Глава вторая
Казалось бы, после столь богатого событиями дня у Имоджин Мак-Картри были все основания проснуться в несколько угнетенном состоянии, если бы, к счастью, не наступило 24 июня. А найдется ли на свете хоть один шотландец, который бы отказался верить в свою счастливую звезду, когда на календаре 24 июня? Так что мисс Мак-Картри поднялась с постели в столь же бодром и жизнерадостном настроении, как и в любой другой день года. Более того, в то утро к этому еще прибавилась твердая уверенность в правоте своего дела и в неотвратимости окончательного посрамления Энерина Арчтафта и Джона Масберри. Напившись чаю, она, изменив многолетней привычке, отрезала себе солидный ломоть хаггиса, который, правда, поначалу чуть было ее не задушил, из-за чего пришлось прибегнуть к глоточку виски. Это никак не отразилось на трезвости мыслей, зато преисполнило ее задора и жажды битвы. Выйдя на улицу, мисс Мак-Картри так горделиво продефилировала мимо миссис Хорнер, что хозяйка аж вся перекосилась от злости. Впрочем, злоба не помешала ей прошипеть возвращавшейся с печеньем из лавки миссис Ллойдс:
— Нет, вы только поглядите на нее! Ну ни дать ни взять ихняя Мария Стюарт! Ах, я ведь и забыла, что сегодня 24 июня. Слава Богу, что это бывает только раз в году!
Тем временем Имоджин, не обращая никакого внимания на миссис Хорнер и тем более на миссис Ллойдс, шагала по Кингс-роуд с тем надменным видом, который отличает людей, сознающих свою принадлежность к привилегированной части человечества. Слепому торговцу газетами на Слоун-сквер она дала на чай полкроны, пожелав ему на прощание приятного и удачного дня. Войдя в Вестминстерское аббатство, она возложила на могилу Марии Стюарт букетик цветов, выдержанный все в тех же излюбленных шотландских тонах. Потом устремилась в южный неф, в уголок, где покоились поэты, спеша преклонить колена перед изображением Роберта Бернса, привычно скорбя, что его соседями по бессмертию оказались эти невозможные сестры Бронте, — на взгляд Имоджин, столь несимпатичных особ неохотно посещают даже на том свете. И, приступив наконец к заключительному этапу ритуального паломничества, мисс Мак-Картри проникла в часовню Эдуарда Исповедника, дабы хоть на миг пасть ниц перед троном для коронаций, покоящимся на «лепешечном камне», который король Эдуард I еще в 1272 году нагло стащил у шотландцев. Впрочем, давность события нисколько не умалила горечи, и теперь, в 1950-м, Имоджин переживала утрату, будто это случилось вчера.
Только чтобы до конца соблюсти обычный ритуал, от которого ее не могла заставить отказаться даже угроза немедленного увольнения, мисс Мак-Картри еще чуть-чуть послонялась по Уайтхоллу и явилась на службу с пятнадцатиминутным опозданием. Привыкшие к эксцентричным выходкам шотландки сослуживцы никогда не задавали ей вопросов о причинах традиционного опоздания, но Энерин Арчтафт не мог смириться с таким вопиющим нарушением дисциплины, которую ему лично было доверено блюсти. И когда Имоджин направлялась к своему месту, он, явно давно дожидаясь этого мгновения, с часами в руках преградил ей путь и выпалил:
— Прошу заметить, мисс Мак-Картри, что на часах уже четверть десятого!
— Неужели?
— Увы, это так! Надеюсь, вам известно и вы просто запамятовали, что на работу надлежит являться ровно в девять утра и ни секундой позже?!
— Ну что вы, мистер Арчтафт, разве такое можно забыть? За двадцать лет я уже успела выучить это наизусть!
— В таком случае не соблаговолите ли объяснить причину вашего опоздания?
— А чего туг, мистер Арчтафт, объяснять-то — ведь сегодня же 24 нюня!
— И в каком же это, позвольте полюбопытствовать, смысле сия дата может служить оправданием такого беспардонного поведения?
— А в таком, мистер Арчтафт, что, не будь вы всего лишь полуграмотным валлийцем, вам бы наверняка было известно следующее: 24 июня 1314 года в битве при Баннокберне Роберт Брюс разгромил англичан и провозгласил независимую Шотландию!
— Ну и что же из этого следует?
— А то, мистер Арчтафт, что, видно, мало вас всех проучил тогда Роберт Брюс, если вы осмеливаетесь требовать, чтобы 24 июня дочь Шотландии, словно какая-то жалкая рабыня, подчинялась идиотским английским правилам! А теперь попрошу оставить меня в покое и дать мне наконец возможность приступить к работе!
