Глава 9

У меня не было возможности поразмышлять, что делать с книгой. Два дня спустя я уехал из Ахена с группой придворных, направляясь на первую королевскую охоту в сезоне. Наша компания гудела от возбуждения. Невиданное множество лесников, егерей, псарей и охотников несколько недель готовились к великому событию. Погода стояла ясной и сухой с небольшим туманом ранним утром, и во главе нашей кавалькады виднелась высокая фигура короля. Он быстрым шагом ехал на большом мощном жеребце.

Проведя два часа в седле, мы оказались в королевском заказнике. Я узнал дорогу – тот самый тракт, по которому мы с грузом угрей ехали в столицу. Я гадал, доедем ли мы до того места, где нас пытались ограбить. Я сомневался, что смогу узнать точное место, так как все сильно изменилось с тех сырых дождливых дней. Тогда лес казался дремучим и зловещим, он словно надвигался на нас, а теперь приобрел внушающую трепет величественность. Возвышались вековые деревья, их верхние ветви толщиной с человека все еще зеленели последней осенней листвой. Но уже начался листопад, и земля под ногами между замшелыми стволами, насколько видел глаз, была покрыта бурым ковром, теряясь в сумерках первобытного леса. Наша кавалькада была лишь кратковременным нарушением покоя в его необъятности. Мы принесли веселый шум и суету – топот копыт, скрип кожи, разговоры, взрывы смеха, случайные ругательства, если чья-нибудь лошадь неуклюже спотыкалась. Но когда наша компания проезжала, безграничная и вечная тишина просачивалась обратно, прерываемая лишь краткими древними лесными звуками.

Я думал о том, как ничтожно вторжение людей в лесное царство, когда ко мне подъехал Отон. Он натянул поводья, чтобы ехать со мной рядом. Его круглое лицо разрумянилось от езды рысцой.

– Как поживаешь, Одноглазый? Как поживает восхитительная Берта? – спросил он, выводя меня из задумчивости.

– Я ее не видел с тех пор, как покинул королевский дом.

– Беренгер говорит, что она навещала тебя, – проговорил он с шаловливой искоркой в глазах.

– Она приходила посмотреть, как у меня дела, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал безразлично.

– Только подходила к ложу?

Мне стало неловко.

– Не понимаю, о чем ты. – Мой голос звучал неубедительно.

– Берте нелегко отказать, – со смехом проговорил он.

Я сжал зубы. С радостью предпочел бы остаться в Ахене, чтобы иметь возможность снова встретиться с принцессой. Но это было невозможно. Все королевские гости должны участвовать в охоте. Только Герард имел уважительную причину уклониться из-за своего нездоровья.

– Отон, хватит его дразнить. Ты просто завидуешь, – послышался голос Хроудланда, и с другой стороны ко мне подъехал граф.

Его чалый жеребец был на несколько дюймов выше моего гнедого мерина, и я смотрел на друга снизу вверх.

– Завидую? – рассмеялся Отон. – Только не я. Но, возможно, ты должен рассказать ему. Это может уберечь его от разбитого сердца. – Он отъехал в сторону и отстал, чтобы не слышать нашего разговора.

– О чем он? – спросил я Хроудланда.

– Берта имеет репутацию охотницы за мужчинами, – коротко сказал граф.

Я разинул рот.

– Но она же королевская дочь!

– Именно. Она получает все, чего хочет.

Я ощутил пустоту под ложечкой. Я лелеял то, что произошло между мной и Бертой, лелеял каждое мгновение. Она сразила меня.

Граф увидел мое страдание.

– Не принимай близко к сердцу, Одноглазый. Берта и ее сестры считают двор своим охотничьим заказником, как этот лес вокруг.

– Но, конечно же, отец не позволяет им, – запротестовал я.

– Скорее наоборот, – развеял мои иллюзии Хроудланд. – Король знает, что дочери имеют аппетит к любовным приключениям. Унаследовали от него. И предпочитает баловать их, ведь, женившись, они родят детей, которые запутают наследование.

Я оцепенел, а собеседник понизил голос:

– Мой тебе совет, Одноглазый. Король смотрит на это сквозь пальцы, но не хочет, чтобы его выставляли дураком. Так что будь осторожен. И помни, что ты у нее не единственный.

Я отвернулся не в силах смотреть на друга, в ужасе от того, что мои отношения с Бертой не были ни тайными, ни особыми, и гадал, сколько моих товарищей было ее любовниками. И в то же время мне отчаянно хотелось верить, что произошедшее между нами было настоящим, искренним. Обуреваемый противоречивыми мыслями, я вынужден был признать, что очень мало знаю женщин, и где уж мне судить о поведении Берты. И злобно пришпорил коня, пустив его в галоп.

