За императором тянулась вереница встревоженных придворных, среди которых были «тростниковый человек» и тот, что ходил в расшитой каменьями тунике. На императоре же была одежда, превосходившая своей роскошью одеяния всей «нашей» группировки: длинное пурпурное платье украшало в пять раз больше камней, и в десять раз шире было золотое шитье. А на голове он носил нечто более громоздкое, чем любая корона из мною виденных. Это сооружение напоминало скорее золотую шапку, сплошь утыканную жемчугами и рубинами. Да, если такая тяжесть давит на мозги, то у любого испортится настроение.

Узурпатор носил то же имя, что и его юный племянник, претендент, и внешне они были похожи. Точнее, этот Алексей также не производил впечатления своей красотой или внушительностью. Он напоминал человека, который почему-то считает, что все с ним должны нянчиться. Уже немолодой, круглолицый, непримечательной внешности. Как и царевич, он был высок и худощав, с темными седеющими волосами. Я забыл упомянуть семейную черту — выдающуюся челюсть.

Он с важным видом обошел комнату, что-то зло бормоча себе под нос. Дверь захлопнулась, отрезав тех, кто шел вслед за императором, и они принялись колотить кулаками в створки. Его величество провопил одну-единственную фразу, выставив вперед кулак, и все шумы за дверью моментально стихли. Джамиля, побледнев, прошептала:

— Он сказал, что убьет любого, кто еще раз стукнет в дверь.

Пометавшись по комнате, император немного успокоился, присел на край огромной, укутанной шелками бирюзовой кровати и взглянул на своих помощников, словно перед ним выстроились двигающиеся статуи. Никто, кроме него, не сел.

— В сторону! — рассеянно бросил он одному человеку, который случайно оказался между кроватью и нами.

Придворный поспешил убраться, а узурпатор оглядел Джамилю с ног до головы и не узнал в ней ту, что провела в его шатре полдня, хотя мы с ней оба подумали об этом, как только он начал ее рассматривать. Потом он обратил свой взор на меня.

— Мне сказали, что ты здесь. Объяснись. Я не звал никого из твоей братии. Кто ты?

Джамиля нервно перевела, и я сразу ответил:

— Блаженный. Из Генуи, разумеется.

Я величаво махнул Джамиле, чтобы она перевела, а как только она произнесла слово «Генуя», отвесил витиеватый поклон и бухнулся на колени у ног императора.

Император что-то злобно прошипел.

— Никто не сидит в присутствии императора, даже на коленях, — предостерегла меня Джамиля. — Думаю, именно в этом твой промах. Продолжай говорить, быстро.

Я начал расхаживать по спальне, дерзко улыбаясь всякому, чей взгляд мне удавалось перехватить, а сам старался что-то придумать.

— Я провидец. Меня называют Блаженным из Генуи, и моих услуг добиваются по всему миру. — По моему знаку Джамиля перевела. — Даже Папа… Нет, прости, лучше скажи — архиепископ Корфу, церковь и корона едины, повсюду. Так вот, ко мне идут за помощью в трудную минуту, чтобы услышать Слово Божье. И я говорю с ними от Его имени.

Все это было переведено, правда с заминками: Джамиля, вероятно, пыталась сделать мое заявление чуть более правдоподобным. Недоверчивый монарх пренебрежительно отозвался о моем появлении.

— Это в подражание Христу на сороковой день искушения. Император спросит, почему обо мне никто не слышал. Так вот, это потому, что я своего рода секретное оружие и никто не хочет признаваться, что оно у него есть. — Я продолжал величаво расхаживать взад-вперед по мраморному полу, пытаясь скрыть страх.

— Нас ждет смерть, ты это понимаешь? — спросила Джамиля. — У тебя есть единственный шанс убедить его, что ты чародей, а ты все портишь.

Я щелкнул пальцами, испытывая искреннюю благодарность за напоминание.

