Глава 8Лощина

Под навесом из листьев в воздухе висели тучи мошкары. Надвигался дождь. Голова трещала, кровь пульсировала в висках. В течение часа после рассвета вдалеке снова и снова слышались раскаты грома, но они не приближались. У Джека создавалось такое ощущение, как будто его давит одеяние из медвежьей шкуры, а сам он, жертва лихорадки, слишком слаб, чтобы его отбросить. Струйки болотного газа со дна долины пробивали губчатую поверхность, неся с собой споры плесени и дух гниения. Облака наверху ползли так низко, что казалось, будто они привязаны тесемками дыма к верхушкам берез и вязов.

Джек сдвинулся, и под ним захрустел сухой валежник. Капитан не уставал ругать себя за то, что не захватил больше воды. Большая часть содержимого его фляжки была выпита еще во время двухчасового перехода к этой позиции у Орискани, остальным он поделился с могавками, залегшими по обе стороны от него. Ни с тем, ни с другим Джек знаком не был, но они принадлежали к его роду, роду Волка. Эти воины тоже поделились бы с ним последней каплей, как он поделился с ними.

Прищурившись, Джек посмотрел через узкий овраг. Рассмотреть что-то в таком сумраке все равно не удастся, тем паче что Ате ухитрился бы спрятаться на убранном кукурузном поле за единственным оставшимся стеблем. Но Джеку все равно показалось, будто он уловил отблеск очков, отразивших слабый свет. Пока у Ате имелась книга, он не испытывал нужды в воде.

Заметить тех, кто находился позади Джека выше по склону, было не так трудно, хотя он был уверен в том, что со дна лощины их не видно. Там, крепко сжимая дубинки и томагавки, расположились сенеки. Они приняли предложенную им роль зрителей, однако на «представление» явились с оружием и в боевой раскраске, ибо, как и все ирокезы, прекрасно знали: для соблюдения нейтралитета необходимо согласие обеих сторон.

Воин, находившийся справа от Джека, слегка коснулся его руки, указывая пальцами на восток. Абсолют напрягся. Сначала он ничего не услышал, а потом вроде бы различил повторяющиеся звуки. Слабые, отдаленные, но резкие. Они приближались, и вскоре Джек уже мог вычленить бой единственного барабана и приглушенный гул голосов. Мятежники приближались.

Сидевшие в засаде заранее договорились об обмене сигналами только с помощью жестов, ибо опасались, что даже птичьи крики могут их выдать: вдруг мятежники сочтут беспокойство в птичьем стане подозрительным? Сейчас Джек поднял над головой сжатую в кулак руку и трижды разжал пальцы. По ту сторону оврага ему удалось уловить движение и вспышку: Ате снял очки.

Воины сыпали порох на полки. Крышки с замков были сняты, металлические пластины опущены. Заряженные мушкеты по приказу снова опустились на землю. Всем было заранее объявлено, что ни в коем случае не надлежит открывать огонь, пока враг не появится на ближнем участке лощины; но единственным способом гарантировать, что никто из четырех сотен возбужденных бойцов не нарушит запрета, было изъять оружие из их рук.

Воздух, и без того густой, как пар, наэлектризовался настолько, что волосы вставали на головах. Смешение страха и жажды крови — чувство, которое Джек давно научился распознавать, — нарастало с каждым приближавшимся ударом барабана. Джек знал, что для большинства находившихся в его отряде молодых людей это будет первый настоящий бой — то, чего они ждали, к чему готовились и к чему стремились. Осада форта Стэнвикс представляла собой чуждую им, бессмысленную забаву бледнолицых, а вот нападение из засады было тем способом ведения войны, какой культивировался их отцами. Человек против человека — с ружьем, дубиной и томагавком.

Музыка приблизилась, голоса вдруг стали различимы. Очевидно, мятежники уже достигли в своем марше того этапа, когда все веселые песни пропеты не по одному разу. Кто-то затянул балладу, и авангард рьяно подхватил.

Ох, как я любила дружка своего,

Сердечко рвалось из груди в погоню.

Тоскую, печалюсь теперь без него,

В солдаты ушел мой Джонни...

Джек был уверен, что из тех, кто смотрел вниз, в долину, которая вот-вот наполнится смертью, далеко не он один непроизвольно подхватил и стал неслышно мурлыкать под нос следующий куплет. В любой войне солдаты по обе стороны распевают одни и те же песни.

Я часы продам, и пяльцы продам,

И прялку свою за бесценок отдам,

Куплю клинок и любимому дам,

В солдаты ушел мой Джонни.

Когда хор зазвучал громче, в лощине показалось какое-то светлое пятно, неправдоподобно яркое в этом тусклом освещении. То был рослый белоснежный скакун, на котором восседал немолодой, но не утративший выправки и сноровки человек в генеральском мундире. Конь, словно почуяв, что его ждет впереди, шарахнулся и рванул с места, едва касаясь земли, но генерал без особых усилий, лишь слегка натянув узду, унял животное и ласково потрепал его по холке, чтобы успокоить.

Позади всадника следовали трубач, выводивший мелодию, барабанщик, отбивавший ритм, и, на некотором расстоянии, прапорщик с штандартом ополчения, шагавший во главе основной колонны. Строй ополченцев несколько растянулся, но причиной тому была не нехватка дисциплины, а неровная, узкая тропа. Они двигались по двое, по трое, горланили песню и, судя по их виду, прекрасно знали, с какого конца берутся и за мушкет, и за клинок. Колонну сопровождали несколько групп туземцев в боевой раскраске, со скальповыми прядями на выбритых макушках. То были наблюдатели из племени онейда, одного из шести племен Лиги ирокезов.