Через какое-то время наша кавалькада свернула с дороги и направилась по травянистой тропе, которая вывела нас на широкую поляну. Здесь передовой отряд слуг, включая Озрика, поставил шатры и павильоны, вырыл ямы для костров и отхожих мест. Была устроена стоянка для повозок, доставивших снедь и вино, кучи дров и фуража, временные стойла для лошадей, огромные бочки воды для питья и умывания. Место стало напоминать небольшую деревню.

Мы спешились и разошлись по шатрам. Меня поместили вместе с Хроудландом, Беренгером и Огьером. Я был рад, что не придется делить жилье с Отоном, так как от мысли, что он возлежал с Бертой, мне становилось плохо.

– Главный егерь расскажет, что будет завтра, – сказал граф. – Слушай внимательно, потому что мой дядя относится к охоте очень серьезно. – Он уже скинул походный плащ и шапку и теперь потянулся. – Король любит, чтобы первая охота в сезоне проходила с пиками, хотя одному Богу известно, зачем так рисковать жизнью.

– Было много несчастных случаев? – спросил я.

Приятель провел рукой по волосам.

– Пока что нет, но они более чем вероятны.

Прозвучал короткий сигнал охотничьего рога.

– Сигнал сбора. Пошли! Нужно занять место, откуда будет видно, что затевается.

Вместе мы пошли туда, где все собирались в круг. В середине пятачка голой земли стоял маленький седеющий человек, весь в коже, выкрашенной в темно-зеленый цвет. На шее у него висел металлический охотничий рог, которым он нас и созвал. Шагах в пяти-шести от него стоял Ганелон, отчим Хроудланда. Как и на пиру, Ганелон поймал мой взгляд, а потом перевел глаза на своего пасынка.

Человек в зеленом поднял руку, призывая к тишине.

– Это Вульфард, главный королевский егерь, – объяснил граф.

– Приветствую вас, Ваше Величество и благородные господа! – начал тот с уверенностью человека, знавшего свою профессию до мелочей. – Завтра у нас будет хорошая охота – олень с восемнадцатью ответвлениями на рогах.

Было слышно, как все вдохнули и затаили дыхание.

– Такой зверь бывает раз в жизни! – шепнул Хроудланд мне на ухо.

Я видел, как встрепенулся король. Он выпрямился и расправил плечи, отчего будто стал еще огромнее.

– Мои люди выслеживали его несколько месяцев, задолго до того, как начался гон, – объявил егерь и, отойдя от центра круга, вынул из-за пояса длинный охотничий нож. Затем наклонился, чтобы начертить на земле небольшой крест.

– Здесь находимся мы… а сюда, – он передвинулся и встал прямо напротив нас, – сюда мы планируем его загнать. – Острие ножа начертило еще один крест на земле. – С позволения Его Величества, предлагаю установить цепь отсюда досюда. – Нож прочертил дугу в обе стороны от второй метки. – Последний сектор огорожен кольями, туда и надо гнать зверя. – Клинок нацарапал V-образный указатель ко второй метке. – До тех пор, пока олень не бросится между кольями, нужно соблюдать строгую дисциплину. Иначе он повернет назад, и мы его упустим. – Маленький человечек замолчал и посмотрел на короля.

Карл кивнул ему, чтобы продолжал.

– У меня три дюжины загонщиков. Их гончие на поводках. Они будут передвигаться постепенно. Мы уже знаем его излюбленные тропы.

Вульфард осмотрел наши лица и, возвысив голос, медленно проговорил:

– Олень необычайно осторожен. Он может нас всех удивить и не пойти по своему обычному пути. Если животное попадется вам на пути, вы должны прогнать его обратно, но осторожно. Ни в коем случае не пугайте его. Когда он повернет, можете трубить в рог, подавая сигнал. Лишь один раз и тихонько. – Он поднес к губам свой рог и издал короткий тихий звук. – Так мы узнаем, как зверь передвигается. – Он нахмурился. – Остальных зверей пропускайте, будь то вепрь, лань или любой олень, если у него на рогах меньше двенадцати ветвей.

Многие согласно закивали, явно взбудораженные.

– А если тур? – спросил кто-то.

Послышался смех, а егерь ответил:

– Он вас раздавит.

Тут сам король вышел в круг и обратился к нам своим высоким голосом:

– Друзья мои охотники, этот олень – благородный зверь. Завтра, когда он падет, смертные ноты разнесутся громко и ясно, чтобы все живые существа узнали о его кончине.

