Глава двадцать восьмая

Год спустя, теплым весенним днем, я поднялся в Верхний город, чтобы получить оливковый венок.

Это был лишь один венок из семидесяти, которыми Город решил увенчать Фрасибула и людей, пришедших с ним в Филу. Гражданская война окончилась и тирания была сокрушена окончательно. Лисандр слишком переусердствовал в Спарте, пытаясь интригами получить царский трон; царь Павсаний это учуял и предпринял шаги, чтобы осадить его. Стремясь подорвать его силу повсюду, а также и из политических соображений, цари дали нам разрешение восстановить демократию. И вот Город возносил хвалы Зевсу и присягал правлению совершенной справедливости между людьми.

Странно было снова стоять в Храме Девы и ощущать на лбу шипы оливковых веточек. Много раз в юности молил я богов, чтобы мы с Лисием были увенчаны вместе; и он, полагаю, тоже молился об этом. А теперь я получил его венок и отнес домой. Я получил его вместо Талии, ибо теперь мне полагалось действовать за нее в этом деле и во всех прочих. Но мать моих сыновей за эти двадцать пять лет заслужила от меня лучшего, чем вольные разговоры о ней, словно о посторонней, а я и так уже написал больше, чем следовало.

После этого начались речи, восхвалявшие освободителей, воздававшие честь мертвым и призывавшие светлое будущее для Города; ибо, говорили ораторы, хоть мы и потеряли империю, зато нашли справедливость, величайший дар Зевса человеку. Потом были состязания хоров, бег в доспехах для мужей, а позже, когда спустится вечер, намечался еще бег с факелами для юношей.

Я сидел на стадионе и в перерыве между состязаниями думал, что скоро надо будет пойти к мальчикам, которых я готовил по бегу, и подбодрить тех, кто в этом нуждается. Но время еще оставалось. Продавцы воды и вина суетились вовсю, потому что вечер был теплый, а бегуны подняли пыль. Как обычно в таких случаях, друзья, завидев один другого со своих мест (еще только начинало смеркаться), переходили, чтобы сесть вместе, и другие двигались, освобождая им место. Мне помахал рукой Ксенофонт и пробрался в мой ряд. Мы тепло поздоровались. Амнистия дала нам обоим возможность восстановить нашу дружбу. Я сказал, что не видел его последнее время в Городе, и спросил, где он был.

– Ездил в Дельфы, спросить совета у Аполлона, какие следует принести жертвы перед путешествием, которое я собираюсь предпринять, – ответил он.

Я спросил, далеко ли он собрался.

– Не близко. В Персию, воевать за Кира.

Я уставился на него – от удивления не находил, что сказать.

– Проксен, мой фиванский друг, написал мне из Сард. Он уже служит у Кира и говорит, что никогда не встречал лучшего воина и более благородного человека. А Проксен – достойный судья в таких делах. Войска нужны, насколько я понял, чтобы очистить горы от разбойников, а у Кира щедрая рука – это немало значит для человека вроде меня, у которого имение заложено.

– Что-то мне эта история не нравится. Нанимать войско из эллинов, чтобы уничтожить разбойников? Слову мидянина верить нельзя, вас могут втянуть во что угодно . Раз уж ты ездил к оракулу, что ж не спросил, стоит ли отправляться туда вообще?

– Те же слова сказал мне Сократ. Что ж, признаюсь, я не хочу менять свои планы. Но, полагаю, будь Аполлон сильно против, он бы уж мне намекнул.

Я беспокоился о нем сильнее, чем захотел бы признаться. Даже сейчас, в мирное время, он бы нанес большой вред своему честному имени, пойдя в наемники к покровителю Лисандра. Но ему следовало самому все понимать – он воин и не дурак. Еще мне хотелось спросить, почему он покидает Город теперь, когда дела становятся на ноги, – но не спросил. Ибо, хоть он все еще держал себя как всадник и командир конницы, все же что-то в нем потускнело и угасло со времени амнистии: он выглядел человеком без будущего. Он прошел через все тревоги шаг за шагом, не уронив своей чести как он понимал ее; под конец он ненавидел тиранов не меньше, чем любой другой, но его глаза раскрылись поздно, и, правду сказать, сейчас Городу не особенно были нужны люди, которые служили "Тридцати".

– Любой человек, – говорил он, – хочет, чтобы его имя осталось записанным где-то на свете. Не случайно мальчишки так любят вырезать его на дереве. Когда-то я мечтал основать город, но это в руках богов…

Подошел разносчик вина, Ксенофонт угостил меня – как всегда на играх, это оказалось довольно грубое пойло.

– А кроме того, – продолжал он, – мне хочется узнать Кира. Говорят, он рожден, чтобы править, и мне хочется понять, как устроены такие люди. Вечно слышишь громкие разговоры то от одной партии, то от другой, что они, дескать, лучше подходят для правления, чем кто угодно. Как обычно говорит Сократ, каменщик или кузнец всегда может ясно сказать тебе, насколько он искусен в своем ремесле, но никто еще не определил точно, что такое искусство правителя; вернее сказать, не найти и двух человек, согласных с любым таким определением. Сложности всегда возникают, когда ты не определишь понятий; но, кажется, самые большие сложности порождаются тем, что не определено именно это понятие.

– Ну, тогда желаю тебе удачи в поисках такого определения, – сказал я. – Но привези его сюда, чтобы поделиться с друзьями.

