68
Я выбежал из шатра, прихватив с собой кинжал Грегора. Вряд ли мне была бы от него какая-то польза, но самое разумное, что может сделать беглец поневоле, — схватить первое попавшееся под руку оружие.
Когда Бонифаций крикнул: «Охрана!» — я был уже за порогом. Но мне не хотелось окончательно исчезнуть. Уже на бегу подумал о Джамиле, ибо до меня дошло, что в моем плане упущены из виду два момента, которые она сразу бы заметила. Предполагалось, что Бонифаций самолично пустится преследовать меня — это было маловероятно, поэтому я испытал огромное облегчение, когда увидел, что оказался прав. При нем был собственный меч, но он все равно не отставал далеко, несмотря на мою относительную молодость и проворство.
— Кто ты такой? — прокричал он, пока мы мчались по проходу между палатками, в которых ворочались с боку на бок воины, не в силах уснуть из страха перед завтрашней атакой.
— Всего лишь друг, — бросил я через плечо.
— Ты чей человек? — попробовал он еще раз закинуть удочку.
На самом деле он не хотел меня убивать, хотел всего лишь стать моим хозяином. Несмотря на потрясение, он успел смекнуть, что у кого-то служит чертовски хитрый маленький шпион, и он захотел переманить этого шпиона. А потом прозвучал давно ожидаемый мною вопрос:
— Зачем тебе понадобилось посадить Грегора под замок?
Я помедлил с ответом. Мы достигли границы ломбардской территории лагеря и оказались среди германцев. Здесь располагался небольшой отряд графа Бертольда фон Катценелленбогена. Самое подходящее место.
Мне не был лично знаком никто из этих рыцарей, зато все они узнали лютниста, который часто играл у костров; узнали и Бонифация. А самое важное — они сразу поняли, что я от него удираю. Германцы — хорошие воины. Все без исключения кинулись на мою поимку. Я позволил троим схватить меня и повалить на грязную солому возле какого-то строения, хотя сам продолжал извиваться, как дождевой червь, разрезанный на кусочки. Через минуту надо мной навис Бонифаций.
Разумеется, он не мог говорить свободно, так как теперь мы были не одни.
— Кто этот мошенник? — гаркнул он.
Наступило неловкое молчание. Затем кто-то осмелился предположить:
— Он таскается за Грегором Майнцским, мессир.
Открытие повергло маркиза в изумление, что меня немало порадовало. Выходит, я дурачил этого человека больше года.
— И как давно? — запинаясь, спросил Бонифаций. — Он ведь даже не германец.
Опять повисла пауза, после которой прозвучал нерешительный ответ:
— С тех пор как мы покинули Венецию, мессир. Это какой-то бродяга, которого епископ Конрад доверил заботам Грегора.
Бонифаций заморгал и наконец-то внимательно вгляделся в мое лицо.
— Сумасшедший, который сделал вид, что пытается меня убить? — буркнул он.
— К вашим услугам, — прохрипел я, не в силах вдохнуть полной грудью, на которой расселся светловолосый громила.
Из своего шатра выплыл с важным видом граф фон Катценелленбоген, но, увидев, что здесь имеются чины повыше, тут же ретировался к себе.
Бонифаций оглядел меня с довольным видом.
— Значит, ты дружок Грегора, — тихо сказал он. — Тем не менее ты захотел увидеть его закованным в цепи. Почему?
Он подал знак битюгу приподнять задницу, чтобы я мог подышать.
— Просто хотел, чтобы его разоружили. Неужели вы не поняли, что у него помутилось в голове? Сегодня он пытался найти смерть, и вы сами видели его отчаяние, когда рассказали о своих планах. Вы лишили его воли к жизни.
Я представил, как Джамиля велит мне не слишком увлекаться, и резко замолчал, словно подавился.
— Произошла ошибка, — спокойно заявил по-германски Бонифаций доблестным воякам, потом ткнул наугад в первого попавшегося рыцаря и повторил по-итальянски (выходит, хотел, чтобы я понял). — Вот моя перчатка, — сказал он, стягивая ее и швыряя с небрежным изяществом тому, кого избрал. — Отнесешь ее в мой шатер и покажешь Клаудио. Передашь приказ, чтобы он освободил Грегора Майнцского и принес мои извинения. Особо подчеркни, что он должен вернуть Грегору меч. Пусть не подпускает Грегора к бухте, а в остальном он не должен вмешиваться в его действия. Грегор волен поступать как угодно.