— Я этого так не оставлю, мисс Мак-Картри, вы еще горько пожалеете!
— Не хочется вас огорчать, но мне на это ровным счетом наплевать!
Задыхаясь от ярости, валлиец кинулся к себе в кабинет и с шумом захлопнул за собой дверь.
По правде говоря, Имоджин лукавила, уверяя шефа, будто горит желанием поработать. По традиции считая для себя день 24 июня чем-то вроде внеочередного отгула, она не делала ровно ничего из того, что предписывали ей служебные обязанности. Лениво перечитывая какой-нибудь роман Вальтера Скотта, она отвлекалась от этого необременительного занятия лишь для того, чтобы развлечь сослуживиц поэмами Роберта Бернса, которых знала наизусть великое множество. Конечно, позволить себе такую роскошь можно было только при пособничестве коллег, за которое, правда, ей приходилось потом втридорога расплачиваться. Каждый год 10 апреля они с лихвой брали реванш. В этот черный день Имоджин прикрепляла к пиджаку траурный бант и, ни с кем не здороваясь, угрюмо усаживалась за стол, чтобы в гробовом молчании, не отрываясь, трудиться вплоть до последнего звонка. Она безропотно соглашалась на любую сверхурочную работу, которой не без ехидства щедро снабжали ее сослуживицы. И каждый год 10 апреля мисс Мак-Картри неизменно чувствовала себя самой несчастной женщиной во всем Соединенном Королевстве: ведь в этот день три столетия назад принц Чарлз Эдуард, прозванный Прекрасным принцем Чарлзом, был разбит при Каллодене герцогом Кемберлендским — и на том пришел бесславный конец независимости Шотландии. Надо сказать, коллеги никогда не отказывали себе в удовольствии самым безжалостным образом напомнить Имоджин об этом прискорбном событии…
В тот год, однако, знаменательный день 24 июня таил в себе для Имоджин множество всяких сюрпризов. Когда она с воодушевлением декламировала одну из поэм Роберта Бернса, вдруг неожиданно появился мистер Арчтафт. Самодовольно улыбаясь, он весьма ядовито бросил Имоджин:
— Мне очень жаль, мисс Мак-Картри, что вынужден прервать вашу декламацию, но имею честь сообщить: сэр Дэвид Вулиш был бы необычайно счастлив немедленно видеть вас у себя, если, конечно, у вас нет более интересных занятий.
Главный босс! Ледяной ветер вдруг пронесся по комнате, и даже сама Имоджин на миг потеряла самообладание. Она сперва побледнела, потом залилась краской и пробормотала в ответ что-то нечленораздельное, придав тем еще больше уверенности мистеру Арчтафту, и без того готовому торжествовать победу.
— Я, конечно, понимаю, мисс Мак-Картри, что сегодня 24 июня, поэтому соблаговолите ответить, могу ли я передать мистеру Дэвиду Вулишу, что дочь Шотландии согласна выполнить в этот знаменательный день просьбу англичанина? Или вы предпочтете отложить визит на более удобное для вас время?
— Нет-нет, я приду, скажите ему, что я приду…
— Но все дело в том, что сэр Дэвид Вулиш желал бы видеть вас незамедлительно. Вы уж извините, мисс Мак-Картри, что позволяю себе столь дерзкую настойчивость.
И с этими словами донельзя довольный собой мистер Арчтафт тут же убрался в свою берлогу (так предпочитала именовать его кабинет Имоджин). Не успел шеф покинуть комнату, как со всех сторон посыпались комментарии. Всем — в том числе и мисс Мак-Картри — было ясно, что ссора с Арчтафтом и Масберри может стоить виновнице должности, и угроза эта вызвала единодушные сожаления. Нэнси Нанкетт, обняв свою верную союзницу, шепнула ей на ухо:
— Не падайте духом, Имоджин! Пусть только попробует вас уволить! Да мы все вступимся за вас перед сэром Дэвидом Вулишем…
Эти трогательные заверения еще пуще подогрели воинственный дух мисс Мак-Картри. Уж не вообразили ли они, что она спасует перед англичанами, да еще в день 24 июня?! Ни за что! Пусть даже подружками движут самые наилучшие побуждения, не видать им ее позора! Коль уж ей суждено навеки проститься с Адмиралтейством, то напоследок она выскажет этому сэру Дэвиду Вулишу все, что накипело на душе. Ведь какой бы он у них там важной шишкой ни был, а если разобраться — такой же англичанин, как и все прочие.