Когда марширующие поравнялись с Джеком, он вздохнул. На миг его охватило желание перебить этих людей, песню которых он только что подхватил. Перебить всех до единого. Впрочем, у него не было другого выхода. Они ведь тоже попытаются уничтожить и самого Джека, и его товарищей. Однако к делу, за которое мятежники шли в бой, Джек Абсолют относился с пониманием. И не мог забыть о том, что восемнадцать лет назад он сражался бок о бок с индейцами и белыми против французов, чтобы поднять над континентом флаг Британской короны «Юнион Джек».

Сэмюэль, гонец, который едва не погиб, стремясь доставить послание осаждающим (и еще вполне мог скончаться от ран), сообщил о том, что на выручку форту Стэнвикс направляется примерно шесть сотен человек. Джек прикинул, что половина этого количества уже прошла мимо его позиции, когда случилось то, чего они с Джозефом больше всего боялись. Давление нависших туч и вид находящегося в пределах досягаемости врага оказались слишком сильным испытанием для кого-то из молодых, неопытных воинов.

Внезапно тишину разорвал взлетевший к тучам голос. Одинокий молодой голос, издавший боевой клич ирокезов. Этот протяжный вопль прилип к воздуху, словно дымка к дереву, а потом утонул в многоголосье криков. На дне лощины начался переполох: люди озирались по сторонам и хватались за оружие. Еще несколько мгновений — и все голоса заглушил треск мушкетных выстрелов, прокатившийся приливной волной по всей длине лощины.

Джек прицелился в воина онейда, спустил курок, и его цель скрыло облачко дыма. Он повернулся, скусил кончик бумажного патрона, высыпал заряд в ствол, оставив немного пороху для полки, закатил пулю, заткнул дуло пыжом и шомполом забил пыж потуже. Бросив беглый взгляд налево, Джек увидел вздыбившегося белого коня и падающего с него немолодого генерала. Капитан стал всматриваться в просветы в дыму, выискивая другую мишень. Хотя лоялисты атаковали неприятельскую колонну на марше и застали противника врасплох, мятежники не впали в панику, а, рассыпавшись и укрывшись кто за чем мог, повели ответный огонь. Пуля ударила в ствол вяза перед носом у Джека, так что щепки полетели ему в лицо. Он зажмурился, стряхнул с физиономии ошметки коры и снова открыл глаза.

Воин справа от Джека вскрикнул и повалился с кровавой раной в плече. И тут, стремительно промчавшись между деревьями, к Джеку подбежал Джозеф Брант.

— Там!

Он указал на лощину, в ту сторону, откуда пришли американцы. Голова колонны угодила в ловушку, и у шедших в авангарде не было иного выхода, кроме как сражаться или умереть. Но вот у арьергарда, предупрежденного преждевременным нападением, выход имелся. Даже со своей позиции Джек видел, что хвост колонны мятежников охватила растерянность.

— Уносим ноги, ребята! — заорал кто-то. — Бежим, пока нас всех не перебили!

Призыв упал на подготовленную почву. Большинство бойцов разрядили свои ружья куда попало и пустились наутек.

— Там, — Джек указал на ущелье, — мы зажали их в угол. Так что...

— Так что придется разгромить этих трусов! — кивнул Джозеф, и на его лице показалась широкая ухмылка.

Он выпрямился во весь рост и помахал над головой мушкетом, указывая вниз, на спины американцев. Всем своим видом Джозеф выказывал полное безразличие к тому, что стал заметной мишенью для вражеских стрелков. Могавки и небольшой отряд белых лоялистов, следовавших за Брантом как за своим командиром, мигом вскочили на ноги и устремились в атаку.

Джек, тоже поднявшись, выкрикнул имя Ате. Надежда на то, что друг, находящийся по ту сторону лощины, услышит его призыв, была невелика, но, с другой стороны, в боевых действиях такого рода Ате поднаторел не меньше, чем Брант, и в подсказках не нуждался. Он и сам понимал, какого успеха можно добиться, атаковав тех, кто обратился в бегство. Вместе со следовавшими за ним воинами Ате не собирался упускать такую возможность.

Джек, бежавший позади основной части отряда Бранта, видел, как многих мятежников, пытавшихся укрыться в кустах, настигали дубинки и томагавки могавков. На его глазах индейцы с поразительной ловкостью орудовали скальпировальными ножами и с торжествующими возгласами поднимали над головами окровавленные клочки волос и кожи. Во многих отношениях Джек не отделял себя от ирокезов, но внутренне ему было трудно принять этот их воинский обычай. Кроме того, хотя история с фон Шлабеном вроде бы обнаружила иное, он оставался английским джентльменом, которому претит наносить удары в спину.

К счастью, среди врагов находились такие, кто был готов встретить нападавших лицом к лицу, и именно среди таких людей Джек искал цели для своего нового, еще не отведавшего крови клинка. Приобретенное в Лондоне перед самым отъездом у его старого знакомого, кузнеца Бибба с Ньюпорт-стрит, и заранее отосланное продавцом в Портсмут, это оружие представляло собой тяжелую кавалерийскую саблю вроде тех, которые пытался навязать ему Тарлтон перед дуэлью. Тогда Джек не согласился, ибо знал, что в умелых руках этот кривой, прекрасно уравновешенный клинок способен наносить страшные раны и предназначен не для поединка чести, а для смертельного боя.

