Глава девятая

Спала Имоджин плохо. Она без конца ворочалась в постели, не в силах заснуть от мучительного нетерпения. Казалось, утро никогда не настанет — утро того дня, когда ей суждено принять самое важное в жизни решение: согласиться или ответить отказом, если Гоуэн Росс предложит ей стать его женой? Вправе ли она вводить чужака в святилище, где царят Роберт Брюс, сэр Вальтер Скотт и ее родной папаша? Если Гоуэн любит ее по-настоящему, ему придется разделить и ее вкусы, потому что она ни за что на свете не променяет своих старых боевых товарищей на того, кто появился в ее жизни с таким опозданием.

От этих сладких грез мисс Мак-Картри оторвало эхо шагов только что появившейся на кухне миссис Элрой.

Колючий вид домоправительницы, ее глухое молчание, неприветливое «здрасьте» в ответ на любезное приветствие — все неопровержимо свидетельствовало: старушка упрямо стоит на своем и считает, что обитатели Калландера не ошибаются, принимая ее воспитанницу за опасную сумасбродку. Однако у Имоджин не было ни малейшего желания позволить этой брюзге Розмари испортить себе столь долгожданный день. Поэтому она с отменным аппетитом позавтракала и тут же поднялась в свою комнату. Надо было соорудить себе такой наряд, в котором бы все подчеркивало безупречные добродетели его обладательницы, но в то же время какой-то броский пустячок, этакая маленькая вольность подавала известные надежды — понятно, самого благонравного толка… Она была готова задолго до условленного часа и скорее по привычке — так, на всякий случай — сунула в сумочку револьвер.

Ровно в десять сердце Имоджин бешено забилось при звуке автомобильного гудка. В тот же момент снизу послышался голос Розмари:

— Мисс Имоджин! Вас тут спрашивает вчерашний господин!

— Иду!

Прежде чем выйти из комнаты, мисс Мак-Картри в последний раз огляделась вокруг: кто знает, может, по возвращении она уже увидит все это в совершенно ином свете… У нее не хватило духу посмотреть на Роберта Брюса, Вальтера Скотта и отца — было такое чувство, словно она их предает.

Имоджин хотелось выскользнуть из дому так, чтобы не объясняться с миссис Элрой, но домоправительница, будто угадав намерения хозяйки, как нарочно, торчала у порота. Похоже, она вовсе не собиралась лишать себя интересного зрелища.

— Это что ж, выходит, вы уезжаете?

— Да, мы собираемся перекусить на природе.

— Как, вот так, вдвоем?

— Да, а что?

— Да нет, ничего, просто мне подумалось, что бы сказал бедный капитан, если бы увидел, как его дочь уезжает за город с мужчиной… Хоть бы уж взяли кого с собой для приличия, а то ведь мало ли что…

— Да полно вам, миссис Элрой, вы что, забыли, что мне уже под пятьдесят?

— Какая разница!.. Девушка есть девушка! Во всяком случае, вы уж хоть этого-то назад живым привезите!

Довольная, что удачно съязвила напоследок, старушка повернулась и скрылась в кухне, оставив Имоджин в полнейшем замешательстве. Но навстречу ей уже спешил Гоуэн, лепеча, как безмерно рад, что благодаря ему она сможет целый день отдохнуть на свежем воздухе. Мисс Мак-Картри была глубоко тронута такой заботой, хотя, впрочем, это не помешало ей заметить серьезные погрешности в одежде кавалера — цвета были подобраны кое-как и совершенно не гармонировали друг с другом, и она решила, что, как только они поженятся, надо будет сразу заняться его гардеробом.

Едва они добрались до Троссахов, где за каждой скалой шотландке мерещились доблестные лучники Роба Роя, Имоджин сразу же подумала, что Росс не очень-то удачно выбрал место для любовного свидания: в этих прославленных краях все скорей звало на подвиги, чем располагало к нежным излияниям. Она сделала было попытку настроиться на романтический лад, как и подобает приличной девушке в предвкушении того момента, когда некий весьма достойный мужчина вверит ей жизнь и состояние; но, как ни старалась, вместо биения собственного сердца ей все время слышался топот несущейся галопом конницы.

