Глава десятая
По натуре не слишком склонная к бурному проявлению чувств, Имоджин, едва справившись с удивлением, тут же заключила подружку в объятия и нежно ее расцеловала. Потом провела в дом и, стряпая легкий ужин, принялась расспрашивать:
— Какими же судьбами, милая Нэнси, вы вдруг оказались у нас в Калландере?
— Это все из-за ваших писем…
— Моих писем?
— Ну конечно. Я так перепугалась, просто места себе не находила! Кто-то все время на вас нападает, а потом вы писали, что и сами кого-то там убили, да еще с таким хладнокровием, просто ужас какой-то!.. Вот я и подумала, что нельзя вам больше оставаться одной. Дженис Льюис уступила мне свою очередь на отпуск, я вскочила в первый попавшийся поезд, который мог довезти меня до Калландера, и вот я здесь…
— Нэнси, — произнесла мисс Мак-Кар — три задрожавшим от благодарности голосом, ставя перед гостьей тарелку овсяной каши, — я никогда не забуду, что вы для меня сделали!
— Но ведь и вы, Имоджин, всегда были так добры ко мне.
— Ну, это же не повод, чтобы вот так транжирить свой отпуск!
— Не беспокойтесь, я вовсе и не собираюсь его транжирить. Я надеюсь воспользоваться поездкой и попросить вас показать мне Хайландию.
— Обещаю вам, Нэнси, что, как только я выполню задание — а теперь уже, уверяю вас, ждать осталось совсем недолго, — мы с вами объедем всю Хайландию, и по возвращении в Лондон вы будете знать эти места не хуже любого коренного горца!
Когда они перешли в гостиную, Имоджин, не слушая возражений Нэнси, открыла бутылку виски, объявив, что после всех своих приключений она напрочь утратила вкус к вечернему чаю, а портвейн все же несколько слабоват для тех, кто ежечасно играет со смертью. И потрясенная Нэнси уже больше не рискнула сопротивляться. До поздней ночи мисс Мак-Картри рассказывала подруге все, что с ней приключилось с того момента, когда она покинула Лондон. Она доверительно сообщила ей — ведь надо же было хоть кому-нибудь это доверить, тем более вот-вот должен был вернуться сэр Генри, а тогда уж и подавно не останется никаких причин хранить секрет, — в чем именно заключалось ее задание и где, в каком тайнике, спрятаны драгоценные документы.
В характере мисс Нанкетт не было ровно ничего от вечно готовой к сражениям воинственной амазонки. Обычно не испытывая ни малейшего пристрастия к виски, на сей раз она то и дело прикладывалась к стакану — настолько ужасал и одновременно волновал ее рассказ подруги. Как только ей было позволено изложить свое мнение, Нэнси выразила уверенность, что беспощадные противники Имоджин — и в особенности тот голубоглазый с тюленьими усами — ни за что не сдадутся и будут бороться до последнего, пока окончательно не уверятся, что партия проиграна. И раз в калландерской полиции сидят такие непроходимые бездари, то не разумнее ли, не теряя времени даром, попросить помощи из Лондона? Тут мисс Мак-Картри пришлось поведать, что она как раз ждет приезда Аллана Каннингхэма. Воспользовавшись случаем, Имоджин разоткровенничалась и о других своих любовных похождениях, которые разворачивались на фоне героических свершений. Впрочем, первое явно вызвало у Нэнси куда более живой интерес, чем второе. Имоджин со всеми подробностями пересказала историю с любовным посланием, которое тут же, дабы не быть голословной, извлекла из шкафа. Объяснила, что сперва из осторожности приписала авторство Эндрю Линдсею, а потом Гоуэну Россу, но когда двое из трех благодаря ее стараниям оказались выведены из строя, стало совершенно ясно: записку написал Аллан Каннингхэм. Будучи в нее влюблен, он из робости не нашел иного способа признаться в своих чувствах. Уступая настойчивым просьбам Нэнси, мисс Мак-Картри в весьма восторженных тонах обрисовала ей портрет Аллана и настолько в том преуспела, что девушка не смогла удержаться от реплики:
— Но… но ведь он же совсем молодой…
— Ну, не так уж он молод, — покраснела Имоджин. — Думаю, Аллану должно быть уже где-нибудь под сорок…
— Но ведь меньше сорока?