Здоровенный, более шести с половиной футов ростом, капитан ополченцев преградил дорогу беглецам, осыпая их ударами и бранью. Ругался он с шотландским акцентом, таким сильным, что Джек смог разобрать лишь упомянутое здоровяком имя — Мак-Ри. Джеку оно ничего не говорило, но вот многие ополченцы, видать, знали его хорошо: с тоской проводив взглядами своих товарищей, успевших убраться с поля боя, они останавливались и поворачивались к капитану. Похоже, здоровяк имел шанс собрать вокруг себя боеспособный отряд и создать очаг сопротивления.

«С этим пора кончать!» — подумал Джек и разрядил свой мушкет в прапорщика, рьяно размахивавшего отрядным штандартом слева от шотландца. Прапорщик с криком упал, а Джек, забросив мушкет на плечо и выхватив саблю, устремился на капитана. Тот, готовясь к защите, поднял свой длинный клинок — старинный палаш шотландских горцев.

Джек бежал, его противник стоял на месте, поэтому Абсолют, воспользовавшись скоростью, попытался с разбега, в прыжке, нанести врагу рубящий удар в голову. Шотландец парировал его, подставив клинок, и пошатнулся. Обведя клинок неприятеля своей саблей, Джек полоснул его по боку, и, хотя капитану удалось отразить и этот наскок, защитный маневр стоил ему потери равновесия. Однако прежде, чем Джек успел воспользоваться полученным преимуществом, он скорее почувствовал, чем увидел нацеленный ему в спину багинет.

Резко развернувшись, Джек отбил багинет в сторону. Мятежник с яростным криком отдернул мушкет, чтобы повторить штыковой выпад, но Джек, сделав шаг вперед, сблизился с ним и резким поворотом запястья чиркнул его саблей по горлу. Ополченец выронил ружье и упал навзничь, схватившись за окровавленное горло обеими руками.

Полоса стали сверкнула у Джека над головой: капитан восстановил равновесие и нанес рубящий удар такой силы, что у Абсолюта, чудом успевшего подставить под него клинок, едва не отнялось запястье. Тяжеленный палаш мог, чего доброго, переломить новую саблю, а поскольку Джеку вовсе не хотелось ее лишиться, последующие удары, наносимые с тем же неистовством, он старался не отбивать, а отводить в сторону.

Противник был очень силен и обрушивал свой огромный клинок с высоты немалого роста, так что Джеку, чтобы не попасть под один из сокрушительных ударов, пришлось пустить в ход всю свою ловкость и фехтовальное умение. Отскоки, уклоны, финты сопровождались плетением в воздухе замысловатых, сбивающих противника с толку узоров.

Семь ударов здоровяка-шотландца пришлись в пустоту, в то время как Джек кружил, безостановочно кружил вокруг него, стремительно вращая саблей. От него не укрылось, что шотландец начал уставать. И тогда, решившись, Джек принял восьмой удар на гарду, сцепив обе ладони на рукояти, чтобы подкрепить левой рукой правую.

Предосторожность оказалась не лишней: если бы не это, капитан, скорее всего, выбил бы у него саблю. Теперь же инерция замаха заставила шотландца отклониться слишком далеко влево, и Джек, воспользовавшись этим, все так же орудуя двумя руками, полоснул его по груди. Острый клинок рассек мундир шотландца, как паутину, а отлетевшая пуговица щелкнула Джека по носу. Абсолют почувствовал, как раздается плоть под отточенным лезвием. Издав громкий крик, великан рухнул навзничь.

До сих пор Джек маневрировал так, что могучая фигура шотландца отделяла его от остальных ополченцев, но теперь, повинуясь инерции удара, он сделал шаг вперед и очутился в самой их гуще. Сбившиеся в кучу люди, судорожно заряжая ружья, пытались отстреливаться от окруживших их могавков. Когда капитан упал, четверо из них — двое с клинками, двое со штыками — развернулись против внезапно оказавшегося посреди них Абсолюта.

Джек понимал, что в тесноте свалки будет в большей безопасности. Он вклинился в пространство между мушкетами, двинув локтем в лицо человека, заступившего было ему путь. Тот отпрянул, однако другой ополченец взмахнул ружьем, и мощный удар твердого деревянного приклада пришелся Джеку как раз по почкам.

Боль была жуткой. Не удержавшись, Джек упал на колено, и, как ни странно, именно это падение и спасло ему жизнь. Один из ополченцев сделал выпад и пронзил клинком воздух в том самом месте, где Джек находился долю мгновения назад. Сталь прошла у Абсолюта над головой, и мятежнику, атаковавшему с другой стороны, пришлось отпрянуть, чтобы острие не угодило в него. Вскинув руку, Джек перехватил запястье нападавшего и выкрутил, заставив того выронить саблю. Усилия, потраченные на этот прием, стоили Джеку еще одной вспышки ужасающей боли. А обезоруженный враг мгновенно выхватил кинжал.

— Дерьмо! — выругался Джек, усилием воли заставив себя встать и сделать выпад. Он достиг цели: один из его противников упал. Оставшиеся трое продолжали теснить его с оружием в руках.

Спина Абсолюта была точно объята огнем, но он яростно отбивался. Неожиданно кто-то схватил его за ноги.