Я смотрел, как он пьет терпкое вино, – с таким лицом, будто ожидал, что оно окажется еще хуже. Мне казалось, что я в последний раз смотрю на мальчика, еще сохранившегося у меня в памяти.

В тот день я оказался прав. Следующий раз мы встретились через пять лет, и случилось это не в Афинах. Он стал продубленным, словно ремешок дротика, и крепким, как древко, теперь это был воин, которому, казалось, колыбелью в детстве служил щит; но самым поразительным изменением, я думаю, было увидеть в этом человеке, всегда столь внимательном к условностям, ту иноземную, диковинную бесшабашность, которую замечаешь в воинах прославленных нерегулярных войск; эти люди словно говорят: "Хотите верьте, хотите нет – вы-то никогда не были там, где мы побывали. Только мы сами вправе судить друг о друге".

Он отошел к другим друзьям, а я, увидев, что кто-то мне машет, поднялся, узнал Федона и перебрался к нему. С ним рядом был Платон, а на несколько скамеек ниже Сократ беседовал со своим старым другом Хайрофонтом, который вернулся из изгнания вместе с другими демократами. Я подошел сзади, и они меня не видели, но Платон подвинулся, освобождая мне место рядом с собой. Когда мы встречались на людях, он никогда не забывал проявить ко мне любезность. Но к себе в дом не приглашал. Хоть я никогда не похвалялся, что убил Крития (никто не станет хвастаться тем, за что заплатил так дорого), но кое-кому это было известно; и несомненно, плохой настанет день для Города, когда люди настолько потеряют благочестие, что станут принимать гостем человека, пролившего кровь их родственника.

Мы говорили о безразличных вещах и смотрели на жонглера, который подбрасывал на стадионе факелы – сумерки уже сгущались. На скамейке прямо под нами сидел, разговаривая с друзьями, Анит. Он тоже был увенчан в тот день за противодействие тиранам, и никто не заслужил эту почесть больше. Он трудился в изгнании почти так же упорно, как Фрасибул, и хорошо бился в Пирее, хоть был уже не молод. Но этот человек никогда не делал ничего наполовину. В те времена, когда весь Город был влюблен в Алкивиада, Анит со своей страстью выделялся среди всех, она процветала, невзирая на насмешки и даже публичные оскорбления. Рассказывали, что он однажды устроил пиршество, от приглашения на которое юнец отказался. Но Анит не прекратил назойливых просьб, чуть ли не на коленях умолял его прийти – на любых условиях. Алкивиад удалился со смехом; когда пришли гости, его среди них не было; однако позже он появился – и остановился в дверном проеме. Хозяин начал умолять его войти, а он ничего не сказал, лишь знаком послал своего слугу собрать со стола серебряные винные кубки – и ушел с ними, так и не сказав ни слова. Это произошло в то время, когда он бегал за Сократом, который, никогда не прося ничего для себя, сделал юнца еще более надменным чем прежде по отношению к толпам своих поклонников-рабов.

Теперь, однако, Анита приветствовали повсюду как спасителя демократии, – и он стал вылитым демократом. Он гордо расхаживал повсюду, оголив правое плечо, как ремесленник, вместо левого – при том, что был весьма состоятелен и использовал в своей кожевенной мастерской и рабов, и свободных людей. Он делал себе имя в политике, это было заметно и в тот вечер: его беседу с друзьями постоянно прерывали многочисленные приветствия.

– Ну что ж, – говорил он, – за это мы сражались – и вот мы видим это. Здесь сидит народ, вступивший в свои права, простые люди, встретившиеся как братья, чтобы отметить свое торжество, чтобы воздать честь старым доблестным бойцам, разделить их гордость и ощутить их радость. День презрения к нерешительным и малодушным, к безразличным и увиливающим, ко всем, кто не воспринимал их борьбу как свою собственную. Им принадлежит будущее, это их день.

Его друзья рукоплескали. Но Платон нетерпеливо повернулся к Федону со словами:

– Что делает этого человека подлым при всех его громких словах? Кто эти люди? Что за личности? И кто такие простые… Федон, что скажешь? Ты ощущаешь радость, Алексий?.. Прости меня. Ты вправе задать мне тот же вопрос.

Я сказал:

– Это образное выражение, я полагаю.

Его голос всегда звучал громко и ясно; судя по спине Анита, тот, думаю, все слышал.

– Значит, плохое выражение, ибо говорит об образе того, чего не существует. Здесь нет Народа. Здесь есть двадцать тысяч тел, в каждом из которых томится в заключении душа, центр космоса, невидимого ни для кого иного. Здесь они остановились, чтобы в компании друг друга провести в безделье немного времени, прежде чем каждый вновь возьмется за свой одинокий труд, лишь посредством которого душа его выживет или умрет, совершая свое долгое путешествие к Богу. Кто может творить добро, не зная, что это такое? И как человек найдет это добро, если не в раздумьях, молитвах, или беседах с немногими взыскующими правды друзьями либо с учителем, посланным ему богами? Не возникнет оно в броских фразах, выкрикиваемых на Агоре и означающих одно и то же для всех, кто слышит, нет, лишь в долгом изучении самого себя и причин своих ошибок, в обуздании желания и обламывании его, как обламывают строптивую лошадь, и в новом покорном возвращении к истине – и лишь в конце этого долгого труда будет душа очищена от примесей, как золото. Ничто из этого не может произойти в толпе – здесь человек лишь клонится как тростник под ветром гнева, страха, невежественных предубеждений, подхватывая, словно заразу, ложную убежденность в своем знании – или же, в лучшем случае, правильное мнение, но не взвешенное и не просеянное. Что же такое Народ, чтоб мы ему поклонялись? Должны ли мы поклоняться зверю в человеке прежде бога в нем?

