Глава 7Охотники
Волчий вой пронзил царившую под древесной сенью тишину, как мушкетный выстрел. Переполошившиеся голуби сорвались с ветвей, сбивая листву панически хлопающими крыльями. Белка, которую Джек некоторое время рассматривал с праздным любопытством чуть проголодавшегося человека, метнулась вверх и, махнув хвостом, затерялась в густой кроне черного орехового дерева.
Джек глянул на Ате, и его друг внимательно посмотрел на него сквозь очки. Новую пару он приобрел в Лондоне, восхитившись усовершенствованием, произведенным в метрополии, покуда оба они находились в Индии. Эти очки назывались «бифокальными» и имели линзы для чтения, занимавшие нижнюю половину стекол. Контраст между ними и бритой головой да боевой раскраской чрезвычайно смешил Джека, хотя Ате ничего смешного в этом не находил.
Экземпляр «Клариссы» Сэмюэла Ричардсона лежал на его татуированной груди. Обычно Ате не читал романов, предпочитая им философские трактаты или Шекспира, но Бургойн сунул ему эту книгу перед отбытием в путешествие, и индеец чувствовал себя обязанным дочитать ее. Тем паче что теперь, после двух проведенных в лесу дней, оставалось не так уж много до финала книги.
Друзья ждали хора, который должен был последовать за одним-единственным кличем. Но очень скоро, чуточку ближе, снова прозвучал одинокий голос. За долгим завыванием последовала серия отрывистых звуков, походивших на лай. В этом было что-то странное.
Джек наклонил голову.
— Одинокий волк?
Ате сложил очки, положил их и книгу позади односкатной берестяной пристройки и, взявшись за ружье, ответил:
— Да. Но не четвероногий.
Теперь и Джек услышал, что кто-то двигается по лесу по направлению к ним. Их укрытие было устроено в стороне от главной тропы и хорошо замаскировано густым молодым березняком. Насыпав пороха на полки уже заряженных фузей, они быстро заскользили к тропе.
Ате запрыгнул на нижнюю ветвь бука. Джек вопросительно поднял брови, друг ответил ему резким кивком. Джек залег рядом, наведя ствол на тропу, что вела к землям мятежников.
Ждать пришлось недолго. В считанные секунды они услышали топот ступавших по земле ног. Точнее, одной ноги, за каждым шагом которой следовал такой звук, будто что-то подволакивали по земле. Доносились, однако, и другие звуки. Напрягшись, Джек сумел различить шаги самое меньшее трех пар ног. Преследователи приближались быстро. Уж во всяком случае, гораздо быстрее, чем уходил тот, за кем гнались.
Первый оказавшийся на виду человек выглядел так, словно пробежал не одну милю. Его набедренная повязка и мокасины не слишком отличались от одежды Джека и Ате, чего никак нельзя было сказать о боевой раскраске. Этого воина с ног до головы покрывали черно-золотые полосы. К ним добавлялось немало красных потеков, которые, как сразу же понял Джек, не имели отношения к ритуальному узору. То была кровь. Она паутиной расползалась по телу из-под руки, которой незнакомец пытался зажать рану на боку. Кроме того, он волочил ногу, на которой тоже имелась кровоточащая рана.
Спустя мгновение раненый поравнялся с залегшим у тропы Джеком. Тот, пропустив его вперед, отложил ружье, выскочил из засады и подножкой сбил незнакомца на землю.
Раненый воин рухнул как подкошенный, но, дважды перекатившись, поднялся на колени с ножом в руке. Джек устремился за ним, занося томагавк, но нож заставил его остановиться на расстоянии. Кроме того, в этом лесу прятались и друзья и враги.
На миг все застыли, но лишь на миг, ибо скоро даже сквозь хриплое дыхание стоявшего на коленях человека с ножом стали отчетливо слышны торопливые шаги. Преследователи спешили через густой подлесок и находились уже близко.
