Подобно гигантскому, медленно извивающемуся чудовищу, повстанческая армия ползла по направлению к Мехико. Из Вальядолида и Акамбаро падре направил войска по дороге, проходящей через Мараватио, Тепетонго и Икстлауак.

Мы с Мариной порознь занялись разведкой дороги на столицу: она действовала с помощью своей женской шпионской команды, а я, как обычно, изображал гачупино верхом на породистом скакуне. Когда я вернулся, падре собрал Альенде, Альдаму и других высших командиров, чтобы выслушать мое донесение.

– С целью остановить нас еще до того, как мы подойдем к столице, вице-король выслал навстречу армию под командованием полковника Трухильо, – доложил я. – Силами около трех тысяч человек он занял Толуку – последний значительный населенный пункт на пути к Мехико. Затем полковник Трухильо отправил передовой отряд для защиты моста Дон-Бернабе через реку Лерму. У меня не было возможности подобраться так близко, чтобы произвести точный подсчет, но несколько сотен человек там явно наберется.

– Трухильо решил первым делом занять мост, потому что собирается переправиться через реку со всеми силами и навязать нам бой возле Икстлауака, – заявил Альенде. – Мы должны отбить мост, пока туда не прибыло подкрепление.

Сказано – сделано. Когда мы подошли к мосту через реку Лерму, его защитники, рассудив, что оборона равносильна самоубийству, предпочли обратиться в бегство. А к тому времени, как мы завершили переправу, вернулась Марина. Вот что она сообщила военачальникам:

– Когда подразделение, выделенное Трухильо для защиты моста, бежало, громко крича о наступлении армии, в дюжины раз превосходящей все силы, имеющиеся в распоряжении вице-короля, полковник немедленно развернул свое войско и отступил. Он планирует занять оборону в городке Лерма.

– Там тоже есть мост, – заметил я.

Альенде кивнул.

– Да, и Трухильо будет оборонять этот мост, в надежде не дать нам перейти его и добраться до перевала, известного как Монте-де-ла-Крус. Потому что если мы минуем перевал, дорога на столицу будет для повстанцев открыта.

На том военном совете было принято решение разделить армию. Под началом падре остались силы, которым предстояло провести наступление на восток, со стороны Толуки на Лерму, и вступить в контакт с войсками Трухильо, тогда как Альенде с прочими вознамерился двинуться от Толуки на юг, переправиться за реку по мосту Атенго и, повернув на северо-восток, обойти Трухильо у Лермы.

– Мы отрежем ему путь к отступлению через перевал к столице и зажмем его войско между нашими силами, – сказал Альенде.

– Этот ставленник вице-короля наверняка достаточно смышлен для того, чтобы защитить и мост Атенго, – заметил Альдама.

– Скорее, он его просто разрушит, – возразил падре. – Для защиты обоих мостов, и Лерма и Атенго, сил у него явно недостаточно. Мы должны поспеть туда прежде, чем Трухильо уничтожит мосты.

Я постоянно курсировал между двумя частями нашей армии, во избежание всевозможных сюрпризов тщательно отслеживая любые перемещения неприятельских сил. Двадцать девятого октября Альенде прогнал отряд полковника Трухильо с моста Атенго, в то время как падре Идальго двигался к мосту Лерма.

Выехав в одиночку, я значительно опередил корпус Альенде и нагнал арьергард Трухильо, при встрече с которым легко выдал себя за испанского купца, напуганного наступлением дикой ордой грабителей и убийц. Для меня это не составило ни малейшего труда: очень помогли усвоенные с детства высокомерные замашки гачупино, да и породистый жеребец сыграл свою роль.

Добравшись до Лермы, я узнал, что Идальго приближается к городу быстрее, чем Альенде. Хотя народу у последнего было меньше, маневр, имевший целью обойти Трухильо через мост Атенго, вынуждал его войско двигаться широкой дугой, что значительно удлиняло путь.

Едва прибыв в Лерму, я стал свидетелем быстрого отступления Трухильо со всей его армией. Повсюду только и судачили, что об этом событии. Выяснив, что войска падре приближаются с востока от Лермы, с дороги на Толуку, тогда как Альенде движется ему в обход с юга, вице-королевский полковник отвел свои силы к горному перевалу, именовавшемуся Монте-де-ла-Крус (гора Креста), – излюбленному месту разбойничьих засад. Он неслучайно получил такое название, ибо там было установлено множество деревянных крестов: одни были воздвигнуты в память невинных жертв разбойников, а на других распинали bandidos, угодивших в руки правосудия. Когда части Альенде и падре воссоединились на пути к перевалу, я вместе с патрулем отправился туда на разведку. Однако к тому времени, когда мы добрались до места, перевал уже занял полковник.