– Что за смертные ноты? – шепотом спросил я Хроудланда.

– Охотничий сигнал, означающий смерть зверя. Иногда король трубит в рог сам. Это означает окончание охоты на сегодня.

Карл покинул собрание и направился к самому большому павильону – массивному сооружению с красными и синими полосами, которое было выше любых крестьянских домов.

Помощник главного егеря подошел к Хроудланду и попросил присутствовать при расстановке охотников. Я вместе с ним пошел туда, где Вульфард назначал каждому место в завтрашней цепи. Он сразу же узнал графа и поставил его поближе к королю, а потом с сомнением воззрился на меня и спросил вежливо:

– Ты когда-нибудь охотился на оленя?

– Дома мы охотились на оленя, чтобы его съесть, – ответил я.

– Силой или в загоне?

Увидев мое замешательство, он объяснил:

– Это делалось с луком, верхом, с собаками? Или подстерегали загнанного зверя?

– Верхом с собаками.

Я преувеличивал. Я редко ходил на охоту, оставляя это занятие своим более азартным братьям.

Вульфард пожевал губу.

– Знаешь основные сигналы? – спросил он.

Я поколебался, потом попытался угадать.

– Один сигнал, если зверь идет от тебя налево. Два коротких, если идет в другую сторону.

Егерь покачал головой.

– Неправильно.

– Может быть, поставить его рядом со мной в цепи? – предложил Хроудланд.

Вульфард снова покачал головой.

– Нет, мой господин. Рядом с центром должны стоять самые опытные охотники. Новичок может погубить день всем.

– Не сомневаюсь, ты найдешь ему место, – стал уговаривать Хроудланд.

Вульфард неохотно уступил.

– Он может встать там. – Он ткнул ножом в землю, и я увидел, что он поставил меня в самый левый конец цепи, самый дальний от центра, где вряд ли удастся увидеть зверя.

Вульфард уставился на меня строгим взглядом.

– Только помни, стой тихо и не нарушай гон зверя. Я пошлю тебе в помощь моего сына. Тебе придется встать пораньше. – Он отвернулся и стал допрашивать следующего.

– Боюсь, завтра тебе будет очень скучно, – сказал Хроудланд, когда мы направились в свой шатер.

– Ну, по крайней мере, меня поставили в безопасное место, – беззаботно ответил я.

– Я пытался убедить короля изменить своему обыкновению, но он настоял, что убьет первого своего зверя пикой в одиночку, и зверь не будет загнан до изнеможения.

– Вероятно, встретить вепря гораздо опаснее, чем оленя.

Граф хмуро взглянул на меня.

– Вот и видно, что ты мало смыслишь в охоте. Завтра, если все пойдет по плану, огромного оленя загонят туда, где его будет поджидать король с пикой.

– И тогда?

– Есть старая пословица: если тебя ранил вепрь, зови врача. Если тебя ранил олень, зови священника.

– Зачем же король подвергает себя такому риску?

Хроудланд пожал плечами.

– Чтобы показать всем, что у него еще хватает мужества и ловкости в обращении с оружием. Это уже стало ритуалом. – Он обвел рукой весь лес вокруг. – Больше ста человек, своры собак, недели подготовки. Будем надеяться, что завтра все пройдет хорошо, и король убьет своего зверя. Иначе он будет в дурном настроении несколько месяцев.

– А что, если чудовищный олень обманет загонщиков и убежит?

Хроудланд рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

– Тогда, Одноглазый, будет работа для тебя. Если увидишь, что олень убегает, можешь пустить в него стрелу.

– Почему все засмеялись, когда кто-то спросил про тура? Что это такое?

– Дикая корова, но больше самого большого быка. Рога вдвое длиннее. Туров осталось в лесу совсем немного. Если увидишь, что к тебе приближается тур, сразу лезь на ближайшее дерево.

На следующее утро я проснулся от щекотания в ухе и, открыв глаза, увидел, как в шатер пробивается слабый предрассветный свет. Прошлым вечером, зная, что ночью будет холодно, я накрылся плащом и спал одетым. Теперь же сел и раздраженно отмахнулся от длинного пера, которым меня разбудили. Кто-то опустился на корточки рядом.

– Пора идти, – проговорил чей-то голос, и затем незнакомая фигура выскользнула из шатра.

Утренний холод объял меня, пока я надевал сапоги. Земля снаружи была сырая от росы, и я смог лишь рассмотреть, как через лагерь хромает Озрик. Он вел за собой двух коней. Я зашел в отхожее место и, увидев свет в кухонном шатре, обнаружил, что повара встали и готовят охотникам завтрак. Потом взял буханку доброго ячменного хлеба, флягу теплого эля и направился туда, где, держа под уздцы моего гнедого мерина, дожидался Озрик.