— Имоджин, я бы хотел еще раз извиниться перед вами за ту историю с Линдсеем, во всяком случае, лично я знал его под таким именем. Мне все время немного не по себе… Ведь мы были вместе, значит, я тоже несу какую-то ответственность за случившееся. Но хочу повторить, что это было всего лишь клубное знакомство, как, впрочем, и с Алланом Каннингхэмом.

Тут наконец Имоджин стала различать удары собственного сердца.

— По-моему, мистер Каннингхэм производит впечатление очень благовоспитанного молодого человека, не так ли? — этак безразлично заметила она.

— Да, пожалуй, он настоящий джентльмен. Кстати, не помню, говорил ли я, что он просил передать вам привет?

— Очень любезно с его стороны. Намерен ли он в ближайшее время вернуться в Калландер?

— Думаю, он появится здесь, как только закончит все дела с этой певицей.

— Должно быть, она очаровательна? — вновь почувствовав уколы ревности, проронила мисс Мак-Картри.

— Ну, не сказал бы… Вот голос у нее действительно… а сама она, на мой взгляд, выглядит несколько вульгарно…

Имоджин вдруг почувствовала прилив симпатии к Россу.

Вытащив из автомобиля корзинку с провизией, которую взялся нести Росс, они оставили машину у дороги и решили прогуляться среди скал. Гоуэн очень быстро стал задыхаться, пот лил с него градом. «Надо будет заставить его каждое утро заниматься гимнастикой, пусть хоть два-три упражнения», — тут же подумала Имоджин. Самое досадное, что Росс считал своим долгом без умолку тараторить, но из-за одышки то и дело надолго умолкал посреди фразы. Имоджин с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться, хотя в том, что он говорил, не было ровно ничего смешного: Гоуэн доверчиво излагал ей историю своей жизни. Отца он не знал, и воспитывала его в одиночестве некая миссис Росс — насколько поняла Имоджин, женщина с характером, не терпевшая, чтобы у сына было мнение, хоть в чем-то отличное от ее собственного. Понятно, и думать было нечего привести еще одну женщину в дом, где безраздельно правила деспотичная мать. Гоуэн рос боязливым ребенком, потом стал безвольным подростком, из которого превратился в болезненно застенчивого юношу, потом в бесхарактерного мужчину и, наконец, оставаясь в пятьдесят лет старым холостяком, все так же боялся матери, как и десятилетним мальчуганом. В прошлом году миссис Росс умерла, и Гоуэн, вдруг оказавшись предоставлен самому себе, понятия не имел, как жить дальше. Короче говоря, мисс Мак-Картри сразу догадалась, что спутник ее, едва освободившись от многолетнего рабства, не чает надеть на себя новое ярмо — свобода его только обременяет. Да, такого окрутить проще простого. Имоджин, в чьих жилах, не следует забывать, все-таки текла кровь деспотичного капитана индийской армии, уже не без удовольствия представляла себя полновластной хозяйкой дома, не терпящей никаких возражений и требующей от всех непререкаемого подчинения. Похоже, и вправду этот Гоуэн Росс сделан для нее словно по заказу…

Они карабкались на скалу, выбранную конечной целью их прогулки. Добравшись первой, Имоджин протянула руку Гоуэну, тот с готовностью ухватился, и она, поднатужившись, втащила его на вершину. Переведя дыхание, они залюбовались раскинувшимся перед их взорами пейзажем и сразу, вот уже в который раз, пришли к единодушному мнению, что Шотландия — самая прекрасная страна на свете, а если всякие инородцы упорно отказываются признать этот очевидный факт, то исключительно по своей врожденной злокозненности.