Я видел, как оглянулся Анит и совсем было заговорил. Он как будто испытывал не очень ясный для себя гнев; но, увидев меня, сохранил покой, явно считая, что я – подходящее лицо для решения этой проблемы.

– И все же, – начал я, – люди должны собираться вместе, чтобы устанавливать законы, идти на войну или воздавать почести богам; они должны учиться действовать на общее благо. И для каждого правильного дела они должны ощущать себя Демосом, уверенно, как моряки ощущают себя командой.

– Да – но пусть опасаются лжи в своей душе. Люди поклоняются подобным словам; и тогда, ощутив себя частью чего-то, неспособного ошибаться, они утопают в гордыне, думая лишь о том, насколько выше они, чем какое-то другое собрание людей, – а не о том, насколько ниже они, чем боги. Что есть Демос иное, чем волна, которая тысячу раз сменяет свое вещество, пока прокатится от одного берега до другого? В чем его образец, идея? Давайте допустим, что божественный разум может содержать – наряду с идеями справедливости, святости и истины – идею Человека, воплощающую каждого из них, во всех пропорциях, безукоризненно настроенных и истинных, как Зевс Создатель впервые задумал нас. Ты можешь сказать, что человек, так сделанный, будет ближе к богу; что ж, в порядке Вселенной есть место и для такой мысли. Но как может существовать идея Народа? Кто может создать ее, кроме любви? Был ли ты влюблен в нее, Алексий, когда шел в Филу? Нет. Ты был влюблен в идею свободы и был достаточно логичен, чтобы знать: то, что ты любишь, погибнет в одном-единственном твоем объятии. Можно ли мне сказать о Лисии, раз уж мы сегодня вспомнили его? Он любил справедливость, будучи истинным сыном Зевса, и желал делиться ею, как делился всем хорошим, что у него было. Почему он должен был любить Демос, он, обладавший достаточно великим сердцем, чтобы любить людей? Даже если Зевс Всезнающий должен был отправить на землю того совершенного человека, которого мы постулировали, стал бы он любить Демос? Я думаю – нет. Он бы любил всадника и простолюдина, раба и свободного, эллина и варвара, может быть даже порочных людей, ибо они тоже есть узилища богорожденной души. А Демос объединился бы с тиранами в требовании, чтобы его распяли.

На стадионе зазвучала музыка и появился отряд мальчиков – в шлемах и со щитами; одни держали в руках копья, другие – факелы; они должны были танцевать в честь Зевса. Федон поднялся и сказал:

– Кончайте спор без меня; но, пока не начались забеги, я хочу переговорить с Сократом.

– Идемте все, – сказал Платон.

Но когда мы поднялись, Анит повернулся и заявил:

– Именно так я и думал!

– Извини? – отозвался Платон, останавливаясь.

– Так ты, значит, ученик Сократа? – произнес Анит.

– Нет, – возразил Платон, приподняв брови и сурово сведя их. – Я горжусь тем, что я – его друг. Прости меня.

Он ушел вслед за Федоном, который ничего этого не слышал. Я двинулся тоже, но тут Анит протянул руку и потеребил меня за гиматий. Он, будучи противником всякой церемонности и почтительности, от которых, как он считал, несет олигархией, имел привычку хватать, хлопать по плечу и тыкать пальцем в собеседника. Я испытывал почтение к его заслугам, потому сел снова.

– Удивляюсь я тебе, Алексий, – заговорил он, – что ты, который только сегодня был увенчан демосом и получил почести как друг, мог так спокойно слушать эти враждебные разговоры. Я думал, ты по крайней мере не позволишь Сократу больше дурачить себя теперь, когда стал мужем.

– Знаешь ли, Анит, я сражался как демократ здесь и на Самосе только потому, что Сократ научил меня думать своей головой. И Платон покинул лагерь тиранов, хоть среди них были его родственники, именно благодаря науке Сократа. Он учит каждого человека искать истину в себе самом.

Я видел, что он ждет, пока я закончу, чтобы высказать заготовленные заранее слова, как вроде я вообще ничего не говорил. Мне было легко с ним, нравилось, что он обращается с каждым человеком как с равным; но все же странно говорить с человеком, в мысли которого не можешь проникнуть. Внезапно мне показалось, будто меня окружает большая пустыня; я даже ощутил страх перед Паном, гонителем стад, как в каком-нибудь безлюдном месте.

– Этот человек, – ворвался в паузу Анит, – сколько я его помню, вечно водился с богатыми молодыми бездельниками, которые рисовались своей возможностью жить праздно и растрачивали лучшие годы, хотя могли бы овладеть честным ремеслом. Станешь ты отрицать, что Критий был его учеником? Или ты предпочтешь сказать "его другом"? Мало того, даже после восстановления демократии он над ней насмехается и старается ее подорвать.