– Поешь, пока теплый, – сказал я, отламывая хлеб и протягивая ему.

За спиной у раба виднелся мой лук и колчан со стрелами, его кожаный клапан был застегнут от сырости. Незнакомец сидел спиной ко мне, затягивая подпругу на лохматой лошадке. Когда он обернулся, я увидел, что ему нет и двадцати.

– Чем дальше ехать, тем раньше выезжать, – сказал он в той же невнятной манере.

Это был большой, крепкий юноша, хотя его руки и ноги казались слишком короткими для туловища. Потом я заметил круглое лицо и миндалевидные глаза с прикрытыми веками.

Сначала мне показалось, что это конюх, нанятый помогать в охотничьем лагере, но потом заметил побитый охотничий рог на веревке у него на шее и засаленную шапку на голове. На ней красовалось длинное перо, им он и разбудил меня. Шапка была покрашена в охотничий зеленый цвет, и я догадался, что она досталась ему от отца, Вульфарда, и юноша будет сегодня сопровождать нас.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Вало, – не сразу выговорил он, неуклюже качнув головой.

– Покажи, что мы должны делать, Вало, – ободряюще сказал я.

Мои слова были встречены новым подергиванием головы, на этот раз быстрым и полным энтузиазма. Без предупреждения он шагнул вперед, взял меня за ногу и подсадил на моего коня. Парень был удивительно силен. Не успел я сесть в седло, как он проделал то же самое с рабом, и тот уже сидел на лохматой лошадке. Потом, к его удивлению, Вало сам сел перед ним, разобрал поводья и заколотил лошадку пятками по ребрам. Озрик чуть не свалился, когда сын егеря повернул в сторону, склонился набок и взял пику, которую до того воткнул в землю слева. Через мгновение мы углубились в лес.

Ехали почти в тишине, мягкая почва поглощала топот копыт, в воздухе пахло прелыми опавшими листьями и сырой землей. Даже в тусклом свете Вало абсолютно уверенно вел нас, хотя я не видел никаких признаков тропинки. Деревья, в большинстве своем могучие дубы, стояли далеко друг от друга и позволяли нам двигаться беспрепятственно, но по ним было не определить, сколько мы уже проехали и куда двигаться дальше. Внезапно, повернувшись в седле, я не смог понять, откуда мы прибыли. Во всех направлениях лес был одинаков – темный, дремучий, бескрайний. В нем не виделось никаких признаков жизни. Позади взлетела поздняя сова, она проскользила над головами и бесшумно устремилась вниз бледным пятном, исчезнувшим среди деревьев. Чуть позже путь перебежала лисица, прижимая к земле нос, словно идя по следу. Она была так поглощена своей добычей, что заметила нас, только когда мы чуть не наехали на нее. Животное остановилось с поднятой лапой, повернуло к нам голову и так бесстрашно стояло, пока мы не проехали мимо. Я успел рассмотреть настороженные и любопытные косые желтые глаза.

Местность по большей части была ровной, хотя иногда приходилось спускаться в какой-нибудь овражек, пошлепать через ручейки темной воды и подняться на другой берег. Через добрую часть часа Вало натянул поводья. Мы прибыли на лесную прогалину, на открытую поляну с разбросанными там и сям порослями березок и ив. Очевидно, это и было выделенное мне охотничье место. Указав направо, на отдаленные березки, парень объяснил, что цепь охотников тянется в том направлении до позиции короля. Если мы увидим добычу, то она появится спереди или справа.

Мы спешились и привязали лошадей к пеньку за зарослями ивы. Раб натянул на лук тетиву и протянул оружие мне. Вало воткнул пику тупым концом в землю, сел рядом на пятки и стал ждать. Я бродил вокруг, выискивая место, откуда будет лучше всего увидеть вышедшего на нас зверя, хотя такое вряд ли могло случиться. Только я нашел подходящую позицию, как Озрик нагнулся, подобрал что-то с земли и показал мне.

– Бледная поганка, – произнес он.

В руке у него был бледный золотисто-желтый гриб.

Гриб выглядел безобидным, я съел бы его без колебаний.

– Им меня и отравили? – догадался я.

– На это указывает рвота и головокружение. Но я не был уверен, что она растет в этих местах.

– Возможно, она попала в пищу случайно.

– Возможно, – сказал Озрик, хотя явно не убежденный. Он выбросил смертоносный гриб и вытер пальцы. – Идеальный яд. Никто бы не заметил, что в твою тарелку подложили какой-то гриб.