Потом Гоуэн Росс открыл корзину и начал вынимать провизию. Сперва на расписанной незабудками тарелочке появился омлет с конфитюром, за ним, как закуска, салат из сырой морковки и, наконец, гвоздь программы — холодный осклизлый пудинг, при виде которого в ужасе отпрянул бы любой, кто рожден к югу от Шевиотовых холмов. Потому что только шотландские желудки умудряются без особых хлопот переваривать это причудливое месиво, состоящее из всевозможных потрохов и овсяной муки. И дополнила этот роскошный экспромт бутылка отменного шотландского виски.

Для начала Имоджин со спутником выпили по глоточку за процветание Шотландии, потом другой — за дружбу, потом третий — за посрамление врагов мисс Мак-Картри. На этой скале, которую ласково овевал, принося с собой аромат вереска, степной ветер, Имоджин с Гоуэном почувствовали себя вроде Адама и Евы накануне изгнания из рая. Вот тут-то Гоуэн, набравшись храбрости, и решился на серьезный разговор.

— Позвольте признаться, дорогая Имоджин, что мне с вами очень хорошо…

— Приятно слышать, Гоуэн…

— И что… что мне бы… в общем, мне бы хотелось, чтобы мы с вами больше никогда не расставались…

В смехе, которым встретила мисс Мак-Картри эти слова, слышалось и нежное воркование голубки, и веселье ласковой насмешки.

— Насколько я понимаю, Гоуэн, вы намерены предложить мне стать вашей законной женой. Угадала?

— Ах, это мое самое заветное желание!

— Что ж, думаю, мы могли бы составить очень счастливую супружескую пару…

— О! Имоджин, дорогая, дражайшая Имоджин!

И как желторотый юнец, Росс схватил руку возлюбленной и стал буквально осыпать ее поцелуями. Имоджин не знала, то ли плакать, то ли смеяться. В то же время ее раздувало от гордости при мысли, что еще ни одна помолвка не происходила в такой романтической обстановке — в Троссахских скалах, где небо Шотландии единственный свидетель! Лишь в нескольких метрах от них росло какое-то невзрачное на вид, но вполне крепкое деревце, которое напоминало часового, охраняющего влюбленных на случай появления коварного неприятеля.

Они чокнулись и выпили за свое будущее счастье. Виски привело обоих в состояние легкой эйфории. Однако Имоджин, как истинная шотландка, никогда полностью не терявшая здравого смысла, вдруг заметила:

— Лично я зарабатываю в Адмиралтействе двенадцать фунтов в неделю…

— А я в компании «Ирхэм и Джордж» получаю каждую пятницу ровно двадцать один фунт.

— Значит, всего у нас будет тридцать три фунта в неделю…

— Думаю, нам хватит, как вы считаете?

— Я тоже так думаю! Понятно, жить мы будем у меня, в Челси.

— Всю жизнь мечтал жить в Челси…

Они с удовлетворением обнаружили, что оба без труда пришли к согласию по всем жизненно важным вопросам, и выпили еще по чуть-чуть, дабы отметить это редкое единение душ. Потом уничтожили салат из сырой морковки. Прежде чем приступить к пудингу, Росс заметил:

— Вообще-то, Имоджин, мы с вами могли бы стать еще богаче и вести совсем уж безбедное существование… Как вы, например, смотрите на то, чтобы проводить зиму где-нибудь на южном солнышке?

Мисс Мак-Картри подумалось, что Гоуэн переносит виски гораздо хуже ее самой.

— Может, скажете, что мне больше не придется служить в Адмиралтействе?

— Конечно, и я тоже смогу уйти от «Ирхэма и Джорджа»!

— И каким же чудесным образом мы с вами сможем разбогатеть?

— Вы ведь носите при себе документы, которые стоят кучу денег…

Имоджин решила, что это просто какая-то не очень удачная шутка.

— Дело в том, что они, к сожалению, принадлежат не мне, а Англии!

— Но ведь вы-то, насколько мне известно, не англичанка, а шотландка!

Шутка нравилась Имоджин все меньше и меньше. Она нахмурила брови и строго заметила:

— Когда на карту поставлена национальная безопасность, тут уж, Гоуэн, не время делиться на англичан и шотландцев.