– Не думаю, – возразил я. – Собственно, я не знаю, что ты имеешь в виду, – разве то, что, по мнению Сократа, глупо выбирать архонтов и судей жребием. Он говорит, что ни один человек не станет выбирать лекаря по жребию, если у него заболеет сын. А ты стал бы?

У него потемнело лицо, и я понял, что пробудил какую-то мысль, досаждающую ему.

– Послушайся моего совета, – сказал он, – и не дожидайся, пока Сократ испортит тебя и оставит без всяких принципов, без религии, без почтения к чему бы то ни было, как других молодых людей.

– Испортит меня? Да я не понимал, что означает религия, пока не начал беседовать с Сократом! А сейчас уже поздно бросать его, Анит. С детских лет он был мне как отец – и много больше.

Я видел, как у него на лбу набухла жилка; и когда он заговорил снова, я уловил, что логика до него не доходит, он слышит только себя.

– Больше, чем отец? Вот ты и сказал главное. Вот где корень зла! Кто может направить мальчика лучше, чем его собственный отец, хотел бы я знать?

– Смотря в чем, – отвечал я. – Тебе не кажется, что, например, кормчий может, если мальчик в море? Или врач, когда у него лихорадка? Если не ошибаюсь, Город думает, что даже я могу лучше – если мальчик учится бегать…

И я перевел разговор на тех, кто состязался в беге с факелами, думая успокоить его. Но он распалился пуще прежнего.

– Софистика! – отрезал он. – Бесконечные увертки с целью сожрать достойные принципы, истинность которых каждый человек понимает чутьем. Как захватил он такую власть над молодыми людьми? Конечно же, льстя им, заставляя думать, что их ждет особое предназначение в жизни, что они станут чем-то выдающимся, как этот зазнавшийся молодчик, который только что глумился над демосом; да еще своими поучениями, что заниматься честным ремеслом, где они могут познать истинную демократию, что-то отдавая своим товарищам, что-то получая от них, – что это лишь пустая растрата их драгоценных душ; что если они не могут болтаться с ним весь день по колоннадам, сводя языками на нет все святое, они станут болванами – точно такими же, как их бедные отцы, которые только проливали кровь, чтобы они могли жить как граждане, а не как рабы!

– Он сам был обучен ремеслу – и гордится этим. Весь Город это знает.

– Не говори мне о Сократе! Если молодые люди не платят за его уроки, то, клянусь псом, расплачиваться приходится их отцам!

Я проследил за его взглядом, заранее зная, что увижу. Его сын Антемион, юноша лет восемнадцати, сидел чуть дальше, в группе сыновей ремесленников, которые не сводили с него восхищенных взоров. Судя по их смеху, он только что рассказал очень непристойную историю; у меня на глазах он поманил к себе продавца вина – я заметил раньше, что он уже делал это два или три раза. Хоть зелье было крепкое, он пил его неразбавленным, как человек, который не может обойтись без вина, – светловолосый белобрысый юнец с раскрасневшимся подвижным лицом и отчаянными глазами.

– Он пьет больше, чем ему может пойти на пользу, – заметил я. – Все его друзья сожалеют об этом. А в те дни, когда он приходил к Сократу, я вообще не видел, чтобы он пил. Не думаю, что он счастлив. И не потому, я уверен, что считает, будто слишком хорош для работы в твоей дубильне, но потому, возможно, что она мешает ему использовать что-то в себе, как бывает с птицей, если держать ее в клетке, когда у нее отрастают крылья.

– Болтовня! – отрезал Анит. – Кем он себя воображает? Отработает свое ученичество, как любой другой! Я сражался за равенство между людьми. Никто не скажет, что я воспитал своего сына так, чтобы он был лучше своих сограждан.

– Значит, он должен позабыть свою любовь к совершенству до тех пор, пока каждый гражданин не ощутит ее в той же мере? Я сражался, Анит, не ради венка – кроме тех случаев, когда бегал на Играх, – но ради Города, в котором я смогу знать, кто в действительности равен мне, а кто – лучше меня, чтобы воздать таким почести; где повседневная жизнь человека – это его личное дело и где никто не заставит меня лгать, потому что это выгодно или потому что так хочет кто-то другой.

Эти слова, когда я произносил их, казались мне моими собственными мыслями, которыми я никому не обязан, кроме каких-то воспоминаний в собственной душе; но когда я взглянул за стадион, туда, где в опускающейся темноте загорались огни в Верхнем городе, я увидел лампады Самоса, светящие в дверном проеме, и винный кубок на чисто вытертых досках стола. И тут боль потери ударила меня, как нож бьет ночью человека, который весь день охранял себя от него. Мир опустел, обратился в царство теней; но никто не протянет мне чашу воды из Леты .

"Нет, я бы и не стал ее пить, – возразил я сам себе. – Ибо здесь он живет во всем, что мы делали вместе: вон в тех мальчиках, танцующих для Зевса, в свободных людях, наблюдающих за ними, – и в мыслях, свободно отражающихся на их лицах; в этом глупом старике, высказывающем то, что у него на душе, все как есть, без всякой опаски; и в Сократе, который говорит своим друзьям: "Мы либо найдем то, что ищем, либо освободимся от самоуверенной убежденности, будто знаем то, чего на самом деле не знаем".