– А как же Герард? Он тоже заболел.

– Может быть, кто-то хотел устранить и его.

Вало у нас за спиной издал низкий кудахтающий звук. Обернувшись, я увидел, что он жестом предлагает уделять больше внимания охоте. Я с луком в руках вернулся на свое место и занял позицию лицом к ряду березок.

Долгое время ничего не происходило. Лес был безмолвен, оживление проявляла лишь стайка каких-то птичек бурого окраса. Они что-то клевали среди ив слева от меня, верещали и щебетали, неутомимо перепрыгивали с ветки на ветку, потом вдруг упархивали, часто хлопая крылышками. Вдруг вдали послышался звук сломавшейся ветки. Закричала сойка, и я заметил, как она пролетела над верхушками буков.

Чтобы убить время, я попробовал восстановить в памяти, что произошло до того, как меня отравили на пиру. Попытался вспомнить чашу похлебки, как она стояла передо мной, не видел ли я какого-нибудь кусочка гриба в пище, и кто мне подавал. Но воспоминания неизбежно возвращались к Берте за столом на возвышении, и как хороша она была со своими уложенными на голове прижатыми ободком косами. Вспомнилось в ярких подробностях, как она посмотрела на меня, когда я заканчивал рассказ про Троила и Поликсену.

Из задумчивости меня вывел глубокий хриплый звук.

Прямо передо мной менее чем в тридцати шагах стоял колоссальных размеров олень. Он смотрел на меня воинственно и вызывающе. Никогда я не видел такого огромного животного. В холке он был высотой с меня, а великолепные рога вздымались на четыре фута выше. Зверь был так близко, что я мог видеть раздувающиеся и сжимающиеся ноздри, когда он принюхивался к моему запаху. Голова и мускулистая шея соответствовали его гигантским размерам, а широкую грудь покрывала шкура с косматой, спутанной бурой шерстью. Непонятно, как он появился из лесу и оказался прямо передо мной.

И я замер.

Несколько долгих мгновений животное смотрело мне в глаза. Я чувствовал себя маленьким и слабым. Потом величественная корона рогов размахом в шесть или семь футов качнулась, олень повернул голову и медленно пошел мимо, сочтя меня безвредным.

Я ощутил толчок под локоть. Как только зверь отвернулся, Озрик подкрался сзади и протянул стрелу из колчана. Боевую стрелу с тяжелым наконечником в три дюйма шириной, рассчитанную на то, чтобы пробить чешуйчатый доспех.

Олень двигался в левую сторону, прочь от цепи охотников, и не было никакой надежды повернуть его к ним. Я взял стрелу, положил на тетиву и посмотрел на Вало. Парень присел, загипнотизированный, разинув рот и не отрывая глаз от огромного оленя. Потом повернулся ко мне и, увидев вопрос у меня на лице, кивнул.

Оттянув тетиву, я почувствовал, как древко скользит по левой руке, и тут же выстрелил.

Я так часто упражнялся в стрельбе, что мне не нужно было выбирать, куда стрелять. Инстинкт указал точное место, куда послать тяжелую стрелу, и она вошла в ребра сразу за холкой.

До этого момента я не сознавал всей силы изогнутого лука. Моя стрела вошла под идеальным углом, вонзилась глубоко в тело и поразила жизненно важные органы. Огромный олень не пробежал и пятидесяти шагов, как захрипел, упал на колени и повалился на землю.

Вало мгновенно метнулся к сраженному животному, уклонился от бьющих копыт, подполз к раскидистым рогам и, рискуя жизнью, охотничьим ножом перерезал ему горло. Потребовались три глубоких надреза, прежде чем две ярко-красные струи показали, что он успешно прикончил животное.

Огромная туша упала на землю; массивные рога изогнули шею под безобразным углом.

Вало с забрызганным кровью лицом и камзолом медленно поднялся на ноги. Он посмотрел на тушу, и на лице его расплылась широкая улыбка. Потом он бросился в неуклюжую пляску, выкидывая восторженные коленца.

– Что теперь делать? – спросил я.

Не верилось, что все кончилось так быстро.

Он закончил танец, взял висевший на груди рог и, поднеся к губам, произвел несколько неуверенных звуков. Не сразу юноше удалось правильно воспроизвести то, что хотелось. На четвертый раз ему удалось исполнить задуманное – по-видимому, смертный сигнал.

Ответа из молчаливого леса не последовало.