— Да, пожалуй… Ах, Нэнси, я понимаю, что вы хотите сказать…
— О нет, уверяю вас, я ничего такого не думала…
— Да-да, Нэнси, это вполне нормально… Конечно, странно, что такой молодой человек мог увлечься женщиной, которая уже… не первой молодости, да? Как вы догадываетесь, я тоже не раз задавала себе тот же самый вопрос. Но, знаете ли, пути любви неисповедимы, и к тому же, благодарение Богу, есть еще на свете мужчины, для которых внутренняя красота важнее внешней. К тому же ведь Аллан постоянно имеет дело с артистами и ему, должно быть, уже до смерти надоели всякие безмозглые красотки… Так или иначе, но факт есть факт. А раз так, согласитесь, какой смысл ломать себе над этим голову?
Утро уже давно наступило, когда Имоджин приготовила поднос с обильным завтраком и понесла его в комнату гостьи, встретившей ее с нежностью и некоторым смущением. Усевшись у изголовья кровати, мисс Мак-Картри наблюдала, как Нанси ест, и излагала программу дня. Главное место в развлечениях отводилось осмотру мест трагических событий, пережитых ею в последнее время. Она все еще была увлечена воспоминаниями, когда у калитки сада настойчиво зазвонил колокольчик, приведенный в действие чьей-то явно твердой рукой.
— Это Аллан! — Имоджин вскочила, сразу же, чувствуя на себе слегка удивленный и растроганный взгляд Нэнси, устремилась к зеркалу и лишь потом направилась отрывать калитку. — Должно быть, я очень смешна?
— Вовсе нет, — рассмеялась Нэнси. — Вы просто влюблены, вот и все!
Но это оказался отнюдь не Аллан: перед раздосадованной Имоджин стоял констебль Тайлер. Мисс Мак-Картри встретила полицейского весьма нелюбезно:
— Чего вам здесь надо?
— Извините за беспокойство, мисс, но я пришел как официальное лицо…
— Ну и что скажете?
— Я по поручению шефа…
— Дальше что?
— Дело в том, что у него сегодня выходной. Он, видите ли, хотел бы пойти порыбачить…
— Ну и пусть рыбачит себе на здоровье или вообще катится ко всем чертям, мне-то, спрашивается, какое до этого дело? Ему что, нужно мое разрешение?
— В некотором смысле, мисс… Просто он хотел бы знать, какие у вас на сегодня планы… Если вы наметили какие-нибудь… операции, тогда ему, конечно, лучше остаться в участке… чтобы быть на месте, когда вы доставите очередного покойника… или там покойников…
— Вы что, Сэмюель Тайлер, решили сегодня с утра пораньше напиться? А ваш Арчибальд Мак-Клоста, видно, уже совсем рехнулся? Или, может, вы просто надо мной издеваетесь?
— Не сердитесь, Имоджин, я только…
— Убирайтесь-ка отсюда, Тайлер, пока я всерьез не рассердилась, и передайте своему шефу, что он самый тупоголовый кретин во всей Шотландии!
С этим убийственным приговором Имоджин круто развернулась и пошла к дому, оставив констебля в большом смущении.
* * *
Надев передник, Нэнси решила помочь Имоджин по хозяйству, и все утро подружки, не забывая орудовать тряпками и метлой, провели в задушевных разговорах, героиней которых неизменно оставалась мисс Мак-Картри — уж ей-то было что порассказать… К полудню они отправились на кухню, чтобы приготовить себе обед, простой, но достаточно сытный, ведь им предстояла длительная прогулка по окрестностям Калландера, а для этого требовались силы. Имоджин чистила лук, когда у калитки опять позвонили.
— Не дай Бог, Аллан! А я в таком виде… — всполошилась она, утерев тыльной стороной руки распухшие от слез глаза и снимая передник.
На сей раз это и вправду оказался Аллан. Увидев мисс Мак-Картри, он тут же бросился к ней и взял ее руки в свои.
— Я спешил, как мог… Вы плакали?
— Лук чистила…
От этого прозаического ответа его порыв несколько ослаб, и он на мгновение заколебался.
— Да проходите же скорей, милый Аллан! — немедленно кинулась на помощь суженому Имоджин. — Уверена, раз вы со мной, все мои несчастья уже позади!
— Я, во всяком случае, намерен остаться здесь и защищать вас, так что охотникам отравлять вам жизнь очень бы советовал поостеречься. Не в моих привычках давать в обиду тех… вернее, ту, кто… В общем, вы понимаете, что я хотел сказать?