Я взглянул в ту сторону и увидел, как он разговаривает с продавцом, у которого Хайрофонт покупал вино на всех. Уже зажгли чаши с маслом, готовясь в забегу, и в свете пламени я видел его лицо, эту маску старого Силена, и смеющихся Платона и Федона рядом. Я коснулся кольца у себя на пальце и сказал про себя: "Спи спокойно, Лисий. Все хорошо".

Голос Анита, от которого я было отвлекся, вновь зазвучал у меня в ушах:

– А еще, ты говоришь, он научил тебя новой религии. Могу поверить! Даже священные Олимпийцы для него недостаточно хороши. Ему обязательно иметь собственное божество, чтоб давало ему предзнаменования, и он его ставит превыше богов Города. Он неблагочестив, он антидемократичен, одним словом, он – не афинянин. И я не единственный, кто не хочет терпеть это больше. Если бы не связи наверху, он бы давным-давно получил по заслугам. Но сейчас у нас демократия!

Я повернулся глянуть на него – и увидел его глаза. И тут я понял, что именно в его голосе привлекло мое внимание. Это было чувство силы . Холодный ветер пронесся вдоль Илисса и над стадионом. Он вытянул в сторону пламя факелов, и черная ночь наклонилась сверху.

Кто-то сверху тронул меня за плечо.

– Ты не идешь, Алексий? Твои мальчики тебя ищут. Близится время забега; танец уже окончился, собираются петь гимн.

Он еще не договорил, а хорег уже поднял свой жезл, и хор мальчишеских голосов вознесся в темнеющее небо, словно стая ярких птиц, взывая к Зевсу, Царю, Всезнающему, дарователю мудрости и справедливости между людьми. Я поднялся на ноги; рядом со мной продолжал гудеть голос Анита, а впереди меня Сократ, держа в руке кубок, говорил с Федоном.

Эту книгу я нашел среди папирусов моего отца Мирона, которые перешли ко мне после его смерти. Я полагаю, это труд моего деда Алексия, внезапно умершего на охоте. Я был тогда маленьким ребенком, а он имел возраст около пятидесяти пяти лет. Я связал свиток, как он был, не найдя дальнейшего продолжения. Закончил ли мой дед свою книгу, я не знаю.

От АЛЕКСИЯ, сына Мирона, филарха афинских всадников, божественному Александру, царю Македонии, верховному вождю всех эллинов.

1. Пелопонесская война (431 – 404 гг. до н. э.) между Делосским союзом во главе с Афинами и Пелопонесским союзом во главе со Спартой (здесь и далее примечания переводчика).

2. Перикл – афинский стратег и крупный государственный деятель, родился около 490 г. до н. э., умер от чумы в 429 г. до н. э.

3. Согласно законам афинского архонта и реформатора Солона (ок. 640 ок. 559 г. до н. э.), все свободные афиняне (кроме пришлого населения метеков) в зависимости от получаемого дохода делились на четыре разряда: пентакосиомедимнов, всадников, зевгитов и фетов. Всадники были обязаны содержать лошадей и во время войны служили в коннице.

4. Керамик – северо-западный, ремесленный квартал Афин, где, в частности, были сосредоточены гончарные мастерские (от греч. "keramos" глина). Внутренний Керамик, в отличие от Внешнего, находился в пределах городских стен.

5. Афина Промахос – колоссальная бронзовая статуя работы Фидия, стоявшая на площади между Парфеноном и Эрехтейоном.

6. Буквальное значение греческого слова paidagogos – "водящий ребенка".

7. Локоть (греч. "pekis") – древнегреческая меры длины, около 0,46 м (сохранилась в Европе до конца Средневековья).

8. Панкратиаст – атлет, выступающий в панкратионе ("всеборье") единоборстве, сочетающем приемы борьбы и кулачного боя.

9. Герма (греч. herma – подпора, столб) – четырехгранный столб, увенчанный головой или бюстом; первоначально гермы изображали Гермеса, откуда и название.

10. Эфебы – свободнорожденные юноши 18 – 20 лет, обучавшиеся военному искусству и посещавшие школы риторов, философов и др.

11. Палестра – гимнастическая школа для мальчиков.

12. Дорийские – здесь то же, что спартанские; спартанцы были потомками дорийских племен, завоевавших Пелопоннес и частично ассимилировавших прежнее население – ахейцев.

13. Гоплиты – тяжело вооруженные пешие воины, набирались из зевгитов, третьего имущественного разряда афинских граждан.

14. Мидяне – жители Мидии, одной из провинций Персии; рассказчик называет мидянами всех персов вообще; летом 480 г. до н. э. персы захватили Афины, оставленные жителями без боя, но после битвы при Саламине вынуждены были покинуть город и всю Аттику.

15. Портик – так автор называет Пропилеи, величественное сооружение архитектора Мнесикла, парадный вход на Акрополь (Верхний город).

16. Саламин – остров у берегов Аттики, где 28 сентября 480 г. до н. э. греки под командованием Фемистокла разгромили более многочисленный персидский флот царя Ксеркса.

17. Трирема, или триера – парусно-гребное судно с тремя ярусами весел.

18. Гиакинт – сын спартанского царя, юноша необычайной красоты.

19. Алкивиад (ок. 450 – 404 г. до н. э.) – афинский стратег с 421 г. (неоднократно) и политический деятель. В 415 г., когда происходят описанные в этой главе события, организовал экспедицию против Сиракуз.