Мы начали потрошить огромную тушу. Задача оказалась грандиозная. К середине утра мы были на полпути к разделке скелета. Также удалось вытащить мою удачливую стрелу, не повредив ее. Она прошла меж двух ребер и вошла в сердце. Мы резали и рубили, прерываясь, чтобы взять точильный камень, заточить ножи и прислушаться, не приближаются ли другие охотники. Казалось, что мы в глухом лесу одни. Когда все проголодались, Вало принес из переметной сумки на своей лохматой лошадке хлеба, сыру и кожаную флягу эля. Я побродил в поисках воды, чтобы помыть липкие от крови руки, а также захватил стрелу, чтобы почистить и расправить покрытое засохшей кровью оперение.

Среди ивняка нашлась лужица, оставшаяся после летнего дождя. Опустившись на колени, я мыл стрелу, и вдруг донесся звук охотничьего рога. Рог трубил где-то далеко, за несколькими короткими нотами следовал более долгий звук. Я встал и прислушался. Лес затих. Снова тревожно прокричала сойка, а потом послышалось, как в моем направлении движутся животные. Я оглянулся и увидел, как шагах в пятидесяти через прогалину в чаще выходит с полдюжины ланей. Они шли медленно, не спеша и без опаски. Я осторожно попятился, не желая пугать их. Вульфард предупреждал, что такой добыче следует дать уйти. Вернувшись туда, где оставил свой лук, я посмотрел на буки.

И на мгновение показалось, что вижу призрака. Из-за деревьев вышел огромный олень. Я зажмурился и снова открыл глаза, думая, что мне померещился только что убитый красавец. Но этот олень был чуть меньше, посветлее, и корона его рогов была не такой роскошной. Тем не менее я насчитал четырнадцать ветвей и затем инстинктивно потянулся к луку. Движение насторожило зверя, и он повернул ко мне голову. Я замер и стоял неподвижно, пока тот не сделал несколько шагов, потом медленно, очень медленно, вложил свою счастливую стрелу на тетиву и натянул лук. Но животное было настороже. Оно двигалось шаг за шагом, преследуя ланей, но не забывая про опасность.

Олень был в пределах досягаемости для моей стрелы, но я выжидал. Руки и плечи свело от напряжения в надежде на еще один смертельный выстрел. Потом послышался крик Озрика, торопящего меня поесть, пока еще что-то осталось. От крика олень повернулся и бросился за укрытие деревьев. Я выстрелил.

Моя стрела поразила зверя в прыжке, войдя в тело сзади. Я видел, как изогнулась и поникла его задняя часть, когда олень приземлился. Потом он собрался с силами и скрылся среди буков; звуки бегства слышались вдали все тише и тише.

– Что это было? – спросил Озрик, появляясь из зарослей у меня за спиной с коркой сыра в руке.

– Еще один олень, почти такой же большой. Я ранил его.

– Тяжело?

– Думаю, да. Он бежал неуклюже.

– Тогда скорее, чтобы не упустить. Мы с Вало приведем коней.

Он побежал назад, принес пику, которую парень воткнул в землю, и протянул мне.

– Это тебе понадобится, чтобы прикончить раненого. В чаще пика будет полезнее, чем лук. Но будь осторожен.

Я один пустился преследовать оленя. Сначала бежал трусцой, поскольку путь был легкий, и я не думал, что придется гнаться долго. Олень оставил копытами следы на опавшей листве. Здесь и там виднелись большие пятна крови. Через несколько шагов я увидел свежие царапины на стволах деревьев, где раненое животное натыкалось на них и рогами сдирало кору.

Но постепенно след потерялся, и пришлось перейти на шаг, углубляясь в чащу. Густая листва заслоняла свет, и было трудно разглядеть следы. Я боялся, что если олень упадет, то могу не заметить его тушу. Кроме того был риск наткнуться на раненого зверя, готового к нападению. Мне вспомнилось, как отец настаивал, чтобы преследователи не гнались даже за раненым оленем без собак. Поэтому я был начеку и, крепко сжимая пику, вглядывался в кусты: высматривал как следы крови и копыт, так и возможную опасность.

Я уже почти потерял всякую надежду найти моего оленя и был готов повернуть назад, как вдруг услышал неподалеку впереди испуганный шум. Значит, мне удалось догнать зверя. Полный решимости не дать ему уйти, я бросился вперед. Но вскоре шум внезапно прекратился, и больше ничего не было видно. Тогда я стал осторожно красться вперед, напрягая слух, и наткнулся на узкий крутой овражек. Густые заросли папоротника и ежевики скрывали бежавший по дну ручеек. Услышав хриплое дыхание, я посмотрел вниз и увидел раненого оленя. Он лежал в ручье, и изо рта у него исходила розовая пена. По-видимому, стрела поразила легкие. Свежая борозда на склоне указывала, где животное пыталось перепрыгнуть овражек, но упало вниз. Теперь оно не могло подняться и умирало. Очень осторожно я подошел к краю. Склон был крут, поэтому я сел и съехал вниз по опавшим листьям, тормозя ногами. Достигнув дна, обошел оленя, опасаясь его рогов, и встал туда, откуда мог прикончить его пикой. Не отрывая от него глаз, занял позицию и замахнулся. Я уже был готов нанести удар, как что-то просвистело у меня мимо головы и с чмоканьем ударило в землю по ту сторону ручья. Обернувшись, я потрясенно увидел, что оттуда торчит наполовину ушедшая в землю стрела.