Капитан, чьи огромные ручищи обхватили Джековы лодыжки, проревел что-то, на слух Абсолюта, совершенно невразумительное, но, надо полагать, понятное его подчиненным. Джек полностью утратил маневренность и размахивал перед собой саблей, чтобы не потерять равновесие. И это — в то время, когда багинет одного из ополченцев был нацелен ему в живот!

Все остальное произошло в одно мгновение. В висок человека, замахнувшегося штыком, ударил томагавк, и враг мгновенно пропал из виду. Кинжал, занесенный вторым ополченцем для удара, был вырван из его рук и вонзен в его собственное тело. Последний из четырех атаковавших Джека бойцов, увидев перед собой огромного могавка, вырвавшего томагавк из черепа его павшего товарища, решил, что время для геройских подвигов истекло, и, бросив клинок, со всех ног пустился наутек.

Для Джека эта стычка закончилась благополучно, но вот в борьбе с земным притяжением он потерпел поражение и шлепнулся прямо на раненого капитана. Тот, выдохнув напоследок невразумительное шотландское ругательство, лишился чувств. Джек перекатился через него и поднялся на колени.

— Ты не спешил, — буркнул он, взглянув на Ате.

— Был занят, — ответил могавк.

Абсолют, зрению которого в тот момент явно недоставало четкости, не взялся бы судить об этом с уверенностью, но ему показалось, что на поясе Ате болталось не меньше трех свежих скальпов.

Он почувствовал очередной приступ боли в спине и застонал.

— Ранен?

Если не тон, то, по крайней мере, выражение лица Ате говорило об озабоченности.

— Нет. — Джек задрал рубашку и посмотрел на огромный набухающий кровоподтек. — Просто ушиб.

— Ты стареешь и теряешь быстроту. В былые времена четверо не были бы для тебя проблемой.

— Ну... — пробормотал Джек, потирая спину и оглядываясь по сторонам.

Судя по всему, основной бой разворачивался ниже по лощине, причем наиболее серьезное сопротивление нападавшим оказывали онейды. Джек увидел, как Брант атаковал рослого воина, от ступней до макушки разрисованного желтыми полосами. Их боевые дубинки со стуком столкнулись, и свирепые бойцы закружились в смертоносном танце рукопашной схватки.

— Думаю, с этой задачей твой старый школьный приятель справится, — заметил Джек. — А нам с тобой надо посмотреть, как обстоят дела у наших друзей лоялистов. Не очень-то мне верится в их доблесть.

— Так давай им поможем.

Ате протянул руку, и Джек, с трудом подавив стон, поднялся на ноги. Ате улыбнулся.

— И помни, Дагановеда: сейчас семь против шести.

Он побежал вперед.

Чертыхнувшись, Джек поспешил за удалявшейся спиной друга. Он никак не мог запомнить, сколько раз каждый из них спасал другому жизнь, не говоря уж о том, что относительно некоторых случаев у них не имелось единого мнения. Спасенный считал, что спаситель вмешался совершенно напрасно. Ате отличался особенной склонностью к такого рода спорам. Джек понимал, что произошедшее сейчас к спорным случаям отнести трудно, но надеялся, что до конца сражения ему удастся сравнять счет. Очень надеялся, ибо знал: в противном случае ему придется сносить шуточки и подначки до окончания кампании.

Сделав шаг вниз по склону, Джек ощутил на лице первую каплю дождя. За ней последовали другие. Измученным духотой людям дождь сулил облегчение, но вот успеху засады он никак не способствовал. Как и все остальные, кто не вел огня, Джек спрятал пороховницу и патроны под рубаху.

К тому времени, когда Джек и Ате вернулись к основному месту засады, дождь лил как из ведра. Гром, до сих пор отдаленный и заглушавшийся треском мушкетов, теперь громыхал прямо над головой, следуя за резкими вспышками молний, то здесь, то там высвечивавшими сцены ожесточенных рукопашных схваток: в ярости боя противники не замечали ни грозы, ни ливня. Обрушивались дубинки, сталь пронзала плоть, тела сраженных падали на мокрую землю, и лишь когда победитель, переводя дух, поднимал глаза, он осознавал, что в лицо ему хлещут дождевые струи.

Невозможность вести огонь привела к тому, что сражение затихло как бы само собой. Землю, обильно политую дождем и кровью, усеивали тела убитых. Раненые стонали, взывая о помощи, уцелевшие затаились в укрытиях. Болотные миазмы смешивались с запахами крови, пота и пороховой гари.

Затишье продолжалось столько же, сколько и гроза, — минут двадцать. Буря прекратилась так же внезапно, как и налетела. «Небесные барабаны», как именуют гром ирокезы, рокотали где-то на востоке, молнии озаряли дальние склоны. Дождь быстро слабел, и наконец его пелена пробежала по лощине, словно раздвигающийся и открывающий сцену занавес. Вот-вот предстояло начаться второму акту этой драмы.

И он начался почти мгновенно. Бойцы скусили кончики тщательно оберегавшихся от дождя бумажных патронов, высыпали заряды в стволы, закатили пули, забили пыжи и приготовились возобновить огонь.

— За короля! — прогромыхал над лощиной могучий бас.

— За дерьмо! — донеслось в ответ снизу. — Я узнал тебя, Джон Чисхольм. Могу тебя поздравить, придурок: весь урожай свеклы с твоего участка достался мне. Так тебе и надо, чертов изменник!

