянно звучала незнакомая речь. Но для того чтобы сообразить, что именно происходит, не требовалось знания языка.

В эту самую минуту Маго обыскивали. Когда бандиты обнаружили кошель с золотом, раздался крик радости. Затем они стащили шерстяной плащ. Лохмотья, которые были под ним, не скрывали прекрасной фигуры. Они долго рассматривали женщину, выражая свое одобрение громким смехом и свистом.

Оставался Адам. Один из бандитов занес над ним меч, но вмешалась Маго. Она торопливо раздела сына, который предстал перед толпой во всей своей ангельской красоте. Толстый бандит приблизился к нему и взял за руку. По знаку хромого главаря человек, собиравшийся убить мальчика, спрятал свой меч, и все направились в сторону Ниццы.

Мелани долго ждала, прежде чем спуститься к дороге. Выждав, она покинула часовню и бросилась бежать в том направлении, откуда они пришли. Накануне, на высоком выступе над морем, они видели монастырь, но, разумеется, не остановились в нем. Сейчас Мелани спешила туда, что есть духу.

Это была настоящая крепость с водным рвом и подъемным мостом. Девочка упала в руки стражника, бормоча какие-то слова, которых он не понял. Но он попытался успокоить беглянку и отвел ее в монастырь.

В монастыре, отделенном от караульного помещения двойной оградой, жили монахини-бенедиктинки. Мать настоятельница прекрасно говорила на языке Мелани. Девочка попыталась более или менее связно рассказать о трагедии, свидетельницей которой ей довелось стать: она поведала о Бланш, похищенной сарацинами, о матери и брате, уведенных бандитами.

Монахиня поморщилась.

— Это были Шатонёфские Волки?

— Не знаю.

— Куда они ушли?

— Туда, куда направлялись и мы, — к Ницце.

— Значит, это они. Будет лучше, если они убьют их сразу.

Увидев отчаяние девочки, мать настоятельница сочла за лучшее переменить тему:

— Здесь мы в безопасности. Стены высокие, а стражников так много, что никакие бандиты сюда не проникнут. Даже если нас возьмут в осаду, у нас есть сад, еды и воды хватит. Мы позаботимся о тебе.

Не в силах выразить свою признательность, Мелани бросилась на колени перед матерью настоятельницей. Затем она подняла на нее фиолетовые глаза, блестящие от волнения.

— Вот странно! Одна предсказательница посмотрела на наши с сестрой ладони. Ей она напророчила счастье, а мне — несчастье. А все получилось наоборот.

Лицо монахини стало суровым.

— Нельзя слушать предсказательниц. Один Господь владеет нашими жизнями, разве человеку дано понять Его волю? Ступай в часовню. Мы помолимся за твое несчастное семейство.

***

Шатонёфские Волки из деревушки, примостившейся на высокой скале, что главенствовала над Ниццей и ее окрестностями, бесчинствовали уже несколько лет. Они назывались «волками» даже не из-за своей жестокости, но по другой причине, более прозаичной — и куда более ужасной.

Все началось с человека по прозвищу Колченог. Он был браконьером и однажды, когда рыскал в поисках дичи в лесах своего сеньора, попал в волчий капкан. Тяжело раненному, ему удалось вырваться и убежать. Припадая на больную ногу, он объявился в Шатонёфе, имевшем к тому времени репутацию бандитского логовища.

Этот Колченог, великан, наделенный большой мощью, довольно быстро сделался главарем, а злоключение навело его на дьявольскую мысль. Он наделал волчьих капканов — эти орудия он использовал, когда пытал крестьян. Способ оказался довольно эффективным, и в округе поселился ужас.

Маго и Адам д'Аркей прибыли в Шатонёф незадолго до заката солнца. С высоты холма, в сумерках, деревня выглядела довольно жутко. Путники только что прошли через всю Францию и Прованс, но более зловещей картины им видеть еще не доводилось. Гигантские стены Шатонёфа были окружены рвом, который казался даже не рвом, но бездонной пропастью. К западной части крепостной стены примыкал замок.

