ГЛАВА 22
Хачиун ждал, чтобы рассвет тронул деревья и от них, словно пальцы, протянулись тени. Чингис постарается пройти через ущелье как можно быстрее и встретить основные силы цзиньцев; правда, на это понадобится время. Воины готовили луки, ворошили стрелы, плотно уложенные в колчаны. На крутых склонах погибли двенадцать человек. Их сердца остановились от недостатка кислорода. Несчастные, подобно рыбам, хватали ртами разреженный воздух. Десять сотен ушли за Хасаром. Впрочем, у Хачиуна оставалось еще много людей. Он рассчитывал, что, когда настанет время, почти девять тысяч стрел полетят во врага.
Хачиун долго — и тщетно — искал, где бы расставить своих лучников незаметно для цзиньцев. Долина хорошо просматривалась. Он понял, что только залп стрел сможет сдержать атаку врага. При мысли о сражении он улыбнулся.
Цзиньский лагерь еще спал, объятый утренним холодом. Снег скрыл все следы людского пребывания, шатры, заиндевевшие и прекрасные, выглядели воплощением тишины и покоя, и не верилось, что внутри отдыхают закаленные воины. Хачиун гордился своим острым зрением. Судя по поведению цзиньцев, они еще не знали, выступил Чингис или нет. Дозорные сменились на рассвете, сотни человек вернулись в лагерь, чтобы поесть и отдохнуть, их место заняли другие. Паники пока не было.
Хачиун невольно проникся уважением к полководцу, под началом которого находился этот хорошо организованный лагерь. Перед самым рассветом генерал послал всадников осмотреть долину, они поскакали на юг до края и вернулись. Дозорные явно не ожидали, что враг подберется столь близко. Хачиун слышал их беспечные выкрики и не заметил, чтобы цзиньцы глядели в сторону предгорий. Вне всякого сомнения, воины считали себя везунчиками и рассчитывали перезимовать в тепле и безопасности.
Хачиун вздрогнул: кто-то похлопал его по плечу и сунул в руку мясо, завернутое в лепешку. Хлеб слегка отсырел и хранил тепло чужого тела, но Хачиун сильно проголодался, а потому с благодарностью принял угощение и сразу откусил изрядный кусок. Он понимал: силы ему понадобятся. Даже для прирожденного лучника выпустить сто стрел подряд — дело нелегкое: плечи и руки ломит от боли. Хачиун шепотом отдал приказ разбиться по парам и, используя друг друга как противовес, размяться и отогнать холод. Все монголы знали о пользе подобных упражнений, и никто не хотел вступить в предстоящий бой неподготовленным.
Лагерь цзиньцев по-прежнему был тих. Хачиун сунул в рот остатки хлеба, а следом — пару пригоршней снега, чтобы кусок легче прошел в горло. У Хачиуна не было времени на разработку стратегии. Если его лучники выступят прежде, чем покажется войско Чингиса, цзиньский генерал успеет послать к ним часть своей огромной армии и уничтожит их. Если же Хачиун опоздает, преимущество от неожиданного удара с тыла будет потеряно. Чингис может погибнуть.
Глаза Хачиуна болели от ослепительной белизны, однако он по-прежнему пристально смотрел вдаль.
Пленников погнали в ущелье. Они почувствовали, какая судьба им уготована; раздались причитания и крики. Первые ряды монгольских всадников закрывали путь к отступлению, и несчастным оставалось только шагать вперед. Чингис заметил, что несколько цзиньцев помоложе проскользнули между двумя воинами. Тысячи пленников взволнованно следили за попыткой к бегству, но, увидев, как смельчаков обезглавили быстрыми ударами мечей, отвернулись — выхода не было.
Грохот барабанов, лошадиное ржание, крики людей отражались от высоких скал. Далеко впереди цзиньские лазутчики спешили сообщить своему генералу о приближении монголов. Чингису было все равно — он не рассчитывал застать врага врасплох.