— Не сомневаюсь, что вы могли бы получить за них никак не меньше десяти тысяч фунтов.

В душу Имоджин закралось страшное подозрение: уж не для того ли Росс за ней и ухаживал, чтобы уговорить ее пойти на эту омерзительную сделку?

— Ладно, Гоуэн, хватит шутить, уверяю вас, это совсем не смешно!

— Нет, отчего же, лично меня все это очень даже забавляет.

Внезапно изменившийся тон жениха заставил ее слегка вздрогнуть. Что все это значит?

— Что-то я, Гоуэн, никак не пойму, что вы имеете в виду? — спросила она, несколько утратив былую уверенность.

— Очень жаль. Полагаю, мы уже достаточно поразвлеклись, теперь пора поговорить серьезно.

Прямо на глазах оцепеневшей от ужаса Имоджин с Россом произошла настоящая метаморфоза. Куда-то исчез краснеющий по всякому пустяку добродушный толстячок со взглядом застенчивого мальчишки. Перед ней был пусть и невысокий, но производивший благодаря дородности впечатление какой-то каменной глыбы незнакомец с прямо-таки устрашающим металлическим блеском в глазах. Стараясь побороть охватившую ее панику, она вскочила с места.

— Гоуэн Росс! — не проговорила, а скорее прокричала мисс Мак-Картри, постаравшись придать как можно больше твердости голосу. — Прошу вас немедленно отвезти меня обратно в Калландер!

— Не стоит так сердиться, Имоджин, — сказал он, также поднимаясь с места. — Лучше успокойтесь и выслушайте меня хорошенько.

— Если вы собираетесь по-прежнему настаивать на своем дурацком предложении, то советую вам помолчать, в противном случае…

— Ну и что же будет в противном случае?

— В противном случае я могу передумать и возьму свое слово назад!

В ответ он разразился таким чудовищно вульгарным хохотом, что мисс Мак-Картри сразу поняла: шансов стать миссис Росс у нее не больше, чем называться миссис Линдсей. Чтобы избежать объяснений и не слышать то, чего больше всего боялась, она хотела сбежать, но Гоуэн преградил ей дорогу.

— Ни с места, мисс! Мне во что бы то ни стало нужны документы, и я все равно их получу, даже если придется доставать их самому!

Имоджин с отчаянием посмотрела на сумку, где лежал ее револьвер, но — увы! — она была между нею и врагом. Оставалось только схитрить, пытаясь выиграть время.

— А я-то думала, что вы меня действительно любите.

— Перестаньте валять дурочку! У меня есть дела поважней, чем крутить любовь с полоумными перезрелыми шотландками! Вы что, и вправду подумали, будто это я написал ту любовную записку, которая так поразила ваше убогое воображение?.. Вы убили моего старого друга и боевого товарища, и вам придется заплатить за это сполна! А ну-ка быстро гоните бумаги, не то буду вынужден взять их силой!

Мисс Мак-Картри отступила на самый край скалы, за спиной был обрыв. До земли метров пять, вряд ли удастся прыгнуть вниз, не сломав при этом руку или ногу, а уж тогда-то она окажется полностью во власти этого бандита. Словно заточенная в неприступной башне сестра Анна, она безнадежным взглядом окинула окрестности, но ничего утешительного не обнаружила. И только тут поняла, что ее песенка спета.

— Что ж, вы сами этого хотели! — проговорил Гоуэн Росс и начал угрожающе приближаться к Имоджин Мак-Картри.

Но витавший окрест дух Роба Роя не мог допустить, чтобы от руки предателя погибла та, в чьих жилах как-никак текла его собственная кровь, а потому подстроил, чтобы гнусный Росс в спешке ступил ногой в омлет с конфитюром, поскользнулся и со всего размаху шлепнулся на спину, глухо ударившись головой о скалу. Подчиняясь инстинкту бывалого вояки, Имоджин встрепенулась и всей тяжестью рухнула на грудь противника. Из Гоуэна вырвался какой-то свист, похожий на звук, который издает воздушный шар, если из него резко выпустить воздух. Не подлежало никакому сомнению, что он, во всяком случае временно, выбыл из игры. Сидя верхом на поверженном враге, мисс Мак-Картри пыталась немного отдышаться, когда вдруг у нее за спиной послышался спокойный голос:

— Этак вы ему вдобавок еще и легкие повредите!