Рано утром следующего дня, тридцатого октября, наши передовые отряды завязали бой с войсками Трухильо. Я объехал предполагаемое поле битвы по широкой дуге, преодолев высоты с северной стороны дороги на Толуку, и установил, что Трухильо получил подкрепление: две пушки и около четырехсот бойцов, по большей части верховых копейщиков. Надо полагать, то были vaqueros с ближних гасиенд Йермо и Манзано. По моим подсчетам, как и по предварительным прикидкам Альенде, силы Трухильо составляли около трех тысяч человек, причем около семидесяти процентов их приходилось на обученных солдат.

Конечно, по сравнению с повстанческой армией это было не много, однако кто мог сказать, в какой степени наша огромная, но плохо управляемая толпа ацтеков способна противостоять подразделениям регулярной армии. Я хорошо помнил уроки, усвоенные испанцами (и французами!) во время боевых действий на Иберийском полуострове. Как правило, вымуштрованные французские войска легко подавляли превосходящие их численностью партизанские силы слаженным мушкетным и артиллерийским огнем. Однако испанцы быстро это поняли и добивались успеха, в отличие от армии падре, не за счет численного превосходства, а благодаря своей мобильности, быстроте и внезапности, действуя маленькими летучими отрядами.

Наши главные силы подошли и завязали бой с противником вскоре после полудня. Авангард повстанцев состоял из пехотинцев и драгун территориальных формирований провинций, которые перешли на нашу сторону после падения Вальядолида, Селайи и Гуанахуато.

Эти бойцы, преимущественно метисы, составили корпус, примерно равный войску Трухильо, но, увы, только по численности. Несмотря на мундиры, большая часть нашего «регулярного» воинства обучена была плохо, боевого опыта не имела: то были сплошь дезертиры из территориального ополчения. Дисциплина у них в подразделениях хромала еще и потому, что очень не хватало кадровых командиров. Как правило, к нам присоединялись рядовые, а отнюдь не офицеры. У повстанцев наблюдались явный переизбыток «генералов» и острый дефицит офицеров младшего и среднего звена.

Так что не имевшие достаточной подготовки, снаряжения, вооружения и опытных командиров, недисциплинированные «регулярные» отряды по части боеспособности ненамного превосходили неуправляемые толпы ацтеков, которые, по крайней мере, возмещали все свои недостатки огромной численностью. К тому времени, когда я воссоединился с Альенде на командном пункте падре, огромные волны пеших индейцев, с редкими вкраплениями всадников на лошадях и мулах, огибали войска неприятеля с обеих сторон.

Судя по тому, какие отдавались приказы, я понял, что падре поручил вести сражение Альенде, профессиональному военному. Тот, воспользовавшись нашим подавляющим численным превосходством, окружил вице-королевские силы, направив на высоты по обоим флангам противника отряды индейцев, вооруженных лучше всего – главным образом мачете и копьями со стальными наконечниками. Несколько тысяч воинов он послал в обход – им предстояло зайти Трухильо в тыл и перекрыть дорогу на Мехико, лишив врага возможности отступить. Сам Альенде во главе хорошо обученной кавалерии возглавил правое крыло, а левое препоручил Альдаме, который собрал всех лучше прочих вымуштрованных и снаряженных бойцов, каких только смог у нас найти.

Когда войска облаченных в мундиры повстанцев двинулись в наступление, пушки Трухильо, укрытые среди кустов, встретили атакующих картечью. В то время как орудийные залпы пробивали в рядах наступавших кровавые бреши, мушкетеры полковника тоже вели слаженный огонь, поливая передние шеренги смертоносным ливнем из свинцовых пуль в унцию весом. Подобные слаженные действия противника производили в наших рядах опустошение и сеяли хаос. Одни с криками валились наземь, зажимая страшные раны, другие, охваченные ужасом, поворачивали назад. Просто чудо, что Альенде и его офицерам удалось сохранить порядок, не позволив панике распространиться и обратить все войско в повальное бегство. Нашим пушкам, как и их расчетам, было далеко до королевских, однако орудия сумели быстро развернуть, и они вместе с мушкетами повели ответный огонь.

И тут я увидел нечто такое, что поначалу даже усомнился, уж не обманывает ли меня зрение. Отважные, но абсолютно безграмотные ацтеки бросались прямо на вражеские орудия и затыкали пушечные жерла своими сомбреро, наивно полагая, что таким образом могут остановить смертоносный огонь. Их отвага была просто потрясающей.

Наши основные силы наступали со стороны дороги на Толуку. С Альенде на правом фланге, Альдамой – на левом и четырьмя отрядами, перекрывшими дорогу на Мехико в тылу у Трухильо, мы замкнули вице-королевские войска в кольцо.