Толпа пленников тащилась по каменистой тропе, со страхом ожидая, когда покажутся цзиньские лучники. Более тридцати тысяч человек брели перед монгольскими всадниками, некоторые в изнеможении падали. Воины поддевали их копьями, не разбираясь, притворяются несчастные или нет. Остальных пленных кочевники гнали вперед словно скотину, с гиканьем и улюлюканьем. Знакомые звуки казались здесь неуместными. Чингис в последний раз оглядел ряды своего войска, примечая, где находятся его верные военачальники, затем устремил жадный взгляд вперед. Ущелье было примерно четыре ли длиной. Хан знал, что не отступит.
Хачиун наконец заметил движение во вражеском лагере. Похоже, Чингис вошел в ущелье и об этом сообщили командующему цзиньской армией. Между шатрами проскакали всадники, их лошади были намного лучше, чем те, которых Хачиун видел у цзиньцев раньше. Возможно, император придержал самых породистых животных для своей гвардии. Высокие, гораздо выше низкорослых степных лошадок, цзиньские кони лоснились в свете утреннего солнца, когда всадники строились в колонны перед ущельем.
Отряды арбалетчиков и копейщиков спешили к передним рядам, и Хачиун нахмурился, разглядев, как их много. Вдруг брат с ними не справится? Он не сможет использовать любимую тактику и окружить врага — проход слишком тесный.
Хачиун повернулся к своим людям, те не сводили с него глаз, ждали.
— Бросайтесь вперед по моему приказу. Разобьемся на три шеренги и подойдем к врагу поближе. Из-за щелканья луков вы не сможете меня услышать, так что передайте остальным: пусть все остановятся после того, как выпустят первые двадцать стрел. Когда я махну рукой, выпускайте следующие двадцать.
— Их всадники одеты в доспехи. Нас сметут, — глядя вдаль, произнес воин, который стоял рядом с Хачиуном.
Они всю жизнь воевали верхом. Даже мысль о том, что придется отражать атаку врага, стоя на земле, казалась им противоестественной.
— Нет, — возразил Хачиун. — Никто в мире не сможет противостоять моим людям, вооруженным луками. Первые двадцать стрел посеют панику среди врагов, и мы подойдем ближе. Если цзиньцы вступят в схватку — а это наверняка произойдет, — каждый из них получит по стреле в горло.
Он снова посмотрел в долину. Цзиньский лагерь напоминал разворошенный муравейник. Чингис наступал.
— Приготовьтесь, — пробормотал Хачиун.
На лбу монгола выступил пот. Главное — правильно рассчитать время.
— Подождем еще немного. Но когда двинемся вперед, нас уже не остановят.
Пройдя половину пути, пленники натолкнулись на первые группы арбалетчиков — те поджидали на уступах скал высоко над землей. Заметив их, пленные отпрянули от каменных стен, сгрудились в середине, замедлили ход колонны. Тут уж не промахнешься. Цзиньские стрелы полетели в толпу. Громкие крики отозвались эхом, и первые три ряда кочевников во главе с Чингисом подняли луки. Каждый из монголов мог попасть в летящую птицу или на полном скаку сразить трех противников подряд. В воздухе засвистели стрелы, и тела арбалетчиков упали прямо на головы наступающих. Окровавленные расщелины в скалах остались позади, а кочевники снова двинулись по тропе, заставив плачущих пленников перейти на тяжелую рысцу.
Чуть дальше проход сужался, над тропой нависали два огромных каменных выступа. Пленники побежали к ним, спотыкаясь и прихрамывая, монголы подгоняли их копьями и криками. Две крепости на уступах возвышались над единственной дорогой. Лазутчикам не удалось миновать этот рубеж — воины Чингиса не знали, что ждет их впереди.