Имоджин испуганно вскрикнула и вскочила, оказавшись лицом к лицу с новым противником — естественно, все тем же Гербертом Флутиполом. Он, несомненно, явился сюда, чтобы довести до конца неудавшуюся попытку своего сообщника или соперника. Валлиец стоял на том краю площадки, где поднимались они с Гоуэном. Имоджин рассчитала, что, прежде чем враг до нее добежит, она успеет достать револьвер. Исполнив свое намерение, она тщательно навела оружие на оцепеневшего от изумления Герберта и крикнула:

— Прощайся с жизнью, ты, валлиец паршивый!

— Успокойтесь, Имоджин! — крикнул Флутипол, судорожно поднимая руки. — Не надо так сердиться!

К счастью для него, огромная пуля прошла сантиметрах в четырех от цели, расщепив толстую ветку на дереве-часовом, которым всего несколько минут назад мирно любовалась шотландка. Не дожидаясь, пока она повторит свой смертоносный эксперимент, валлиец что было духу припустил в сторону пустоши, да так, что развевавшиеся от скорости полы куртки издалека напоминали юбочку танцовщицы. Имоджин еще раз выстрелила в сторону быстро удаляющегося противника, пуля отколола от скалы весьма увесистый кусок. Довольный собой, дух Роба Роя удалился с чувством выполненного долга.

Придя в себя от оглушительной пальбы, Росс застонал и попытался было встать на ноги. Однако мисс Мак-Картри, в которой вновь заговорила кровь клана Мак-Грегора, поспешно опустилась перед ним на колени и так огрела по макушке рукояткой револьвера, что мгновенно закровоточила большущая рана, а владелец головы снова отключился. Приняв эти необходимые меры предосторожности, шотландка хорошенько связала Росса, вытащив для благой цели резинки, поддерживавшие снизу ее панталоны. Потом, дабы помешать негодяю сквернословить в присутствии дамы и оскорблять ее девичью честь, засунула ему в рот огромный кляп, не забыв, однако, оставить открытым нос — пусть пока подышит. После этого отрезала себе солидный ломоть пудинга и запила его изрядным глотком виски. Росс, который к тому времени снова пришел в сознание, смотрел на нее с нескрываемой ненавистью.

— Ваше здоровье, Гоуэн Росс, — издевательски проговорила мисс Мак-Картри, поднимая стакан. — Надеюсь, теперь вы поняли, что значит грубить девушке из Хайландии!

Без сожаления покидая место несостоявшегося пира, Имоджин ухватила Гоуэна за ворот и поволокла, словно мешок с картошкой, намереваясь как-нибудь дотащить до оставленного на дороге автомобиля. Нетрудно догадаться, что пленнику при этом довелось пережить весьма тяжкие моменты; а поскольку он то и дело брыкался, показывая тем свое глубокое неудовольствие, мисс Мак-Картри пришлось остановиться и сделать ему строгое внушение:

— Послушайте-ка, Гоуэн, я и так уже очень устала и тащу вас вовсе не для развлечения. Но ничего не поделаешь, дело есть дело… Так что вы уж лучше не осложняйте мне жизнь, а то ведь придется опять треснуть вас по голове… И мне утомительно, и вам ни к чему… Ну что, смекнули? А теперь решайте сами!

Фермер Питер Хоувнен пребывал в прекрасном расположении духа. Он только что нанес визит семейству Коллинзов, чью единственную дочь Рут очень надеялся заполучить в жены. Приняли его там весьма радушно, что говорило о самых приятных перспективах и позволяло надеяться на безбедное будущее. Такой успех невредно было и обмыть, и Питер направился в Калландер, намереваясь побаловать себя стаканчиком-другим в «Гордом хайландце».