— Да, конечно! Скажи ему, что мне известно имя и место рождение рыцаря, которого они сегодня взяли в плен, — Отто Франкфуртский, из Германской империи…

Произнося имя, я посмотрел прямо на его величество, после чего отвернулся и продолжил расхаживать.

Но имя произвело эффект. Его величество только что присутствовал на параде, во время которого перед ним провели единственного военнопленного. Император расспросил его и кое-что о нем узнал. Теперь же его величество немного поворчал и приказал мне через Джамилю продолжать.

— Он из благородного франкфуртского семейства. Второй сын у своего отца и первенец у матери, а благодаря сложной родословной наследник обширных имений, которые достанутся ему от брата матери. Этот человек пока не посвящен в рыцарское звание, но скоро станет рыцарем, а еще он очень хорошо обращается с лошадьми. Он был зачислен в седьмой отряд под предводительством Бонифация Монферрата, который приходится его брату Грегору тестем, но его перевели в авангард к графу Балдуину. Он держит при себе шлюху по имени Лилиана, у которой на левом плече симпатичная маленькая родинка. Он позволяет другим мужчинам пользоваться ею, но есть одна позиция, которую она приберегает только для него. Я готов продемонстрировать ее, если его величество будет настолько любезно, что согнется и облокотится о кровать.

Все было переведено (за исключением, наверное, последней фразы). Император был потрясен. Я бросил взгляд на «тростникового» дворецкого и рискнул ему подмигнуть.

— Скажи ему, — велел я Джамиле, преувеличенно жестикулируя, — Господь даровал мне эти знания для того, чтобы император меня выслушал и поверил каждому моему слову. — Все это было переведено, и я получил позволение продолжать. — Скажи ему, Господь очень разгневан на него за то, что он ослепил своего брата Исаака, и он еще поплатится за это, если не последует моему совету.

— Нет, это становится чересчур опасным, — тихо возразила Джамиля, но, когда я бросил на нее по-актерски многозначительный взгляд и нетерпеливо махнул рукой, она передала все слово в слово.

Император побледнел, и все в комнате притихли. Я задел печально известную слабую струну.

— Ты хочешь сказать, что можешь спасти меня от проклятия, которое я сам навлек на свою голову? — сурово спросил император.

— Да, — прозвучал мой ответ. — Но ты должен выслушать меня очень внимательно.

В дверь снова застучали, на этот раз с безумной настойчивостью. Голоса умоляли его величество сесть на коня и повести войска против вторгающейся армии, отбросить венецианцев, прежде чем те успеют воспользоваться своим преимуществом благодаря пожару. «Тростниковый человек» и «любитель драгоценностей» скорчили гримасы. Джамиля, хоть ничего и не понимала в боевой стратегии, сумела разобраться, в чем основной предмет спора, и быстро перевела мне, пока его императорское величество орал на своих придворных за дверью, чтобы те заткнулись и оставили его в покое, поскольку сейчас у него более насущные проблемы: он решает вопрос о бессмертии своей души.

Потом он подал мне знак продолжать, причем быстро. Я понятия не имел, о чем говорить. До отплытия из Венеции все мои необдуманные поступки обычно были связаны с увеселениями. Преуспеть в мошенничестве не удалось.

— Господин, — произнес я, стараясь говорить уверенно, — ты благословлен великой мудростью, ибо Господь велел мне посоветовать тебе поступить так, как ты планировал: вывести из северных ворот как можно больше людей. Это отвлечет венецианцев от бухты, они захотят оказать помощь своим друзьям-франкам. Более того, такой шаг позволит сражаться за городскими стенами, так что жители не пострадают.

— Кое-кто из моих людей говорил то же самое, — нетерпеливо возразил император. — Я им не доверяю. Некоторые помогали мне свергнуть Исаака, значит, они способны на предательство. Именно эти люди посоветовали мне перевести варягов на защиту дворцовых стен сегодня утром, вместо того чтобы оставить их в бухте. И посмотри, к какому бедствию это привело: венецианцы заняли бухту. Так что я не стану следовать этому совету только потому, что он исходит от них.