Прежде чем покинуть машбюро, она привела в порядок свое имущество, дабы без лишних проволочек забрать его в случае вынужденного отступления, потом приняла горделивую позу и громко, чтобы все услышали, бросила:
— Надо думать, у сэра Дэвида Вулиша какие-то неприятности, а кто же еще, кроме нас, шотландцев, выручит вас в трудную минуту?! Ничего не поделаешь, придется помочь!..
Однако и юные девушки, и дамы постарше были слишком расстроены, чтобы потешаться над этим, возможно последним, демаршем шотландки, и Дженис Льюис выразила общее мнение, заметив:
— Все-таки, что ни говори, а наша Имоджин — просто молодчина, и если ее уволят из-за этой дурацкой склоки с Арчтафтом, то, клянусь, до конца жизни и словом не перемолвлюсь с этим, с позволения сказать, господином!
Зная, что Дженис — девушка с характером, все сразу без всяких комментариев поняли, что их еще не подозревающий о своем несчастье начальник только что лишился последнего шанса добиться руки мисс Льюис.
В холле перед широкой лестницей, ведущей в кабинет сэра Дэвида Вулиша, Имоджин почувствовала, как ее кураж стал улетучиваться прямо на глазах. Она прекрасно отдавала себе отчет, что, стоит ей предстать перед главным боссом, с которым еще ни разу не удостаивалась чести перемолвиться словечком, сразу же смутится и растеряет весь свой запал. И потом, ей ведь и сказать-то в свое оправдание нечего… Опоздала? Опоздала! И шеф с полным правом может устроить ей отменную выволочку. Оставалось только надеяться, что дело все-таки не дойдет до полного и безвозвратного увольнения. Слегка дрожа от страха, она остановилась перед секретаршей сэра Дэвида Вулиша.
— А, это вы, мисс Мак-Картри! — вполне приветливо проговорила та. — Да-да, сэр Дэвид Вулиш и вправду хотел вас видеть. Пойду доложу, что вы уже здесь.
У Имоджин не хватило духу даже присесть. Через минуту секретарша вновь появилась в приемной.
— Прошу вас, мисс Мак-Картри, пройдемте со мной.
Дочь Шотландии сразу же вспомнила о Марии Стюарт — с каким мужеством держалась их королева, когда ее вели на эшафот. Сей благородный пример настолько вдохновил Имоджин, что шаг ее был почти тверд, когда она переступала порог кабинета главного босса.
— Весьма рад вас видеть, мисс Мак-Картри… Прошу вас, присаживайтесь.
Совершенно не соображая, что вообще происходит вокруг, Имоджин плюхнулась в кресло.
— Знаете, мисс Мак-Картри, я очень много о вас слышал…
«Так, начинается», — подумала Имоджин.
— Мне, например, известно, что вы родом из Калландера, из этого очаровательного графства Перт, что ваш почтенный отец был офицером и служил Ее Величеству королеве, что, наконец, сами вы бесконечно гордитесь своим шотландским происхождением. И я весьма одобряю ваши чувства.
Имоджин окончательно перестала что бы то ни было понимать.
— И все-таки, согласитесь, мисс Мак-Картри, — продолжал главный босс, — ведь нельзя же требовать, чтобы все рождались шотландцами. Разве можно так сердиться на тех неудачников, которым и так повезло куда меньше, чем вам. Поверьте, они в этом вовсе не виноваты. Вы же умный человек и не можете не понимать, что ни мистер Масберри, ни тем более мистер Арчтафт не просили, чтобы их произвели на свет где-нибудь в Англии или, скажем, в Уэльсе… Разумеется, будь у них выбор, они, конечно же, предпочли бы… да я и сам тоже бы не отказался… но есть события, которые не в нашей власти, вы согласны?
Имоджин подумала, уж не издевается ли над ней сэр Дэвид Вулиш.
— Я много слышал о вас от мистера Масберри. Он даже представил мне на этот счет докладную записку. Шеф высоко ценит ваши профессиональные качества, чего нельзя сказать о… даже не знаю, как выразиться… ну, скажем, о вашем нраве, что ли… Создается впечатление, будто вам нелегко подчиняться дисциплине, особенно когда блюстителями ее оказываются те, кому… не выпала честь родиться в Шотландии. Но поймите и нас, мисс Мак-Картри, не можем же мы нанимать на службу в Адмиралтействе одних шотландцев! У нас тогда могут возникнуть крупные неприятности с правительством, со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями.
