Ракель знала, что в центре внимания сегодняшнего собрания их литературного кружка будет скандал, устроенный Хуаном де Завала на paseo.

Кружок их именовался Литературным обществом сестры Хуаны. Спору нет, все его члены были завзятыми книгочеями и книги на своих встречах действительно обсуждали, но еще более горячие дискуссии развертывались по политическим и общественным вопросам, причем преимущественно по таким, которые входили в запретный список вице-короля и кардинала. Все члены общества были политическими единомышленниками, впитавшими дух Просвещения и находившимися под огромным влиянием великих революций во Франции и Северной Америке.

Некоторые клубы носили имена святых, но Ракель и ее близкая подруга Леона Викарио считали, что было бы лицемерием назвать в честь святого кружок, одной из главных задач которого будет обсуждение – и осуждение! – церковных гонений на свободную мысль. Так что в конце концов выбрали имя великой поэтессы, метиски по крови. Андрес Квинтана Роо, молодой юрист, не на шутку увлеченный Леоной (причем ему нравились в девушке не только красота и женственность, но и острый ум), считал подобное название насмешкой над церковью.

– Именно из-за нападок церковников сестра Хуана вынуждена была кровью написать отречение от интеллектуальной жизни, – заметил он.

Сегодня на заседании присутствовали одиннадцать членов сообщества, включая самопровозглашенного Мексиканского Мыслителя. Как рассказывала Хуану Ракель, на таких собраниях по большей части обсуждались общие политические проблемы, причем тон задавал Лизарди. Но в тот вечер разговор шел больше о конкретной личности.

– Сегодня во всех домах столицы только и толкуют, что о Хуане де Завала, – сказал Андрес Квинтана Роо.

Никто из присутствующих не знал, что Ракель была когда-то обручена с этим человеком, даже Лизарди. Хуан предупредил девушку, что не говорил памфлетисту об их знакомстве.

– Гачупинос просто вне себя, – отозвалась Леона. – Junta в Кадисе признала за колонией право на полноценное политическое представительство, но вице-король и его прихвостни намеренно проигнорировали декрет, не желая, чтобы уроженцы колонии сравнялись с ними в правах. И в такой ситуации появление этого авантюриста Хуана де Завала лишь добавило масла в огонь. Мало того что пеон стал героем Испании, так он еще и унизил трех кабальеро, набросившихся на него на paseo. Уж поверьте мне, гачупинос не позволят – они просто не могут этого допустить, – чтобы подобная дерзость осталась безнаказанной.

– Гачупинос боятся, что пример Хуана де Завала, потребовавшего равенства и места за их столом, может воодушевить и взбудоражить пеонов по всей колонии, – сказал Лизарди.

– Он нанес оскорбление четверым кабальеро, – продолжала Леона. – Помимо унижения тех троих на променаде он приблизился к жене маркиза дель Мира, что для ее супруга особенно возмутительно, поскольку всем известно, что Изабелла поощряла ухаживания Хуана, когда они оба жили в Гуанахуато. Будь Завала испанцем, это стало бы поводом для дуэли.

– Я слышал, что у маркиза серьезные финансовые затруднения, причем не только из-за неудачных вложений, но и по причине расточительства его супруги, – промолвил Лизарди. – Эта женщина не знает удержу ни в расходах, ни в любовных похождениях. До меня доходили слухи, что нынче у нее в любовниках состоит некий Агустин де Итурбиде, молодой офицер из провинции.

– Итурбиде испанец, – заметила Леона, – так что маркиз может посмотреть на это сквозь пальцы. Однако он не в силах снести публичное оскорбление со стороны пеона. С другой стороны, и вызвать его на дуэль он тоже не может: для испанского дворянина поединок с пеоном недопустим.

– Тем паче что дель Мира потерпел бы поражение, – вставил Квинтана Роо, – как и всякий другой, вздумавший драться с этим человеком. Говорят, ни на шпагах, ни на пистолетах ему нет равных.

– Но маркиз да и другие кабальеро, которых оскорбил Завала, непременно должны что-то сделать для защиты своей чести. Они не оставят это без отмщения, – не успокаивалась Леона.

Ракель знала, что так же думали все присутствующие, а возможно, и все испанцы в городе, и это разрывало ей сердце. Ведь хотя Хуан и выставил себя дураком из-за другой женщины, ее чувства к нему остались неизменными.

– Завала дорого заплатит за это, – заключила Леона, – и не на дуэльной площадке.

– Его убьют, – заявил Лизарди.

– Вы имеете в виду подлое убийство из засады, – сказала Ракель, после чего встала и покинула дом.