Нертов никак не ожидал, что нечаянная встреча с Ниной в кафе, где он успокаивал журналистку, будет иметь столь серьезные последствия. Он отлично запомнил злые слова, сказанные на прощание Ниной. Такими словами запирают дверь навсегда. Даже не меняя замок. Как это было ни горько, это Алексей еще бы мог скрепя сердце пережить, рассуждая, что женщина позлится-позлится, да вскоре одумается, поняв беспочвенность своей обиды. Но Нина, очевидно решив разорвать полностью отношения со скомпрометировавшим себя человеком, велела всем охранникам, действовавшим под началом Нертова, прекратить работу в фирме и, говоря проще, выставила их вон. В результате и «Транскросс», и сама Климова остались вообще без охраны, если не считать, конечно, нескольких вахтеров. Самое большее, на что они были способны — перекрыть легальный доступ всем сподвижникам Нертова в фирму, но обеспечить безопасность — увы…

По-собачьи преданный генеральному директору Акулаев с парой мордоворотов, некогда уволенных еще Даутовым и снова принятых Ниной на работу после ее разрыва с Алексеем, тоже был не в счет. Нертов считал, что новый телохранитель не принесет ничего, кроме эффекта присутствия, так почитаемого в американской системе охраны и менее популярного в западной Европе. Если уж профессиональные бодигарды и сыщики не могли толком противостоять участившимся проблемам на шоссе, то что говорить о каких-то двух-трех качках, имеющих представление об охране на уровне «пошел вон, а то в морду заеду»? Такой горе-телохранитель может спровоцировать нападение не только своим внешним видом, но и поведением. Хорошо, если в создавшейся ситуации они бы случайно нарвались на какого-нибудь пьяницу, а если очередной случай будет срежиссирован вроде давнишнего нападения на Нину в белые ночи?..

Сам Акулаев, встретив опального бодигарда у «Транскросса», пряча глаза, промямлил, извиняясь, что он — лицо подневольное, а Нертова категорически велено не подпускать к генеральному директору. Правда, чтобы не злить собеседника, добавил: «Нины Анатольевны и так в офисе сейчас нет». Алексей только и смог ответить:

— Да ладно, не дурак. Все ясно. Только пиво больше не пей во время службы. Это чревато. Привет. — А затем развернулся и ушел. Насильно мил не будешь.

Ничего более неразумного, чем смена охраны во время, когда и над фирмой, и над самой Ниной нависла угроза смерти, придумать было нельзя. Но ни с Нертовым, попытавшимся с ней объясниться, ни с посланным для более удачных переговоров Николаем Ивановым, руководительница «Транскросса» говорить не стала. Точнее, с сыщиком она согласилась попить чаю, мимоходом поинтересовалась, как поживает любимая собака — ротвейлер Маша, скоро ли навестит Петербург очаровательная Женевьева, французская приятельница Николая и так далее, в том же духе. Но когда Арчи заикнулся было об охране, голос Нины стал напоминать звук долго пролежавшего на морозе металла и она чуть ли не прямо указала гостю на дверь, сославшись на неотложные дела. Сыщику ничего не оставалось делать, как вежливо попрощаться. Но перед этим, пока собеседница отвлеклась, вынося какие-то никчемные бумаги секретарше (прекрасный повод показать, что разговор окончен), Арчи успел прилепить под тумбу ее стола миниатюрный микрофон. Так, на всякий случай, в качестве прощального подарка. Алексей не пользовался такими штуками, тем более, против своей любимой. Но у Арчи оснований для предрассудков не было. Оставив «подарок» сыщик вернулся в контору, где его ждали Нертов и Александрыч.

В ходе «производственного совещания», затянувшегося далеко за полночь, друзья решили, что как бы то ни было, но прекращать свою работу по «Транскроссу» они не будут, тем более что следовало проверить несколько версий, казавшихся довольно перспективными. Главным фигурантом одной из них был Сергей Борисович Царев, в порядочность которого не верили ни Нертов, столкнувшийся с ним два года назад, ни бывшие оперативники, за версту чуявшие всякую дрянь, пусть даже она выглядела вполне респектабельно.

Долгое совещание было прервано самым бесцеремонным образом. К ужасу Александрыча, мигом вспомнившего некогда преподанный ему урок самбо и к удивлению остальных присутствующих в комнату впорхнуло грациозное создание. Из-за приоткрытой двери выглянула улыбающаяся физиономия дежурного сыщика, которому было строго наказано не пускать посторонних в контору («Смотрите, радуйтесь, кто к нам пришел!»). Но, увидав выражение лица зама начальника, сыщик немедленно скрылся в темноте коридора.

На пороге комнаты стояла Женевьева. Только она могла так, без предупреждения примчаться из своей Франции, посреди ночи добраться через весь город до сыскного агентства, надеясь на радостную встречу с его любимым начальником. Ее похожее на «мур-р-р» — «здравствуй дорогой» оборвалось, едва успев начаться.

— Николя, бедная девушка ждет — не дождется, пока ты к ней приедешь или хотя бы позвонишь, а ты, оказывается, развлекаешься со своими друзьями, — удивленно воскликнула вошедшая, по пути чмокнув в щеку Алексея и оторопевшего Александрыча, — а тебе никто не говорил, что девушек нельзя надолго оставлять одних?

Не поняв толком, шутит ли Женька или говорит серьезно, Арчи начал оправдываться, мол «тут возникли некоторые проблемы», но девушка, перебив его, заявила, что «единственная проблема — это я» и сыщик больше не мог сказать ни слова, так как его рот был в тот же миг принародно заткнут сладкой французской помадой.

Нертов тактично отвернулся, сделав вид, что пытается рассмотреть висевший на стене плакат времен перестройки «Голосистость — вот наше богатство»! Александрыч же, схватив со стола грязные стаканы, побежал срочно их перемывать. Но едва он выскочил за дверь, как оттуда послышался оглушительный грохот, звон бьющихся стекол и заковыристая фраза зама, в которой самым литературным было слово «мать».