Хасар вспотел. Потребовалось довольно много времени, чтобы спустить по трем веревкам тысячу человек. Пока воины благополучно достигали дна пропасти, он отправился на разведку. Люди утопали в снегу по пояс, и Хасар решил, что обитатели крепости не пользуются тропой, которая привела сюда монголов; впрочем, он мог и не заметить вырезанных в скале ступеней. Его воины сумели пробраться в тыл, а вот как попасть в крепость? Она, подобно своей копии на другой стороне, казалась неприступной для любого, кто попытался бы пройти по ущелью. Не исключено, что цзиньцы использовали не лестницы, а веревки.
Три человека сорвались во время спуска, и, вопреки ожиданиям, один из них уцелел, приземлившись в сугроб, такой глубокий, что оглушенного воина пришлось откапывать. Двум другим не повезло — упали на голые камни. Никто из них не закричал, в ночной тишине было слышно только уханье сов, возвращавшихся в свои гнезда.
Когда рассвело, Хасар и его люди отправились искать вход. Первые шли медленно, утаптывая тяжелый снег. Черная крепость нависала над их головами, и Хасару оставалось только ругать себя за то, что зря увел десятую часть братнина тумена.
Путь им пересекла тропа, и сердце Хасара взволнованно забилось. Неподалеку лежала большая груда поленьев, незаметная со дна ущелья. Похоже, цзиньцы на собственных спинах натаскали дрова с гор, приготовились к долгой зиме. Один воин нашел воткнутый в колоду топор с длинной рукоятью. Ржавчина его почти не коснулась — лезвие покрывал жир. Хасар ухмыльнулся, поняв, что вход в крепость где-то рядом.
Вдали послышался топот бегущих ног и причитания пленников, и Хасар замер. Чингис уже совсем близко, а он ничем не может помочь братьям.
— Хватит осторожничать, — сказал Хасар воинам. — Мы должны попасть в эту крепость. Ступайте и отыщите дверь, через которую заносят дрова.
Ханский брат побежал вдоль стены, воины поспешили за ним, на ходу доставая мечи и луки.
Вокруг полководца Чжи Чжуна мельтешили посыльные; едва получив донесение, он отдавал приказ. Поспать командующему так и не удалось, однако мозг его работал четко, а душу переполнял гнев. Хотя метель улеглась, было очень холодно, слой льда покрывал тропу и скалы по обеим сторонам. Чжи Чжун подумал, что замерзшие руки воинов не смогут удержать мечи, лошади будут скользить и падать, а люди обессилеют от мороза. Генерал задумчиво посмотрел на дрова, которые сложили в костер, чтобы приготовить еду, но так и не подожгли. Жаль, что он не приказал принести горячей пищи — тревогу подняли до того, как войско успело поесть, а сейчас уже нет времени. «Никто не ведет войну зимой!» — передразнил Чжи Чжун сам себя и свою ночную уверенность.
Он ждал у перевала несколько месяцев, пока монголы разоряли страну. Его люди готовы. Когда отряды кочевников подойдут поближе, их встретит тысяча арбалетных стрел, через десять ударов сердца — еще один залп, потом еще… И это только начало. Ветер усилился, с ревом пронесся по лагерю, и командующий вздрогнул от холода. Он заманил врага туда, где невозможно использовать тактику ведения боя на равнинах. Перевал Барсучья Пасть прикроет фланги цзиньского войска от нападения лучше, чем люди, подумал Чжи Чжун. Пусть монголы наступают, он готов их встретить.
Чингис, прищурившись, смотрел на пленников, устремившихся в узкий проход между двумя крепостями. Людей было так много, что хан с трудом различал, что происходит впереди. В морозном воздухе эхом отдавались крики, затем вдали блеснула яркая вспышка пламени. Пленники, теснившиеся в последних рядах, тоже ее заметили, испугались и замедлили свой безумный бег перед монгольскими всадниками. Не дожидаясь приказа, воины пустили в ход копья, стали загонять испуганных цзиньцев в щель между каменными стенами. Лавину из тридцати тысяч человек остановить было невозможно, кое-кто из пленников уже миновал сужение и бежал дальше. Чингис поскакал к крепостям, надеясь, что, когда он окажется под ними, запасы раскаленного масла и стрел иссякнут. Повсюду валялись тела убитых: чем ближе к тесному проходу, тем больше.