Колченог взял за руку Маго и потащил ее туда. Толстый бандит, шедший за ними, схватил Адама и увлек его в деревню. Оба не сопротивлялись и спокойно позволили себя увести. Начиналась их новая жизнь…

Адам быстро приспособился к своей участи. Похоже, ему даже нравилась такая жизнь. Он научился использовать в своих интересах ревность бандитов, которые оспаривали между собой благосклонность хорошенького мальчика. Между ними случались стычки, и даже поножовщины. Этот порочный ангелочек стал самым необычным персонажем Шатонёфа, и, хотя ему не исполнилось еще и двенадцати лет, все немного его побаивались.

Что касается Маго, она без особых трудностей делала то, к чему в годы скитаний ей приходилось прибегать довольно часто. Она даже стала официальной любовницей главаря. Ей мешало лишь одно досадное обстоятельство: боясь возможного побега, Колченог категорически запрещал ей общаться с сыном. За обоими внимательно следили. Маго и Адам вели сходную жизнь, но оставались друг для друга чужими.

Так прошло три тягостных месяца. В том году из-за невиданных дождей урожая не было, и наступил голод. Этот голод ударил и по Волкам. Напрасно они рыскали по окрестностям. Крестьяне выли под пытками в волчьих капканах, но отдавать им было нечего. Увы, все, что говорили несчастные, было правдой: многие из них вынуждены были есть корни деревьев и даже крыс.

Накануне Дня всех святых 1407 года Волкам удалось захватить обоз ржи, направляющийся в Ниццу. Охрана была многочисленна и прекрасно вооружена, но бандитов подстегивал голод, и после яростного сражения поле битвы осталось за ними.

Добыча вызвала всеобщее ликование. Рожь оказалась не слишком хорошего качества, но после нескольких голодных недель она выглядела настоящим богатством. Назавтра из нее собирались испечь лепешки. Для всех это был бы настоящий праздник.

Пир начался сразу после торжественной мессы, он продолжался целый день и затянулся далеко за полночь. Адам видел, как его мать ест вместе со всеми, но решил, что сам участвовать в торжествах не будет. Поститься, как мать, на Пасху и Рождество ему было недостаточно. Настоящий язычник должен воздерживаться от еды на все большие религиозные праздники: Вознесение, Пятидесятницу, праздник Тела Господня и, уж конечно, на День всех святых.

Несмотря на терзавший его голод, Адам, проглотив для вида две-три лепешки, незаметно выбрался из-за стола и, засунув два пальца в рот, вызвал рвоту, чтобы в желудке не осталось и следа от запретной еды.

Он вернулся за стол, а спать лег очень поздно вместе с толстым бандитом, в чьем доме сегодня должен был провести ночь. Тот был смертельно пьян, впрочем, как и все остальные. По радостному случаю открыли бочки, захваченные недавно у крестьян Белле, и вино лилось рекой.

Бандит тут же заснул, громко храпя, а Адам задул свечу.

Несколько часов спустя он проснулся от чудовищных криков. Он вновь зажег свет, и страшное зрелище открылось глазам мальчика: руки его приятеля становились серыми буквально на глазах, а по комнате распространялся тошнотворный запах. Адам услышал крики:

— Отравление спорыньей! Пожирающий огонь!

Мальчик принялся расспрашивать. Лицо толстяка, выражавшее несказанный ужас, тоже начинало сереть.

— Я не хочу! Человек сгнивает заживо за одну ночь в страшных мучениях! Не хочу! Иисус, Мария, Иосиф, помогите мне!

В отчаянии он заламывал руки. Теперь они совсем почернели, и два пальца уже отвалились.

Повсюду раздавались вопли. В них звучал все тот же ужас, та же мучительная боль. Можно было подумать, что всю деревню заживо сжигал священный огонь.

Адам внимательно осмотрел собственное тело: ничего странного он не примечал, не чувствовал никакой боли. И тогда он все понял: дело в лепешках. Их ели все, кроме него. Причиной болезни могла стать только испорченная рожь. Они все умрут, кроме него. Все…

Адам поспешно оделся и, оставив своего приятеля, вышел на улицу.