Женевьева, отпустив Арчи, как и полгода назад, во время первого визита в агентство, всплеснув руками, охнула: «Боже, я же там свои чемоданы оставила!», после чего сыщик в приступе безудержного хохота повалился грудью на стол, вызвав этим очередной поток проклятий из-за двери…

Алексей недооценил Женевьеву, решив, что все ближайшие дни Арчи суждено провести в отпуске «по семейным обстоятельствам». Хотя встреча с французской сыщицей произошла, считай, глубокой ночью, но уже часов в двенадцать руководитель агентства свежий и тщательно выбритый появился на службе. Правда, не один, а под симпатичным конвоем.

Нертов, на время обосновавшийся в конторе Иванова, недоуменно взглянул на вошедших, а Александрыч, схватившись за голову руками, запричитал, что так он и знал: опять начинаются проблемы, опять придется отдуваться за «итальянскую мафию», биться с каким-нибудь «Главбухом» — терминатором, или разбираться с сутенерами на Старо-Невском проспекте.

Арчи, виновато глядя на друзей, заявил, что Женевьева будет им помогать и, стремясь пресечь бесполезные возражения, добавил: «Но только под жестким контролем», на что Александрыч затряс головой и сделал вид, что безутешно рыдает, смирившись с горькой судьбиной. Нертов, понимая, что спорить бесполезно и главное, поздно, тактично промолчал. А Женька, гордо вскинув голову, уселась между ними на стуле и явно приготовилась немедленно приступить к работе.

— Что ж, проведем рекогносцировку. — Прервал затянувшуюся паузу Арчи.

В это время в комнату влетел запыхавшийся Гущин: «Есть контакт!», но тут же осекся, увидав постороннего человека. Иван не был знаком с Женевьевой, так как пришел в контору уже после ее отъезда и теперь выжидающе смотрел на шефа, ожидая дальнейших указаний.

— Иван, это Женевьева. Она работает с нами. Можешь говорить не стесняясь, — Арчи был рад, что благодаря Гущину ему удалось избежать возможных подначек зама, — ну что, сработал наш «жучок»?

— Сработал. Ребята сейчас засекли телефонный разговор из кабинета Климовой. Хотели отзвониться, да я сказал, что лучше сам пленку привезу. Вот, послушайте… Где у нас «вертушка»?

Когда магнитофон заработал, сначала присутствующие слушали лишь тишину большого города — далекое позвякивание трамваев, да урчание проезжавших под директорскими окнами автомобилей. Но вскоре послышался легкий металлический скрежет поворачивающегося ключа. Видимо кто-то вошел в кабинет. Раздался вежливый, но властный мужской голос.

— Леночка, принесите, пожалуйста, стакан минералки. И побыстрее. У меня мало времени. Я пока поищу на столе у Нины Александровны бумаги и заодно позвоню. В ответ негромко прозвучало секретарское:

— Хорошо, Сергей Борисович, я сейчас.

Опять легкий хлопок двери и усиливающийся шум шагов. Человек, очевидно, подошел к столу. Чуткий микрофон, укрепленный под директорским столом, уловил шуршание бумаг, затем — звук поднимаемой телефонной трубки, а через некоторое время снова тот же мужской голос. Теперь он звучал мягко, даже немного подобострастно, что никак не вязалось с предыдущими фразами.

— Добрый день… Нет, не от себя. От шефа. Бумаги возьму и поеду… Где встретиться?..

Затем произошла небольшая пауза. Видимо неслышимый собеседник называл абоненту координаты и время свидания. Стук в дверь. Подобострастное: «Подождите, пожалуйста, минутку» и требовательное: «Да!». Цоканье каблучков. «Поставьте». Слабое звяканье стекла. Опять каблучки. Хлопок двери. «Да-да, слушаю вас. Конечно. Ровно в три. Всего доброго»…

— Все, — Гущин выключил магнитофон, — больше ничего интересного пока нет. Но ребята продолжают прослушку… — Сыщик опять выжидающе взглянул на шефа.

— Ну, что молчишь, Коля? — Обратился Нертов к товарищу. — Это ведь Царев с кем-то свидание назначает. И, держу пари, со своим патроном.

— А ты не торопишься, Леша? — Арчи потянулся к пачке сигарет, лежащей на столе, но под укоризненным взглядом Женевьевы смешался и отдернул руку, как напроказивший школьник. — Может, опять карточный домик?

Нертов насупился, вспомнив, как недавно развалились его версии о девушке-киллере и рекламщике Васе, но тут в разговор вступил Александрыч, заметив:

— А ведь Алексей прав. У нас есть еще пара часов. Надо за Царевым «грузчиков» пустить. Только вот кто пойдет? — И он задумчиво начал поглаживать начинающую редеть шевелюру.

Как ни хотелось руководителю сыскного агентства послать своего зама куда подальше после подобного предложения, но он вынужден был признать: устанавливать наблюдение за Царевым надо именно сейчас. И делать это придется Гущину, который имел для этого достаточную подготовку. Но не одному — его следовало прикрыть. А лучшего напарника, чем Женевьева в конторе в данный момент не было. Интуитивно поняла это и девушка.

— Хорошо, я согласна, — она, вскочив со стула, схватила под руку Гущина и, склонив голову к его плечу, весело взглянула на сыщиков, — правда, мы хорошо будем смотреться вместе?

Александрыч в ответ только закряхтел, грузно пошевелившись на хрупком стуле…

— Для тех, кто не понял, повторяю еще раз: на сто…надцатом километре, послезавтра в четырнадцать-ноль-ноль, — мужчина яростно придвинулся к собеседнику, — а всякие отговорки по поводу занятости меня не волнуют. Тебя за язык никто не тянул. Знаешь, как говорят адвокаты на своих «стрелках»? — Pacta sunt servanta.

