Глава первая
Стоял апрель. Суровые дни поста и долгие зимние месяцы остались позади, стертые в памяти сытыми животами пасхального пиршества. Люди занялись работами на улице, к которым им столько времени не давали подступиться ледяные ветры. Селяне латали прохудившуюся соломенную кровлю, чинили сгнившую ограду, пополняли запасы дров и сыпали новую жизнь в богатую почву пахотных угодий. В тенистых лесах землю сплошной белой шкуркой покрыли молодые поросли дикого чеснока, и ветер разносил вокруг его терпкий аромат. Голубые подснежники, облепившие низким туманом травянистые склоны и межевые полосы, шевелились в соленом морском воздухе.
Обычно меня будили бормотание Эльхстана и его костлявый палец, ковыряющийся в моих ребрах, но в тот день я проснулся раньше старика, собираясь наловить рыбы на завтрак до того, как он выплеснет на меня свое плохое настроение. Я даже представил себе, как Эльхстан обрадуется, увидев, что я принялся за работу до того, как восток окрасился алым цветом восходящего солнца. Хотя, скорее всего, старик разозлился бы на меня за то, что я проснулся раньше его. Я закутался в плащ, протертый до дыр, взял удочку, вышел в предрассветную тишину, поежился и зевнул так, что аж прослезился.
— Теперь старый козел уже заставляет тебя работать и при свете звезд, да? — послышался у меня за спиной приглушенный голос.
Я обернулся и увидел охотника Гриффина. Он держал на поводке здоровенного серого пса, который вырывался, стараясь освободиться от ошейника, сдавившего ему горло.
— Успокойся, мой мальчик! — окликнул собаку Гриффин и резко дернул за поводок.
Пес хрипло закашлял, и я подумал, что хозяин может так сломать ему шею.
— Ты же знаешь Эльхстана, — сказал я, оперся на бочку для сбора дождевой воды и откинул волосы назад. — Он по малой нужде не может сходить, пока не позавтракает.
Я окунул лицо в черную холодную воду, чуть подержал его там, затем выпрямился, тряхнул головой и вытер глаза тыльной стороной ладони.
Гриффин посмотрел на пса. Тот наконец унялся, стоял, опустив голову и заискивающе глядя на хозяина.
— Только что застал этого тупицу рыскающим возле дома Сиварда. Он сбежал еще вчера, и только сейчас я впервые его увидел.
— У Сиварда сучка, а у нее как раз течка, — объяснил я, приглаживая волосы.
— Жена мне так и сказала, — усмехнулся Гриффин. — Наверное, нечего его в этом винить. Все мы хотим для себя чего-нибудь хорошего, да, мальчик? — добавил он и почесал собаку за ушами.
Этот охотник мне нравился. Он был человеком суровым, но в нем, в отличие от остальных жителей деревни, не было жестокости. Может быть, у него отсутствовало чувство страха.
— Конечно, Гриффин. Некоторые вещи в жизни нужно принимать как должное, — сказал я, улыбаясь в ответ. — Кобели всегда гоняются за сучками, а старый Эльхстан каждое утро ест макрель. Он будет делать это до тех пор, пока у него не вывалятся зубы.
— Что ж, парень, тебе пора забрасывать крючок, — заметил Гриффин. — Даже мой Арсбайтер не такой прожорливый, как старик Эльхстан. Я бы не стал портить отношения с этим немым ублюдком ради всей рыбы, которую Господь наш Иисус Христос выловил вместе со Своими учениками из Красного моря.
Я оглянулся на дом и тихо сказал:
— С Эльхстаном невозможно не ссориться.
Вместо ответа охотник усмехнулся, потом нагнулся и почесал Арсбайтеру морду.
— Гриффин, я как-нибудь принесу тебе треску длиной с твою руку, — сказал я и снова поежился.
Потом мы разошлись. Охотник повернул к своему дому, а я направился на шум моря.