— Конечно, Аллан… — ответила наша шотландка, вложив в эту короткую реплику все чувства, на какие была способна.
Они вместе прошли в кухню, при их появлении Нэнси туг же вскочила с места.
— Нэнси, милая, позвольте представить вам Аллана Каннингхэма… Аллан, это Нэнси Нанкетт, она тоже поспешила мне на помощь.
— О, мистер Каннингхэм, Имоджин так много мне о вас рассказывала…
— Весьма польщен, мисс… Если, конечно, она меня не слишком ругала…
— Ну что вы, совсем наоборот!
— Ах, да замолчите же вы, Нэнси… — вся зардевшись, вмешалась Имоджин. — Что же касается вас, Аллан, то будьте любезны объяснить, по каким таким причинам вы бросили меня на произвол судьбы, едва мы приехали в Калландер?
— Позвольте, Имоджин, вам не отвечать… Тем более что, судя по вашему сердечному, доверчивому письму, вы уже и сами догадались о причинах моего… бегства.
— Вы только подумайте, Нэнси, такой большой мальчик и такой робкий… — промолвила мисс Мак-Картри, не зная, смеяться или плакать.
— Что правда, то правда… Ну что ж, в наказание придется заставить мистера Каннингхэма помогать нам на кухне!
— С превеликим удовольствием!
Пока трое обитателей старого дома чистили овощи, готовили мясо и накрывали на стол, между ними завязалась непринужденная беседа, из которой — в силу известных обстоятельств — очень скоро устранилась Нэнси. Едва Аллан услышал, как Линдсей и Росс пытались убить Имоджин, он пришел в такое негодование, что даже пару раз по-мужски грубо выругался, но тут же попросил у дам извинения. По его мнению, Линдсей и Росс, с которыми он познакомился у себя в клубе, просто хотели использовать его как ширму. Когда Линдсей сказал ему о своей поездке в Шотландию, Аллан как раз собирался по делам в Эдинбург и, будучи заядлым рыболовом, с удовольствием принял предложение к нему присоединиться. Ну а потом поезд, встреча с Имоджин, ощущение, что она отдает предпочтение Линдсею, и, наконец, телефонный звонок из Эдинбурга, давший ему повод исчезнуть…
Напрочь забыв о своих матримониальных прожектах в отношении Линдсея и Росса, Имоджин вполне чистосердечно заверила Каннингхэма, что никогда даже внимания не обращала на толстяка Линдсея. Казалось, Аллана вполне удовлетворили ее объяснения и он выглядел вполне счастливым.
— И все-таки, Имоджин, — добавил он, дабы окончательно прояснить для себя ситуацию, — я никак не возьму в толк, почему все-таки эти двое решили отправиться сюда и по каким причинам они вас преследовали и даже покушались на вашу жизнь?
Лишь какую-то долю секунды поколебалась мисс Мак-Картри, прежде чем дать ответ. Она сочла, что не имеет никакого права скрывать правду от того, в ком уже видела будущего супруга, и ввела его в курс своей важной миссии, которая вот-вот завершится с возвращением сэра Генри Уордлоу. Совершенно ошеломленный услышанным, Каннингхэм поначалу, казалось, просто не мог поверить своим собственным ушам; потом с почти детским восторгом воскликнул, что мисс Мак-Картри — самая потрясающая женщина, которую ему когда-либо доводилось встречать. Ему вторила Нэнси, и Имоджин, покраснев как маков цвет, тут же отправилась за виски, чтобы скрыть смущение.
Покончив с трапезой (Аллан признался, что никогда в жизни не ел вкуснее), трое друзей пошли прогуляться. Еще до этого они решили, что и Каннингхэм тоже поселится с ними в старом домике Имоджин, ну а Нэнси возьмет на себя роль дуэньи — дабы соблюсти приличия и избежать всяких кривотолков.
По словесному портрету, который ему нарисовала Имоджин, Аллан сразу же — не успела троица войти в «Гордый хайландец», чтобы выпить по чашке чая, — узнал Герберта Флутипола. Валлиец мирно восседал в уголке и, похоже, нимало не интересовался тем, что происходит вокруг. Занятый пополнением запасов пива, Тед Булитт издали радостно приветствовал Имоджин и послал Томаса принять заказ. Ободренная присутствием Аллана, мисс Мак-Картри села так, чтобы не выпускать из поля зрения Флутипола, и сначала принялась отпускать весьма нелестные замечания по поводу уроженцев Уэльса, а потом переключилась на мужчин, которые смешат окружающих дурацкими усами. Ее поддержал Аллан, всячески одобряя ее остроумие. Нэнси же чувствовала себя явно не в своей тарелке и просила их прекратить.