— Куда ссут серванты? — Костя Пещера недоуменно уставился на собеседника.

Не «ссут», друг мой, а «sunt» и не серванты. В переводе с латыни это значит «договор должен исполняться». А ссышь, по-моему, ты, — Игорь Борисович решительно шел в наступление, — мы же договорились насчет машин и, кажется, деньги я плачу исправно. А место, и время ты сам определил. Так ведь?

Пещера молча кивнул.

— Теперь же ты пытаешься уверить меня, что на вас «наезжает» какая-то «красная крыша» и поэтому не хочешь доделать начатую работу. Это, браток, не по понятиям. Я правильно выражаюсь?

Пещера почувствовал, скрытую угрозу в голосе собеседника и постарался поскорее ретироваться, заверив, что никаких договоренностей он нарушать не собирается, а о «красной крыше» лишь информировал на всякий случай. Про себя же Костя думал, что надо бы поскорее по-доброму разойтись со столь опасным работодателем. Но он понимал — это случится не раньше, чем его отпустят. Правда, у Пещеры была уверенность, что Игорь Борисович тоже представляет одну из подобных «крыш». Не зря же его люди размахивали комитетскими «ксивами». Раз проинформировал — «базара» нет — пусть «красные» между собой «перетирают» все «непонятки», а его, Костино, дело маленькое — очередную машину в кювет, «бабки» получить и чтобы никаких проблем. Подставлять же своих пацанов под автоматы какого-нибудь ОМОНа или СОБРа Пещеру не прельщало. И пацанов жалко, и «сдадут» в первый же вечер. Иллюзий о крепости моральных устоев своих людей Пещера не питал.

Собеседник, казалось, понял терзавшие его сомнения, пообещав решить вопрос и еще раз уточнив, кто и каким образом «наезжал». Костя, как мог, обрисовал ситуацию, сказав, что его встретили в бане несколько «красных», которых он раньше не видел, и попытались сделать предъяву за «транскроссовские» машины. «Красные» не знали, что это дело рук Пещеры и Костя их обвинения с негодованием отверг. Но гости просили всех предупредить: эту фирму больше не трогать.

Конечно, будь Пещера поискренее, он бы мог рассказать совсем другую историю. На самом деле не несколько, а всего двое человек напросились к нему для аудиенции. И визит состоялся отнюдь не с Костиного согласия. Четверо «бычков», сопровождавших Пещеру к знакомой телке, у ее дома неожиданно попадали как мешки с дерьмом в весенние лужицы, но сделать какие-нибудь выводы из этой безрадостной картины он не смог, так как сам почему-то провалился в небытие. Он очнулся в собственной машине, стоящей в глухом лесопарке, оттого, что прямо в нос била противно-сладкая струя «фанты», выливаемой из бутылки одним из нападавших. «А потом мы глотнули еще и тормознули шестисотый «мерс»«. — Приговаривал при этом парень, сидящий на переднем сидении, то и дело наклоняя бутылку над безвольной Пещериной головой. Дергаться Костя не решился, сообразив, что где четверых положили — там и для пятого место найдется.

Увидев, что пленник очнулся, другой похититель, слегка напоминающий ковбоя «Мальборо», ледяным голосом даже не заявил, а просто приказал:

— Не сметь трогать «Транскросс». И другим не давать. Убью.

А затем, сделав небольшую паузу, потребовал: «Повторить, что я сказал».

Пещера покорно повторил. Тогда «Ковбой» незаметно взмахнул рукой, и Костя снова провалился в черноту небытия. Когда он очнулся, машина была пуста, а над лесопарком светила далекая луна.

Не обязательно было иметь много мозгов, чтобы понять — так могли поступить только «красные». Сильные, а потому наглые и положившие некий прибор на все понятия, по которым, как считал Пещера, должны существовать порядочные «крыши». Он, слегка покачиваясь от слабости, пересел на переднее сидение, но еще долго не мог тронуть машину с места, так как его вдруг начал бить страшный озноб, унять который удалось лишь приложившись пару раз к припрятанной в «бардачке» фляге с коньяком.

Обо всем этом Пещера благоразумно умолчал, как умолчал и о том, что, вернувшись домой, узнал: все «быки» живы и даже не покалечены, хотя очень обеспокоены исчезновением босса. Тогда он учинил «быкам» страшный разгон. Это, дескать, они, пропили все мозги, и простейшая проверка выявила полную профнепригодность братков. В связи с этим на охранников были наложены определенные условные штрафы в обмен на обещание молчания перед другой братвой о сегодняшнем инциденте…

За одним из дальних столиков в небольшом кафе, где велась беседа, одиноко сидела девушка. Лицо посетительницы разглядеть было трудно, так как она наклонила голову, уткнувшись в интересную книжку. Кроме того, пол-лица закрывала упавшая прядь пышных темных волос. На соседнем стуле расположилась сумочка с лежащим сверху зонтиком. Перед девушкой стояла чашка кофе и пирожное, которым она время от времени уделяла внимание, хлопая длиннющими ресницами в сторону входа. Любой посторонний мог подумать, что это была просто обычная студентка, поджидающая на свидание подружку или подруга. Но каково же было бы удивление любопытствующего обитателя кафе, узнай он, что девушка — частный детектив из Франции, ведущая наблюдение за двумя беседующими мужчинами! Не меньше бы удивился любопытный, узнав, что основная функция зонтика — не защита от дождя, а выполнение функций микрофона направленного действия…

Пещера и Игорь Борисович вскоре расстались и Женевьева, допив свой кофе, вскоре тоже неспешно вышла из уютного заведения, направляясь с докладом к Арчи.

В это же время в серой неприметной «восьмерке», припаркованной неподалеку от кафе, пассажир радостно воскликнул:

— Ну, дружище, ты проспорил! С тебя десять баксов. Я же говорил, что за этими сучарами был хвост. И, между прочим, французский.