— Ты паскудный предатель и вор, Джеймс Дингхэм, — снова донесся звучный голос лоялиста. — Я тоже тебя узнал. Рожа у тебя красная, что моя свекла, только в свекле мякоть, а в твоей башке — дерьмо!

С обеих сторон раздался смех и отчетливо щелкнули взводимые курки. Еще миг, и воздух разорвал исторгнутый из сотен глоток боевой клич ирокезов, за которым последовал шквальный огонь.

Джек лежал рядом с Ате. Оба они действовали как машины: заряжали, целились, стреляли, заряжали снова. Дно лощины заволокло пороховым дымом, хотя налетевший ветерок рвал эту завесу в клочья и пытался унести прочь. Появлявшиеся в просветах движущиеся серые тени становились мишенями для их фузей, и, хотя за точность стрельбы при такой видимости никто бы не поручился, огонь велся почти непрерывно.

Неожиданно в ствол дерева, за которым укрывался Джек, угодила пуля. Он ударила не под тем углом, под каким должна была бы прилететь со дна лощины, и Джек, присмотревшись, понял: группа мятежников под прикрытием дыма рванула вверх по склону и оседлала небольшую возвышенность. Оттуда они и вели огонь. Возглавлял эту группу тот самый старый генерал, которого видели упавшим с коня. Видимо, он был ранен, ибо сидел на земле, привалившись спиной к дереву. Впрочем, это ничуть не мешало ему хладнокровно выпускать пулю за пулей, попыхивая зажатой в зубах длинной трубкой.

Не укрылось от Джека и кое-что еще. Бугор, занятый людьми генерала, находился поблизости от позиций сенеков, до сих пор никак не вмешивавшихся в ход сражения. Некоторые самые рьяные ополченцы, не довольствуясь занятыми позициями, продолжили продвижение выше по склону, то есть неуклонно сближались с индейцами. Что должно было произойти дальше, стало совершенно очевидно. Сенеки, как и все ирокезы, стремились к славе и подвигам.

Заметить, что именно послужило решающим толчком, Абсолюту не удалось: возможно, случайный выстрел, а то и угрожающий жест. Неожиданно сенеки сорвались с места и ринулись вниз по склону.

— Ате...

Джек указал жестом на атаку.

Могавк хмыкнул:

— Выходит, люди Большого Холма нашли-таки в своих сердцах храбрость. Давно пора.

С этими словами он снова навел мушкет на дно долины.

Джек наблюдал за тем, как разворачивается наступление. Недружный залп свалил наземь некоторых из атаковавших, но остальные с громким боевым кличем рвались вперед. Ирокезы не пригибались, они с вызовом подставляли свои татуированные груди вражескому огню. Уцелевшие мигом преодолели расстояние, отделявшее их от мятежников, судорожно пытавшихся перезарядить ружья, и схватились с ними в рукопашную. Взлетали и опускались томагавки, и окровавленные кулаки с зажатыми в них страшными трофеями торжествующе поднимались над головами индейцев.

Однако кто-то из мятежников — возможно, все еще куривший свою трубку генерал — заметил, что увлеченные охотой за скальпами индейцы представляют собой прекрасную мишень. И очень скоро склон перед занятой мятежниками высотой усеяли раскрашенные тела.

Сенеки, ничуть не обескураженные, пробивались вперед. К несчастью, штурм возвышенностей не относился к привычным для туземцев формам боевых действий. Дело грозило обернуться затяжным позиционным сражением, в чем разношерстное королевское воинство отнюдь не было заинтересовано.

— Где остальные чертовы лоялисты? — крикнул Джек, адресуясь к Ате.

В бою участвовали лишь две роты полка Джонсона и некоторые бойцы Батлера. Вояки майора Уоттса в подавляющем большинстве отнюдь не рвались под пули. Впрочем, такое происходило на протяжении всей компании.

— Мое ружье слишком разогрелось, и это мне досаждает, — заявил Ате, махнув рукой вниз, где все труднее было высмотреть цель. — Может, сходим глянем, не удастся ли кого-нибудь расшевелить?

Обменявшись кивками, два друга помчались пригнувшись вверх по склону. Пули свистели вокруг них, но они перебежками добрались до рощи, где, наблюдая за атакой нетерпеливой молодежи, сидели вожди сенеков.

Миновав их, Джек и Ате выскочили на узкую тропку, вьющуюся параллельно лощине, побежали по ней вдоль гребня, срезали путь через кустарник и появились перед отрядом одетых в зеленые мундиры солдат во главе с представительным, дородным майором.

— Уже покидаете нас, Абсолют? Так скоро? — протяжно произнес офицер.

Манера говорить, присущая майору Стивену Уоттсу из Королевских Зеленых, вполне дополняла неспешность его движений. Казалось, будто он постоянно пытается подавить непрекращающийся зевок.

Джека неожиданно разобрала злость. Впереди храбрые люди, лоялисты и туземцы, клали головы за дело Короны, а этот офицер и в ус не дул. Однако Уотте, хоть и был американцем, по отношению к Джеку являлся старшим по званию.

— Искали вас, сэр. Бой впереди завязался весьма жаркий.

— Да? — Это односложное слово растянулось, как очередной зевок.

Джек со всей возможной быстротой обрисовал сложившуюся ситуацию.

— Правда?

В конце донесения Уотте снова проглотил зевок. Джек подумал: уж не находится ли он под действием опиумной настойки?

— Так вот, нет сомнений, что мятежники надеются на помощь из форта, ждут, что осажденные сделают вылазку. Давайте не будем их разочаровывать.