Герберт Флутипол уставился на компанию своими голубыми глазами и упорно не сводил с них взгляда… Почувствовав некоторую неловкость, друзья попытались было продолжить шутки, однако этот обращенный на них пристальный взгляд портил им все удовольствие. Тогда Аллан, потеряв терпение, встал и подошел к столику валлийца.
— Сэр, мне не нравится ваша манера смотреть в нашу сторону…
В заведении тут же воцарилась тишина, а Тед Булитт, вытирая руки, вышел из-за стойки.
— Что ж, вам остается только поменять место, — ответил Герберт Флутипол с той ледяной невозмутимостью, которая в краях, где шотландская экспансивность постоянно будоражит умы, была равносильна самому жестокому оскорблению.
Быстро смекнув, что дело запахло жареным, посетители «Гордого хайландца» уставились на спорщиков. Томас же — официант заведения — кинулся к телефону, чтобы в случае чего, не теряя ни минуты, вызвать на помощь Тайлера.
— Джентльмены! Не забывайте, что здесь дамы! — попытался урезонить спорщиков Тед Булитт.
— Вот именно поэтому, — ухмыльнулся Каннингхэм, — я и не могу допустить, чтобы этот тип вел себя по-хамски!
Герберт только вздохнул.
— Полагаю, вы просто слишком много выпили…
— Я?! Нет, посмотрите-ка на него! Что ж, если угодно, я готов продемонстрировать вам, что у меня отличная реакция!
— Ладно, раз уж вы так настаиваете… Хотя, на мой взгляд, это совершенно идиотская затея…
Валлиец тяжело поднялся со стула, и присутствующие сразу заметили, что шансы у противников далеко не равны, поэтому тут же прониклись какой-то смутной антипатией к Аллану. Тед Булитт, поняв, что его попытки примирить враждующих не увенчались успехом, подал условный знак Томасу (официант стал незаметно набирать номер полицейского участка) и принялся сдвигать столы и стулья, дабы освободить место для назревающей драки.
По правде сказать, Каннингхэм не слишком-то гордился собой. Одолеть этого дряблого пузатого тюфяка — тоже мне подвиг! Может, не будь с ним дам, он и отказался бы от своего намерения, но теперь уже было поздно. Флутипол не торопясь надел шляпу и, обращаясь к Аллану, который оказался почти на голову выше, спокойно спросил:
— Ну и что же дальше?
— Извольте немедленно извиниться перед дамами, иначе мне придется вас проучить!
— Предпочитаю, чтобы меня проучили!
Весьма довольная ответом аудитория дружно перешла на сторону валлийца.
— Что ж, вы сами этого хотели!
Аллан приподнялся на цыпочках, изобразил пару обманных ударов, потом что было силы размахнулся, намереваясь нанести противнику удар слева, да так, чтобы угодить в нос — может, вид крови и боль несколько отрезвят того и заставят просить пощады. Увы, кулаку не суждено было достичь желанной цели. Впоследствии Каннингхэм, как ни старался, так и не смог понять, что же с ним, в сущности, произошло. Во всяком случае, когда к нему вернулась способность соображать, он уже лежал на спине, почти лишившись чувств от сильнейшего удара об пол, неизвестно как перелетев предварительно через плечо валлийца. Друзья Теда Булитта в полном восторге издали оглушительное «ур-р-ра!»… Имоджин, горя желанием отомстить за своего кавалера, готова была вцепиться ногтями в покидавшего поле брани Флутипола, как суровый окрик буквально пригвоздил всех к месту:
— Что это здесь происходит?
И в проеме двери выросла знакомая фигура Сэмюеля Тайлера.
— Ага, так я и знал! — вздохнул он, увидев мисс Мак-Картри.