20. Обычная цена раба-мужчины составляла в то время 2 – 3 мины. Мина равнялась 60 драхмам, драхма – 6 оболам. Сто мин составляли один талант.

21. Ксенофонт (ок. 430 – 355 или 354 гг. до н. э.) – писатель и историк. В семитомной "Греческой истории" описал события с 411 по 362 гг. до н. э.

22. Имеется в виду Никиев мир, заключенный в 422 г. до н. э. на пятьдесят лет и длившийся шесть лет и девять месяцев.

23. Илоты – земледельцы древней Спарты; считались собственностью государства и по своему положению почти не отличались от рабов.

24. В ноябре 424 г. до н. э. в битве у аттического города Делий афиняне потерпели жестокое поражение от беотийцев, потеряв около 1000 гоплитов; погиб и стратег Гиппократ.

25. Писистрат – афинский тиран (единоличный правитель) в 560 – 527 гг. до н. э. (с перерывами). После неудачного покушения народное собрание разрешило Писистрату организовать особый отряд для охраны своей жизни, с помощью которого он и захватил власть в 560 г.

26. Аристид (ок. 540 – ок. 467 гг. до н. э.) – афинский полководец, политический противник Фемистокла. В 482 г. был изгнан остракизмом. В 480 г. по амнистии вернулся на родину и активно участвовал в битве при Саламине.

27. Архонты – высшие должностные лица в городах-государствах древней Греции.

28. В суде афиняне должны были выступать сами, поэтому при необходимости прибегали к услугам платных сочинителей речей.

29. Фонтан Эннеакрунос ("Девятиструйный") построен Писистратом в 6 в. до н. э. в юго-западной части Агоры. Вода в него была проведена с Гиметтских гор.

30. Амфиполь – основанный афинянами в 437 г. до н. э. город во Фракии, который не раз служил объектом притязаний спартанцев; здесь, по-видимому, имеется в виду битва в октябре 422 г., выигранная последними.

31. Аристофан (ок. 445 – ок. 385 гг. до н. э.) – поэт-комедиограф, "отец комедии" ("Лисистрата", "Облака", "Птицы", "Всадники" и т.д.).

32. Никий – афинский стратег и политический деятель (ок. 469 – 413 гг. до н. э.).

33. Гармодий и Аристогитон – организаторы заговора против сыновей Писистрата, тиранов Гиппия и Гиппарха в 514 г. до н. э. Вошли в историю под именем "тираноубийцы".

34. Критий (ок. 460 – 403 г. до н. э.) – философ, оратор, писатель, политический деятель; по убеждениям олигарх.

35. Ферамен (ок. 455 – 404 г. до н. э.) – политический деятель, глава умеренных олигархов.

36. Убив льва вблизи города Немеи в Арголиде, Геракл в память об этом подвиге учредил Немейские игры, выбрав для них следующие состязания: бег, борьба, кулачный бой, метание диска и копья, а также бега колесниц.

37. Феогнид – древнегреческий поэт-лирик второй половины 6 в. до н. э.

38. Первоначальное значение слова "демагог" – говорящий (в народном собрании) от имени и в защиту народа (демоса).

39. Мистерия, о которой идет речь, представляла собой инсценировку мифа о Деметре, завершавшуюся изображением соития Зевса с Деметрой на вспаханной земле, которое должно сделать почву плодородной; роль Зевса в мистерии исполнял верховный жрец – иерофант; Алкивиад святотатственно воспроизвел мистерию у себя в доме и сам выполнил функции иерофанта.

40. Виновники повреждения герм так и не были обнаружены. По мнению Плутарха, это сделали коринфяне, которые хотели таким способом задержать выход кораблей и спасти своих колонистов – жителей Сиракуз.

41. Сикофант (от греч. "сикон" – фига) – человек, донесший о вывозе фиг; фиги были столь важной статьей дохода в Аттике, что вывоз их был запрещен. Позднее так стали называть всех доносчиков вообще. Со временем слово приобрело дополнительный смысл – лизоблюд, льстец, подхалим.

42. Адонис – умирающий и возрождающийся бог плодородия в финикийской мифологии. С 5 в. до н. э. культ Адониса распространился в Греции.

43. Афина Парфенос (Дева) – статуя высотой 12 м работы Фидия, установленная в храме Афины Девы – Парфеноне (432 г до н. э.).

44. "Сова" – тетрадрахма (монета в 4 драхмы) с изображением совы Афины, символа мудрости.

45. Триерарх – капитан триеры (триремы) или боевого корабля вообще; так же именовался именитый гражданин, обязанный за свой счет снарядить триеру.

46. Керкира (Корфу) – один из Ионических островов и одноименный город на нем.

47. Панафинеи – общеаттический праздник; Писистрат учредил Великие Панафинеи – городской праздник, который отмечался раз в четыре года, на третий год олимпиады.

48. Первоначальное значение греческого слова emblema – рельефное украшение.

49. Экклесия – народное собрание, высший орган власти в Афинах в период демократии.

50. Дем – административный округ в Аттике, в том числе в городах.

51. Фукидид, сын Олора (ок. 460 – 400 гг. до н. э.) – выдающийся историк, автор труда об истории Пелопонесской войны до 411 г.

52. В те времена скот был очень дорог, и афиняне ели мясо достаточно редко.