— Ладно, баксы с меня. Но объясни по-человечески, как ты ее «срисовал»? — Поинтересовался водитель, одновременно связываясь с кем-то по трубке.

«Поживи с мое — и ты научишься». — Самодовольно хмыкнул пассажир. Ну, не объяснять же напарнику, что дело тут совсем не в профессионализме. Просто с девушкой, только что вышедшей из кафе, он имел несчастье познакомиться лично полгода назад, неосмотрительно приведя ее в «бухгалтерию». Именно это хрупкое создание умудрилось вырубить его с одного удара, а потом, потрясая трофейным пистолетом, учинить скандал самому «Главбуху».

— Все. Снимаемся и на базу. Девчонку не трогаем, а этих козлов сменщики «доведут» без нас, — положив трубку, водитель включил зажигание, — кстати, как там запись, в порядке?

Пассажир снова самодовольно хмыкнул: «Не боись, с мастером дело имеешь. Место «стрелки», как говорится, изменить нельзя».

Иванов с Нертовым закончили слушать доклад Женевьевы и теперь пытались прикинуть, что делать дальше. Девушка коротко сообщила, что ей и Ивану удалось очень аккуратно «довести» Царева от офиса «Транскросса» до ресторанчика («И почему все встречи у вас пытаются проводить именно в общественных местах?»). Туда сыщики решили вдвоем не соваться, чтобы не «засветиться» обоим. Женька по договоренности с Гущиным осталась ждать его в машине, а Иван пошел в заведение следом за Царевым.

В ресторанчике, по словам Гущина, объект вступил в контакт с неизвестным мужчиной, немного поговорив, вскоре снова вышел на улицу и куда-то направился пешком. Гущину пришлось топать за ним одному. А Женевьева осталась «пасти» собеседника Царева. И небезрезультатно. И Арчи, и Нертов из сделанной девушкой записи беседы поняли, что «связь» Сергуни непосредственно причастна к проблемам на скандинавской трассе. Причем, очередная проблема состоится в конкретном месте послезавтра.

На помощь милиции стопроцентно надеяться было нельзя — в лучшем случае там могли просто не поверить. В худшем же конторе Арчи грозили крупные неприятности за несанкционированное прослушивание чужих разговоров и вмешательство в личную жизнь добропорядочных граждан. Людей, связанных с «Транскроссом», в нынешнем ГУВД любили, мягко говоря, не все. Причем, второй вариант, судя по тому, как решительно охранные фирмы отказывались сотрудничать с «Транскроссом», был более реален, чем первый. Поэтому рассчитывать приходилось лишь на собственные силы.

— Коля, я сейчас съезжу, прикину на месте что и как, а ты попытайся вызвонить ребят понадежней. — Нертов вопросительно посмотрел на друга. — И моих попроси подтянуться. А я к вечеру вернусь, и мы организуем славную встречу «бомбилам».

Арчи утвердительно кивнул.

— Людей я найду. А ты прихвати на всякий случай хоть «полароид», вон, в кабинете у Александрыча валяется, глядишь, вместе что-нибудь умное придумаем.

Нертов начал поспешно собираться в дорогу. Он рассчитывал, что бандиты не приедут на место раньше, чем за час-два до контрольного времени. А значит, впереди около двадцати часов, за которые можно не то что обыкновенную засаду организовать, но и просчитать все возможные накладки, которые могут произойти во время захвата.

По Питеру Нертов передвигался в этот день с трудом. Дело было не только в обычной весенней распутице и очередных масштабных ремонтных работах в центре. Город почтил своим вниманием премьер-министр. Поэтому, всюду была пропасть особенно внимательных гаишников.

Дорога тянулась нескончаемо долго, и Алексей не терял времени даром, пытаясь еще и еще раз анализировать, что происходит с «Транскроссом» и какие силы его «злобно гнетут». В причастности Царева к неприятностям он не сомневался с того момента, как Сергунина физиономия замаячила возле Нины. Совпадений быть не могло, Нертов был твердо уверен: где Царев — там криминал, но одновременно корил себя, что не смог убедить в этом Нину. «Ну, посмотрим, что она скажет после завтрашнего дня», — думал он в предвкушении победы. Но очевидно Сергуню дергал за лапки кто-то большой, очень сильный и умный. У самого Царева не хватило бы ни денег, ни талантов организовать и кампанию в прессе, и проблемы на трассе, и другие неприятности. Таким умником мог быть Ивченко, но он пока нигде не засветился и поэтому версия о его причастности была не более чем плодом воображения юриста. А вот серийный убийца никаким образом не вписывался в общую схему. Как ни старался Нертов, он не мог уловить связь между нападениями на детей и злосчастными акциями «Транскросса». Конечно, гибель детей, за исключением ребенка соседки, теоретически могла быть отвлекающим маневром, акцией прикрытия, но каким же нужно быть монстром, чтобы пойти на это и во имя чего? — На этот вопрос ответа не было…

Нертов давно миновал Сестрорецк с его многочисленными придорожными забегаловками, курортные Солнечное, Репино, Комарово, Зеленогорск, населенные пункты сменились длинной чередой сосен карельского перешейка. Даже сейчас, в весеннюю распутицу, он любил ездить этим, более долгим путем, больше, чем по Верхне-Выборгскому шоссе, мимо цепочки мрачных военных городков. А, вот и она, заветная отметка…

Алексей съехал с трассы на лесную дорожку, начинающуюся прямо за километровым столбиком и, выключив зажигание, вылез из машины. «Что ж, осмотримся, проведем рекогносцировку на месте». — Подумал Нертов, как любили говаривать отцы-командиры времен его службы в военной прокуратуре.

Место для остановки дальнобойщика было действительно удачное — рядом ни одного огонька, машин днем в этом месте трассы будет немного (обычно все ездят или раньше, торопясь в сторону Хельсинки или позже — возвращаясь в Питер). «Грузовик, конечно, погонят по этой дорожке подальше в бор, — решил Алексей, направляясь к соснам, — ну, пойдем, посмотрим, где же ее жечь-топить будут».