Небо на востоке порозовело, но солнце еще не показалось над горизонтом. В предрассветных сумерках я стал подниматься на холм, который защищал Эбботсенд от непогоды, приходящей со стороны свинцово-серого моря. Видимость была еще никудышной, но я уже столько раз ходил по этой тропе, что не нуждался в факеле. К тому же мне была хорошо видна старая полуразвалившаяся сторожевая башня на вершине. Ее черный силуэт отчетливо выделялся на фоне темно-багрового неба. Люди говорили, что это укрепление построили римляне, давно исчезнувший народ. Я не знал, правда ли это, но все равно шепотом благодарил их, потому что, увидев башню, уже нельзя было сбиться с пути.
Однако мысли мои блуждали. Я подумывал о том, чтобы завтра утром выйти на лодке за скалы, обточенные волнами, и попробовать поймать что-нибудь кроме макрели. Если опустить крючок к самому дну, то можно вытащить здоровенную треску.
Вдруг я услышал металлическое «тук» и застыл на месте. Что-то хлестнуло меня по глазам, ослепив на мгновение. Я припал на одно колено и почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Тишину разорвало утробное карканье. Я увидел, как черный силуэт взметнулся ввысь, затем нырнул и устроился на обвалившихся зубцах башни. Ворон снова каркнул и мощным острым клювом принялся чистить перья. В предрассветных сумерках его крылья сверкнули пурпуром. Мне уже не раз доводилось видеть таких птиц. Тучи воронья слетались на пашню, собирая зерно и червей. Но этот был просто огромен. От одного его вида у меня кровь застыла в жилах.
— Улетай прочь, птица, — сказал я, подобрал осколок красного кирпича и швырнул его в пернатую тварь.
Я промахнулся, но этого оказалось достаточно, чтобы ворон снова взмыл в небо, громко хлопая крыльями. Черное пятно размазалось на фоне светлеющих небес.
— Значит, Озрик, теперь ты пугаешься птиц? — пробормотал я, тряхнул головой, поднялся на холм и стал спускаться к берегу.
Мои ноги продирались через заросли розовых стеблей армерии, ступали по мягкой подушке из морской смолевки. Сырой туман укрывал дюны и гальку. Над моей головой с криками пронеслась стая чаек. Они тут же скрылись во мраке, оставив после себя только затихающий шум. Я перепрыгнул через три лужицы в скалах, заросшие зелеными водорослями, с маленькими клочками смолевки, плавающими на поверхности, и наконец добрался до своего камня, с которого всегда ловил рыбу. Я забросил конец удилища в воду и размотал леску.
Я уже успел заточить нож, а за это время так ни разу и не клюнуло. Только я подумал о том, чтобы перейти на другое место, как вытащил здоровенную рыбину, размером с мою ногу, с крупной чешуей и острыми кривыми зубами.
В этот момент через равномерный шум прибоя пробился какой-то странный звук. Не доставая крючка из воды, я вставил удочку в расселину, вскарабкался на скалы, однако ничего не увидел. Прозрачная туманная дымка шевелилась, словно диковинный зверь, то открывая поверхность океана, то снова заволакивая ее. Тишина нарушалась лишь пронзительными криками белых чаек и шумом набегающих волн. Я уже готов был спрыгнуть обратно, как вдруг снова услышал странный звук.
На этот раз я застыл, как сосулька. Мышцы напряглись так, что крепко стиснули кости. Дыхание застряло в груди, холодок страха пробежал по спине и принялся пощипывать затылок. Опять прозвучала высокая гулкая нота рожка, затем послышался ритмичный плеск весел.
В тумане появился дракон, словно пришедший из мира духов, деревянное чудовище с брюхом из наборных досок, переходящим в тонкую шею. В голове невиданного зверя тускло светились выцветшие красные глаза.
Мне захотелось унести отсюда ноги, но я прилип к скале, словно раковина, завороженный пристальным взглядом здоровенного бородатого воина, который стоял, обхватив одной рукой шею дракона. В его бороде раздвинулась щелочка, открывая злобную усмешку, но тут киль судна с громоподобным скрежетом скользнул по гальке. С борта стали прыгать люди. Они поскальзывались на мокрых камнях и с плеском падали в прибой. Гортанные голоса эхом отразились от скал, торчавших у меня за спиной. Мои внутренности потекли, став жидкими.