53. Рождение ребенка у греков было торжественным событием в семье, о нем извещали соседей: если рождался мальчик, на дверях вывешивали оливковые ветви, если девочка – шерстяные нити.

54. Этот обычай сохранялся еще не один век: известно письмо некоего грека Гилариона, отправленное из Александрии, куда он поехал искать работу, к его жене Алиде (1 в. до н. э.). Проявляя трогательную заботу о маленьком сыне Аполлинке, отец наказывает жене, ожидавшей второго ребенка: "Если счастливо родишь и это будет мальчик – оставь его в живых, а если девочка брось ее".

55. Еврипид (ок. 480 – 406 гг. до н. э.) – великий поэт-трагик ("Медея", "Вакханки", "Геракл" и т.д.).

56. Бег на длинную дистанцию, принятый на Олимпийских играх, включал в себя 24 круга по стадию каждый, т.е. около 4,5 км.

57. Протагор из Абдеры (ок. 480 – ок. 410 гг. до н. э.) – виднейший из софистов; ему принадлежит известный тезис "Человек есть мера всех вещей". В Афинах обвинялся в атеизме.

58. Аспасия – милетянка родом, афинская гетера, ставшая женой Перикла; отличалась красотой, блестящим умом и образованностью; в ее доме собирались самые талантливые художники и поэты.

59. По преданию, мифический царь Ион разделил все население Аттики на четыре родовых филы (племени), каждая из которых делилась на три фратрии, в свою очередь подразделявшиеся на 30 родов. Первоначально (и до сих пор в этнографии) фратрией называлась часть племени, объединявшая два экзогамных рода.

60. Агора – рыночная площадь и место народных собраний.

61. Мегера (греч. Megaira) – первоначально: имя одной из трех эриний, богинь мщения; изображалась в виде отвратительной старухи со змеями вместо волос.

62. Ликей (Лицей) – сад на окраине Афин, где был расположен храм Аполлона Ликейского. Позднее, в 335 г. до н. э., Аристотель основал здесь философскую ("перипатетическую") школу под тем же названием, которая существовала около восьми веков.

63. Известен под названием храм Афины-Ники.

64. Пникс – холм около Афин, место народных собраний.

65. Ксенофонт написал "Меморабилии" ("Воспоминания") о Сократе, очень интересные для характеристики самого философа и связанной с ним бытовой обстановки, но дающие лишь слабое представление о его мировоззрении.

66. Стоя – в древнегреческой архитектуре общественное сооружение галерея-портик (иногда двухъярусная) для отдыха, прогулок, бесед.

67. Аристипп из Кирены (вторая половина 5 – нач. 4 вв. до н. э.) философ, ученик Сократа, основатель киренской школы, один из родоначальников гедонизма в этике.

68. Статеры коринфские и эгинские являлись одним из наиболее распространенных видов общегреческой монеты.

69. Имеется в виду легенда о мальчике, который украл лисенка и спрятал за пазуху; лисенок грыз ему живот, а мальчик терпел, не показывая виду, чтобы не быть уличенным в воровстве. Обычно приводится как пример стойкости.

70. Криптия (от греч. kryptos – тайный, скрытый) – период в воспитании спартанских юношей, когда они для отработки навыков выживания во враждебной обстановке должны были длительное время скрываться на землях илотов, питаясь тайно добытой пищей и рискуя смертью за воровство; так же назывались периоды, когда по приказу государства спартанские воины расходились по сельской местности, по ночам совершали нападения на илотские поселения и убивали самых сильных. Делалось это с целью предотвращения восстаний илотов.

71. Стадий длинный составлял 178 м.

72. Кодр (12 – 11 вв. до н. э.) – по преданию, последний царь Афин, пожертвовавший жизнью для спасения Аттики от дорийцев.

73. Вероятно, речь идет о трагедии Еврипида "Вакханки". Пентей (Пенфей) пытался запретить культ Диониса в Фивах, за что бог отдал его на растерзание вакханкам, среди которых были его мать и тетки.

74. Гиппарх (буквально "властитель лошадей") – начальник конницы.

75. Иолай – племянник, друг и возница Геракла. В Фивах в его честь проводили "иолаи" – празднества и игры.

76. Ксенофонт был ярым противником демократии. В 401 г. до н. э. покинул Афины, служил в войске у персов, затем сражался против Афин на стороне спартанцев и жил в подаренном ему имении, занимаясь литературным трудом. Незадолго перед смертью, когда Афины объединились со Спартой против Фив, приговор о его изгнании был отменен, и он вернулся на родину.

77. Анаксагор (ок. 500 – 428 гг. до н. э.) – философ, учитель Перикла, материалист.

78. Котиле (греч. – котелок) – мера жидкости, около 0,3 литра.

79. "Троянки".

80. Платон (428 или 427 – 348 или 347 гг. до н. э.) – философ, ученик Сократа. Платон означает "широкий". По другой версии, его прозвали так за высокий лоб. Само же имя Аристокл означает "славный своим совершенством".

81. Моряками и легковооруженными пехотинцами (гимнетами) служили феты свободные граждане из низшей имущественной категории, имевшие минимальный доход или вообще никакого дохода.

82. Мина как мера веса составляла 437 граммов.

83. Иония – острова в Ионическом море у западного побережья Балканского полуострова. Восточная Иония – часть Малой Азии и прилегающие острова (Хиос, Самос и др.). Здесь и далее речь идет преимущественно о Восточной Ионии.