— Могавк? — шепотом спросил Джек.
Он произнес это по-английски, и глаза раненого человека расширились.
— Кайюга. Я ищу солдат короля.
— Ты нашел их. По крайней мере, часть. А кто те, позади?
— Они на стороне мятежников. И хотят заткнуть мне рот.
— Сколько их?
— Пятеро.
Чтобы решить, поверить ли услышанному, у Джека имелось лишь мгновение. И, поверив, он поджал губы и засвистел. Сперва как серая куропатка, вкуснейшая из съедобных птиц: он сообщал Ате о том, что они встретили друга. Потом пятикратно повторил крик испуганной перепелки, обозначив число врагов, спрыгнул с тропы и нагнулся за мушкетом.
Первый из преследователей взбежал на гребень небольшой возвышенности и, увидев упавшего кайюгу, издал торжествующий клич. На бегу он занес над головой боевую дубинку из железного дерева. Выстрел Джека, угодив ему прямо в грудь, отбросил его назад.
Второй воин, не остановившись ни на мгновение, перепрыгнул через упавшего товарища и вскинул собственное оружие, но вскрикнул и резко пошатнулся. Рана в его боку появилась практически одновременно с прогремевшим выстрелом Ате. Воин попытался восстановить равновесие, но, сделав лишь один шаг, рухнул.
Трое его соплеменников, появившихся сзади, на долю мгновения замешкались, и Ате прыгнул прямо на них. Он нанес первый удар томагавком и занес его снова, но враг успел подставить свой. Дерево столкнулось с деревом, металл звякнул о металл. Другой воин попытался ткнуть Ате ножом в спину, но промахнулся: там, куда он бил, ирокеза уже не было. Сцепившись с первым противником, Ате сбил его с ног, и они вместе скатились с тропы.
Теперь у Джека появилась цель. Размахнувшись, он метнул томагавк. Однако противник увидел стремительно вращавшийся в воздухе боевой топорик и отбил его в сторону. Оружие полетело в лес, а у Джека осталось лишь мгновение на то, чтобы выругать себя за неудачный выбор тактики ведения боя.
Последствия сказались незамедлительно: воин с пронзительным криком устремился к нему, занеся томагавк для смертельного удара.
Джек перехватил приклад фузеи и обеими руками резко вскинул оружие над головой. Лезвие томагавка вонзилось в ружейную ложу в дюйме от его пальцев. В тот же миг Джек резко опустил правую руку, одновременно рывком отклонив корпус в сторону. Инерция бега, небольшой склон под ногами, неожиданное движение Джека — все это в совокупности привело к тому, что воин потерял равновесие и упал на одно колено.
Впрочем, это ничуть не обескуражило индейца: вырвав оружие из деревянного ложа фузеи, он нанес круговой удар, целя Джеку по колену. Джек отскочил назад и, словно клинок, подставил под топор ствол. Это сработало. И все же томагавк подходил для рукопашной схватки лучше, чем ружье. Сила столкновения была такова, что Джек выронил фузею. Он отшатнулся, а воин с торжествующим криком высоко задрал томагавк и шагнул вперед.
Одним движением Джек выхватил из ножен на правом боку кинжал и швырнул его во врага. Разумеется, кинжал не являлся метательным оружием, и Джек, даже совершая бросок, понимал, что ему едва ли приходится рассчитывать на убийственный эффект. Однако результат превзошел все ожидания: кинжал вонзился в горло нападавшему как раз в тот момент, когда он собрался обрушить на бледнолицего свой томагавк. Воин дернулся, на его лице появилось удивленное и даже обиженное выражение. Потом индеец обмяк, ноги его подкосились, из пробитого горла вырвался булькающий звук, и убитый повалился навзничь.
Все это произошло в считанные мгновения. Затем Джек обернулся и увидел Ате, все еще боровшегося со своим противником. Каждый из них пытался ослабить хватку другого и высвободить свой томагавк. Вмешаться Джек не успел: его друг откинул голову назад и резко боднул неприятеля в нос. Тот, вскрикнув, на долю секунды ослабил хватку, и это стоило ему жизни.