Судя по всему, еще одно судно-дракон пристало к берегу чуть дальше, за скалой Отшельника. Из тумана вышли воины с мечами, боевыми топорами и раскрашенными круглыми щитами. Громкий лязг их доспехов разорвал неестественную тишину. Воины обступили меня, как стая волков, тыкали пальцами на восток и на запад. Их резкие голоса смешались с криками мечущихся чаек.
Бородач, только что стоявший на носу лодки, подошел ко мне и схватил за горло. Я пробормотал молитву Христу и Его святым, прося их о том, чтобы смерть моя была быстрой. Бородатый верзила толкнул меня другому язычнику, и тот могучей рукой стиснул мне плечо. На нем был зеленый плащ, закрепленный на груди серебряной застежкой в виде волчьей головы. Я разглядел под плащом стальные кольца бриньи, то бишь кольчуги, и меня стошнило.
Сейчас, по прошествии стольких лет, я имею полную возможность сказать неправду. Сомневаюсь, что в живых остался хоть кто-нибудь из тех, кто поймает меня на лжи. Я мог бы заявить, что гордо выпятил грудь, железной рукой обуздал страх и не надул в штаны. Но кто мне поверил бы? Эти свирепые чужестранцы, выпрыгивающие из своих драконов, были вооружены до зубов. Закаленные в боях воины, взрослые мужчины окружили мальчишку.
Тут на меня словно упало необъяснимое и пугающее волшебство. Резкий язык пришельцев начал меняться, таять. Отрывистые непонятные возгласы превратились в поток звуков, которые почему-то были мне знакомы. Я сумел частично проглотить страх и начал водить языком по этим звукам так же, как вода ласкает гальку. Я привыкал, повторял их. Наконец они перестали быть просто шумом, превратились в слова, которые я понимал.
— Но посмотри на его глаз, Дядя! — воскликнул воин с застежкой в виде волчьей головы. — Мальчишка отмечен богами. Сам Один дал ему вместо одного глаза сгусток крови. Клянусь, я чувствую, как Отец всех дышит мне в затылок!
— Я согласен с Сигурдом, — подхватил второй, подозрительно прищурившись. — В том, как этот юнец появился в тумане, было что-то сверхъестественное. Вы сами все видели. Пар превратился в живую плоть! Обычный человек просто убежал бы от него. — Воин указал на резную голову дракона. — Этот стоял на месте, словно… словно ждал нас. Я не хочу пачкать руки его кровью, Сигурд, — закончил он и покачал головой.
Я молил бога о том, чтобы пришельцы не увидели удочку в расселине, и надеялся, что макрель еще спит. Ведь она дерется как сущий дьявол. Если какая-нибудь рыбина заглотит крючок, то леска дернется. Тогда язычники поймут, кто я такой на самом деле.
— Могу вам помочь, — поспешно пробормотал я, внезапно окрыленный надеждой на то, что чужеземцы заблудились, сбились с пути, направляясь… кто знает, куда они направлялись?
— Мальчик, ты говоришь по-норвежски? — удивленно спросил тип с волчьей мордой, и его сильное обветренное лицо потеплело.
Остальные воины рассыпались цепью, развернулись лицом на север и настороженно всматривались в туман.
— Я Сигурд, сын Гаральда. Мы купцы, — продолжал воин, пристально разглядывая меня, словно пытаясь понять, кто я такой. — У нас есть меха, янтарь и кость. Трюмы наших кораблей полны товаров, которые понравятся англичанам. Мы будем с ними торговать. — Тут он усмехнулся. — Если, конечно, у них есть то, что нам нужно.
Я не поверил, что это купцы. Ведь чужаки были одеты в кольчуги, кожаные доспехи и держали в руках орудия смерти. Но я был подростком, испытывал страх и не хотел умирать.
— Проводи нас до ближайшей деревни, — потребовал Сигурд.
Его глаза сверлили меня насквозь. Мне потребовалось собрать все свои силы, чтобы выдержать такой взгляд. Подобно тому как ни одна макрель в тот день не попробовала на вкус мой крючок, так и этот воин — я точно знал — не проглотит мою ложь.
— Поторопись, мальчишка! Мы привезли англичанам много товаров, — заговорил огромный рыжеволосый язычник с браслетами на руках, ухмыляясь и стискивая рукоятку меча.