С приходом полицейского всеобщее оживление несколько улеглось и все расселись по своим местам. Поскольку официальных жалоб никто подавать не собирался, Тайлер в порядке компенсации за причиненное беспокойство согласился пропустить стаканчик, который предложил ему Тед Булитт. Мисс Мак-Картри же покинула заведение, провожаемая весьма недоброжелательным молчанием, и вынуждена была признать, что все больше и больше теряет в общественном мнении Калландера. В другие времена, может, это бы ее и огорчило, но теперь, когда рядом шагал Аллан, ей было в высшей степени наплевать на все, что не имело прямого отношения к ее любовным переживаниям.
Когда мисс Мак-Картри вернулась с гостями домой, Нэнси, объяснив, что слишком перепугалась из-за всей этой истории, отказалась от ужина и попросила разрешения немедленно лечь в постель. Разрешение было дано, а Имоджин даже пообещала принести ей наверх чашечку чая. Нет-нет, она и в самом деле была искренне привязана к подруге, — просто сейчас ее куда больше волновало здоровье Каннингхэма, которого она чуть не силком заставила выпить почти неразбавленного виски и то и дело справлялась, не болит ли у него где-нибудь.
— Ах, дорогая Имоджин, если меня что-то и мучает, то это стыд… Оказаться посмешищем в вашем присутствии… Нет-нет, никогда себе этого не прощу!
— Ну полно, дружочек мой хороший, не надо говорить глупости!..
— Мне и в голову не могло прийти, что старая развалина так владеет дзюдо…
— Да вам бы, Аллан, никогда до этого и не додуматься… Надо быть презренным трусом, чтобы применять запрещенные приемы в честной драке!
— Ах, милая Имоджин, неужели вы и вправду на меня не сердитесь?
Вконец растрогавшись, она погладила молодого человека по щеке и прошептала:
— Ну что вы, Аллан… Разве я смогу когда-нибудь забыть, что ради меня вы рисковали собственной жизнью? Ну а теперь мне нужно отнести чашку чая бедняжке Нэнси. А вы пока расслабьтесь как следует и отдыхайте. Я мигом вернусь.
Слишком переволновавшись, Нэнси так и не смогла заснуть. Глаза у нее лихорадочно блестели, и сердобольная Имоджин даже предложила позвать врача. Однако мисс Нанкетт, услыхав об этом, категорически запротестовала: она вовсе не больна, ей просто не по себе, потому что она впервые по-настоящему поняла, какая опасность грозит ее подруге. Теперь ей ясно, что враг, не колеблясь ни секунды, убьет Имоджин, чтобы завладеть секретными документами. Ее прямо дрожь пробирает, стоит лишь вспомнить, с какой злобой смотрел на Имоджин этот валлиец. Не привыкшая к таким проявлениям чувств, мисс Мак-Картри с трудом сдержала слезы.
— Обещаю вам, дорогая Нэнси, не забывать об осторожности…
— Ах, Имоджин, боюсь, это вас не убережет… Ведь мы же не можем быть все время рядом… Как подумаю, что этот зверюга будет вас постоянно выслеживать и, выбрав минуту, когда нас не будет поблизости, попытается с вами расправиться!..
В дрожащем голоске Нэнси звучала такая уверенность, что Имоджин невольно поддалась ее страхам.
— Но что же мне делать, милая! Ведь не в моей власти ускорить приезд сэра Генри!
— Может, вы хотя бы найдете какой-нибудь надежный тайник, который избавит вас от необходимости постоянно носить документы при себе?
— Разве существует что-нибудь надежнее?..
— Надежно-то надежно, но уж слишком опасно!
— Тем хуже для меня!
— Пожалуйста, не говорите так, Имоджин, а то я просто с ума схожу от страха! Послушайте, а почему бы вам не отдать эти бумаги мистеру Каннингхэму?
— Аллану?
— Уж ему-то вы доверяете?
— Конечно, но какое я имею право подвергать его такой опасности!
— Так ведь об этом никто даже не узнает! Зато это единственный шанс, что бумаги не попадут в руки этого ужасного типа! И потом, уверена, мистер Каннингхэм будет очень тронут таким свидетельством вашего доверия…
От этого последнего аргумента душу Имоджин охватил какой-то легкий трепет. Конечно, если она вручит Аллану свою честь, это будет равносильно самому пылкому признанию, и тогда, кто знает, может, и он наконец-то отважится произнести слова, которых она так давно от него ждет…
— Похоже, Нэнси, вы правы… Надо будет подумать…
* * *
Тем временем Каннингхэм, расположившись в гостиной, судя по всему, старательно отдавал должное виски мисс Мак-Картри. Когда она вошла, молодой человек тут же вскочил и ни за что не соглашался снова сесть, пока Имоджин не устроилась напротив.