Последний из преследователей не сдвинулся с того места, где завязалась схватка. Медленным взглядом он обвел тела своих товарищей, взглянул на Джека, на Ате, а потом кивнул и, повернувшись, обратился в бегство.
— Твой! — Джек указал на тропу.
Ате задержался лишь для того, чтобы вырвать томагавк из тела жертвы, и рванулся следом за беглецом.
Джек повернулся к отважному кайюге. Тот был без сознания, и, глядя на его раны, Джек понял почему. Индеец потерял много крови, и теперь его смуглое лицо было мертвенно-бледным. Наклонившись, Джек поднял бесчувственное тело и перенес в сторону от тропы, к укрытию. Там он быстро разорвал на полосы рубашку, прихваченную с собой на случай ночной прохлады, и забинтовал индейцу глубокую рану на ноге. Другая рана, та, что на груди, казалась серьезнее: Джек опасался, что пуля застряла в теле. Раненому требовался хирург, причем срочно.
Когда Джек стягивал повязками бок, раненый дернулся.
— Полегче, приятель. Меня зовут Джек Абсолют. Теперь ты в безопасности. Отдыхай.
Раненый потряс головой, словно стараясь прочистить мозги.
— Не могу. Меня зовут Сэмюэль... Дашь воды?
Когда Джек принес воды, индеец, морщась от боли, жадно осушил жбан, после чего кивнул на свою торбу и произнес:
— Там... у меня вампум для командира воинов короля.
Джек снял торбу с его плеча, открыл и достал пояс с бусинами, по большей части пурпурными, но с повторяющимися прямоугольными вставками белого цвета, каждая размером с большой палец.
— Я не искушен в чтении вампумов. Вижу лишь, что на этом имеются знаки опасности и что узор не завершен.
— Закончить плетение не хватило времени. Я принес весть... этим, — индеец коснулся губ. — Но вампум послан Молли Брант, так что моим словам можно верить. Я скажу, что она хотела вплести в вампум...
— Молли Брант? Сестра Джозефа?
Человек кивнул:
— Она по-прежнему живет в Канайохари, в долине. Там полным-полно мятежников. Глаза Молли открыты, уши не заткнуты, и она видит и слышит, что они собираются в немалом числе. Сюда явятся их солдаты.
— Солдаты? Регулярная армия?
Джек весьма удивился бы, встретив регулярную армию Вашингтона («континенталов», как их называли) так далеко на западе, при том что Бургойн двигался маршем с севера, а Хоу — с юга.
Раненый покачал головой.
— Нет. Ополчение графства Трион. Но их много. Они явятся на выручку форту.
Джек нахмурился.
Ополченцы, которых созывали лишь на время боевых действий, сильно различались по своим боевым качествам и уровню подготовки, но лучшие из них действительно являлись доблестными бойцами.
— Нам говорили, что поселенцы не желают брать в руки оружие.
— Убили девушку. Белую девушку. Говорят, это сделали краснокожие, союзники короля Георга. Поселенцы пришли в ярость.
— Скоро ли они будут здесь?
Раненый посмотрел на восток.
— Скоро. Может быть, даже завтра. Они отправились в путь после меня, но путь недалек. Они...
Оба почувствовали на земле слабую вибрацию. Джек схватился за пистолет, но мгновение спустя перед ним появился Ате. Бросив на землю перед кайюгой длинную черную косу с окровавленным кусочком кожи, он ногой подтолкнул скальп к Сэмюэлю и сказал:
— Вот. Последний из твоих преследователей. Кажется, онейда.
— Да. Онейда любят мятежников. Как и тускарора.
Джек поднял глаза.
— Два племени из шести. То, что мы слышали по пути к месту сбора, находит подтверждение. Видишь, Ате, мы не единственные, кто сражается с соотечественниками.
