Книга: Ярость ацтека
Назад: 37
Дальше: 39

38

Куикуилько
На следующее утро мы покинули Теотиуакан и, оставив позади древних богов и мертвецов, двинулись по дороге на юг. Мехико находился примерно в дюжине лиг от Города Мертвых. В большинстве стран лига равнялась трем английским милям, но в наших краях она была чуть меньше. Так или иначе, дорога, ведущая в столицу, была оживленной и многолюдной. Крепкие, тяжело нагруженные индейцы без устали вышагивали с корзинами за спиной, крепившимися дополнительными ременными петлями на лбах. Им предстояло отмахать пешком тридцать две мили до столицы, и они стремились проделать свой путь по возможности быстрее, а вот мы не торопились. У разных членов экспедиции имелись свои интересы, и мы задерживались в каждом городке, чтобы дать возможность ученым осмотреть и изучить памятники. Наше путешествие растянулось на несколько дней.
– Мы не собираемся в столицу, – сказал мне Карлос, когда мы выступили в путь из Теотиуакана. – Мы уже бывали там ранее, поэтому Мехико сейчас обогнем и направимся в город Сан-Агустин-де-лас-Куэвас. Наша цель – осмотреть пирамиду в Куикуилько, а это менее чем в лиге от Сан-Агустина. Кроме того, руководители нашей экспедиции надеются встретиться с вице-королем, поскольку разминулись с ним во время предыдущего визита. Он прибудет в Сан-Агустин на праздник.
Меня не волновало, куда или зачем мы отправлялись, пока я числился в экспедиции погонщиком мулов. В столице мне бывать доводилось, и не раз, но в отличие от многих богатых гачупинос своего дома в Мехико у меня не было. Бруто не жаловал претенциозную жизнь столицы, да и я предпочитал проводить время вне города, за пределами Гуанахуато, работая с vaqueros на своей гасиенде, а то и вовсе неделями пропадая в глухомани на охоте.
Что касается Сан-Агустина и тамошнего праздника, то я о нем слышал, хотя сам на нем не бывал. Однако, когда об этом празднике завел речь Карлос, сделал вид, будто ничего о нем не знаю.
– Сан-Агустин, как я слышал, и городом-то не назовешь, так, деревушка, – сказал молодой испанец. – Но каждый год туда на три дня, чтобы посмотреть петушиные бои, съезжается вся столичная знать. Сам вице-король будет делать ставки на бойцовых птиц, а может быть, даже захочет выставить на ристалище и своих собственных петухов.
Я не решился сказать, что помимо столичных богачей Сан-Агустин во время праздника будет кишеть тысячами воров и léperos, проституток и плутов, pícaros, не говоря уж о купцах и торговцах всех мастей, которые съезжаются туда в погоне за монетами, позвякивающими в тугих кошельках высоких гостей. Нигде в колонии золотые, серебряные и медные монеты не переходили из рук в руки без разбора в таком количестве, как в этом городишке во время знаменитого трехдневного праздника.
Насчет той истории с женщиной, приехавшей ночью в карете, я Карлосу даже не заикнулся, и он, естественно, тоже хранил молчание. Если незнакомка, каким-то образом связавшись с моим хозяином, и сообщила ему о тогдашнем происшествии, то, наверное, я фигурировал в ее рассказе как разбойник или бродяга, которого она отпугнула выстрелом.
Дорога, ведущая в Сан-Агустин, была забита путниками, и, решив разбить лагерь перед въездом в город, мы съехали с нее в сторону.
– Городские гостиницы все равно переполнены, поэтому мы встанем лагерем здесь, – сказал Карлос. – Сам я остановлюсь у одного своего друга и земляка из Барселоны, у которого есть дом на другом конце города. Поможешь мне перенести туда кое-какой скарб и свободен – наслаждайся праздником, проводи время в свое удовольствие.
«Да уж, в свое удовольствие, – подумалось мне, – если только меня не узнает какой-нибудь приезжий из Гуанахуато». Однако это было маловероятно. Отпустив бороду, отрастив длинные волосы, одевшись как погонщик мулов, я превратился почти в невидимку, ибо испанцы, как правило, обращают на пеонов не больше внимания, чем на мебель или пасущийся скот.
Едва мы разбили лагерь, как появился всадник – члены экспедиции окружили его, внимательно выслушали, и он поскакал к следующей стоянке. Поскольку я находился за пределами слышимости, то подошел к Карлосу и спросил, что случилось.
– Новости из Испании, нечто невероятное. Толпа народа в Аранхуэсе, близ Мадрида, где находится одна из королевских резиденций, вынудила короля Карлоса отречься от престола. Годоя чуть не убили, а на престол возвели принца Фердинанда.
На моем лице ничего не отразилось, и ученый это заметил. Политика меня вообще не интересовала, а уж новости из Испании тем более, поскольку к нам они доходили с опозданием на два месяца, зачастую безнадежно устаревшими.
– Тебе кажется, Хуан, будто события где-то там, в Испании, мало что для тебя значат, но будь уверен: они касаются всех нас. Многие люди в Испании не доверяют Карлосу. Он слабый, бездарный правитель, и фактически страной при нем управлял любовник королевы Годой, бывший дворцовый стражник. Заключив союз Испании с Наполеоном, Годой восстановил против себя тех, кто с презрением отвергает притязания Франции на господствующую роль.
Наполеон хвастливо обещал избавить Испанию от продажной власти во главе со слабоумным королем и коварным любовником королевы, сбросить с нашей родины тиранию церкви и оковы инквизиции и установить более просвещенный режим, подразумевающий свободу мысли.
Карлос говорил тихо, почти шепотом. Произносить такие слова, даже в беседе со слугой, было очень рискованно: это грозило заключением в тюрьму, причем для обоих. Пытать слугу, дабы тот донес на хозяина, – подобное практиковалось у нас в колонии сплошь и рядом.