Теперь уж у Имоджин не оставалось никаких сомнений, что над ней самым жестоким образом издеваются, и на глаза ее навернулись слезы.
— И все-таки, поскольку я глубоко уважаю шотландцев, — продолжал босс, — а также потому, что ваш батюшка был человеком долга и воевал за честь Короны, я доверяю вам, мисс Мак-Картри, и пригласил вас, так как серьезно нуждаюсь в вашей помощи.
Разинув рот от изумления, Имоджин в ответ не проронила ни слова — в полной уверенности, что просто-напросто ослышалась.
— И не только я: к Шотландии в вашем лице в этот час обращается за помощью все Соединенное Королевство. Ведь Ее Величество королева еще слишком молода, и мы, мисс Мак-Картри, должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ей нести не по летам тяжкое бремя ответственности. Вы согласны?
— Да-да… Разумеется, согласна, сэр…
— Откровенно говоря, я и не сомневался, что могу на вас положиться. Тем более что королева-мать как-никак тоже шотландка… Знаете, мисс Мак-Картри, я несказанно рад, что не послушал мистера Масберри и не принял всерьез его докладную записку. Ведь всякое бывает — несходство характеров, просто дурное настроение… Посмотрим. Если возникнет необходимость, то, возможно, по возвращении вам будет лучше перейти в другой отдел…
— По… по возвращении? Надо понимать, что меня… временно отстраняют от работы?
— Да нет, мисс Мак-Картри, никто вас ни от чего не отстраняет, напротив, я намерен доверить вам одно чрезвычайно важное поручение… и к тому же совершенно секретное.
Имоджин показалось, что все это ей просто снится…
— Как вам известно, мисс Мак-Картри, я возглавляю разведывательную службу Адмиралтейства. Моя главная задача — руководить деятельностью всех наших агентов и бороться против шпионажа… Так вот, если вы согласны, то я попрошу вас на неделю войти в круг моих доверенных лиц.
Сердце Имоджин забилось сильнее. Словно в каком-то озарении в памяти возникли все прочитанные книги, чьи авторы повествовали о безжалостной борьбе между агентами секретных служб. Вспомнив о прекрасных шпионках, она гордо выпрямилась и торжественно промолвила:
— Готова умереть за Корону, сэр!
— Нет-нег, такой жертвы, слава Бету, от вас не потребуется!
С этими словами сэр Вулиш вынул из ящика своего письменного стола большой конверт с надписью «Т-34» и показал его Имоджин.
— Речь идет о том, чтобы доставить этот пакет с проектом и чертежами нового реактивного самолета «Кэмбелл-777» одному моему другу, который должен в обстановке абсолютной секретности изучить его и сказать, сколько времени нам потребуется для создания первого действующего образца.
— Только и всего-то?
— Боюсь, мисс Мак-Картри, вы не до конца осознали всю сложность вашей миссии… Этим проектом во что бы то ни стало стараются завладеть разведки ряда иностранных государств, и не исключено, что они попытаются похитить его у вас, не останавливаясь перед… не хочу от вас этого скрывать… перед насильственными действиями самого опасного свойства.
— Мне неведомо чувство страха!
Вообще-то ей следовало бы добавить: «За исключением того момента, когда входила к вам в кабинет».
— А я в этом и не сомневался, потому-то и считаю, что вы как раз тот человек, который мне нужен. Итак, вам надлежит доставить этот пакет в собственные руки сэра Генри Уордлоу, который в настоящее время живет…
Большой босс нарочно сделал паузу, дабы в полной мере насладиться произведенным эффектом.
— …который в настоящее время живет в Калландере.
— У нас?!
— Да-да, у вас, мисс Мак-Картри. Он на три месяца снял там небольшую виллу под названием «Вереск».
— Да знаю я эту виллу!
— Стало быть, мисс Мак-Картри, все складывается самым наилучшим образом. Итак, ваш поезд отправляется из Лондона завтра в девятнадцать ноль-ноль. Желаю удачи, мисс Мак-Картри.
— Благодарю вас, сэр…
— Разумеется, завтра вы можете не приходить на службу, чтобы спокойно подготовиться к путешествию. Пакет вам доставят домой. Для вашей безопасности лучше, если он попадет к вам как можно позже. Всего доброго, мисс Мак-Картри.
Когда мисс Льюис увидела входившую в дверь Имоджин, она почему-то сразу вспомнила фреску, которая восхитила ее в одной французской церкви, — на ней изображалась встреча жителями Орлеана своей освободительницы Жанны д'Арк.