— Как там мисс Нанкетт?
— Немножечко получше… Бедняжка ужасно волнуется. Боится, как бы на меня опять не напали, чтобы завладеть этим злополучным конвертом с чертежами самолета «Кэмбелл-777». Она хочет, чтобы я отдала его вам…
— Прекрасная идея! Клянусь, что уж у меня-то их никто не отнимет!
— Да в этом-то я не сомневаюсь, только… Аллан, поймите меня правильно. Раз уж мне доверили такой документ… не могу же я передавать его на хранение первому встречному…
— Выходит, Имоджин, я для вас первый встречный?..
— Ах, ну конечно нет, но…
— Послушайте, Имоджин, — вдруг взволнованно проговорил он, схватив ее за руки, — пожалуй, нам пора объясниться… Думаю, вы уже догадались о моих чувствах, не правда ли? Та записка, которую у меня не хватило смелости подписать… Тогда я не решился признаться, так позвольте же мне сделать это сейчас…
Мисс Мак-Картри с трудом различала голос своего визави, настолько оглушительно билось ее сердце…
— Конечно, прошу вас… пожалуйста… — пролепетала она.
— Я люблю вас, Имоджин… Хотите ли вы стать моей женой?..
Шотландка чуть слышно вскрикнула, словно раненая птица.
— Вы рассердились? Вы отвергаете мое предложение?
— Да нет же, Аллан, нет… просто… ведь я же на много лет старше вас…
— Какое это имеет значение! Разве для любви существует возраст?.. Да у вас сердце двадцатилетней девушки! Оно куда моложе моего… Соглашайтесь же, Имоджин! И вы сделаете меня счастливейшим человеком на свете!
— Ах, подождите, не надо так торопиться… я… мне…
Имоджин вскочила и бросилась в кухню. Там, старательно заперев за собой дверь, она выпила целый стакан воды, потом достала из укромного места пакет, снова привела платье в порядок и вернулась в гостиную.
— Вот документы, Аллан, из-за которых я едва не рассталась с жизнью… Передавая их в ваши руки, я даю самое убедительное свидетельство доверия, которое к вам испытываю… Раз уж нам суждено стать мужем и женой, деля горе и радость, что ж, думаю, будет справедливо, если мы разделим и эту тяжелую ответственность…
— Теперь, Имоджин, — торжественно произнес Каннингхэм, принимая у нее конверт и пряча его в карман, — негодяи смогут завладеть пакетом, только лишив меня жизни!
— Ах, дорогой Аллан, если они убьют вас, пусть уж тогда убьют и меня!
В смущении они стояли молча, не зная, как вести себя после этого порыва, вознесшего их на самые вершины человеческих эмоций.
— Вроде бы жениху и невесте положено поцеловаться… — поправ стыдливость, мужественно промолвила Имоджин.
— Я не смел…
Каннингхэм обнял мисс Мак-Картри, и та, зажмурив глаза, уже подставила губы, готовясь к первому в своей жизни поцелую, но Аллан неловко чмокнул ее в лоб. Ах, какой же, право, застенчивый!..
Имоджин изъявила желание выпить перед сном чашечку чая, и Аллан настоял, что займется этим сам, а вернувшись с подносом, торжественно объявил: отныне так будет каждый вечер. Глубоко растроганная вниманием, Имоджин постеснялась сказать жениху, что напиток почему-то оказался несколько горьковатым — может, он от избытка чувств забыл добавить сахару…
Вскоре мисс Мак-Картри, вконец разомлев от розовых грез, поняла, что клюет носом. Поначалу она попыталась бороться с сонливостью, но на сей раз усталость все-таки одержала верх. И, пожелав Аллану спокойной ночи, она, еле волоча ноги, побрела к себе в комнату. Проходя мимо двери Нэнси, хотела зайти и сообщить подруге о помолвке, но сил уже не было. Имоджин долго раздевалась, то и дело погружаясь в тяжелую дремоту. С неимоверным трудом натянув наконец ночную сорочку, она не легла, а скорее упала в постель; но прежде чем окончательно утратить способность что бы то ни было соображать, успела-таки уловить, как свежий степной ветер негромко напевает ей «Свадебный марш» Мендельсона.