Ему оставалось уже всего ничего до цели, когда он заметил на краю дороги автомобиль и низко склонившуюся над мотором незнакомую женщину. Видя в каждой встречной особе женского пола свою возлюбленную Рут, он решил проявить галантность. Затормозив рядом с машиной, которая принадлежала владельцу калландерского гаража Биллу Васкотту, Питер любезно предложил даме помощь. При ближайшем рассмотрении особа оказалась долговязой, рыжей и с весьма энергичными ухватками.

— Что-нибудь не в порядке, мисс?

— Он что-то заикал, а потом остановился и ни с места, — ответила Имоджин, повернув озабоченное лицо к доброму самаритянину.

Питер, который тешил себя надеждой, что кое-что смыслит в технике, сразу же определил: мотор не подает ни малейших признаков жизни. Огорченный таким поворотом событий, он уже начал было подумывать, как бы смотаться без особого позора, но тут ему пришло в голову взглянуть на приборный щиток.

— А вам известно, мисс, что эти машины… в общем, обычно они работают на бензине? — со вздохом облегчения спросил Питер.

— Что за странный вопрос, молодой человек?

— Да нет, я просто так, из любопытства, потому что у вас в баке нет ни капли бензина.

— Ну и ну!

— А вам далеко ехать?

— Да нет, тут близко, до Калландера.

— В таком случае могу вас выручить, у меня есть запасная канистра, в ней пять литров.

Хоувнен сходил за канистрой и перелил ее в бак. Имоджин рассыпалась в благодарностях и открыла сумку, чтобы расплатиться. Узрев громадный револьвер, Питер чуть не подпрыгнул на месте. Он уже проклинал свои старомодные рыцарские замашки и думал лишь о том, как бы унести ноги. Получив с мисс Мак-Картри деньги, он пробормотал какие-то слова благодарности и уж было бросился к своей машине, как вдруг почувствовал, что ноги подкосились и более не желают его слушаться: на заднем сиденье автомобиля воинственной дамы лежал окровавленный человек, весь, как свиная колбаса, перевязанный бечевками. Секунду фермер размышлял, как поступить. Не будь дама вооружена, он бы, конечно, тут же кинулся на помощь несчастному… Но в данных обстоятельствах, пожалуй, самое разумное — как можно скорее добраться до Калландера и сразу же заявить в полицейский участок. Хоувнен заставил себя не спеша сесть в автомобиль, плавно тронулся с места и, проезжая мимо, приветливо помахал мисс Мак-Картри. Но как только, взглянув в зеркальце, удостоверился, что ужасная женщина напрочь забыла о его существовании, тут же нажал на газ и понесся в сторону городка. Возясь с капотом, который никак не желал закрываться, Имоджин на секунду отвела глаза и увидела как ее спаситель, лихо просвистев шинами, стремительно исчез за поворотом. Она неодобрительно покачала головой: ну и молодежь нынче пошла…

Покорившись судьбе, Арчибальд Мак-Клоста смирил гордыню и покинул поле боя, из которого вот уже больше недели, не щадя сил, надеялся выйти победителем. С трагическим видом указывая пальцем на шахматную доску, где в идеальном порядке выстроились черные и белые фигуры, голосом, звеневшим горечью поверженного воина, сержант спросил констебля:

— Ну а вот вы, Сэмюель, как бы вы тут сделали мат в три хода?

Тайлер склонился над доской, но даже не успел осмыслить комбинацию: за окном визгливо заскрипели тормоза. Через какую-то долю секунды в полицейский участок как безумный ворвался Питер Хоувнен и прямо с порога заорал:

— Шеф! Послушайте! Шеф!

Не в силах произнести больше ни слова, фермер рухнул на стул, сраженный слишком сильными эмоциями. Полицейские переглянулись между собой, одновременно подумав: «Пьяный! Дурака валяет!» Мак-Клоста схватил Питера за плечо и, сильно встряхнув, спросил:

— Ну что, мой мальчик? Что вам там еще померещилось?