К самому моему горлу подступила тошнота, голова закружилась. Я повел этих скандинавов к своему дому, всем сердцем понимая, что лучше было бы принять от них смерть.
Я брел, спотыкаясь о валуны и гальку, медленно передвигая ноги, а северные воины подталкивали меня в спину. Наверное, норвежцев было человек пятьдесят, хотя половина из этого числа осталась у кораблей. Все прочие поднимались по склонам дюн, заросшим травой. Красноклювые кулики при нашем появлении испуганно покидали свои гнезда, поднимались в воздух и наполняли окрестности громкими криками. Скандинавы, готовые к бою, крепко сжимали мечи, топоры и щиты. Никто не говорил ни слова. Наконец дюны сменились твердой землей. Мы вышли на каменистую осыпь и взобрались по ней на вершину холма, откуда открывался вид на мою деревню.
Я пытался убедить себя в том, что воины нашли бы Эбботсенд и без моей помощи. Деревушка раскинулась на равнине, прямо у холма. Норвежцам достаточно было подняться наверх, и они обязательно обнаружили бы ее. Однако правда заключалась в том, что их вел я. Точно так же Арсбайтер мог тащить за собой Гриффина по следу барсука. Если прольется кровь, то она будет на моих руках, ибо у меня не хватило мужества умереть.
Скандинавы остановились у древней, полуразвалившейся сторожевой башни, оглядывая сверху небольшое поселение. Шестнадцать убогих домов, крытых соломой, мельница, ратуша, маленькая каменная церковь — вот и весь Эбботсенд. Но, судя по всему, этого оказалось достаточно. Некоторые воины даже довольно улыбнулись.
Рука, державшая меня за рубаху, ослабла. Я воспользовался шансом и зайцем понесся вниз, раскинув в стороны руки для равновесия и вопя так, что проснулся бы и мертвый. Люди поднимали взгляд на вершину холма и разбегались кто куда. Их крики, проникнутые ужасом, долетали до вершины холма по склону. Уже тогда мы были наслышаны о зверствах и грабежах северных язычников. Скандинавы тоже побежали, торопясь достигнуть деревни до того, как ее жители успеют спрятать свои пожитки или обрести мужество.
Я споткнулся и растянулся в грязи между домами, где мужчины Эбботсенда уже выстраивались в жидкую цепочку, угрюмо сжимая в руках топоры и вилы, все острое, чем можно убить человека. Я поднялся на ноги как раз в тот момент, когда из кузницы тяжелой поступью вышел Сивард, ее хозяин, держащий в сильных мускулистых руках охапку мечей, как уже отполированных, с рукоятками и эфесами, так и еще черных, не отделанных. Он принялся раздавать клинки всем тем, кто был готов встретить приближающегося врага с оружием в руках.
Я бросился к нему.
— Прочь с дороги, парень! — проворчал Гриффин и перехватил руку Сиварда, прежде чем кузнец успел вручить мне меч.
Я все равно попытался взять оружие, но охотник рявкнул на меня. Кузнец повернулся ко мне спиной и занял место рядом с ним.
— Ребята, выстроились в линию! — крикнул Гриффин восьмерым мужчинам, присоединившимся к нему. — Выше головы!
Он был самым опытным воином в нашей деревне, но не успел захватить кольчугу и шлем и теперь стоял, вооруженный одним лишь длинным мечом. У него за спиной грозно рычал Арсбайтер, свирепо оскаливший желтые клыки.
Ко мне приблизился Эльхстан, испуганно озираясь по сторонам.
— Они назвались купцами, — пробормотал я.
К этому времени и скандинавы вытянулись в боевой строй. Их линия была длиннее, да и глубиной в два воина.
«Это ты привел их сюда?» — спрашивал меня взгляд Эльхстана.
Старик перекрестился, и я увидел, что он дрожит.
«Они же не похожи на купцов, мальчишка! — говорило его лицо. — Черт побери, совсем не похожи!»
— Иначе норвежцы убили бы меня, — пробормотал я, понимая, что это слова труса.