— А разве ты не говорил, Дагановеда, что все войны — это гражданские войны?
— Говорил.
Джек вздохнул и посмотрел вниз, на Сэмюэля.
— Если я помогу тебе, сумеешь добраться до форта Стэнвикс? Это примерно в часе ходьбы. Может быть, при твоих ранах, чуть больше. Думаю, полковнику необходимо выслушать тебя. Мое мнение он не ценит.
Сэмюэль приподнялся на локте.
— Должен добраться.
Ате залез в укрытие. В единый миг все его вещи были закинуты на спину.
— Я... — начал он и кивнул в сторону, откуда должен был прийти враг.
— Я вернусь к рассвету, — сказал Джек, помогая Сэмюэлю встать.
Поднявшись на обе ноги, воин кайюга отказался от помощи.
— Надеюсь, приведу войско, — добавил Джек. — У ручья?
— Орискани? — уточнил Ате.
— Да. Орискани.
Ате приложил два пальца ко лбу и исчез с тропы. Сквозь лиственный навес пробивались косые лучи послеполуденного солнца, и в их свете видно было, что Сэмюэль уже ковыляет в противоположную сторону. Прежде чем последовать за ним, Джек наклонился, чтобы поискать брошенный томагавк. Роясь среди подлеска, он наконец нашел его, выпрямился... и замер, потрясенный тем, как покойно и мирно выглядит лес, как чудно сочетаются в чаще оттенки зеленого и золотистого. Но нет, один цвет никак не гармонировал с другими, ибо время осеннего багрянца еще не настало. То был красный цвет, цвет крови их жертв, тела которых им пришлось оставить на земле под деревьями. Джек знал: если сообщение Сэмюэля примут во внимание, очень скоро этот цвет окрасит траву повсеместно.
* * *
На сей раз вопросов не было. Безотлагательность дела требовала, чтобы Джек участвовал в военном совете, проводившемся в командирской палатке, хотя вдребезги пьяный Сент-Легер демонстративно морщился и прижимал к большому красному носу запачканный платок, который он то и дело смачивал из флакона с духами. Духами, к слову, дешевыми, с резким приторным запахом. По мнению Джека, он смердел хуже, чем не только медвежий жир, но и медвежье дерьмо.
К сожалению, это «благоухание» смешивалось с запахом сала, которым намазались участвовавшие в совете туземные вожди, и дымом трубок, которые многие офицеры курили только для того, чтобы перебить вонь. Близился вечер, но дневная жара почти не ослабела. В считанные минуты с начала собрания в палатке установился стойкий аромат борделя, парилки и скотобойни.
Впрочем, у Джека здесь имелся раздражитель куда более сильный, чем неприятные запахи. Рядом с обливавшимся потом полковником находился человек в темно-зеленом мундире майора егерей, легкой пехоты от Гессен-Ганау. И этот человек явно пользовался расположением командующего — в той же мере, в какой Джек его нервировал. Здесь майор присутствовал в качестве старшего офицера подкрепления, только что прибывшего с озера Онтарио. На Уинслоу этот же самый офицер выступал в роли второго секунданта Банастра Тарлтона, а в тайном послании в Квебек, по убеждению Джека, фигурировал под именем «Диомед». Правда, сейчас он, как всегда, называл себя графом фон Шлабеном.
Увидев его в первый раз, Джек мысленно выбранил Бургойна. Генерал обещал держать этого опасного типа при себе, под неустанным надзором, но, видимо, за множеством дел не сумел за ним уследить. Надо полагать, Бургойн не знал, куда отбыл граф. А хоть бы и выяснил! Любое его предостережение не поспело бы за немцем.
При этом Сент-Легер смотрел немцу в рот, и Джек понял, что любая попытка пробудить в полковнике недоверие к графу лишь усложнит его собственное положение.