Бонифаций улыбнулся мне улыбкой триумфатора и подал знак, чтобы задница снова опустилась мне на грудь.
Мои попытки выбраться из-под туши не увенчались успехом.
— Шлюшье отродье! — прорычал я, хватая ртом воздух. — Злодей! Что ты задумал? Хочешь погубить собственного сына?
— Я не отвечаю за действия Грегора, — высокомерно ответил маркиз, — и буду опечален, если потеряю его. Но к счастью, у нас останется его сын. Я воспитаю мальчика по своему образу и подобию, и он не будет доставлять нам головную боль своей набожностью.
Я задергался и сделал слабую попытку выругаться из-под пятисотфунтового германского молодца. Бонифаций, почувствовав, что теперь он владеет ситуацией, лениво повел пальцем вверх и вниз, показывая, как нужно действовать тому, чей зад давил мне на грудную клетку.
— Дай ему подышать немного, а потом вновь придави. — Ленивый палец теперь указывал на меня. — А ты не дури, — предостерег он. — Своими лживыми криками здесь все равно ничего не добьешься, ведь большинство из них говорит только по-германски.
Он вытянул из ножен меч. Этот жест, как, впрочем, и все другие, обладал изяществом и утонченностью, способными привести в бешенство: мне даже не хотелось верить, что столь отвратительная личность может держаться с такой изысканностью. Итак, меч был вынут и оказался у моего горла. Бонифаций кивнул троице, которая слезла с моей груди, рук и ног.
— Спасибо, — сказал он и добавил что-то насчет завтрашнего дня, своего шатра и награды.
— Думаю, вы хотели бы поговорить со мной с глазу на глаз, — громко произнес я, лежа на спине и бросая взгляды по сторонам. — Прикажите своим людям разойтись, пусть они просто поглядывают в нашу сторону и держат ухо востро — некоторые из них все-таки понимают нас.
— Мы можем говорить тихо, — сказал Бонифаций. — Или я мог бы просто убить тебя. Но прежде хочу знать, что тобою движет.
Я расхохотался.
— От меня вам пользы не будет, мессир.
— Ты отвечаешь за действия Грегора?
— Ммм, сложный вопрос, — сказал я, закатывая глаза и стараясь держаться дерзко, что сделать довольно сложно, если лежишь на спине, а к твоему горлу приставлен меч.
— А ты дай на него простой ответ, — предложил Бонифаций.
— Простое мне трудно дается. Грегор — капитан своей души, но иногда я исполнял при нем роль штурмана.
— В какую сторону ты направлял его корабль?
— Подальше от мелководья бездумной набожности, поближе к хитрости.
— Он всегда был плохим моряком в тех водах. — Бонифаций невесело хохотнул.
Он уже думал о Грегоре в прошедшем времени — меня тронула такая забота.
— Я делал все, что мог, мессир. Но сегодня вообще не сумел ему помочь.
— Если я арестую тебя и подержу под охраной до своей коронации, — сказал он, — если не дам помешать мне взойти на трон, но сохраню при этом тебе жизнь — не могли бы мы тогда вместе поплавать в тех водах?
— Польщен вашим интересом, мессир, действительно польщен, — произнеся, — но вынужден сказать «нет». Вместе нам не плавать. Если только вы и Грегора не посадите под замок, чтобы он не смог себе навредить.
— Отдай мне кинжал, — велел Бонифаций. Я не шелохнулся. Он чуть сильнее надавил лезвием меча мне на горло. — Кинжал, — повторил он. — Немедленно.
— Это для того, чтобы вы могли расправиться с безоружным? Все равно вы намерены отделить мою голову от шеи, так что какой смысл отдавать вам кинжал?
— Мои мотивы нематериальны, — ответил Бонифаций.
— В таком случае и моя реакция тоже нематериальна. Представьте, что я отдаю вам кинжал. Передача оружия, как и само оружие, нематериальна. Не желаете еще что-нибудь получить из нематериального царства? Быть может, немного ячменя?
— Ты блаженный, — решил Бонифаций.
— Да, ваша правда, Блаженный из Генуи, он самый. Константин Филоксенит хорошо меня знает и готов за меня поручиться, если спросите. Это я посадил бедняжку Алексея на трон. Во всяком случае, помог ему.
Лезвие меча чуть отодвинулось от горла.
— Что?
— Вы, случайно, не слышали обо мне?