— Шеф!.. Если бы вы только видели!

— Что я там еще должен видеть?

— Эту женщину…

Словно подчиняясь какому-то инстинкту, полицейские снова переглянулись. С тех пор как они свели близкое знакомство с Имоджин Мак-Картри, при слове «женщина» обоим почему-то мерещилась неизбежная катастрофа.

— Ну так что, вы будете говорить или нет?

— У нее в сумке во-о-от такой револьвер!.. Я видел, когда она мне деньги давала! А у этого типа все лицо в крови, во рту кляп, и он весь вдоль и поперек перевязан…

— Видите, Тайлер, — рассудительно заметил Арчибальд Мак-Клоста, — я всегда говорил, что помешательство заразительно. И вот вам, пожалуйста, пример. Не успела здесь появиться эта окаянная рыжая бестия, как все они будто…

— Да-да-да, именно рыжая! — Питер даже со стула вскочил от возбуждения. — Как вы догадались? Она даже напомнила мне сестру нашего пастора!

Тайлеру удалось несколько успокоить фермера, и в конце концов тот более или менее связно обрисовал картину своей встречи с Имоджин. Арчибальд ограничился тем, что, не скрывая отвращения, заметил:

— Знаем, знаем мы эту вашу незнакомку рыжую. Это же Имоджин Мак-Картри.

— Как?! Та самая?!

— Да-да, именно та самая…

— И вы ничего не сделаете, чтобы спасти этого несчастного?

— Не волнуйтесь, молодой человек, мисс Мак-Картри имеет обыкновение сама докладывать нам о своих проделках… Впрочем, судите сами, вот и она!

И Питер в полнейшем изумлении увидел входившую в участок Имоджин.

— Тайлер, я там кое-что для вас привезла, поищите в машине!

— Ну, что я вам говорил? — подмигнул юному фермеру Арчибальд. — А теперь, друг мой, давайте-ка убирайтесь отсюда, да поживей!

Хоувнен попытался схитрить, только бы остаться и посмотреть, что будет происходить в полицейском участке, но Мак-Клоста безжалостно выставил его за дверь.

Зато Имоджин пришлось подождать, пока эдинбургская полиция не приедет и не заберет с собой Гоуэна Росса. Верный своему долгу Арчибальд протелеграфировал в Эдинбург, дабы поставить их в известность о новых злодеяниях мисс Мак-Картри, но там, оказывается, были уже в курсе и даже послали машину, чтобы как можно скорее забрать добычу. Что же касается Гоуэна Росса, то он был так ослаблен физически и раздавлен морально, что и не пытался ничего скрывать и тут же во всем признался. Единственный демарш, который он себе позволил, — это нехорошо обругать мисс Мак-Картри. Уже покидая в сопровождении людей из Эдинбурга полицейский участок, Росс задержался перед рыжей шотландкой и злобно бросил ей в лицо: «У-у-у, с-сука!»

— Пожалуй, даже этим негодяям порой не откажешь в наблюдательности… — заметил на это при всеобщем молчании шеф калландерской полиции.

Имоджин бросила на него грозный взгляд и удалилась. На тротуаре перед участком уже собрались зеваки, которые смотрели на нее, не произнося ни единого слова. Для мисс Мак-Картри это молчание было хуже любых оскорблении. Ну что она им плохого сделала? Неужели трудно понять, что это ради них она рисковала собственной жизнью?! О, эта неблагодарность толпы… Вернувшись к себе, Имоджин застала там миссис Элрой, которая вроде нарочно ее поджидала.

— Вы решили вернуться, миссис Элрой?

— Да, мисс Мак-Картри, я вернулась, чтобы сказать вам, что ухожу.

— Все-таки уходите?

— Я ведь вас предупреждала! Мне только что рассказали, во что вы превратили в Троссахах этого беднягу…

— Да он же преступник!