Чингис поднял взгляд. Заметил на крепостных стенах лучников. К его удивлению, они стреляли в другую сторону, выпускали стрелу за стрелой в своих соратников. Хан не понимал, что происходит, но встревожился. Чингис не любил сюрпризов, хотя бы и приятных. Особенно нехороши сюрпризы в узком коридоре, где каменные глыбы словно давят со всех сторон.
Подъехав ближе, хан услышал звук знакомый и понятный — глухие удары катапульт. Дымный след прочертил небо над ущельем, и на стене крепости, слева от Чингиса, полыхнул огонь. Охваченные пламенем лучники посыпались с помоста под радостные крики с другой стороны. Сердце Чингиса екнуло. Существовало одно-единственное объяснение происходящему, и хан выкрикнул приказ сузить колонну людей и держаться справа, как можно дальше от левой крепости.
Один из его братьев, Хачиун или Хасар, захватил укрепление. Чингис решил наградить смельчака после битвы, если они уцелеют.
Трупов становилось все больше, ханская лошадь с испуганным ржанием ступала прямо по ним. В тени крепостных стен сердце Чингиса застучало чаще. Он находился в самом центре зоны сплошного поражения, созданной давно умершими цзиньскими вельможами. Тысячи его пленников погибли, ущелье усеяно их телами так плотно, что кое-где не видно земли. Правда, некоторым удалось прорваться, и теперь пленники бегут вперед, охваченные ужасом. Из монголов почти никто не пострадал, с ликованием подумал Чингис. Он проехал под правой крепостью, громкими криками приветствуя своих людей, которым удалось в нее проникнуть. Они его не слышали. Чингис сам себя не слышал.
Чингис пригнулся в седле. В воздухе свистели стрелы, и он с трудом удержал идущую рысью лошадь: та норовила пуститься галопом. Справившись с лошадью, хан выпрямился и поднял руку, успокаивая воинов. Одна крепость пылала, из бойниц вырывались языки пламени. Деревянный помост, охваченный огнем, сорвался и с грохотом рухнул. Лошади отпрянули с испуганным ржанием, а некоторые понеслись вслед за пленниками.
Привстав в стременах, Чингис вгляделся в даль. Тревожно сглотнул, увидев темную линию. Там проход сужался. Превосходное защитное укрепление, созданное самой природой. Выход из Барсучьей Пасти был только один — к цзиньскому войску. Толпа пленников уже приблизилась к нему, издали донеслись звучные хлопки арбалетных залпов, от которых зазвенело в ушах.
Пленники обезумели от ужаса, стрелы сбивали их с ног, несчастные падали, сраженные насмерть. Оставшиеся в живых метались под железным градом арбалетных стрел. Чингис стиснул зубы, зная, что скоро наступит его очередь.
Посыльный командующего Чжи Чжуна был бледен, его трясло от увиденного. Вся предыдущая служба не смогла подготовить его к кровавому побоищу в ущелье.
— Монголы захватили одну из крепостей, господин, — сообщил он генералу, — и обстреляли из катапульт другую.
Чжи Чжун невозмутимо посмотрел на гонца, сердясь на то, что тот не сумел скрыть свой страх.
— Со стен крепостей можно только проредить вражеские войска, — напомнил генерал. — А основные силы монголов мы остановим здесь.
Сдержанное поведение командующего, похоже, придало уверенности посыльному, и он глубоко вздохнул. Чжи Чжун дождался, пока гонец успокоится, затем приказал одному из воинов:
— Выведите этого труса и плетьми спустите шкуру с его спины.
Ошарашенный посыльный недоуменно уставился на генерала.