Я взвизгнул от гнева и страха, и тут же мимо просвистела вторая стрела, так близко, что я ощутил дуновение.

– Берегись, болван! – крикнул я и посмотрел на берег наверху, где различил затаившуюся фигуру.

Все мысли о добивании оленя покинули меня. Я вскарабкался наверх, чтобы добраться до безумного охотника. Но когда вылез из оврага, там уже никого не было. Неизвестный стрелок убежал, и догнать его не было никакой надежды.

Я отдышался и подождал, пока сердце перестанет так колотиться. Если стрелком был кто-то из охотников, он бы остался на месте. Мысли вернулись к вору, пытавшемуся ограбить повозку с угрями. Лес был прибежищем разбойников и преступников, но я не мог понять, зачем кому-то из них убивать меня. Сейчас не голодное время, в лесу полно дичи, так что вряд ли целью была туша оленя. Может быть, мне довелось наткнуться на логово преступников. Если так, я не знал о нем.

На земле валялся охотничий рог с порванной веревкой. Я поднял его, подумав, что по нему можно будет определить личность стрелка. Но это был самый обычный деревянный рог с вырезанным из кости мундштуком. Такие носили многие лесники. В задумчивости я связал порванную веревку и повесил рог на шею. Потом снова спустился в овраг, чтобы забрать две чуть не убившие меня стрелы. Настоящие охотники помечают стрелы мазками краски или цветными нитями. Это дает им возможность вернуть выпущенные стрелы и решает споры о том, кто поразил добычу. Обе вытащенные из мягкой земли стрелы имели широкие железные наконечники, способные убить человека или крупного зверя, но на них не было меток, по которым можно было бы определить владельца. Я злобно сломал их через колено и швырнул обломки в заросли. Такие стрелы были недешевы, и, по крайней мере, таинственный стрелок не сможет больше ими воспользоваться. В то же время во мне укреплялось чувство, что происшедшее могло быть не случайностью.

Добивать оленя уже не было нужды. Пока я занимался таинственным стрелком, он умер. Чтобы удостовериться, я потрогал пальцем огромный вытаращенный невидящий глаз, и, не увидев никакой реакции, отвернулся. Из тела животного торчал обломок моей собственной стрелы. Она сломалась, когда олень упал. Я оставил ее на месте. Потом Озрик и Вало смогут ее вытащить, и я приделаю наконечник к другому древку. Мне хотелось сохранить свою счастливую стрелу.

Выбравшись из оврага, я направился назад, откуда пришел, держа наготове пику для защиты, но у меня было чувство, что на сегодня приключения кончились. Однако через час обнаружилась новая проблема: я безнадежно заблудился. Лесная тропинка, по которой я шел, постепенно исчезла. Все деревья вокруг выглядели одинаково. И внезапно я ощутил жажду и страшный голод, потому что ничего не ел с восхода солнца, да и тогда только пожевал немного хлеба. События сегодняшнего дня отняли много сил, а теперь уже было далеко за полдень. Я устал, и мне не хотелось провести ночь одному в лесу.

По пути не встречалось больших животных, так что я не опасался испортить королевскую охоту. Я поднял висевший на груди рог и два раза протрубил в надежде, что Озрик и Вало где-то рядом и услышат меня. Никакого ответа. Я попробовал снова, громче. На этот раз послышался короткий ответный зов. С облегчением я направился в ту сторону.

Прошло полчаса, но я так и не добрался до своих товарищей и снова потерял уверенность. Испугавшись, что хожу по кругу, я снова потрубил в рог и, к своему облегчению, услышал ответ. Я пошел в том направлении, откуда он доносился.

И так продолжалось. Каждые пять-десять минут я трубил в охотничий рог, слышал ответ и шел на звук. Я ускорил шаг и шел уверенно. Моей целью было добраться до Озрика с Вало и до темноты вернуться с ними в главный лагерь. Лес вокруг изменился. Раньше между толстыми стволами были большие промежутки, а теперь их заполняли заросли кустарника. То и дело на пути возникала какая-то преграда, и мне приходилось сворачивать в сторону. Когда это случилось в третий или четвертый раз, я присмотрелся и увидел, что это плетень, искусно замаскированный свежими ветками.