Эльхстан зашипел и указал на лес, растущий к востоку от деревни. Я продолжал стоять на месте. Он с силой пихнул меня костлявым кулаком и снова ткнул рукой в сторону деревьев. Но ведь это я привел язычников из-за холма. Если я сейчас убегу, то цены мне будет не больше, чем кукушкиному помету.
— Что вам здесь нужно? — зычно спросил Гриффин.
В его голосе не было страха. Грудь охотника поднималась и опускалась под рубахой. Он прищурился и обвел врагов оценивающим взглядом.
— Оставьте нас в покое и уходите с миром. Кто бы вы ни были, мы с вами не враждуем. Уходите, пока не пролилась кровь.
Арсбайтер подкрепил слова своего хозяина троекратным хриплым лаем.
Сигурд, не доставая меча из ножен, взглянул на пса, затем шагнул вперед.
— Мы купцы, — с сильным акцентом произнес он по-английски. — Привезли меха, много оленьих рогов и моржового клыка, если у вас есть серебрю, чтобы расплатиться.
Северные воины, стоявшие за ним, возбужденно переступали с ноги на ногу, напоминая охотничьих собак, рвущихся с привязи. Нет, не собак, а волков. Кое-кто начал стучать рукоятками мечей по щитам, выбивая грозный ритм.
— Вы будете с нами торговать? — спросил Сигурд, повысив голос.
— Мне кажется, что вы не очень-то похожи на купцов, — ответил Гриффин и сплюнул. — Торговцам не нужны щиты и шлемы.
Мужчины, державшиеся рядом с ним, одобрительно загудели, подбодренные мужеством своего предводителя. Ряды защитников деревни росли. Все больше селян, отправивших семью в безопасное место, присоединялись к Гриффину. Некоторые были со щитами. Они вставали в первый ряд, другие держались сзади, вооруженные мечами и длинными охотничьими ножами.
Сигурд пожал широкими плечами, усмехнулся и сказал:
— Иногда мы бываем купцами, иногда нет.
— Откуда вы прибыли? — спросил Гриффин. — У нас здесь чужеземцы бывают редко.
Я увидел, как он оглянулся, и понял, что охотник выгадывает время, давая возможность женщинам увести детей из деревни в лес, находящийся на востоке. Тут хлопнула дверь, и мне стало ясно, что по крайней мере одна женщина решила остаться в доме.
— Мы из Гардангер-фьорда. Это далеко на севере, — сказал Сигурд. — Как я уже говорил, иногда мы бываем купцами.
В слове «иногда» прозвучало неприкрытое предостережение.
— Не смей угрожать нам, язычник! — послышался раскатистый голос священника Вульфверда.
Он шел из церкви, держа перед собой большой деревянный крест. Служитель Господа отличался высоченным ростом и широкими плечами. Люди поговаривали, что когда-то он был воином. Отец Вульфверд встал перед скандинавами, напоминая один из тех обтесанных камней, из которых была сложена его церковь.
Он смерил Сигурда свирепым взглядом и заявил:
— Господу известно, какие черные у вас сердца. Он не позволит вам пролить кровь в этом мирном месте.
Отец Вульфверд поднял деревянный крест, словно один его вид был способен обратить скандинавов в пыль. В это мгновение я поверил в мощь христианского Бога.
Священник повернулся ко мне. Его лицо исказилось в неприкрытой злобе.
— Ты прислужник сатаны, мальчишка, — медленно и раздельно промолвил он. — Мы всегда это знали. Теперь ты привел волков в стадо.
Эльхстан пробормотал что-то нечленораздельное и махнул рукой, опровергая эти слова.
— Он прав, Вульфверд, — поддержал старика Гриффин. — Язычники все равно пришли бы к нам. Ты сам это прекрасно понимаешь. Парень не виноват в том, что они приплыли к нашим берегам!
Сигурд взглянул на меня и со скрежетом вытащил меч из ножен.
Вульфверд презрительно посмотрел на оружие и сказал:
— Вы, идолопоклонники, являетесь последними рабами сатаны и скоро превратитесь в пыль, как и все остальные неверующие до вас. — Священник улыбнулся, его дрожащее раскрасневшееся лицо озарилось силой этих слов. — Воины Христа отмоют мир от вашей грязи!