В моем голосе звучала надежда.
Маркиз Бонифаций нахмурился.
— Исаак говорил что-то о сумасшедшем из Генуи, но мне казалось, он бредит.
— Тогда расспросите обо мне его хорошенькую вдову. А кроме того, это я все придумал с реликвиями и привел Джамилю к Грегору. — Он уставился на меня, не скрывая удивления. — Ах да, в Задаре вы тоже видели мою работу — распря с Симоном де Монфором и слух, что вы наградите воинов золотом.
— Должен признать, поражен тем, что слышу, — сказал Бонифаций. — Подозреваю, такого фрукта, как ты, стоит заполучить к себе в плен.
— В любом плену мне тесно, не удержите, — сказал я, вновь закатывая глаза. — Да что там говорить, мне тесно даже в некоторых королевствах.
— Вставай! — решительно произнес Бонифаций, не отводя меча.
— Мне что, самому наколоться на меч? — спросил я. — Этакое вынужденное самоубийство в отместку за нашу первую встречу?
— Поднимайся. У меня нет интереса в твоей смерти.
Я приподнял голову, и меч слегка отодвинулся, хотя Бонифаций в сторону не отошел. Я оперся локтями, сел, подтянул под себя ноги, поднялся на колени. Меч по-прежнему оставался у моего горла.
— Даже не думай о побеге, — предостерег Бонифаций.
Я решил сделать ему одолжение, так как успел обдумать побег во время своей глупой болтовни, когда лучше мог оценить обстановку (глядя снизу вверх), чем он (глядя сверху вниз). Прямо за моей спиной висел факел, прикрепленный к деревянному строению, возможно чьему-то дому, хотя его обитатели давным-давно пустились в бега. Разглядывая его с земли, я успел продумать (хотя видел все вверх ногами), как именно туда взобраться.
Я вскочил, прыгнув не только вверх, но и назад, слегка в сторону, схватил факел и швырнул его в лицо Бонифацию. Тот, испугавшись, попятился и громко заорал, когда факел упал на солому, где я только что лежал. Оба этих обстоятельства привлекли к себе внимание, но у меня появилась минутка вскарабкаться по стене дома, что не удалось бы ни одному мускулистому рыцарю.
Оказавшись на крыше, я попробовал сориентироваться. Бонифаций — у меня за спиной, бухта — по левую руку, довольно близко, но по другую сторону от спешно надстроенной городской стены. Галера дожа должна была быть причалена недалеко от Венецианского квартала, который, по счастью, располагался на северной окраине территории латинян, совсем рядом.
Крики за спиной привлекли мое внимание, я обернулся и посмотрел с крыши на Бонифация. Он вопил как резаный, приказывая каким-то оруженосцам лезть за мной следом, хотя это означало подойти довольно близко к разгорающемуся пламени. Мой план не предполагал устраивать пожар, так что теперь приходилось действовать осторожно. Я прошелся вдоль края крыши, поглядывая на Бонифация, оставаясь у него на виду, но при этом двигаясь довольно быстро, чтобы ребята не добрались до меня, пока не достигну дальнего края. Бонифаций преследовал меня по земле, крича и жестикулируя.
Я приблизился к краю здания. Впереди — городская стена, позади — оруженосцы, внизу — Бонифаций, а чуть дальше за его спиной — разрастающийся пожар. Бонифаций под охраной одного воина с факелом в руке все еще хотел вступить в переговоры. Он стремился использовать меня каким-то образом и желал выяснить мои способности.
— Глядите-ка! — прокричал я ему и вынул из-за пазухи красный бархатный мешочек, откуда извлек реликварий Крестителя. Он не мог его как следует рассмотреть, но факел отбрасывал достаточно света, и Бонифаций увидел, что вещь золотая, инкрустированная каменьями. Мне захотелось ему помочь и объяснить, что это такое и как у меня оказался реликварий. — Это причина чудесного спасения Грегора! — с важным видом завершил я свой рассказ. — Потеря святыни привела к тому, что Мурзуфл бежал! Хотели бы ее получить?
Сказал все это просто так, чтобы подразнить его, но он воспринял мои слова всерьез.
— Спускайся вниз, мы это обсудим, — предложил он и жестом велел оруженосцам отойти назад, хотя к этому времени они уже меня настигли.