Казалось, мисс Мак-Картри не шла, а, вознесенная распиравшим ее изнутри восторгом, парила в нескольких дюймах над полом. Перемена в ней была столь разительной, что не могла сразу же не броситься в глаза, и Нэнси, та даже не удержалась от восклицания:
— Ну что, Имоджин, похоже, все обошлось?
Мисс Мак-Картри презрительно усмехнулась, продемонстрировав торжество воина-победителя, и многозначительно изрекла:
— О-о, мы с сэром Дэвидом отлично поняли друг друга!
Заявление вызвало легкое замешательство, а Филлис Стюарт с кисло-сладкой улыбкой осведомилась:
— Уж не пригласил ли он вас поужинать, Имоджин?
— Не угадали, мисс Стюарт, вот ужинать он меня не приглашал. Просто заверил, что весьма доволен моей работой, и спросил, не соглашусь ли я выполнить для него одно… ну, скажем, одно особое задание.
На сей раз атака последовала со стороны Мери Блейзер:
— Но ведь, насколько мне известно, у нашего главного босса есть своя секретарша?
— Вы не ошиблись, мисс Блейзер, секретарша у сэра Дэвида действительно есть. Но, как бы вам это объяснить… бывают, знаете ли, такие поручения, которые не доверишь простым секретаршам!
— Но зато доверишь вам, так, что ли? — аж подпрыгнула от возмущения Олимпия Фарайт.
— Именно так, мисс Фарайт. Поручения, которые — как это для вас ни огорчительно — можно доверить только мне одной!
— Если вам, мисс Мак-Картри, улыбается горбатиться над сверхурочной работой — ради Бога, мне-то что, жалко? Только что это вдруг вас так рассмешило?
— Да если б вы только знали, дорогуша, о чем мы с ним говорили, сами бы покатились со смеху от этого своего идиотского предположения насчет сверхурочной работы!
Это последнее замечание мисс Фарайт восприняла более чем агрессивно, в результате чего завязалась такая шумная перепалка, что Энерину Арчтафту снова пришлось оставить свой кабинет, дабы восстановить порядок среди подчиненных.
— Ах, вы уже здесь, мисс Мак-Картри?! Ну тогда все понятно! Стоит вам появиться, как сразу же начинается базар!
— Потрудитесь-ка сменить тон, любезнейший мистер Арчтафт!
— Что вы сказали?
— А то, что не забывайте, с кем разговариваете!
— Ну что вы, разве такое можно забыть? Я имею честь разговаривать с одной нахальной шотландкой, которая, кажется, начинает мне уже всерьез действовать на нервы!
— И все-таки очень порекомендовала бы вам сменить тон — вы, жалкий валлийский тупица! И нечего корчить из себя невесть что, когда вам не доверяет даже ваше собственное начальство!
Ярость сдавила горло Арчтафта, мозг отказывался воспринимать реальность, и на мгновение бедняге показалось, что его вот-вот хватит апоплексический удар.
— Какая наглость! — Он в последний раз, не слишком веря в успех, попытался было перехватить инициативу. — Это что еще за чушь?
— И никакая это не чушь, а истинная правда!
— Значит, по-вашему, я не пользуюсь доверием начальства?
— Именно так, мистер Арчтафт, и должна признаться, я целиком разделяю недоверие руководства!
— Вы отдаете себе отчет, мисс Мак-Картри, что это уже самое настоящее оскорбление?
— Можете думать все, что вам угодно. Я же со своей стороны добавлю только одно: секретную миссию сэр Дэвид Вулиш почему-то предпочел доверить не вам, а мне!
— Вы хотите сказать, что сэр Дэвид Вулиш доверил вам какую-то секретную миссию?
— А почему бы и нет?
Последовало глухое молчание, и стало слышно, как маятник отсчитывает секунду за секундой.
— Может, вам, мисс Мак-Картри, — внезапно переменив тон, сладким голосом посоветовал начальник, — все-таки спуститься вниз и показаться доктору? Думаю, он должен быть сейчас у себя…
— Доктору? Это еще зачем?
— Чтобы он вас осмотрел. Мне кажется, у вас, милочка, настоящая мания величия, с бредом…
— Ха-ха-ха!.. Очень остроумно! Хотя что тут удивляться, наверное, вашим недоразвитым землякам палец покажи — и они все тут же покатываются со смеху! Но учтите, мистер Арчтафт, может, очень скоро вы горько пожалеете о своих словах… когда узнаете, что я отдала жизнь за Корону!
— Это, надо полагать, при выполнении пресловутой секретной миссии, не так ли?