Но и это было не самым худшим. Худшее заключалось в том, что фон Шлабен, имевший в совете право голоса в качестве командира немецкого контингента, возражал Джеку по всем существенным вопросам. Мягким, вкрадчивым и доброжелательным тоном он убеждал полковника проявлять максимальную осторожность, не лезть без надобности на рожон, а еще лучше вообще отступить перед лицом приближающегося противника. Безусловно, если форт не удастся захватить до того, как к осажденным подоспеет подмога, не стоит класть попусту людей. Следует отвести их от невыгодных позиций и сберечь для Бургойна.
Правда, этот совет не восхитил даже Сент-Легера. В качестве командира отдельного корпуса он был сам себе хозяин, и ему не хотелось возвращаться под руку генерала, где ему постоянно пеняли бы за пьянство. Тем паче возвращаться, не добившись успеха. Но с утверждением немца насчет того, что силы, во всяком случае регулярные, разделять нельзя, командующий охотно согласился.
— Мы будем продолжать осаду! — заявил он. — Уверен, эти бунтовщики за стенами скоро дрогнут. Что же до тех, кто спешит им на помощь... Хм, раз уж присутствующие здесь наш достопочтенный союзник Джозеф Брант и... э... капитан Абсолют настолько убеждены в доблести своих соплеменников, так пусть они ее и покажут. Они ведь слывут непревзойденными лесными бойцами! Вот пускай и продемонстрируют свое хваленое умение. Да, почему бы им не разобраться с бунтовщиками самостоятельно?
В последовавшем за этим заявлением споре Джеку даже не потребовалось участвовать.
Двое лоялистских вожаков, Джон Батлер и Джон Джонсон, командовавшие ополчением, сплошь состоявшим из таких же фермеров и землевладельцев, никак не могли согласиться с подобным поворотом дела. Это их фермы прибрали к рукам мятежники (зачастую недавние их друзья, а то и родичи). Мятежники, составившие отряд, который сейчас двигался на выручку форту. И лоялисты желали сражаться за свою землю. Они решительно заявили, что встретят мятежников вместе с могавками.
А вот сахем сенеков, к величайшему негодованию Джозефа Бранта, сообщил, что его племя явилось сюда лишь для того, чтобы получить подарки и полюбоваться победоносным шествием королевских войск.
Это, конечно, было далеко от идеала, однако сил могло и хватить. Из сообщения Сэмюэла следовало, что ополчение мятежников насчитывает около шестисот человек. Примерно столько же — четыре сотни туземцев и две сотни лоялистов — удалось собрать и союзникам, на стороне которых имелись преимущества внезапности и знания местности. Джек с Джозефом хорошо знали эту долину и, как и Ате, присмотрели лощину у ручья Орискани, примерно в шести милях от форта Стэнвикс, как подходящее место для засады.
Однако когда Джек заметил молниеносно скользнувшую по губам фон Шлабена улыбку, уверенности в нем вдруг заметно поубавилось.
Собрание закончилось, участники с облегчением выбрались на свежий воздух и поспешили готовить своих людей. Выступить предстояло через час. Джозеф, не мешкая, отправился в стан могавков. Фон Шлабен вышел раньше его, и Джек увидел, как зеленый мундир удаляется по боковой тропе в направлении германской линии позиций. Немцы расположились на небольшой прогалине, чуть в стороне от главного лагеря. Джек по какой-то прихоти последовал за ним.
Он нагнал немца под откосом, в небольшой пихтовой рощице. Густая хвойная поросль скрывала обоих из виду и заглушала шум сбора. Неожиданно фон Шлабен застыл на месте, глядя перед собой. В чем дело, Джек понял, лишь подойдя поближе. Прямо посреди тропы, свернувшись клубком, лежала гремучая змея. Большая, старая змея с погремушкой самое меньшее из семи связок. При приближении графа змея угрожающе подняла хвост, издавая предостерегающий треск. Раздвоенный язык то появлялся, то исчезал в пасти, голова раскачивалась из стороны в сторону.