Но далеко отойти от трассы он не успел. Между корабельных сосен показалось серебристое пятно. Нертов вмиг напрягся, поняв, что между деревьев притаилась чья-то машина, хотел шагнуть в сторону, под прикрытие деревьев, одновременно выхватив из-за пояса пистолет, но услышал металлический лязг сзади, почти одновременно — выстрел и как подкошенный рухнул на прошлогодние иголки.

Из-за деревьев показались две мужских фигуры.

— А классно я его завалил! — Горделиво передергивая затвор винтовки, обратился один из лесных обитателей к своему спутнику. — Пещера теперь должен нам штраф скостить.

— Да нет, братан, теперь мы с ним, думаю, в полном расчете, — ответил напарник говорившего, вынимая из безвольных пальцев Алексея «ПМ», — ты смотри, какого жирного грибника мы достали. Нет, в натуре, теперь он нам сам «бабки» должен.

— Ты прав, Шнапс, — согласился первый из бандитов, — теперь мы с папой в расчете.

Солнце все приближалось к верхушкам сосен, стремясь поскорее завершить свой короткий дневной путь и длинные тени бандитов, стоящих над бездвижным телом, становились еще длиннее…

В сыскное бюро Алексей не вернулся ни вечером, ни ночью. Сыщики, в основном, бывшие оперативники и трое охранников Нертова, с которыми тот работал еще у банкира Чеглокова, а потом прятал Нину от бандитов во Франции, угрюмо ждали возвращения юриста. Даже всегда веселая Женевьева давно перестала улыбаться и только нервно выстукивала пальцами на столе какую-то мелодию.

Наконец, уже под утро, Арчи не выдержал.

— Так, мужики. Я думаю дело ясное — все хреново. Александрыч, из «скорой» и по сводкам ничего?

Заместитель Арчи, бесконечно названивавший до этого по разным телефонам, только сокрушенно мотнул головой:

— Глухо. И по области тоже.

Николай встал.

— Ситуация, думаю, понятна всем. Перекур пять минут, затем, для оставшихся, еще столько же — на сборы. Я пока буду в машине. У кого найдутся неотложные дела — не обижусь. Пойму. — И он, не оглядываясь, вышел из комнаты.

«Коля, подожди, я с тобой посижу»! — Всполошилась Женевьева. Когда за ней закрылась дверь, Александрыч восхищенно проворчал: «Женщина на корабле… Но, за то, какая»!..

Ровно через десять минут Арчи с Женевьевой вернулись. По всей физиономии сыщика расплывались розовые следы якобы не смывающейся французской помады. Николай осмотрел помещение. Все сыщики и охранники оставались на местах, но были уже готовы к поездке. Лишь Гущин не успел закончить телефонный разговор: «…да, в командировку, в Москву, документы отвезти. Но ненадолго, не более трех дней. Целую»…

— Так, Александрыч, тебя «Транскроссовские» дальнобойщики должны помнить в лицо, да и вид у тебя чисто ментовский, доверие внушает. Возьми двоих человек и дуй прямо в Выборг. Там на заправке или где-нибудь поблизости тормознешь машину, объяснишь ситуацию шоферу. Двое спрячутся в кабине. На всякий случай. Сам поедешь сзади, но в пределах видимости. Если заметишь что непонятное — обгоняй или отставай. Только по трубе сначала предупреди. Впрочем, ты умный, сам разберешься. А я с остальными двину к этому долбанному километру. О`кей?

— Нет, Николя, — встряла в разговор Женевьева, — двух мужчин в кабине спрятать нельзя. Я думаю, что там ехать должна я. Ну, в крайнем случае, с напарником в ногах, только не с ними, — девушка кивнула на сыщиков, а с Машей. А Александрыч, он пусть сзади вдвоем с кем-нибудь будет. Так надежнее…

Арчи хотел возразить, но, подумав, только махнул рукой.

— Ладно, поехали за твоей Машей, тем более, ее все равно вывести надо. Но чтобы без фокусов. Ни во что не ввязывайся. Про себя сыщик решил, что когда машину остановят, самым безопасным местом будет кабина, так как бандитов придется брать снаружи, из засады.

Еще через несколько минут три легковых машины двинулись в сторону Выборгского шоссе. По дороге Арчи притормозил на Петроградской стороне у своего дома, зашел туда и вскоре вернулся в сопровождении здоровущей ротвейлерши Мэй Квин Лаки Стар о'Кэнел, к которой Женевьева обращалась не иначе как «Маша».

Собака впрыгнула в машину и, устраиваясь поудобнее на заднем сидении, умудрилась тут же наступить лапами на интимное место Александрычу, отчего тот взорал не своим голосом. Затем Мэй-Маша бесцеремонно развернувшись куцым хвостом к его лицу, начала вылизывать сидящую на переднем сидении Женьку.

День обещал быть крайне веселым. «Женщина на корабле и бегемот на борту», — только и успел проворчать старый опер перед тем, как более чем трехпудовое чудовище очередной раз наступило на него и, переключив свою нежность, принялась обмусоливать Александрыча от подбородка до макушки…

А вечером предыдущего дня длинные тени бандитов, стоящих над бездвижным телом, распростертым в бору у скандинавской трассы, становились еще длиннее…

— Слушай, Шнапс, а что с этим делать будем? — Первый из «быков» слегка пнул Алексея ногой. — Сколько он проваляется в отключке?

— Не знаю. Но если с такими «дурами» как у нас на слонов ходят, то, думаю, еще не скоро проспится. Во, пля, живодеры хреновы, что придумают! Раз — и баиньки. Никакой мокрухи. Хошь шкуру обдирай, хошь — клыки дергай… Давай-ка, лучше его скрутим и оставим до приезда Пещеры — пусть разбирается сам.