Напрямую Карлос Наполеона вроде бы не хвалил, но я заподозрил его в сочувствии Франции; возможно, не последнюю роль здесь сыграло то обстоятельство, что таинственная дама, с которой он встречался, была француженкой.
Когда мы закончили обустройство лагеря, я пошел с Карлосом в город, неся его пожитки. Но одну небольшую суму он повесил через плечо и наотрез отказался от моей помощи, заявив, что понесет ее сам.
По пути в город он все никак не мог выкинуть из головы недавние события в Испании.
– Ты только представь, – возбужденно частил Карлос, не забывая, правда, понизить голос, – толпы людей высыпали на улицы, вынудили короля отречься и возвели на престол его сына. Я всегда полагал, что наш народ слишком запуган церковью и короной, чтобы выступить против тирании или религиозного угнетения, но они это сделали!
Схватив меня за руку, он остановился и заглянул мне в глаза.
– Хуан, неужели ты не осознаешь всей важности этих событий? Их воистину можно назвать эпохальными!
– Конечно, сеньор, – с готовностью поддакнул я, на самом деле решительно не понимая, в чем заключается важность замены одного тирана другим.
– Двадцать лет назад таким же образом началась французская революция. Люди заполонили улицы: сперва лишь немногие смельчаки отваживались собираться небольшими кучками, требуя свободы и хлеба. Но их становилось все больше, они делались все отважнее и решительнее, и кончилось тем, что французы взяли штурмом Бастилию, сместили слабого, продажного короля и установили собственное республиканское правительство.
Ты равнодушен к тому, кто управляет тобой и твоим народом, Хуан, но ведь именно личность короля и определяет все наше общественное устройство. Король – это тебе не наделенный властью управляющий, как вице-короли и премьер-министры, он сам источник власти, ее воплощение. Наш народ, желающий процветания и благоденствия в этой жизни и в будущей, ждет первого от короля, а второго – от священника. От короля люди получают хлеб насущный, а также защиту от воров и чужеземных армий. Священник, посланец Бога, встречает их при рождении, благословляет на заключение брака и провожает в последний земной путь, определяя судьбу мирянина в загробном мире. А если так, то выступить против короля – это все равно что ребенку поднять руку на своего отца...
Неожиданно оратор осекся и резко свернул в тихий переулок. Я последовал за ним, помогая проталкиваться сквозь все прибывавшую по мере приближения к городской площади толпу.
Когда Карлос заговорил снова, его голос звучал как тихий загадочный шепот.
– Испания имеет великую историю – на протяжении тысячи лет мы являлись бастионом западного мира на пути неверных мавров, которые стремились завоевать Европу и загасить пламя христианства. Англичане хвалятся тем, что у них есть Великая Хартия Вольностей. Британцы и французы не без основания гордятся своими империями, но солнце никогда не заходит именно над испанскими колониями, и мы по-прежнему величайшая империя в мире, охватывающая все полушария Земли, включающая больше территорий, чем было завоевано даже Чингисханом. Именно в Испании возродились к жизни литература и искусство, именно у нас был написан первый роман.
Но посмотри на нас сейчас, – продолжил Карлос, и в шепоте его послышался гнев. – Долгие столетия в Испании правили жестокие короли, напыщенные аристократы душили экономику, а церковники кастрировали мысль, на троне восседали то слабоумные, то тираны, а теперь мы получили принца, который, по слухам, и то и другое в одном лице. Мы обречены шептаться по углам, оглядываясь на инквизиторских ищеек, которые подавляют всякую мысль, выходящую за строжайшие пределы церковной догмы.
Остановившись, Карлос схватил меня за руку.
– Но народ пробудился. Люди разбили цепи, сковывавшие их умы и сердца, и, как во Франции, толпами вышли на улицы, высекая искры, которые могут воспламенить мир. Знаешь ли ты, насколько трудно потушить огонь истины? Ну что, Хуан, теперь ты понял, насколько важны события в Аранхуэсе?
– Sí, сеньор, очень важны, – не стал я спорить. – Но сейчас для нас гораздо важнее протиснуться сквозь толпу, иначе вы доберетесь до дома своего друга не к обеду, а только к завтрашнему утру.
Вернувшись на главную улицу, мы двинулись к городской площади, и, когда проходили мимо гостиницы, там остановилась запряженная шестью прекрасными мулами карета. Я почувствовал, что, увидев ее, Карлос остолбенел.
На боку дверцы кареты был изображен герб. Я не был уверен, что это тот самый герб, который я заметил в ту ночь, когда выследил Карлоса, передававшего бумаги женщине с золотистыми локонами, но сомнения мои быстро разрешились. Из кареты вышла настоящая богиня: облаченная в изысканное платье из черного китайского шелка, с длинными, золотистыми с медовым отливом волосами и нежной кожей цвета слоновой кости, да еще вдобавок вся украшенная сверкающими драгоценностями.
Бедный Карлос! Спотыкаясь, словно неотесанный деревенский парень, он налетел на случайного прохожего, и я, схватив молодого испанца за руку, потащил его от греха подальше. Когда мы приблизились к женщине, взгляд ее равнодушно скользнул по нам, без малейшего проблеска узнавания. Но это абсолютно точно была она.
И не золотистые локоны, не кожа цвета слоновой кости выдали таинственную незнакомку, не карета, не шестерная упряжка, не герб на дверце и даже не то оцепенение, в которое при виде ее впал Карлос. Когда я проходил мимо, мои ноздри вновь наполнил волшебный аромат: те самые духи, «Ландыш»! От этого запаха у меня закружилась голова и кое-что зашевелилось в штанах.
Назад: 37
Дальше: 39