— Кто знает?..
— А в ожидании этой доблестной смерти не соблаговолите ли, любезнейшая мисс Мак-Картри, заняться своими скромными обязанностями? Само собой разумеется, работа в нашем отделе никак не достойна ваших талантов, но — увы! — именно она дает вам средства к существованию… Надеюсь, я не слишком много от вас требую?..
Имоджин демонстративно уселась за пишущую машинку, громко скорбя о военных потерях Соединенного Королевства, в результате чего всякие придурки занимают посты, которые явно превышают их умственные способности.
Энерин Арчтафт же, покинув помещение, где трудились его подчиненные, прямиком направился к кабинету Джона Масберри, намереваясь доложить ему о последних событиях, а вместе с тем и поделиться опасениями относительно душевного состояния небезызвестной мисс Мак-Картри. Джона Масберри так сильно взволновали эти вести, что он прямиком кинулся к сэру Дэвиду Вулишу, немало поразив его столь бесцеремонным вторжением.
— Привет, Джон! Ну что там у вас еще стряслось?
— Да опять, сэр, эта проклятая мисс Мак-Картри!
— Она только что была у меня, и я нахожу, что это пресимпатичнейшая особа!
— Позвольте заметить, сэр, что, будь она в вашем непосредственном подчинении, вы бы тут же изменили свое суждение! Однако лично я полагаю — и мистер Арчтафт полностью разделяет мое мнение, — что мисс Мак-Картри страдает душевным расстройством!
— Да полно вам! Не может быть!
— Уверяю вас, сэр! Она постоянно находится в состоянии какой-то экзальтации — ну разве это нормально? И потом, эта страсть ко всему шотландскому, стойкое презрение к англичанам — согласитесь, что все это очень попахивает навязчивой идеей! А теперь она еще вдруг напустила на себя важный вид и рассказывает направо-налево, будто вы, сэр, доверили ей некую ответственную миссию!.. Как вам это нравится!
— Но все это чистая правда, Джон…
— Простите, сэр?
— Я и в самом деле поручил мисс Мак-Картри передать сэру Генри Уордлоу, который как раз сейчас отдыхает в Калландере, чертежи двигателя для истребителя «Кэмбелл-777». Нам необходимо срочно знать его мнение.
— Но… позвольте заметить, сэр… все, что имеет отношение к истребителю «Кэмбелл-777», носит гриф «совершенно секретно».
— Уж мне ли, Джон, этого не знать…
— И вы… доверили бумаги… Имоджин Мак-Картри?!
— Более того, я совершенно уверен, что она с честью выполнит эту задачу.
— Полагаю, сэр, вы просто пропустили мимо ушей все, что я вам только что сообщил. Эта сумасшедшая уже ходит и рассказывает кому попало, какую важную миссию на нее возложили.
— И что, вы этому поверили?
— Поначалу нет, сэр, но ведь вы сами только что признались…
— А как вы думаете, — перебил его главный босс, — Арчтафт поверил?!
— Разумеется, нет.
— А коллеги? Сотрудницы машбюро тоже не поверили?
— Ни единому слову!
— Но в таком случае, Джон, похоже, мой план удается на славу. Коли никто из тех, кто знает мисс Мак-Картри, не способен поверить, будто я мог поручить ей столь ответственное задание, какие у вас основания думать, что иное мнение сложится у агентов иностранных разведок, проявляющих, кстати, очень большой интерес к истребителю «Кэмбелл-777»? Так что успокойтесь, Джон, с помощью этой колоритной мисс Мак-Картри секретные чертежи куда скорее прибудут к сэру Уордлоу, чем стараниями наилучших наших агентов, чьи передвижения неизбежно привлекут внимание зарубежных секретных служб. И пусть болтает все, что ей заблагорассудится. Главное, не забудьте поставить в известность своего Арчтафта, что все это только плод ее больного воображения и мы с вами решили на несколько дней поместить ее в психиатрическую клинику…
— Слушаюсь, сэр, однако… позволю себе заметить, что отнюдь не разделяю вашего оптимизма…
— Вот увидите, Джон, все будет отлично!
* * *
Мисс Мак-Картри провела восхитительный вечер, собирая вещи и готовясь к необычному путешествию. Казалось, она наяву переживает одно из тех захватывающих приключений, которые когда-то так волновали ее с киноэкрана. Прежде чем окончательно отойти ко сну, она несколько дольше обычного задержалась перед фотографией отца, обратившись к родителю со словами:
— Надеюсь, папочка, вы полностью одобряете мое решение. Нельзя же оставлять этих англичан в беде, они ведь как дети малые!