Стрелок зачем-то пожевал губами, будто решал трудную задачку и, наконец, задумчиво произнес:

— Знаешь, Вустриц, что я тебе скажу? — Папа нам же и велит его «замочить». А сам мараться не станет. Сечешь? Так может его сразу — того, пока никто не знает, а?

— Ты что иванулся — «того»? — Шнапс покрутил жирным пальцем с огромной золотой печаткой у виска. — Мне лишняя «мокруха» ни светит. А Пещера приедет — пусть сам «перетирает». Давай-ка, лучше, принеси из багажника веревку, пока этот чувак не проспался. А я покараулю.

Бандит, которого назвали Шнапсом, нехотя поплелся к поблескивающей между соснами машине…

Нертов пришел в себя посреди ночи. Усыпляющий патрон, предназначенный для крупной дичи, уложил его на несколько часов. С трудом приоткрыв глаза Алексей сообразил, что здорово влип. Он лежал связанный в лесу, а неподалеку у костра выпивали и разговаривали двое бандитов. Сомнений в их принадлежности к новому сословию не было ни по внешнему виду, ни по манере разговора. Алексей попытался слегка пошевелиться, чтобы проверить крепость веревок или, на худой конец, попытаться откатиться потихоньку в сторону. Но под ним предательски хрустнула сухая ветка.

Один из бандитов тут же направился к пленнику.

— Вустриц, ты выпил?.. Он, пля, оклемался. Сейчас я тебе закуску приволоку. Мы ее только немного поджарим. Ха-ха-ха, — пьяно засмеявшись, бандит равнодушно пнул Алексея ногой, — закуска — это ты, понял, в натуре? — И уже снова обращаясь к напарнику. — Он, братан, все понял, отвечаю.

Затем Шнапс взял Нертова за шиворот и как мешок подтащил поближе к костру. Конечно, бандит и не думал, что Алексей замерз на стылой земле и его надо обогреть, просто братку стало скучно и он решил скоротать ночное бдение хоть какой-то развлекухой. А для этого вполне подходил связанный и потому беззащитный пленник.

— Что сначала будешь, пить или говорить? — Шнапс рывком усадил Нертова, прислонив его к поваленному дереву.

Алексей подумал, что терять ему нечего, товарищи, хватившись исчезновения, если и прибудут, то никак не раньше часов десяти. А глоток алкоголя в качестве согревающего и обезболивающего не помешает — неизвестно же, что придет в голову этим отморозкам. Поэтому он согласился.

— Нальешь, брат, спасибо. Только, боюсь, у вас непонятка приключилась. Вы с какой грядки?..

Будь он в ином положении, то есть не связанный, Нертов не преминул бы задать последний вопрос иначе, подобно гайдаевскому Ивану Васильевичу: «Ты чьих холоп будешь?» Но сейчас за подобные шутки живо можно было схлопотать какой-нибудь головешкой по лицу, поэтому вопрос и был задан в понятном бандитам переводе с русского: «Вы с какой грядки?»

— Мы пещерные, — как на заветный пароль отозвался Вустриц, но тут же спохватился, — а ты что, из пацанов?

Алексей, стараясь унять противный озноб в онемевшем теле, попытался убедить своих стражей, что он, дескать, как и они выполняет работу на дороге, только не от «пещерных», а от «тверских». И ему непонятно, почему безо всяких «предъяв» его чем-то «обдолбали», а теперь держат связанным. Нертов видел, как понемногу на лицах бандитов начинает проступать сомнение и надеялся, что его развяжут. А уж тогда…

Но освобождать его никто не стал. Вустриц заметил, что ничего плохого с ним не сделали и не «обдолбали», а просто немного усыпили. И он горделиво похлопал по прикладу винтовки.

— А вот развязать тебя, извини, брат, не можем, — бандит сокрушенно покачал головой, — у нас своя бригада, у вас своя. Приедет старший — разберется, что к чему. Мы за свои дела ответим. Только я, в натуре, что-то не пойму, с каких пор тверские стали «бомбить» эту трассу?

Ответить Алексею было нечего. Он хорошо знал, что все сферы в бизнесе уже давно поделены между разными группировками. Одни, вроде всяких ивченко, курируют нефть, игровой бизнес, транспорт, другие — торговлю по районам, рынки, третьи… В общем, все ниши уже давно распределены и «схвачены». Тверские, о которых ляпнул Алексей, никакого отношения к «Скандинавии» не имели. И об этом не забыли его собеседники. Единственное, что они согласились сделать до приезда своего бригадира — слегка ослабить веревки на ногах и накинуть на плечи куртку, принесенную из машины, а также влили в Нертова грамм сто водки и сунули в рот кусок ветчины…

Уже давно наступило утро, когда Шнапс спохватился.

— Давай, братан, костер закидывать, а то того и гляди «Папа» появится — шума не оберешься.

Вустриц собрался возразить, что еще рано, но, взглянув на часы, засуетился: разжигать огонь было строго запрещено, а «папа», и правда может нагрянуть не вовремя. Бандит закинул пустую бутылку подальше в лес и, лениво попинав в разные стороны головешки, расстегнул штаны, чтобы совместить приятное с полезным. Его примеру последовал и Шнапс.

— Эй, пацаны, — подал голос Нертов, — развяжите хоть одну руку, я ведь тоже не железный.

Бандиты переглянулись и, коротко посовещавшись, согласились, решив, что не фиг правильного пацана мучить, все равно никуда не денется. Поссыт, опять посидит связанный.

Алексей совсем было приготовился к освобождению, уже прикидывая, что первым следует вырубать более тяжелого Шнапса, но тут, к несчастью, послышались три коротких автомобильных гудка. Бандиты, так и не успев сделать доброго дела, уставились на лесную дорогу, по которой к ним приближались две машины.

— Потерпи малехо, — Вустриц кивнул в сторону дороги, — «папа» едет. Он с тобой и разберется.