Тут некоторые северные воины, наверное, испугались, подумали, что непонятные слова священника являются заклинанием, и стали кричать Сигурду, чтобы он убил Вульфверда. Однако сын Гаральда решил показать, что не боится священника. Он повернулся к нему лицом, поднял огромный меч и глубоко вонзил его в землю перед своими воинами. Скандинавы увидели это и стали с громкими криками делать то же самое. Вскоре перед ними выросло целое поле клинков, колыхающихся, словно пшеница на ветру.
Сигурд снова повернулся к Вульфверду и швырнул в него свой круглый щит. Священник отскочил назад. Щит ударил его по щиколотке, наверное, больно, но служитель божий не подал вида.
— Мы пришли торговать, — объявил Сигурд нестройной цепочке англичан. — Клянусь на мече своего отца, — добавил он, положив ладонь на серебряную рукоять клинка, торчащего из земли. — Я не желаю вам зла. — Норвежец сверкнул глазами, посмотрел на Вульфверда и спросил: — Разве тот, кому вы молитесь, запрещает иметь замечательные меха? Только очень странный бог позволит вам замерзнуть, когда первый снег накроет эту деревню.
— Пусть лучше у нас кровь застынет в жилах, чем мы будем торговать с приспешниками сатаны! — гневно бросил Вульфверд.
Тут Гриффин вышел из строя, вонзил в землю свой меч рядом с клинком норвежца и сказал, не отрывая взгляда от Сигурда:
— Вульфверд говорит за самого себя. Это его право. Однако в этом году благородные олени встречаются в лесах все реже. Наш король любит серебро, которое можно за них выручить, поэтому его люди алчно охотятся на этих животных. Хороший мех может спасти человеку жизнь. У нас есть семьи. — Гриффин кивнул на людей, стоявших за ним. — Мы будем торговать, Сигурд.
С этими словами он шагнул вперед и стиснул руку норвежца. Оба улыбнулись, потому что место кровопролития должна была занять торговля. Я шумно выдохнул и хлопнул Эльхстана по спине. Жители Эбботсенда встречали чужеземцев радостными улыбками и рукопожатиями. В воздухе витало облегчение. Люди едва избежали смерти.
Вульфверд удалился к себе в церковь, бормоча проклятия.
Гриффин проводил его взглядом, покачал головой и сказал скандинаву:
— Он опекун наших душ, Сигурд, но человек должен думать и о своем теле. Ты и я пока что еще живы. Если мы можем взаимовыгодно торговать друг с другом, то мне нет никакого дела, поклоняешься ты собачьему хвосту или кривому дереву. — Охотник поднял руки. — Главное, чтобы мы жили в мире и верили друг другу. Именно это делает нашу жизнь лучше.
Сигурд кивнул, ткнул рукой в сторону удаляющегося Вульфверда и заявил:
— Да, англичанин, мой годи — так мы называем наших жрецов — тоже частенько готов мне уши отгрызть. Что ж, пусть они довольствуются своими кислыми яблоками. Им суждено жить в нищете. Мы же будем обмениваться серебром и мехами!
— Согласен, — сказал Гриффин и тотчас же нахмурился. — Разумеется, мы должны послать гонца к нашему магистрату. Он выплюнет зубы от злости, если узнает, что вы высадились здесь и не заплатили налоги. — (Тут Сигурд наморщил лоб и почесал бороду.) — Не беспокойся, скандинав, — продолжал охотник, положив руку ему на плечо. — Если мы поторопимся с нашими делами, то вы успеете убраться из деревни до того, как Эдгар притащит сюда свою жирную задницу. — Он пожал плечами. — Мы не собираемся мешать вам отплывать, это уж точно.
Сигурд обернулся. Его люди вытаскивали мечи из земли и вытирали лезвия.
— Наше оружие останется в ножнах, — заверил норвежец охотника, увидев, что тот, как и остальные англичане, забеспокоился.
— Твоего слова мне достаточно, Сигурд, — сказал Гриффин и торжественно кивнул. — Теперь я переговорю со своими людьми.
Сын Гаральда пожал ему руку, еще раз выражая полное доверие. Охотник вернулся к англичанам и начал отвечать на вопросы самых влиятельных жителей деревни.