Изображенный на портрете Роберт Брюс в тот вечер показался ей как-то роднее и ближе — наша Имоджин тоже вступала в клан национальных героев.
Поутру, едва проснувшись, Имоджин изменила своей извечной привычке и, приподняв занавеску, осмотрела не только небо, но и насквозь всю улицу. Она была несказанно разочарована, не обнаружив там ни одной подозрительной фигуры. Смертельная опасность, к чему со вчерашнего вечера неустанно готовила себя мисс Мак-Картри, все-таки требовала хоть каких-то видимых примет. С досадой убедившись, что противник будто вовсе не интересуется ее персоной, она тут же нашла себе утешение: ведь известно, что шпионы не из тех простофиль, чтобы лезть вам на глаза… Отныне ей придется подозревать всех и каждого. За самой, казалось бы, безобидной внешностью может таиться вероломный враг. Так что прежде чем проникнуть к себе в ванную, мисс Мак-Картри поклялась сохранять крайнюю осторожность и ни на минуту не терять бдительности.
Дабы избежать возможных ловушек, расставленных коварным недругом, Имоджин решила не покидать дома, пока не придет пора отправляться на вокзал. В полдень, выйдя в прихожую за пальто, которое собиралась погладить, Имоджин услыхала на площадке осторожные шаги. В порыве безрассудной храбрости она резко отворила дверь и оказалась нос к носу с довольно странным типом: высокий и весьма тучный незнакомец с какими-то отвислыми усами смахивал на тюленя. Похоже, внезапное появление мисс Мак-Картри слегка озадачило мужчину, и он оторопело уставился на нее голубыми, слегка навыкате, глазами.
— Кого-нибудь ищете? — сразу взяла быка за рога шотландка.
— Да… — растерялся, словно его застигли врасплох, незнакомец. — То есть, в общем-то, нет… Хотя и ищу… Скажите, здесь живет мисс Дэвидсон?
— Нет здесь никакой мисс Дэвидсон! — презрительно процедила шотландка. — И не было никогда…
— Выходит, я ошибся адресом…
— Вот и мне тоже так кажется!
И мисс Мак-Картри гордо захлопнула дверь прямо перед носом обладателя тюленьих усов. Уже на кухне, продолжив приготовление соуса, с которым намеревалась доесть слегка зачерствевший хаггис, Имоджин поняла, какую проявила непозволительную в ее новом положении беспечность. А если бы этот тип сразу же вцепился ей в горло? По мере того как она об этом думала, росла уверенность, что усатый появился на ее площадке явно не случайно. А это его объяснение — просто курам на смех!.. И ради собственной безопасности, а также успеха миссии, которую ей доверили, она вновь поклялась впредь вести себя более осмотрительно. Ведь предупреждал же ее сэр Дэвид Вулиш, что на карту может быть поставлена ее жизнь. Выходит, настала пора позаботиться о самозащите.
Не колеблясь более ни минуты, она решительно вошла в небольшой чуланчик, куда заглядывала крайне редко. С помощью раскладной табуретки дотянулась до полки с ящиками, к которым не притрагивалась с тех самых пор, как обосновалась в Лондоне. Потом достала из офицерского сундучка аккуратно перевязанный бечевкой сверток и с теми же предосторожностями, будто речь шла о каком-то очень хрупком предмете, спустилась вниз. В заветном свертке был револьвер, привезенный еще дедом из Трансвааля после англо-бурской войны. Если судить по размерам, оружие выглядело довольно опасным, во всяком случае, габариты вполне позволяли использовать его вместо дубинки. Что же касается стрельбы, то туг дело обстояло несколько сложнее — трудно было представить себе человека такой физической силы, чтобы без лафета и колес использовать эту махину по прямому назначению.
Дочь и внучка солдат, Имоджин с детства выучилась у отца — который иногда от скуки муштровал наследницу, словно проштрафившегося рекрута, — проворно разбирать и собирать сей музейный экспонат и достигла в этом искусстве прямо-таки поразительных успехов. Теперь Имоджин попыталась восстановить былую сноровку, и довольно быстро ей это удалось. Тщательно почистив оружие, она без колебания сняла предохранитель — отныне уж ей не страшна никакая опасность. Однако, заглянув в барабан и увидев гигантского размера пули, она почувствовала невольную дрожь.