Из остановившихся автомобилей вылезло человек семь. «Не много ли вас будет на одного беззащитного дальнобойщика, красавцы удалые»? — Подумал мимоходом Нертов, вдруг вспомнив рассказ военного хирурга, лечившего его после автотравмы, а вскоре уволившегося из армии и начавшего специализироваться на модных косметических операциях. Тот, рассуждая о меняющихся со временем критериях прекрасного, уверял, что любого мужика можно сделать писаным красавцем: «Надо только спинку носа посильнее сломать. Но не вбок, а внутрь, спереди. И чтоб срослась неправильно. А если еще чуть опустить края бровей, закачав под них стеарина — на любой конкурс «Мистер World» отправлять можно». Алексей хотел тогда возразить, но передумал и просто налил врачу очередную порцию джина. А тот тем временем продолжал:

— Это тебе не «телки» какие-нибудь, для которых главное, как для псины твоего приятеля — экстерьер. Тут не только бедрами надо работать, а головой. Смотрел «Обыкновенный фашизм»? — Там бабы на конкурсе красоты к трафарету примерялись. А с такой физиономией мужика и примерять никто не будет — сразу приз дадут.

И снова Нертов не поправил врача, перепутавшего голову с мозгами. «А еще я в нее ем» — классический ответ боксера-профессионала…

Все эти мысли мигом вылетели из головы юриста, когда один из красавцев-братков, по повадкам, очевидно, старший, взглянув на Нертова, вдруг воскликнул:

— Ба-а! Кого я вижу? — Товарищ военный прокурор, а какого хрена вы здесь ошиваетесь?.. Эй, Шнапс, Вустриц, где вы его откопали?

Пока «дежурные» докладывали об обстоятельствах задержания Алексея, он вспомнил, где видел бандитского «папу». Это было несколько лет назад, в военном госпитале, куда временно исполняющего обязанности военного прокурора Нертова пригласил начальник отделения. По специальности психиатр, врач за свои двадцать лет службы насмотрелся немало всяких «сачков», «шлангов» и «косил». Правда, относился к ним, в отличие от непосредственных сослуживцев, без ненависти, просто тихо презирая. Но последний экземпляр, как понял Нертов, просто «достал».

Один из солдат — «дедушек», которому до «дембеля» оставалось всего пара месяцев крупно «залетел», жестоко избив двоих первогодков. Алексей, узнав об этом, быстро допросил потерпевших и возбудил уголовное дело. «Залетчику» грозил весьма приличный срок, если учесть, что избиение произошло в карауле, а один из солдат лишился в результате селезенки. Но в тот же день и в том же карауле еще один умник умудрился с помощью зажженной спички посмотреть, сколько бензина осталось в баке дежурного «ГАЗ-66». В результате пришлось срочно разбираться с остатками машины и солдатика. А вопрос с неуставщиной был отложен до утра. Нертов только и успел предупредить в присутствии провинившегося его ротного:

— Сейчас отправьте на гауптвахту за нарушение правил караульной службы, а завтра я допрошу и вынесу постановление о применении меры пресечения.

Утром же оказалось, что допрашивать и арестовывать некого — «дедушка» проявил явные признаки помешательства и был срочно госпитализирован. Нертов и по сей день не был твердо уверен, что такую гениальную идею ему не подсказали отцы-командиры, в надежде избавиться от очередных «палок» (зарегистрированных преступлений) в отчете войсковой части. Но как бы там ни было — расследование застопорилось. Только врач-психиатр не выдержал. Когда «больной» предложил ему «отмаксать» денег за постановку нужного диагноза, майор, забыв про клятву Гиппократа, сам допустил некие «неуставные отношения», говоря проще, набил морду и выгнал из госпиталя, а потом вызвал Нертова. Если бы врач поступил наоборот и сначала позвонил в военную прокуратуру, «дедок» уже досидел бы свой срок. А так солдат просто бежал со службы. Спустя некоторое время, под вывеской той же неуставщины, он умудрился убедить вышестоящих командиров, что бежал, опасаясь издевательств офицеров. Дело замяли, а парня отправили тихонько на дембель. И вот теперь неожиданная встреча…

— Ну что, прокурор, тебя сначала на гауптвахту, а потом — меру пресечения или как? — Пещера гнусно засмеялся и, уже обращаясь к своим подельникам, пояснил, — Этот гад меня хотел посадить годков на десять еще при когда при Горбатом водка подорожала.

— Так он — ментяра? — Подал голос Вустриц.

— Хуже. Он — юрист. Прокурор. И к тому же военный. Они всех у себя «землят» — и наших, и ментов, и гэбэшников. А мы их. Туточки. — И Пещера от души ударил Алексея ногой в голову.

«Отохранялся». — Только и успел подумать юрист, теряя сознание…

Машина, в которой ехали Юрий Александрович, Гущин и Женевьева, оторвавшись от других, довольно быстро миновала Выборг и почти вплотную подобралась к таможне.

Александрыч, как старший, принял решение не показываться на границе и у заправки, а постараться остановить «Транскроссовскую» машину на трассе, чтобы посторонний не успел засечь контакт с водителем. Когда же Иван осторожно осведомился, как они будут тормозить машину («после всех дел на трассе теперь же ни один дурак не клюнет»), старый опер, кивнув на Женевьеву, заявил, что против нее и умный не устоит. Женьке был продиктован номер «шаланды» и она приготовилась к встрече.

Суть идеи Александрыча сводилась к тому, что девушка остановит на открытом месте машину, сядет в нее и по дороге объяснит шоферу, дескать, действует по указанию генерального директора. Когда водила чуть успокоится, поняв, что за «частный извоз» его с работы не попрут, Женевьева продолжит объяснение. А тем временем сыщики догонят грузовик и поговорят с водителем более конкретно, тем более что с шофером Александрычу приходилось беседовать еще по старым делам фирмы и тот должен бы его запомнить. В крайнем случае, если дальнобойщик побоится ехать к засаде, за руль сядет Гущин.