Майор кивнул и, махнув рукой своему заместителю, распорядился:

— Капитан! Вывернуть мундиры!

— Есть, майор!

Офицер обвел взглядом ряды солдат и повторил приказ: «Всем вывернуть мундиры наизнанку!» Эта команда прошла по рядам. Солдаты, передавая мушкеты соседям по строю, снимали свои мундиры, выворачивали наизнанку и надевали снова. Теперь на них красовалась не зеленая униформа лоялистов, а нечто тускло-желтое, делавшее их похожими на бойцов в долине, ополченцев графства Трион.

Когда отряд снова построился — Джеку этот процесс казался мучительно долгим, — Уотте поднял свою треуголку и помахал ею над головой.

— А ну, сыграй мне одну из песен этих чертовых мятежников, — крикнул он, и его трубач с флейтистом завели медленную версию «Янки дудль».

Не слишком скоро, но отряд пришел в движение и вступил в лощину. Когда это произошло, Джек увидел, что занятая раненым генералом высота стала главным опорным пунктом мятежников. Сплотившись вокруг своего командира, они энергично отстреливались, уложив немало атаковавших возвышенность сенеков.

— Вот, майор. Это центр сопротивления. Сломите их, и поле битвы будет за вами.

— Я прекрасно вижу это, капитан, — холодно отозвался Уотте, намеренно выделив голосом более низкое, чем у него, воинское звание Джека.

Он снова поднял с головы треуголку, помахал ею и крикнул:

— За колонии! За свободу!

Солдаты подхватили его возглас и с приветственными восклицаниями двинулись к холму, на ходу разворачиваясь в шеренги.

На какое-то время появление нового полка повергло всех в растерянное молчание. Люди по обе стороны всматривались сквозь ружейный дым, торопясь рассмотреть друзей и опасаясь увидеть врагов. Надежды зарождались и таяли в зависимости от делавшихся выводов. И тут над притихшим полем боя разнесся громкий голос. Он прозвучал почти с самой вершины занятого мятежниками холма.

— Эй, ребята! Это дерьмовая хитрость. Гляньте-ка на первую шеренгу: там Исайя Геркимер, генералов братец. Записной изменник.

Джек вздохнул. Как он и опасался, план оказался неважным. Слишком уж много родственников и знакомых сражалось в этой войне по обе стороны. Понимая, чего следует ждать, капитан двинулся в сторону от марширующих войск. Ате последовал за ним. Отряд Уоттса остановился.

— А вот мой чертов кузен Фрэнк, сын тетушки Мэри! — прозвучал еще один голос. — Всегда был поганцем, им и остался. А ну, ребята, зададим этим проходимцам перцу!

Что-то в том же роде выкрикнули еще несколько ополченцев, но их голоса заглушил ружейный огонь. Залп был не слишком мощный, и все же двое бойцов в первом ряду упали. Остальные были готовы ответить на огонь огнем, но Уотте, вместо того чтобы отдать приказ, растерянно таращился на свою треуголку, за миг до того находившуюся на его голове. Потом просунул два пальца в пробитые пулями отверстия, и это, по-видимому, подтолкнуло его к принятию решения.

— Отступаем, ребята! — крикнул он, водрузив треуголку на голову. — Перегруппируемся на дистанции в двести шагов.

С этими словами майор повернулся и с резвостью, никогда доселе за ним не замечавшейся, припустил бегом. Вслед его облаченному в вывернутые мундиры воинству полетели пули и насмешки.

Джек сразу понял, что беглецы не остановятся — ни через двести шагов, ни через две тысячи. Они будут дуть без передышки до своего лагеря.

— Сдается мне, Дагановеда, этой бой окончен, — промолвил Ате, указав подбородком в сторону вершины.

Сенеки отходили вверх по склону, а находившиеся слева от них лоялисты Джонсона, последовав заразительному примеру своих товарищей, бежали к форту Стэнвикс.

— Все не так плохо, Ате. Они удержали высоту, но понесли потери, и, главное, мы их остановили. И уж во всяком случае на выручку осажденным они не придут. — Джек покачал головой. — Конечно, мы могли добиться гораздо большего. Да что тут сокрушаться! Пойдем лучше поищем наших Волков.

На тропе, шедшей вдоль вершины гребня, они обнаружили отводившего своих воинов Джозефа Бранта. Могавки волокли с собой пленных мятежников, среди которых оказался и здоровенный капитан, с которым Джеку довелось сойтись один на один. Шотландец держался за кровоточащий бок и без удержу поносил индейцев прочувствованной, но неразборчивой бранью. Живучесть этого малого удивила Джека, но, по правде сказать, не огорчила.

Выслушав рассказ Джека, Брант поморщился.

— Белому Отцу, пребывающему по ту сторону Большой Воды, служат не самые достойные сыны.

— Зато достойные союзники, — заметил Ате, указывая на склон, где ирокезы, могавки и сенеки, стоя на коленях среди мертвых и умирающих, возносили горестные ритуальные песнопения.

— Они настоящие герои, — добавил Джек, — сражались без тени страха и победили, несмотря на непривычную для них тактику.

— И заплатили кровью, — заключил Брант.

Все трое помолчали, в то время как скорбные возгласы индейцев слились в общий вопль отчаяния.

— Бледнолицые могут позволить себе такие потери, ибо им несть числа, тогда как мы... — Вождь не закончил фразу и лишь медленно опустил руку.