Он буквально выплюнул последнее слово, глядя на дверь, с другой стороны которой по-прежнему, как безумцы, вопили сомнительные советчики.

— Но я даю тебе такой же совет от самого Бога, — резонно аргументировал я. — Однако Господь велел мне прибавить одну немаловажную подробность: ты не должен нападать на франков, потому что угроза исходит от твоих собственных людей.

Сделав широкий жест, я велел Джамиле перевести. Глаза императора округлились, а сам он побледнел. Человек в усыпанной каменьями тунике (который уже планировал стать следующим императором) тоже встревожился.

— Что? — взревел император.

Я продолжил:

— Один из тех, кто сейчас стоит за дверью, на самом деле сговорился с армией франков. — («Любитель драгоценностей» слегка успокоился, видя, что я собираюсь погубить не его самого, а одного из его соперников.) — Господь пока не сообщил мне, кто именно этот человек, но вот доказательство. — С каждой минутой я убеждался, что его величество все больше заглатывает наживку, и моя походка становилась все нахальнее, а жесты все драматичнее и резче. — Штурм возглавляет фламандский граф по имени Балдуин.

Я сделал несколько шагов, остановился, повернулся и жестом подозвал всех к окну.

— А вот и самое главное. Понаблюдайте за ним… нет, не за ним, за его знаменосцем.

Эти мои слова прозвучали как злое заклинание. Мои старания были потеряны в спокойном и монотонном переводе Джамили, а жаль. Я сжал руку в кулак, будто держал в нем древко, а потом очень медленно описал воображаемым древком небольшую окружность.

— Когда окажешься на поле брани лицом к лицу с врагом, не своди глаз с этого человека. Как только он начнет вращать своим флагом вот так… — я начертил в воздухе широкий круг, — это сигнал предателю возле тебя напасть на своего императора и отобрать у него при всем честном народе корону.

Я сделал паузу, давая возможность Джамиле перевести.

Император уставился на меня в крайнем изумлении.

— Скажи мне, какое все это имеет отношение к Исааку, — взмолился он, позабыв о своем величии.

Исаак. Черт бы его побрал! Исаак был просто хитростью, с помощью которой я должен был привлечь внимание его величества.

— Господь позволил прийти на твой двор этому несчастью, чтобы оно послужило тебе наказанием за сотворенное зло по отношению к брату, — пояснил я. — Но Господь в своем безграничном милосердии готов проверить твое послушание, и если ты окажешься послушным, то он тебя спасет.

Последовал перевод.

— Если увидишь этот знак флагом, то, значит, ты не должен идти в атаку, а вместо этого должен быстро вернуться во дворец, и тогда, убедившись, что я говорю с тобой от имени Бога, ты должен поступить так, как я скажу. — Это дало бы мне несколько часов. — Господь пока не просит тебя доверять мне полностью. Сначала тебе будет предоставлено доказательство. На поле битвы. Ступай же, император! — в заключение произнес я, жестом указывая на дверь, откуда вновь раздался стук. — Мы с моей помощницей будем здесь, когда ты вернешься. Мы существуем только для того, чтобы служить тебе.

Я почувствовал, что Джамиля подавила стон, прежде чем перевела последние слова.

Узурпатор Алексей встревоженно смерил меня взглядом в последний раз, а затем подал знак многочисленным воинам, усеявшим комнату, как шахматные фигуры. Они тут же направились к двери, покорно возглашая весть о предстоящей битве. Пока они шелестели мимо нас расшитыми шелками, его величество подозвал одного воина и прорычал ему какой-то приказ, ткнув в мою сторону пальцем. Кровь отхлынула от щек Джамили.

— Что? — спросил я, когда воин не спеша направился к нам с мерзкой улыбкой на лице.

— Он сказал, что этот Блаженный из Генуи — колдун, — прошептала Джамиля. — Он сказал… Он сказал, выслушайте все, что он может сообщить, а потом повесьте его.