— Можете остановиться, когда вобьете в него достаточно храбрости, или после шестидесяти ударов, — продолжил Чжи Чжун.
Пристыженный посыльный молча склонил голову. Его увели, и генерал впервые за все утро остался один. Какое-то время он тихо ругался, затем вышел из шатра, желая знать, что происходит. Ему уже сообщили о пленных цзиньцах, которых гонят монголы в надежде, что те примут на себя удар его армии. Генерал не мог не восхититься подобной тактикой, хотя ему пришлось искать способ противостоять ей. Плохо, если десятки тысяч безоружных людей прорвутся к позициям цзиньских войск, подумал Чжи Чжун. Помешают арбалетчикам, отряды которых он расположил напротив выхода из ущелья. Он велел одному из воинов отправить к передовым линиям телеги с запасами арбалетных стрел и молча наблюдал, как повозки едут к проходу меж скал.
Хан умен, однако он сможет прикрываться пленниками, только пока те живы, а он, генерал Чжи Чжун, по-прежнему уверен в себе. Монголам придется биться за каждый шаг. Маневрировать им негде, нужно заманить их подальше и уничтожить.
Командующий ждал, размышляя, стоит ли подойти ближе к месту сражения. Ему был виден дым над захваченной крепостью. Чжи Чжун вновь выругался. Позорная потеря. Впрочем, император не станет огорчаться. Только бы перебить всех кочевников до единого.
Чжи Чжун надеялся, что многих удастся уничтожить прежде, чем его люди разомкнут строй и кочевники вклинятся в цзиньское войско. Монголы будут рваться вперед, но на них нападут с обеих сторон, острие клина завязнет в рядах опытных воинов. Хорошая тактика. Еще можно полностью блокировать ущелье. Командующий подготовился к обоим вариантам развития событий и теперь решал, который предпочесть. Он попытался сдержать бешено бьющееся сердце, сохранить перед своими людьми уверенный вид. Твердой рукой генерал взял кувшин, налил в чашу воды и сделал глоток, не отводя глаз от выхода из ущелья.
Краем глаза он внезапно заметил движение в долине, покрытой снегом. Оглянулся и застыл от неожиданности. Из леска на склоне выходили люди, строились в шеренги.
Разгневанный генерал отшвырнул чашу. Через весь лагерь с донесениями спешили посыльные. Эти горы неприступны, покорить их невозможно, подумал Чжи Чжун. Ошеломленный, он не растерялся, а четко отдавал приказы, едва выслушав гонцов.
— Конные полки с первого по двадцатый! — проревел он. — Отправляйтесь на левый фланг и уничтожьте врага!
Всадники поспешили выполнять приказ. Половина кавалерии откололась от основных сил. Генерал смотрел, как монголы разбились на отряды и приближаются к нему, шагают по глубокому снегу, и с трудом сдерживал страх. Монголы перешли через горы пешком и наверняка устали. Его люди сметут их.
Казалось, двадцати тысячам императорских конников потребовалась целая вечность, чтобы разбиться на отряды на левом фланге. Монголы за это время успели занять позиции и остановились. Чжи Чжун стиснул кулаки, наблюдая, как по шеренгам разнеслись приказы и всадники рысью поскакали на врагов. Монголов было не больше десяти тысяч. Пешим воинам не устоять против правильно организованной атаки, подумал генерал. Всадники их уничтожат.
Всадники пришпорили лошадей, выхватили мечи, готовясь на всем скаку срубать головы. Генерал заставил себя оглянуться на ущелье. В горле у него пересохло. Дикари погнали перед собой пленников, захватили одну из цзиньских крепостей и зашли в тыл его войску, перебравшись через горы. Если это все, что у монголов есть в запасе, он еще может их победить. На миг его уверенность пошатнулась, генерал хотел было отдать приказ блокировать ущелье, однако передумал. Еще рано. Уважение к монгольскому хану возросло, но Чжи Чжун без страха следил за своими всадниками, с громоподобным топотом скачущими по долине.