По дороге в Освего Джек и Ате не могли не отметить того, сколь редкими и немноголюдными стали поселения ирокезов. Для поредевшего племени потеря стольких молодых мужчин была тяжким ударом.

— Идем, — сказал Джек. — Давайте вернемся в лагерь. Может быть, хоть там нас ожидает что-нибудь утешительное.

Однако, еще не добравшись до форта Стэнвикс, они почуяли неладное. Ветер с востока донес до их ноздрей запах дыма. Поначалу это пробудило в них надежду на то, что бабахавшим до сих пор попусту пушкам каким-то чудом удалось поджечь форт. Но стоило товарищам подняться на последнюю возвышенность, как стали видны поднимавшиеся к небу клочья черно-серого дыма. Только клубились они не над цитаделью мятежников, а южнее и восточнее. Оттуда, где располагались индейские становища.

Джек, Ате и Брант, не обменявшись ни словом, бросились бежать. Вскоре до их слуха донеслись еще более тревожные звуки: к треску пламени добавились причитания.

Ужас заставил их прибавить ходу. Лагерь ирокезов горел. Шалаши из кедровой коры и палатки из оленьих шкур, те, которые еще не рухнули, полыхали как факелы. Несколько воинов, только что вернувшихся с поля боя, в отчаянии метались вокруг. Они искали и звали своих близких. Повсюду лежали трупы.

Джек наклонился к одному из них. Это было тело молодой женщины, свернувшейся клубочком, как будто во сне. Ее платье из оленьей шкуры не было опалено. Причиной ее смерти стали не огонь и дым, а глубокая рана в спине.

Джек поднялся. В горле у него запершило, и, прежде чем заговорить, ему пришлось прокашляться.

— Багинет, — выдавил он, вытирая о рубаху испачканные в крови руки.

Рядом, подтянув колени к подбородку, сидел старик с длинными, ниспадавшими на плечи седыми волосами.

— Что здесь случилось, Сагейова? — спросил Брант, опустившись близ него на колени.

— Пришли солдаты. Из форта. Они принесли свой огонь и ножи на своих ружьях.

— Из форта? — Джек, прищурившись, посмотрел сквозь дым туда, где виднелся гребень стены, над которым по-прежнему реяло звездно-полосатое знамя. — Но ведь форт в осаде. Как им удалось совершить вылазку? И что делали королевские солдаты, которые должны были вас охранять?

Старик зашелся в кашле, и Ате, склонившись, поднес ему фляжку с водой. Напившись, старый индеец немного оправился, но им все равно пришлось склониться к нему, ибо он мог говорить только шепотом.

— Нас охраняли зеленые мундиры, те, язык которых застревает в горле. Пришел их вождь и заставил уйти. Ворота отворились, янки вышли из форта и пришли в наш лагерь.

Он зашелся в очередном приступе кашля и повалился набок. Джек перевел взгляд на позиции регулярных войск.

— Это немецкий язык застревает в горле. А зеленые мундиры носят егеря.

Брант лишь произнес вслух то, о чем подумал Джек. Вместе с Ате он помчался туда, где реял «Юнион Джек».

У палатки Сент-Легера был поставлен стол, за которым, обливаясь потом, восседал красномордый полковник. Стоявшие перед ним два лоялистских командира, Джонсон и Батлер, ожесточенно спорили.

Позади него группами расположились его офицеры, включая и опиравшегося на трость графа фон Шлабена, на чьем подбородке выделялся багровый кровоподтек.

— Кто приказал снять охрану с индейских лагерей? — спросил Джек, размашистым шагом приближаясь к полковнику.

— Капитан Абсолют, как вы смеете?!

Сент-Легер с трудом пытался встать со стула.

— Кто приказал охране уйти?

— Стыдитесь, сэр! — Анкрам выступил вперед и положил руку на руку Джека. — Вы не должны обращаться к вашему командующему в такой манере.

Джек отдернул руку.

— Плевать я хотел на манеры! Лагеря наших союзников объяты пламенем! Зверски переколоты штыками жены и дети тех, кто только что рисковал жизнью в этой чертовой лощине ради нашего дела, а вы толкуете мне о манерах!

Все загомонили одновременно: возмущенные лоялисты, негодующий полковник, укоряющий Анкрам. Но, как всегда, весь этот гвалт перекрыл спокойный голос немца.

— Это я, капитан Абсолют, приказал своим егерям отойти на новую позицию, чтобы прикрыть отход наших частей из ущелья. — Фон Шлабен погладил челюсть, словно мог заставить ее функционировать лучше. — Мне это показалось тактически оправданным.

— Тактически оправданным? — Джек непроизвольно потер пальцы, все еще липкие от крови молодой женщины. — Вы допустили, чтобы эти люди были зарезаны, как скот, вы...

Ему не хватало слов, от гнева перехватило горло. Пытаясь вернуть дыхание, Джек шагнул к немцу.

Но тут Сент-Легеру наконец удалось встать.

— Не вам оспаривать приказы старших начальников, Абсолют, — произнес он, с трудом ворочая языком. — Со стороны графа это было здравое тактическое решение. Возможно, оно и имело некоторые нежелательные последствия, но...

— Нежелательные? Полковник, эта тактика... этот человек... возможно, стоили вам более половины вашей армии. Если эти туземцы останутся...

Он остановился — кто-то сжал его локоть. Кивком головы Ате указал назад, туда, откуда они только что пришли. Джек услышал неистовый барабанный бой. Над скорбным поминальным стоном поднимался другой шум — угрожающий.