Судя по крыше, длинное здание, которое я только что пересек, являлось одной стороной прямоугольного двора, который образовывал тупик с городской стеной. Две оставшиеся стороны принадлежали другим зданиям. Иначе говоря, двор был внутренней частью длинного городского квартала. Мой взгляд устремился вниз, на Бонифация.
— Твои ребята могут проследить, чтобы я не убежал. Встретимся на параллельной улице.
— Зачем? — теряя терпение, вскричал Бонифаций.
— Затем, что мне так хочется, — весело ответил я и помахал драгоценностью. — Сейчас перевес на моей стороне, не забыл? Встретимся там.
Я уже больше не торопился. Шаркал ногами, подпрыгивал, пританцовывал, ходил кругами, вел себя так, будто мне на все наплевать. Это было нелегко, так как огонь к этому времени полыхал не на шутку, и мне пришлось возвращаться мимо него, когда он уже охватил одну стену здания. Бонифацию даже пришлось сделать крюк, чтобы обойти пожар внизу. А воины уже образовали целую бригаду по тушению огня, который успел перекинуться на крышу и охватить мусор, разбросанный по черепицам.
Чтобы пройти по трем прилегающим крышам в противоположный угол, мне понадобилось столько же времени, как если бы я бежал милю. Бонифация, который следил за моим продвижением снизу, чуть удар не хватил. Почти весь путь мне пришлось совершить, держась у самого карниза, а оруженосцы были чересчур неповоротливы, чтобы подобраться поближе. Бонифаций все время что-то выкрикивал — то ли приказы, то ли вопросы, но мне не хотелось на них отвечать.
В конце концов мы оба оказались на одной стороне: я на крыше, а он внизу, на улице. Я весело помахал ему рукой, словно приятелю, которого только что заметил в толпе.
— Мне спуститься или хотите подняться сюда? Отсюда открывается прелестный вид на пожар с чудесными силуэтами воинов на темном фоне.
— Сбрось мне реликвию, — велел он.
— И тогда ваши друзья вынут свои ножички и заколют меня насмерть? Нет уж, увольте.
— Брось мне реликвию, а затем спускайся сам.
— И что тогда со мной будет?
— Тебе сохранят жизнь.
— У меня получается сохранять свою жизнь и без вашей помощи, благодарю покорно.
— Неужели ты не заметил, что загнан в угол? — с огорчением прокричал Бонифаций.
Я оказался у городской стены, глядя, как пожар всерьез охватывает дальнее здание и крышу, по которой я только что прошел. При свете пламени было видно каждую щербинку в стене, к которой я был прижат.
Вот уже второй раз за вечер Джамиля могла бы меня предостеречь, указав на причину всех моих бед: совершив один шаг, я не знал, что делать затем. Мой план на этом заканчивался: я отвлек Бонифация и увел его от ворот как можно дальше. В результате стоял на крыше, окруженный пламенем, с пустым реликварием и взбешенным маркизом внизу, настроенным на убийство.
Но нет, я понял, что легко смогу вскарабкаться по стене, на вершине которой маячила деревянная надстройка Мурзуфла. Через несколько секунд окажусь на самой высокой точке в городе, а от пожара меня будет отделять толстый слой камня.
Бонифаций понял ход моих мыслей.
Он рявкнул по-германски короткий приказ охранникам, которых собрал, пока преследовал меня. Четверо из них разделились на пары и переплели руки, чтобы подсадить остальных на крышу, где они могли бы присоединиться к оруженосцам. Если быть точным, то среди этих «остальных» был один охранник и сам Бонифаций.
— Очень польщен, — прокричал я сверху вниз, наблюдая за маркизом, — что вам нужна такая скромная персона, как я!
Я повернулся и начал карабкаться по стене. Камень был холодный, но почти сухой. Я сунул пальцы в две маленькие щелки, подтянулся, нащупывая пальцами одной ноги выступ или выбоину. После чего приподнял вторую ногу, чтобы поискать опору, но в этот момент шум за спиной возвестил о том, что Бонифаций взобрался на крышу. И тогда, все еще прижимаясь к стене, я рискнул оглянуться.
Бонифаций не стал терять время попусту, преследуя меня, а побежал прямо к полукруглому выступу стены. Только сейчас мне стало ясно, что это не что иное, как сторожевая башня, а внутри ее — лестница. Я карабкаюсь по стенам быстро, но человек, не обремененный ношей, поднимется быстрее. Увидев, что маркиз направился к башне, я сделал вдох, спрыгнул обратно на крышу и метнулся к открытой двери башни, опередив Бонифация на две секунды. Теперь осталось выяснить, кто быстрее бегает по лестницам.