— Моя мама, она всегда говорила: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты…» Так вот, если бы покойный капитан видел…

— Если бы покойный капитан видел, как идиотка вроде вас лезет не в свои дела и пытается судить о том, в чем ровно ничего не смыслит, он не поленился бы выйти из могилы, чтобы задать вам хорошую трепку!

Миссис Элрой чуть не проглотила свои вставные челюсти. Впервые за семьдесят лет кто-то осмелился разговаривать с ней в подобном тоне! У нее нашлось бы что ответить, но воинственный вид Имоджин удержал экономку от этого рискованного шага.

— Вы должны мне два фунта и шесть пенсов, — только и произнесла она.

— Вот, держите, — бросила мисс Мак-Картри, порывшись в сумочке, — а теперь убирайтесь!

— Да ноги моей здесь больше не будет! Кто же это, интересно, согласится по доброй воле служить у такой, с позволения сказать, девицы?

В крайнем раздражении миссис Элрой покинула дом, а Имоджин поднялась к себе и разрыдалась. Троица ангелов-хранителей — Роберт Брюс, Вальтер Скотт да собственный папаша — уже не оказывала своим присутствием никакого морального содействия. Ну что такое поддержка бесплотных духов перед жестокостью живых?.. Униженная, оскорбленная, Имоджин, казалось, совсем уж дошла до точки, как вдруг ее, словно какой-то светлый луч, пронзила одна мысль, и все сразу предстало в ином — ласковом и теплом — свете. Ведь если ни Линдсей, ни Росс не писали ей любовных записок, значит, это сделал Аллан Каннингхэм!.. Аллан!.. Милый Аллан, при мысли о котором сердце Имоджин забилось, как трепетало некогда сердечко Джульетты при одном только имени Ромео… пусть даже по возрасту наша новоявленная Джульетта годилась бы возлюбленному в лучшем случае в тетки… Дата, зафиксированная в ее свидетельстве о рождении, несколько охладила любовный пыл дочери капитана индийской армии, но ей быстро удалось убедить себя, что сердце не стареет — особенно если им никогда по-настоящему не пользовались… Наверняка переживший какую-то душевную драму, Аллан, конечно же, ищет покоя подле женщины, которая могла бы стать ему сестрой, матерью… И возлюбленной… А мисс Мак-Картри, безусловно, чувствовала в себе достаточно сил, чтобы, не дрогнув, принять на себя все эти три роли. Бедняжечка, как он там, должно быть, скучает в окружении пустоголовых певиц и танцовщиц в этой своей «Розе без шипов»… Наверное, думает, что она о нем забыла? Вот глупышка!.. Она представила, как он будет гордиться своей Имоджин, когда узнает, что ей пришлось пережить, чтобы разоблачить двух шпионов, которых он по своей доверчивости принимал за друзей… Единственный, кто способен оградить ее от бед, пока сэр Генри Уордлоу не соизволит наконец вернуться на виллу «Вереск», это тот, кому суждено стать ее законным защитником, и имя ему — Аллан Каннингхэм.

Не откладывая в долгий ящик, Имоджин тут же решила ему написать, дабы рыцарь немедля поспешил ей на помощь. Письмецо получилось премилое: ни в чем не греша против целомудренной скромности (которую юноша, конечно же, не преминет оценить), она давала понять, что он не должен терять надежды получить в один прекрасный день то, о чем так страстно мечтает, и, кто знает, может, этот день даже ближе, чем он смеет рассчитывать…

Покончив с письмом, которое наша шотландка рассматривала как первое в жизни любовное послание, она обнаружила, что даже не знает точного адреса своего Ромео. Но такой пустяк ее не остановил: как и все романтики, она свято верила в доброту этого мира, который непременно позаботится об их любви. А потому, не долго думая, размашистым почерком написала на конверте:

Вновь став самой собой, мисс Мак-Картри твердой поступью вышла из дому, чтобы поскорее отнести на почту письмо, а когда вернулась, то обнаружила у себя в саду Нэнси Нанкетт.