Сигурд повернулся ко мне и спросил по-норвежски:
— Как тебя зовут, красноглазый?
— Озрик, господин. А это Эльхстан, мой хозяин, — добавил я, гадая, как могу находить нужные слова на чужом языке.
— Ты служишь этому старому немому козлу? — удивленно усмехнулся Сигурд. — Ладно, я все понял. Ты не любишь, когда тебе указывают, что надо делать.
— Уверяю вас, у моего хозяина много других способов добиваться желаемого, — с улыбкой сказал я.
Тут Эльхстан раздраженно похлопал меня по плечу и покрутил ладонью, изображая плавающую рыбу. Я отрицательно покачал головой. Старик недовольно поморщился и удалился шаркающей походкой. Он понял, что ему сегодня придется обойтись без макрели, и ничуть этому не обрадовался.
— Где ты выучился нашему языку? — продолжал Сигурд.
— Я сам не знал, что могу говорить на нем, мой господин, — ответил я. — До сегодняшнего дня.
— Жрец Белого Христа не любит тебя, Озрик, — сказал Сигурд, проведя большим пальцем по лезвию меча, чтобы вытереть с него грязь.
— Здесь многие меня боятся, — сказал я, пожимая плечами.
Сигурд свел в нитку толстые губы и кивнул. Я еще никогда не видел такого великана. Мне казалось, что этот человек мог голыми руками сразиться с медведем и одержать верх в такой схватке.
— Мы первыми из нашего народа повели свои дракары через неспокойное море, но не можем сказать, что нам неведом страх, — заявил Сигурд. — Известно ли тебе, паренек, чего я боюсь?
Я покачал головой. Определенно ничего.
— Я страшусь пересохшей глотки. Принеси-ка нам что-нибудь выпить. Мед станет хорошей смазкой в торговле.
Он улыбнулся верзиле-скандинаву с рыжими волосами и бородой. Тот ухмыльнулся в ответ. Я направился в дом Эльхстана за медом.
— Только не вздумай налагать проклятие на этот напиток, приспешник сатаны! — крикнул мне вдогонку Сигурд, подражая Вульфверду. — Я умираю от жажды!
Вскоре скандинавы уже вытаскивали товары на берег. Деревенские ребятишки и кое-кто из взрослых суетились вокруг них, восторгаясь красивыми судами с драконами на носу. Ничего похожего они никогда не видели. Дети помогли язычникам нести товары в деревню, где их уже ждали шумные кучки женщин, жаждущих увидеть то, что привезли чужестранцы. Оленьи шкуры, имевшиеся у пришельцев, были густыми и пышными. Точильные камни обладали ровным мелким зерном, хотя кузнец Сивард и убеждал всех, что они уступают качеством английским.
Скандинавы расстелили на земле шкуры и высыпали на них янтарь, собранный в бусы, туда же положили кожаные бурдюки, полные свежего меда. Еще они привезли сушеную рыбу, оленьи рога и моржовую кость, которая очень понравилась нашим мужчинам. Селяне по дешевке раскупили весь запас и намеревались затем заплатить Эльхстану, чтобы тот вырезал из нее гладкие или покрытые узорами рукоятки ножей, мечей и амулеты для своих жен.
Все женщины и дети, укрывавшиеся в восточном лесу, вернулись в деревню, чтобы принять участие в торговле со скандинавами. Принесли весы, чтобы взвешивать монеты и янтарь. Обе стороны отчаянно жестикулировали, объясняясь друг с другом. Несколько раз приходилось приглашать Сигурда, чтобы тот помог разобраться в недоразумениях. Он делал это с готовностью. С его лица не сходила улыбка, словно прочерченная резцом.
— Озрик владеет языком скандинавов, — перекрывая шум толпы, объявил Гриффин и подмигнул мне.
Вскоре жители Эбботсенда забыли о том, что я прислужник сатаны. Они спешили пригласить меня как переводчика, чтобы облегчить торговлю. Я с радостью помогал им, гадая, будут ли эти самые люди, которые до сих пор меня сторонились, относиться ко мне хорошо после ухода норвежцев. Ведь я оказал им помощь. Сперва поиск нужных слов был подобен сбору лесных ягод после того, как ими полакомились птицы, но чем больше я слушал, тем больше понимал. Я был слишком поглощен спорами продавцов и покупателей, чтобы гадать, каким волшебством объясняется мой странный дар.