Я нырнул в темноту, Бонифаций отставал от меня всего лишь на локоть. Ступени, ступени, ступени, и вот они уже больше не каменные, а деревянные: мы оказались в надстройке — шаткой, скользкой (наверное, о господи, от крови), заваленной оружием. Того и гляди навернешься. А это что такое? Кажется, чья-то рука. Я споткнулся, но не упал, услышал, что Бонифаций тоже в этом месте чуть не навернулся. Вот и еще один пролет, и следующий, и следующий. Теперь все строение начало раскачиваться. И как только оно выдержало, не рухнуло, когда в него набились рыцари в доспехах. А потом внезапно…
…Внезапно над головой оказались звезды и жирная луна, низко нависшая над западным горизонтом. Так высоко над землей мне еще бывать не приходилось за всю мою жизнь. Так высоко парил только Христос на куполе собора Святой Софии. Ветер хлестал в лицо. Я скорее вспомнил, чем увидел или почувствовал форму надстроенных парапетов: их соорудили выступающими над водой, чтобы сбрасывать сверху на корабли камни. Начал нащупывать в темноте ограждение, нашел его и, не выпуская из рук, сделал десяток длинных шагов над колышущимися внизу тенями. Потом остановился, так как идти дальше было некуда — тупик.
Бонифаций отстал в силу возраста (на двадцать лет меня старше) и грузности. Но деваться мне было некуда, и уже через минуту он оказался рядом.
— Отдай реликвию, — с трудом проговорил он, хватая ртом воздух, — и сдавайся сам.
— Взгляните, — сказал я, тоже едва переводя дух, и указал вниз на бухту.
Один корабль ярко освещали фонари, мерцавшие от носа до кормы, а палубу заполняли люди. Корабль огромный, его борта щетинились лопатками десятков алых весел, торчавших из уключин.
Галера дожа. Вся палуба занята воинами, за исключением центра под балдахином. Но мы были слишком высоко над ним, чтобы заглянуть под парусиновую крышу. Нам были видны только сапоги сидевшего там человека.
— Это сапоги Грегора, — пояснил я сочувственным тоном. — Он успел расквасить вашему Клаудио нос и в эту минуту рассказывает Дандоло о том, что вы задумали. Нет, ошибаюсь. Он уже обо всем рассказал, глядите сами. — Я указал на баркас, приближавшийся к галере. — Это Константин Филоксенит, ему выдалась тяжелая ночь из-за всех ваших политических интриг. Дандоло призвал его к себе на корабль, чтобы объяснить без экивоков, как следует действовать, несмотря на ваш подкуп. — Перехватив взгляд Бонифация, я добавил: — Вряд ли вы отпустите меня теперь, даже если отдам вам этот чудесный реликварий.
С этими словами я засунул инкрустированное каменьями золотое темечко обратно в красный мешочек и швырнул как можно дальше. Мешочек, описав грациозную дугу под крик Бонифация, мягко шмякнулся на балдахин.
Но не успел он упасть, как маркиз уже вцепился мне в горло. Я ударил его коленом в пах, и он разжал руки. Мне удалось, опершись на него, вскарабкаться на шаткий деревянный парапет. Высоты я не боюсь, но прыжки в бездну вызывают у меня некоторые сомнения. Прямо подо мной, на расстоянии ста футов, лежали скалы, из которых поднимался город. Если упаду по прямой, то там и погибну. Описать в воздухе дугу, подобно реликварию, не удастся. Все корабли были пришвартованы плотно друг к другу (для надежности), корабль дожа стоял к берегу ближе всех. У меня был шанс упасть в воду, если бы только я смог прыгнуть как следует.
Карабкаться умею, даже вниз. С прыжками сложнее. Пришлось закрыть глаза и подпрыгнуть, почувствовав, что Бонифаций пытается схватить меня за ногу. Меня обдуло холодным ночным ветром. Время замедлило ход. Я летел вверх и вперед, а потом, как мне показалось, надолго завис в столкнувшихся воздушных потоках. И тут меня захлестнуло ощущение полной пустоты подо мной. Я начал падать, не зная, куда приземлюсь и приземлюсь ли вообще, и в эту секунду с облегчением понял, что потребность в мести окончательно меня покинула. Хотелось лишь одного — в последний раз обнять Джамилю.