* * *
Около четырех часов пополудни в дверь робко постучали. На взгляд Имоджин, пожалуй, чересчур робко. Интуиция подсказывала, что, вероятно, посетитель не слишком склонен привлекать внимание соседей. Неужели враги намерены предпринять еще одну попытку расправиться с ней? Прежде чем открыть, она выглянула на улицу, ища глазами длинный черный автомобиль, куда, по всем канонам жанра, ее должны были впихнуть после похищения. Не заметив снаружи ничего подозрительного, но все же на всякий случай прихватив с собой устрашающую пушку, она отворила дверь и оказалась лицом к лицу с молодым человеком, по виду точь-в-точь посыльным из какого-нибудь магазина. В руках он сжимал сверток, в какие обычно упаковывают пирожные в модных кондитерских. Увидев направленный на него револьвер, молодой человек побелел как полотно, потом залился краской, затем опять побелел и явно, если бы не чувство долга, тотчас же бросился бы куда глаза глядят, лишь бы подальше от опасного места.
— Ми… ми… мисс Ма… Картри?
— Она самая, дальше что?
— В-в-вот… д-держите… это в-вам!
И, сунув ей в руки сверток, тут же кинулся прочь, даже не дожидаясь весьма сомнительных чаевых. Несколько обескураженная таким необычным поведением посыльного, Имоджин, как истинная дочь Шотландии, не могла в глубине души не порадоваться, что трусость юноши позволила ей сэкономить целых шесть пенсов на чаевых. Прежде чем открыть сверток, она тщательно изучила упаковку. Интересно, кто же это мог прислать ей пирожные? Вероятно, Нэнси Нанкетт, которая была так мила с ней накануне. Имоджин развязала ленту, развернула бумагу и вскрикнула от удивления: под двойным слоем сухого печенья, переложенный двумя листками картона, на дне лежал тот самый пакет, который показал ей накануне сэр Дэвид Вулиш. Имоджин осторожнейшим образом взяла его в руки. Все правильно, та же надпись «Т-34», значит, там чертежи «Кэмбелла-777». С этой минуты, в восторге от изобретательности секретных служб, она окончательно поверила в свою высокую миссию.
К пяти часам Имоджин поняла, что больше не сможет вынести одиночества, и, позвонив Нэнси — та была еще на службе, — попросила зайти для очень важного разговора. Едва девушка переступила порог, шотландка тут же сообщила ей о скором своем отъезде, извинившись, что не может раскрыть ни цели, ни пункта назначения.
— Одно могу сказать вам, дорогая Нэнси: мне будет угрожать настоящая смертельная опасность!
— Смертельная опасность?..
— Не забывайте, дорогуша, что мы работаем в секретном отделе Адмиралтейства!
— Да, но как скромные машинистки…
— Сегодня простые машинистки, а завтра кому-то из нас могут поручить и более ответственное задание. Видите ли, Нэнси, я пообещала хранить тайну, так что постарайтесь понимать меня с полуслова…
— Ах, Имоджин, вы меня просто пугаете!
— Вот это уже совсем ни к чему… Просто дело в том, что… в общем… если я не вернусь, то знайте: я оставляю вам все, что есть в этой квартире… Можете распоряжаться этим по своему усмотрению… Главное, позаботьтесь о портрете Роберта Брюса…
— Послушайте, Имоджин, если вы не перестанете меня пугать, я заплачу, и мы обе будем выглядеть просто смешно! Впрочем, я абсолютно уверена, что вы преувеличиваете и через пару дней целая и невредимая вернетесь из этой своей таинственной командировки…
— Дай-то Бог, милая Нэнси…
Но исполненная страдания и самопожертвования улыбка выдавала потаенные мысли человека, который знает: он обречен на молчание и уже не принадлежит этому миру. Пока Нэнси готовила чай, Имоджин засунула пакет в чемодан, спрятав его среди нижнего белья, револьвер положила в сумку для всякой всячины, которую обычно носила на плече, а папашину фотографию осторожно поместила в несессер.
В шесть часов мисс Мак-Картри отдала подруге последние распоряжения — главным образом это касалось ее непоколебимого желания быть похороненной в Калландере, рядом с незабвенным родителем. В четверть седьмого, полностью готовая к путешествию и с багажом в руках, Имоджин окинула прощальным взором свое жилище, где провела столько безмятежных лет. Судорожное рыдание перехватило горло при мысли, что ежа покидает его, возможно, уже навсегда. Героини тоже имеют право на человеческие слабости, вся разница в том, что сильные натуры умеют их преодолевать. Именно так и поступила Имоджин: она затворила за собой дверь и твердым шагом отправилась навстречу своей судьбе.