— Общаетесь с кузиной, граф?
Полуобернувшись к Джеку и пытаясь удержать в поле зрения и его и змею одновременно, немец все с той же, едва уловимой улыбкой на губах отозвался:
— Надо же, капитан Абсолют! Ох уж эти леса! И спереди и сзади могут оказаться опасные существа. Что делать бедному горожанину?
— Я польщен тем, что вы считаете меня опасным... — Джек выдержал крохотную паузу и закончил фразу: — «Диомед».
Если он и надеялся, что это имя спровоцирует какую-то резкую реакцию, то его постигло разочарование.
— Мое имя Адольф, а не... Как вы там только что сказали? Хотя сдается мне, что мы недостаточно хорошо знакомы, чтобы обращаться друг к другу по имени.
— Как знать, — отозвался Джек, остановившись в четырех шагах от него. — Мне думается, что с человеком, приложившим руку к попытке тебя убить, можно держаться и накоротке. Это в определенном смысле сближает.
— Вы обо мне?
В тоне графа не прозвучало ни настоящего вопроса, ни отрицания. Взгляд его переместился к змее, которая, удовлетворившись тем, что отстояла свое право на занимаемое место, развернула кольца и с последним предупреждающим стуком ускользнула в кусты.
Фон Шлабен покачал головой:
— Не самый приятный способ умереть, как мне говорили.
— Весьма неприятный. Вам стоит попробовать.
Бледные глаза немца снова вернулись к Джеку.
— Вы чего-то от меня хотите, капитан Абсолют? — спросил он невыразительным голосом.
Несколько мгновений Джек пристально рассматривал темно-зеленый егерский мундир офицера, после чего спросил:
— А вы годитесь для этой роли?
— Нам всем случается играть разные роли, капитан. Да, у меня имеется некоторый опыт военной службы. А вы, — он подбородком указал на полевое одеяние Джека, состоявшее из индейских штанов из оленьей кожи и зеленой шерстяной рубахи, — годитесь для своей?
На миг между ними воцарилось оценивающее молчание. Прервал его Джек.
— Я знаю, зачем вы натравили на меня в Лондоне того чокнутого юнца. Вы пытались помешать мне заняться тем, что я делаю сейчас. Не дать поднять туземцев на борьбу против мятежников.
— Я пытался?
И снова это едва ли было вопросом.
— Мне любопытно, что вы считаете своим долгом?
Улыбка покинула глаза графа, но не губы.
— Я думаю, это за пределами вашего понимания, капитан.
— Конечно, граф, я всего лишь простой солдат. Но если вы постараетесь говорить медленно, я попробую что-нибудь уразуметь.
Фон Шлабен огляделся по сторонам. Деревья были темными, но летнее небо над кронами еще светилось вечерним светом.
— Хорошо. Раз уж мы здесь одни... Возможно, у вас больше воображения, чем я думал. Не исключено, что вы даже... — Сомкнув большой и средний пальцы, фон Шлабен вытянул руку перед собой и описал небольшой круг перед своим сердцем.
Джек, хоть и не разделял масонских убеждений, понял этот жест и очертил в воздухе собственный знак с намеком на крест «розы».
— Ну что ж. — В первый раз Джек увидел в глазах немца нечто иное, помимо усмешки или холодного расчета. — Знай я это раньше, мы могли бы избавить себя от некоторых не слишком приятных мгновений. — Граф вздохнул. — Вы говорите о долге, о долге перед королем. Но мой долг выше долга перед королем или перед страной. Я исполняю долг перед... перед всем человечеством.
— Это более достойный объект преданности.
Понизив голос, Шлабен сделал шаг поближе.
— Самый достойный. И самая высокая цель: «Сделать человеческую расу, не разделенную на народы, сословия или профессии, единой счастливой семьей».
— Интересные слова. Ваши собственные?