Я набрел на ограждение, установленное людьми Вульфарда, чтобы направить оленя к королю.

Но я слишком устал и был слишком голоден, чтобы придать этому значение. Кроме того, было уже так поздно, что охота наверняка давно закончилась. Я пошел вдоль плетня, пока не услышал голоса. Вскоре я вышел на поляну и замер. Спиной ко мне стояли король и его охотничья компания. Слуги разносили на подносах еду и питье.

Первым заметил Хроудланд, как я в нерешительности стою на опушке, и с озабоченным видом подошел ко мне. К моему удивлению, он не спросил, где я пропадал, а сразу выпалил:

– Одноглазый, тебе лучше скрыться. Король в ярости.

Это меня огорошило.

– Что я натворил?

– Как дурак, устроил шум и сорвал охоту для всех остальных, – возмущенно ответил мой друг.

– Веди болвана сюда! – послышался сердитый голос.

Это велел король, и лицо его было, как грозовая туча. За спиной у него с несчастным видом маячил Вульфард.

В животе у меня бурчало от голода, и я пошел к нему. Несколько придворных нервно отошли подальше от разъяренного короля. Только у Хроудланда хватило мужества выйти вперед, и вместе со мной он подошел к своему дяде.

Карл кипел гневом. Он заметил висевший у меня на груди рог и сердито сказал:

– Хроудланд, возьми у него это. Я больше не хочу слышать его звука.

– Ваше Величество, прошу прощения, – запинаясь, проговорил я. – Я заблудился и пытался найти дорогу.

– Ничего удивительного, тупица. Ты бы не смог нащупать руками собственную задницу. – Король резко отвернулся и набросился на Вульфарда. – Ты же послал своего сына, чтобы присматривал за этим шутом!

– Да, мой господин, – ответил егерь. Он поник от смущения. – Парень получит порку, когда вернется.

– Вало ни в чем не виноват, – вмешался я.

– Он достаточно разбирается в деле, чтобы не давать смертный сигнал ради шутки, срывая охоту, – прорычал Вульфард.

– Но олень мертв, – сказал я.

Возникла короткая пауза, потом король проревел:

– Какой олень?

– Большой, с восемнадцатью ветвями на рогах.

Я увидел, как на лицах королевского окружения появились презрительные гримасы. Ганелон, отчим Хроудланда, ухмылялся.

Король прищурился.

– Ты заявляешь, что убил оленя с восемнадцатью ветвями на рогах? – недоверчиво спросил он.

– Да, Ваше Величество.

Карл повернулся к Вульфарду.

– Это может быть правдой?

Егерь неловко потоптался.

– Возможно. Мы сами так и не увидели зверя.

– Еще бы! – воскликнул король. – Твой тупица сын и этот олух распугали все живое на несколько миль вокруг, дудя в рог, как музыканты на ярмарке. – Он снова повернулся ко мне. – Когда же ты убил этого чудесного зверя? – Его голос сочился сарказмом.

– Вскоре после того, как добрались до назначенного нам места в цепи, Ваше Величество.

– А ты уверен, что ветвей было восемнадцать?

– Да, у него рога были больше, чем у второго.

Брови короля полезли на лоб.

– Какого второго?

– Потом там появился второй, поменьше, – тихо проговорил я, указывая на лес за спиной. – У него было только шестнадцать ветвей.

– Ты хочешь сказать, что сегодня убил двух оленей, каждый из которых соответствовал королевской добыче?

– У меня в мыслях не было проявить непочтительность.

Несколько долгих мгновений Карл нахмуренно смотрел на меня. Потом Вульфард тактично покашлял.

– Думаю, он говорит правду, Ваше Величество. – Егерь указал в сторону, где на поляну выходили Вало и Озрик.

Они шли пешком, ведя в поводу двух лошадей, нагруженных большими кусками мяса. С седла моего гнедого мерина свисали роскошные рога.

Король снова повернулся ко мне. Он глядел хмуро, и я было подумал, что сейчас он меня ударит. Но он вдруг запрокинул голову и взорвался хохотом.

– Отныне запрещаю этому молодому человеку ходить в наш лес и участвовать в наших будущих охотах.

Я покорно поклонился, уставившись в сухую листву под ногами. Раз мне запретили ходить в лес, вряд ли когда-нибудь удастся узнать, кто был тот таинственный человек, пытавшийся подстрелить меня.