Пока они разговаривали, курили и пили чай из предусмотрительно прихваченного старым оперативником термоса, время перевалило за полдень. С едой, правда, получилась неувязка, так как Мэй-Маша умудрилась не только сожрать данную ей порцию, но буквально выхватила изо рта Александрыча другую и начала клянчить третью у девушки, вопя при этом как голодная кошка. Этого несчастного «мява» Гущин не вынес и, не желая оставлять француженку голодной, всунул в пасть псины свой кусок. Она клацнула зубами, заглатывая съестное и, благодарно повернувшись к Ивану задом, все-таки вымолила у Женевьевы остатки ее завтрака. Стеная по поводу невоспитанности собак и некоторых их знакомых, голодный Александрыч скомандовал: «Пора» и выпустил Женевьеву из машины…

Старый опер угадал: проблем с водителем практически не возникло. Он любезно распахнул перед помахавшей рукой Женевьевой дверцу, а когда Александрыч с Гущиным догнали грузовик сказал, что надежнее, если за спиной много железа, поэтому и дальше машину он поведет сам. Получив еще несколько инструкций, а в довесок Машу с Женькой, дальнобойщик снова двинулся в путь, оставив далеко позади автомобиль сыщиков. А последних вскоре обогнал «вольво» с тонированными стеклами. Только Гущин успел заметить в салоне двух человек. Один из них почему-то был в милицейской фуражке. Иван не тешил себя надеждой, что это какой-нибудь участковый катится на работу, а потому по рации предупредил о машине Женевьеву.

— Мы уже подъезжаем к месту, — голос девушки слышался довольно отчетливо, — и «вольво» вижу. Ой, он полицейский жезл в окно высунул! Конец связи.

Александрыч чуть сбавил скорость, отметив время: разрыв между остановкой грузовика и прибытием сыщиков должен был составить минуту-полторы. «Интересно, как там обосновался Арчи с людьми»? — Подумал сыщик.

Но ни Арчи, ни его группы в оговоренном месте не было. Вскоре после того, как их машины миновали Зеленогорск, Иванов, ведущий первую из машин, увидел, на дороге людей в камуфляжной одежде, вооруженных автоматами. Один из них помахивал светящимся милицейским жезлом, приказывая остановиться.

— Вот напасть-то, — сыщик сбавил скорость, думая, как бы поскорее проскочить этих омоновцев, невесть зачем в такую рань рыскающих по дорогам, — незарегистрированных «стволов» нет?

Пассажиры побожились, что у них все в порядке. Арчи остановил машину и, широко улыбаясь служивым как старым знакомым, высунулся из окошка, но улыбка тут же исчезла с его лица, когда в лоб ему уперся ствол автомата.

— Всем сидеть. Руки за головы!

С другой стороны машины и у второго автомобиля тоже стояли готовые к бою автоматчики.

«Ты Иванов»? — спросил первый из «омоновцев» у Арчи и, не дожидаясь ответа, приказал:

— Вылезай из машины.

Николай нехотя подчинился. В это время к нему подошел рослый человек в таком же камуфляже, но без автомата.

— Ну, что, на «разборку» собрался, сыщик? Не нравится, что машинки «транскроссовские» плохо ездят? — Так ты не торопись.

Запоздало до Арчи дошло, что никакие омоновцы не станут устанавливать свои блок-посты посреди леса, для этого предостаточно удобных мест рядом с постами ГАИ…

Водитель-дальнобойщик нащупал рукой монтировку и, проехав ровно до километрового столбика, остановил машину у обочины дороги. «Вольво», проехав чуть вперед, встал перед самым капотом грузовика. Из легковушки вылез милиционер в фуражке и с жезлом. На толстом пальце «гаишника» тускло поблескивал огромный перстень из желтого металла. Следом выбирался и его напарник, одетый в кожаную пропитку.

«Выходи из машины»! — Скомандовал первый, почему-то подойдя к дверце пассажира, у которой сидела Женевьева. Но девушка, опустив стекло и постаравшись затолкать Машу пониже на двухместном пассажирском сиденье, похлопала глазами и невинно осведомилась: «А зачем»? «Гаишнику» разговаривать и рассматривать кабину было недосуг. Он, рявкнув: «Выходи, с…, драть тебя буду!» попытался схватить девушку через открытое окно за волосы. В это время его спутник, вытащил из кармана пистолет. Демонстративно поигрывая им, скомандовал водителю: «Вылезай!» и широко распахнул дверцу.

Крики с двух сторон машины слились в один: Женевьева, чуть отклонившись назад, пропустила руку с перстнем перед собой, перехватила ее у пясти и локтя, чуть дернула вглубь кабины и, не отпуская, с силой ударила коленом по суставу. Локоть хрустнул как сухая ветка для костра. В этот же миг оставшаяся без надзора Мэй прыгнула прямо в открытую водительскую дверь. Пистолет отлетел в сторону, когда второй из нападавших падал под тяжестью собачьей туши. Визгливо закричал шофер, от хозяйства которого собака умудрилась, прыгая, оттолкнутся лапами…

Женевьева, резко распахнув дверь, оттолкнула ей «гаишника», выскочила наружу, подбив его под колени, и нанесла завершающий удар в сонную артерию.

«Мэй, назад! Нельзя»! — Девушка бросилась к другой стороне кабины. Собака, склонившись над горлом лежащего бандита, примеривалась к нему, как к здоровому куску мяса, явно раздумывая, с какой стороны начать кусать. «Пещерный человек» только тихонько сипел, не смея ни пошевелиться, ни позвать на помощь и зажмурив от ужаса глаза.

«Господи, где же Арчи»? — Женевьева беспомощно оглянулась по сторонам, но вместо сыщика к ней спешили несколько людей в камуфляжных костюмах, вооруженных короткими автоматами…