— Чувства — мои. А сами слова написаны другом. Соратником. Вождем.
— И как его зовут?
Немец подошел еще ближе.
— Нет ничего дурного в том, что вы узнаете его имя. Очень скоро оно будет прославлено во всех концах Земли. Адам Вайсхаупт.
— А, тот профессор из Баварии.
В первый раз Джеку удалось удивить немца.
— Вы знаете его?
— Он основатель учения иллюминатов. Слухи доходят даже до простых солдат.
Джек тоже двинулся вперед, так что теперь соперников разделял только один шаг.
— Таким образом, — заговорил он, понизив голос в тон собеседнику, — эта американская революция...
— Необходимое начало. Пока к власти не придут нужные люди. Люди, которые сочувствуют нашим идеям.
— Просвещенные? Ведь слово «иллюминаты» означает именно это?
На лице графа снова появилась улыбка.
— А ведь вы, капитан Абсолют, не такой уж простой солдат. Этот долг выше всех обязательств. Это преданность, превосходящая любую иную. Теперь это начинают постигать многие люди разных национальностей и разного положения, от королей до трактирщиков. В нашем движении нашлось бы место и для человека с вашими способностями. Я мог бы даже сказать, «возвышенное» место, и счел бы за честь привести вас к свету. Ибо наш вождь говорит всем: «Да будет свет и да пребудет всегда».
Джек задумался. Издалека доносился стук барабанов, призывавших на войну воинов из принявшего его народа. И тут у Джека в голове стала вертеться одна из излюбленных цитат Ате, хотя вспомнить, откуда она, ему никак не удавалось. Он поднял глаза на верхушки деревьев, на вечернее небо, и тут его озарило. Не «Гамлет», в кои-то веки! «Отелло».
— А кстати, такая фраза вам знакома: «Уберите свет, уберите свет!»?
Сказав это, Джек преодолел разделявшее их расстояние, и теперь они стояли лицом к лицу. У фон Шлабена расширились глаза.
— Капитан Абсолют, вы ведь не собираетесь совершить насилие? Неужели вы не английский джентльмен?
— Самый настоящий английский джентльмен, — заверил его Джек. — Когда нахожусь в Англии.
Резко подавшись вперед, Джек поставил ступню графу на ногу и апперкотом от пояса в подбородок отправил графа в нокаут. Страх, фанатизм, вопросы — все исчезло с лица фон Шлабена вместе со светом сознания.
Джек не вполне отдавал себе отчет в том, что подвигло его к такому поступку. Воспоминание о чужой руке на руке Луизы? Та роль, которую сыграл немец в истории с «Друри-Лейн» и Уинслоу? Нежелание идти в бой, оставив за спиной опасную змею?
Но если он и не осознавал причины, то зато с результатом все было в порядке. Джек чувствовал глубокое удовлетворение.
Он убрал ногу с ноги немца, и тот безжизненной грудой рухнул наземь. Наклонившись, Абсолют приподнял ему веко. Сказать с ходу, когда этот человек придет в сознание, было трудно. Если повезет, то через несколько часов. Чего может оказаться достаточно, чтобы не дать ему вновь вмешаться в предстоящие события.
Оттаскивая графа под сосну, Джек припомнил разговор с Бургойном, возражавшим против "кинжала в переулке ".
— Ну и ладно, — произнес он вслух, отряхивая сосновые иголки, приставшие к рубашке, — ведь генерал ничего не говорил об ударе кулаком на лесной тропинке.
Уже направляясь в лагерь могавков, Джек сквозь рокот военных барабанов услышал слабый треск погремушки. Интересно, а вдруг змея вернется на облюбованную тропку, найдет там бесчувственного немца и...
Он содрогнулся, ибо сам пережил укус гремучей змеи и, вспоминая об этом, до сих пор покрывался потом. При всей своей неприязни к фон Шлабену такой участи Джек не пожелал бы даже ему.