На небе светила яркая, полная луна, и зрелище, открывающееся при ее свете, было поистине апокалиптическим. Несчастные с воем выбегали из своих домов, словно пытаясь таким образом спастись от смерти. Некоторые катались по земле, другие стояли на коленях, умоляя небеса о милосердии. В воздухе разливалась невыносимая вонь.

Какой-то бандит, выскочивший из дома, толкнул Адама так сильно, что мальчик не сумел удержаться на ногах. Поднявшись, Адам обнаружил, что при падении бандиту оторвало ногу.

Он принялся бежать изо всех сил. Он несся к замку, то есть к матери. Накануне он видел, как она уходила вместе с Колченогом, значит, сейчас она должна была находиться в своей комнате.

Ворвавшись в замок, он пробежал по пиршественному залу. То, что увидел, казалось настоящим кошмаром. Те из сотрапезников, которые накануне перепили и не смогли подняться из-за стола, теперь проснулись. Они разлагались прямо на глазах, разлагались стремительно, испуская нечеловеческие крики, испытывая нестерпимую боль и видя, какую страшную картину представляют собой их приятели.

Адам не стал долго их разглядывать, он поспешил к лестнице, ведущей в комнату матери. Дверь оказалась приоткрытой, он толкнул ее. Колченог катался по полу, вцепившись себе в лицо ногтями.

Адам повернулся к кровати. На ней сидела обнаженная Маго. Кожа ее оставалась безукоризненно белой. Значит, в самый последний момент мать тоже извергла из себя съеденное. Они оба спасены!

Но крик радости застрял у мальчика в горле. Мать выглядела весьма странно, она казалась пораженной… Внезапно у нее на щеке появилось серое пятно, оно стало увеличиваться на глазах. Маго это почувствовала. К тому же, несомненно, появились боли. Она поднесла руки к лицу, взглянула на них — они стали серыми. Она завизжала:

— Я сейчас умру!

Только теперь она заметила Адама и, сделав нечеловеческое усилие, заставила себя забыть о собственной участи, потому что судьба мальчика была важнее всего. Она должна передать свою силу сыну. И Маго пробормотала:

— Нужно, чтобы ты знал… Я вынуждена была соблюдать церковные таинства… Но ты, ты настоящий язычник. Я произвела тебя на свет одна. Ты не крещен!

Адам слушал, потрясенный. Он делал усилия, чтобы не видеть ужасающего зрелища, чтобы сосредоточиться лишь на том, что говорила ему мать.

— Отомсти за меня! Для этого ты должен совершить зло. Не такое, какое совершали они со своими волчьими капканами. Ты должен сотворить настоящее Зло. Истинное Зло — это хаос. Надо, чтобы ты потряс их мир, поменял местами, перемешал рай и ад, поставил ад над раем. И на их месте построил свои собственные рай и ад, порожденные тобой, мной…

Маго испытывала страшные мучения, кожа ее лопалась, пузырьки газа взрывались, испуская отвратительную вонь. Но, как и колдун ее деревни, когда к его горлу оказался приставлен меч крестоносца, она торопилась передать свое послание:

— Слушай нашу молитву. Выучи ее наизусть, я смогу произнести ее лишь один раз. «Да изменит солнце свой извечный ход! Да последует за осенью лето, а за весной — зима. Да превратятся люди в диких зверей. Да совокупляются женщина с женщиной, а мужчина с мужчиной, старик с молодой, а юнец со старухой. Да станут короли шутами, а шуты королями. Да перевернется мир. Да выйдут из земли мертвецы, и уйдут в землю живые!»

Маго стала совсем черной, страшной, не похожей на человеческое существо. Уходя из мира живых, она провыла:

— Я выполнила свою задачу. Теперь начинается твоя. Прощай!

Но Адам не хотел отпускать ее вот так.

— Нет! Кто мой отец? С него я и начну свою месть.

— Ты не узнаешь этого.

— Но почему? Вы хотите его защитить?

— Я хочу защитить тебя. Он сильнее тебя, я это знаю. Поклянись…

Не в силах закончить, Маго закричала, и в крике ее слышалась одна лишь невыносимая боль. Адам решил положить конец ее страданиям и стал искать оружие. Он склонился над Колченогом, превратившимся к тому времени в смердящую черную массу, но при нем никакого оружия не оказалось. Мальчик пошарил глазами по комнате — нигде ничего…

Впрочем, нет, на стене он заметил волчий капкан. Возможно, тот самый, в который когда-то попался главарь бандитов и который он оставил на память как реликвию.