— О нет, — пробормотал Джек, — нет.

Он сорвался с места, не обращая внимания на несшиеся ему вдогонку выкрики: «Капитан Абсолют! Капитан Абсолют!»

Они добежали до дымящегося лагеря как раз вовремя. Мужчины и женщины, воины всех ирокезских племен, выстроились в два ряда, объединившись наконец не ради борьбы, но во имя мщения. Они сжимали в руках боевые дубинки, ножи и горящие головни, выхваченные из остатков их разрушенных жилищ. Бледнолицых пленников, а заодно и нескольких захваченных онейдов пинками и кулаками гнали в промежуток между двумя рядами. Некоторые валились на землю раньше, других же прогоняли сквозь строй, осыпая ударами. Тем, кто чудом добирался до конца, перерезали горло. В стороне тесная кучка пленных дожидалась своей очереди; некоторые стояли на коленях и громко молились, тогда как большинство онемело от ужаса.

И только один — тот самый шотландец, которого Джек полоснул своей саблей, — опираясь на своего товарища и зажимая рукой рану, громогласно изрыгал проклятия. Когда подбегавшие воины плевали на него и осыпали его оскорблениями, шотландец плевался и чертыхался в ответ. От последнего, смертельного пробега его отделяло всего несколько человек.

Джек не колебался, ибо чувствовал, что недавний поединок каким-то образом связал его с бесшабашным великаном.

— Мой!!! — взревел он, подбежал к капитану и, схватив того за мундир, потащил в сторону.

Солдат, на которого опирался великан, прильнул к нему. Двое других, увидев разрыв, попытались прошмыгнуть следом. Два разъяренных индейских воина мгновенным прыжком оказались перед ними.

— Наши! Наши! — пронзительно закричали они, пытаясь отогнать пленников обратно.

Другие ирокезы, опасаясь, что их лишат трофеев, протискивались ближе. Четверо белых оказались сбитыми в кучу и вот-вот должны были вновь оказаться в руках взбешенных туземцев.

Джек отступил в сторону, чтобы освободить для себя пространство, выхватил саблю и замахал ею над головами индейцев.

— Видите след моего клинка? — Джек указал на разрез в камзоле великана, откуда все еще сочилась кровь. — Это моя метка, и только я имею на него право.

С размаху он ткнул в рану шотландца пальцами. Тот застонал, проорал что-то, как обычно, невразумительное и даже попытался врезать Джеку кулачищем, но из-за слабости и потери крови промахнулся. Джек увернулся и измазанным в крови капитана пальцем пометил лица четверых пленников.

— Мои. На них моя метка. Я заберу их и убью или сделаю рабами, как мне заблагорассудится. Я — Дагановеда из могавков, и это мое право.

С этими словами Джек снова поднял свою саблю, чтобы все ее видели, и, держа левой рукой капитана за шиворот, локтем правой оттеснил с дороги самого рослого и решительного из ирокезских воинов. Послышавшиеся позади крики привлекли внимание остальных. Обернувшись и убедившись в том, что, пока они тут спорят, их товарищи вершат праведную месть, убивая бледнолицых, ирокезы наградили пленников, спасенных Джеком и Ате, плевками и испепеляющими взглядами и наконец позволили им уйти.

Они не оборачивались и не останавливались до тех пор, пока не оказались под укрытием леса. Там трое пленников, рыдая, повалились наземь. Деревья скрывали от них лишь вид жестокой расправы, но отнюдь не заглушали ни стонов умирающих, ни диких воплей разъяренных мстителей.

Джек посмотрел на ополченцев. Двое из них, сопляки, только что оторвавшиеся от материнских юбок, жалобно подвывали от страха, а третий, малый постарше с выбитыми зубами, шепеляво бормотал молитвы. Четвертый, шотландец, которого Джек сначала пытался убить, а потом, повинуясь какому-то странному порыву, спас, тоже упал. Он не стонал и держался стойко, но истекал кровью и, несмотря на свою богатырскую стать, был близок к тому, чтобы лишиться сознания.

— Ну ладно, — сказал Джек, возвысив голос над криками и рыданиями. — Кое на что королевская армия все-таки годится. Например, у нас умеют штопать раны.

Наклонившись, он подхватил раненого гиганта под мышки и помог ему подняться. Это потребовало немалых усилий и заставило Джека осознать, насколько же он измотан и как сильно болит ушиб, о котором ему, за делами и тревогами, почти удалось забыть.

Шотландец оперся на Джека. Этот на редкость массивный детина имел огненно-рыжие волосы и голубые, как озеро, глаза.

— Мак-Тавиш, — поклонился он. — Ты млыдчина, прятил.

— Приятель, — сказал Джек, — чтоб мне пропасть, если я понял хоть одно чертово слово из того, что ты бормочешь.

Ате без особых церемоний пнул лежавших ничком пленников, побуждая их подняться на ноги. Брант тем временем куда-то исчез. Зная твердые христианские принципы Джозефа, Джек полагал, что вождь попытался бы спасти всех пленников. Сам Абсолют чувствовал, что ему страшно повезло и в том, что удалось уберечь хотя бы четыре жизни.

Характер доносившихся со стороны индейского лагеря звуков изменился. Отдельные голоса, одни исполненные ужаса, а другие — звенящие от ярости, слились в общий устрашающий клич мщения.

Джек, прихрамывая, пошел прочь. Он знал, что эхо этого страшного клича стихнет не скоро.