Старик Эльхстан издал утробный звук, кивнул и погладил овальную бронзовую брошь, которую вложил ему в руку какой-то скандинав. В ногах у язычника на выделанной шкуре лежали десятки таких вещиц, сверкающих в лучах солнца, клонящегося к горизонту. Торговля в основном уже закончилась, но деревня продолжала бурлить. Жители сравнивали свои покупки и хвастались, как дешево им все это досталось.
— Женщины боятся, что им попадет от Вульфверда, если они наденут эти украшения? — спросил я, когда Эльхстан вручил мне брошь. — Богобоязненные женщины носят языческие украшения!.. — Я попытался представить себе такое. — Вульфверду это нисколько не понравится.
К разочарованию язычника, я положил брошь обратно на шкуру, рядом с остальными. Все они были длиннее пальца. В затейливых узорах, высеченных на металле, кое-где сверкали капли янтаря или кусочки стекла.
— Кстати, а где Вульфверд? Этот краснолицый мешок прячется с самого утра.
Эльхстан пожал тощими плечами и погрозил мне пальцем.
— Знаю, Вульфверд — слуга Бога, — сказал я. — Мне следует относиться к нему с надлежащим уважением, даже несмотря на то что он не помочится на меня, если я буду объят огнем.
Вдруг испуганно вскрикнул ребенок. Мы оба резко обернулись.
— Они просто играют, — со смехом промолвил я.
Великан-скандинав с огненно-рыжими волосами зарычал как медведь, пугая трех ребятишек, облепивших его. Один забрался ему на спину, а двое уселись на руках.
— Вини, иди сюда, — с тревогой окликнула мать.
Тотчас же все трое слезли с норвежца, который продолжал улыбаться.
— Они совсем не похожи на дьяволов, Эльхстан, — сказал я.
Старик изогнул брови.
«Не далее как сегодня утром ты думал иначе, — красноречиво говорили эти волосатые гусеницы. — К нам пришли кровожадные язычники. Лучше держаться от них подальше».
Но я не хотел делать этого.
* * *
Гриффин подождал, когда солнце окажется на западе, и лишь тогда направил гонца предупредить Эдгара, нашего магистрата, о том, что к побережью пристали чужестранцы. Это означало, что нужно собрать с них налог.
Сигурд согласился провести ночь на берегу, распивая хмельной мед с мужчинами Эбботсенда. Корабли скандинавов были вытащены на берег и не могли выйти в море до следующего прилива. Сигурд рисковал нарваться на неприятность и заплатить магистрату за единственную ночь, проведенную на земле Уэссекса.
По деревне быстро распространилось известие о том, что с наступлением темноты мужчины должны собраться в старой ратуше. Пока же я наблюдал за тем, как язычники складывали нераспроданные товары в сундуки и кожаные мешки. Мне даже показалось, что сейчас им не терпелось приступить к празднику так же сильно, как утром хотелось продать свои товары.
— Озрик, тебе лучше присоединиться к нам, — окликнул меня охотник, несущий пару свернутых толстых оленьих шкур.
Арсбайтер следовал по пятам хозяина.
— Ты будешь нужен, чтобы разбираться в бормотании язычников. Как ты их понимаешь, парень?
— Сам не знаю, Гриффин. Я никак не могу этого объяснить.
Он пожал плечами и сказал:
— Ладно, увидимся вечером. — Охотник усмехнулся и потряс янтарным ожерельем, которое болталось у него на запястье. — Когда моя Бургильда увидит вот это, она не станет возражать против того, что я всю ночь буду пьянствовать с этими дьяволами! По крайней мере, я на это надеюсь.
Собака с сомнением посмотрела на хозяина.
— Быть может, тебе следовало купить ей еще брошь и оленьи рога, — сказал я, сдерживая улыбку. — А то и серебряную заколку.
Гриффин нахмурился, посмотрел на свое приобретение, затем снова на меня, развернулся и направился к себе домой. Арсбайтер последовал за ним.