Мальчик снял его со стены и приблизился к постели. Маго билась в конвульсиях, что усложняло задачу. Наконец ему удалось надеть капкан ей на шею. Железные челюсти тут же захлопнулись. Гниение зашло так далеко, что голова легко отделилась от туловища.

Но на этом Адам не закончил, он не мог бросить здесь останки своей матери. Он стремительно скатился по лестнице вниз и бегом направился в конюшню. Схватив охапку сена, он вновь поднялся в комнату и положил сено на кровать рядом с мертвой матерью. Труп совсем не изменился. Как ни странно, но смерть остановила разложение.

Адаму пришлось спускаться раз десять, чтобы набралось достаточное количество сена. Затем он взял зажженную свечу и приблизился к кровати. Огонь вспыхнул мгновенно и поднялся до самого потолка по столбам, на которых лежал балдахин. Адам медленно отступал, бормоча слова языческой молитвы:

— Да изменит солнце свой извечный ход! Да последует за осенью лето, а за весной — зима…

Он произнес молитву до конца, не перепутав при этом ни слова. Заклятье матери навсегда запечатлелось в его памяти. Повторяя заветные слова снова и снова, мальчик дал себе две клятвы. Прежде всего, вопреки требованиям матери, он отыщет отца и отомстит ему. Затем узнает, кем была Маго д'Аркей, даже если для этого ему придется расспрашивать саму королеву.

Огонь охватил уже всю комнату. Пора было уходить. Адам покинул замок и добрался до подъемного моста. Мост был поднят, но, приложив все свои силы, мальчик опустил его и перебрался через ров.

До Ниццы он добрался утром. Тем временем пожар в замке и деревне Шатонёф стал уже заметен даже из города. Жители увидели пламя и задались вопросом: что же случилось там, наверху? И все же они пока не осмеливались отправиться в те места, внушавшие им ужас.

Жители Ниццы ничего не поняли из сбивчивого рассказа Адама. К счастью, среди них оказался некий уроженец северных провинций, который расспросил мальчика и смог перевести другим его слова.

— Ты из Шатонёфа?

— Да! Они там все умерли от отравления спорыньей!

Окружившие его горожане не смогли сдержать радостного крика. Их ликование вышло из всяких границ, когда Адам поведал, что причиной отравления стали ржаные лепешки, съеденные бандитами накануне. Мало того, что все честные люди избавились от Шатонёфских Волков, так выходит, что эти последние невольно спасли всех от ужасного конца.

Адам заявил, что самому ему удалось избегнуть общей судьбы, потому что бандиты велели ему поститься, наказав за какой-то мелкий проступок.

Мальчика стали жалеть, принесли ему поесть. Пока он утолял голод, его расспрашивали. Хотели знать, откуда он. Адам сказал — из Парижа. Как же он оказался в здешних краях? Мальчик объяснил, что так случилось вследствие череды несчастий, о которых он сейчас не хочет говорить.

Северянин дружески похлопал его по плечу.

— Я тоже парижанин. Меня зовут Гильом Кретьен. Я суконщик. Продаю сукно по всему Провансу и вскоре должен возвращаться в Париж. Хочешь поехать со мной? Мы будем там еще до Рождества.

Адам с готовностью согласился. Суконщик спросил, как его зовут.

— Адам.

— Адам, а дальше?

— Адам.

— Но у тебя же есть родители…

— Моя мать была пленницей, как и я. Она умерла вместе со всеми.

— А твой отец?

— У меня его нет.

— Ты хочешь сказать, что ты его не знаешь?

— Нет. У меня нет отца.

Гильом Кретьен не стал настаивать. Странный ответ мальчика он объяснил недавно пережитым потрясением. Точно так же он объяснил и фразу, которую ребенок произнес чуть позже, хлопнув себя по лбу, словно его только что настигло озарение:

— Это и есть мое имя: Адам Безотцовщина!