Будь повстанческая армия хорошо обученной, вооруженной и дисциплинированной, мы покончили бы с воинством Трухильо прямо на месте. Однако сражение затягивалось. Нашим командирам никак не удавалось добиться согласованности действий, необходимой, чтобы добить врага, нанеся ему решающий удар. Теперь мы сблизились с войсками Трухильо на расстояние выстрела; было слышно, как наши призывали роялистов дезертировать и присоединяться к восставшим. По инициативе Трухильо начались было переговоры, но полковник дважды под разными предлогами прерывал их, а когда пригласил нашу делегацию выдвинуться вперед, чтобы обсудить условия перемирия в третий раз, вероломно отдал своим войскам приказ открыть огонь. Шестьдесят наших бойцов полегли на месте, не говоря уж о множестве раненых. Разъяренный Альенде велел немедленно возобновить битву и сражаться до последней капли крови.

– Стоять насмерть! – приказывал он. – Ни шагу назад!

После того как полегла треть его отряда, Трухильо скомандовал отступление. Бросив пушки и понеся новые потери, он прорвал окружение и пробился сквозь наши войска, перекрывавшие дорогу на Мехико. Отступление, начавшееся как организованный маневр, скоро переросло в паническое бегство. Многих бойцов Трухильо перебили во время преследования, однако самому полковнику удалось спастись. Я возглавлял конный отряд, посланный на его поиски, но слишком поздно узнал, что этот вероломный ублюдок удрал по дороге на Мехико, переодевшись в монашескую рясу.

Поле боя осталось за нами, но оно было усеяно телами павших (по моим подсчетам, с каждой стороны погибло не меньше двух тысяч человек), и это зрелище заставило меня задуматься: а что же мы выиграли? Какими оказались итоги сражения? Великое множество убитых и раненых; кроме того, наверняка вскоре начнется массовое дезертирство. Сегодня мы встретились с противником, уступавшим нам в численности в двадцать раз, и победили исключительно за счет этого превосходства. Но если в Гуанахуато индейцы столкнулись с мушкетным огнем и узнали, насколько он смертоносен, то здесь, возле горного перевала, ведущего к столице, они увидели и прочувствовали на себе, что такое разящая в упор картечь, и познали настоящий ужас.

– Мы победили, – с гордостью провозгласила Марина.

– Sí, сеньорита, мы победили, – подтвердил я без особого энтузиазма.

– А почему у тебя вид такой, словно нас побили?

– Мы оросили землю кровью тысяч людей. К завтрашнему утру десять, а может, и двадцать тысяч человек почувствуют себя уставшими от этой войны и разойдутся по домам: убирать урожай маиса, или доить своих коров, или чем там еще они занимаются, чтобы прокормить семьи. Это была не простая битва между двумя армиями. Страсть к свободе, обуревающая ацтеков, столкнулась с реальностью в виде канонады и массовой гибели. Да, страсть победила. На этот раз.

– Ты пораженец! – буркнула Марина.

– Гораздо хуже, – отозвался я, криво усмехнувшись. – По правде сказать, я и сам-то себе не слишком нравлюсь.

* * *

На следующее утро после сражения падре провел свои войска через перевал Лас-Крусес и, спустившись с гор, вышел на дорогу, которая вела к столице. Пока армия готовилась к маршу, он вызвал меня к себе и сказал:

– Я хочу, Хуан, чтобы ты разведал обстановку в Мехико. Когда мы достигнем гасиенды Куахимальпа, что в нескольких днях пути от столицы, я остановлю армию и буду ждать твоего донесения. Прошу тебя, поторопись, ведь за спиной у меня катится настоящий вал, который не так-то просто удержать. Порой мне кажется, что это он управляет мной, а не наоборот.

На этот раз Марина не поехала со мной – она давала наставления группе женщин, которые должны были наблюдать за передвижением неприятельских войск и собирать сплетни на улицах и рынках. Мы договорились, что она и ее шпионы в юбках будут двигаться к столице впереди армии, с целью обнаруживать возможные засады и добывать информацию.

Я снова отправлялся в путь в облике гачупино, верхом на породистом жеребце, ибо это было менее рискованно, чем путешествовать под видом пеона. Гачупинос и богатые креолы бежали от взбунтовавшейся черни, тогда как простой народ сочувствовал революции. Поэтому состоятельный кабальеро не вызывал у солдат и альгвазилов вице-короля ни малейших подозрений, и опасаться мне следовало совсем другого: как бы кто-нибудь из своих – партизаны или bandidos – случайно не приняли меня за врага.