84. Поликлет из Аргоса (2-я пол. 5 в. до н. э.) – великий скульптор и теоретик искусства.

85. То есть лавровый венок.

86. При нечетном количестве участников лишний борец вступал в состязание лишь со второго круга.

87. Альтис – древнее название святилища Зевса в Олимпии.

88. Убийство в панкратионе было большой редкостью (в отличие от кулачного боя); по крайней мере в истории Олимпийский Игр такие случаи не зарегистрированы.

89. Одна из систем отсчета лет, состоящая из четырехлетних циклов "олимпиад". Начиналась с даты проведения первых Олимпийских Игр (по позднейшим расчетам – 776 г. до н. э.). Следовательно, описываемые события происходили между 412 и 408 гг. до н. э.

90. Орест – герой древнего мифа, сын Агамемнона и Клитемнестры; по воле Аполлона отомстил матери и ее любовнику Эгисту за смерть отца, но богини мести, эринии, преследовали его за пролитую кровь матери; его спасло лишь заступничество Афины. Эринии карают за нарушение установленных отношений между людьми, в частности, между детьми и родителями.

91. По афинским обычаям, замужняя женщина у себя в доме не могла показаться постороннему мужчине, а вне дома – лишь закрыв лицо покрывалом.

92. В Эпидавре (Арголида) располагался самый знаменитый "асклепион" храм-лечебница Асклепия, бога врачевания.

93. Фрасибул (умер в 388 г. до н. э.) – афинский полководец, вождь демократической группировки с 411 г. В описываемый период – вождь самосского флота.

94. Гипербол – вождь демоса, противник олигархов и Алкивиада; выходец из самых низких слоев, он подвергался многочисленным нападкам, хотя не известно ни одного порочащего его факта; был изгнан из Афин остракизмом в 417 г. до н. э.

95. Марафон – древнее селение в Аттике, у которого 13.09.490 г. до н. э. греческие войска Мильтиада разгромили персов.

96. Гесиод (8 – 7 вв. до н. э.) – первый известный по имени древнегреческий поэт; широко была известна его поэма "Труды и дни земледельца", которую имеет здесь в виду рассказчик, а также "Теогония".

97. Пропонтида – ныне Мраморное море.

98. Орхестра – в древнегреческом театре круглая площадка, на которой выступал хор античной трагедии и комедии.

99. Трапезиты – менялы и ростовщики; к описываемому времени исполняли банкирские функции.

100. Гамелион – зимний месяц, вторая половина января и первая половина февраля.

101. Персей, пролетая на крылатых сандалиях над морем, увидел прикованную к скале Андромеду, которую по предсказанию оракула должны были отдать морскому чудовищу, освободил ее, а дракона убил.

102. Трехдневная лихорадка – одна из разновидностей малярии.

103. Четыреста – численность совета ("булэ"), правившего Афинами после олигархического переворота 411 г. до н. э. Свергнуты народом в 410 г. после победы Алкивиада при Кизике.

104. Пенесты – мелкие земледельцы и ремесленники Фессалии, по положению были близки к спартанским илотам.

105. День в те времена считался от восхода до заката солнца и делился на 5 частей: "рано", "перед полуднем" ("когда рынок полон народу"), "полдень", "пополуденное время", "вечер".

106. У греков были распространены различные игры с мячами, легкими и тяжелыми.

107. Коллегия из пяти эфоров – один из высших органов власти в спартанском государстве, в определенной мере независимый от двух царей (басилеев) и поддерживающий их власть при условии соблюдения ими законов.

108. Эрехтей – один из первых афинских властителей, рожденный Геей от семени Гефеста; Ион – афинский царь, родоначальник ионян, сын Креусы, дочери Эрехтея, и Ксута (по одному из мифов, Креуса родила Иона не от мужа, а от Аполлона; существует версия, что Ксут, т. е. Светловолосый первоначальное имя Аполлона).

109. Хорег – человек, за свой счет ставящий спектакль в театре.

110. Гермес, вестник богов, был вынужден отрастить на ногах крылышки, чтобы успевать выполнить все поручения. Гиакинт – сын спартанского царя, юноша необычайной красоты, любимец Аполлона и Зефира (Зефир из ревности направил ему в голову диск; опечаленный Аполлон превратил юношу в цветок гиацинт). Гилас (Гил) – любимец Геракла; наяды, очарованные красотой юноши, заманили его на дно пруда.

111. Еврипид "Орест", перевод И. Ф. Анненского.

112. "Клянусь псом" – простонародная божба, любимое присловье Сократа; во время суда над философом обвинители упоминали это выражение, как свидетельство безбожия.

113. Пристройка к Пропилеям с северо-западной стороны.

114. Бендида – фригийская богиня войны, которую почитали и во Фракии.

115. Царевич Кир Младший использовал греков в борьбе против своего брата, царя Артаксеркса II. Кир погиб, греческие военачальники были предательски уничтожены, а войско с боями отступало через всю Малую Азию до Черного моря, что описано Ксенофонтом в известном произведении "Анабасис" ("Отступление десяти тысяч").

116. Лета – река забвения в Аиде.

117. Анит выступил одним из обвинителей против Сократа в 399 г. до н. э.; суд по этому обвинению вынес философу смертный приговор.